Абрар Каримуллин — автор 700 научных и публицистических трудов, доктор филологических наук, лауреат Государственной премии Республики Татарстан им. Тукая Абрар Каримуллин — автор 700 научных и публицистических трудов, доктор филологических наук, лауреат Государственной премии Республики Татарстан им. Тукая Фото: kitaphane.tatarstan.ru

«Его можно назвать первым человеком, который дал нам полную картину татарского книгопечатания»

«Выдающийся специалист в области истории татарской книги. Его работы до сих пор для нас являются настольными — для исследователей татарской культуры, татарской истории», — говорит «БИЗНЕС Online» директор Института истории им. Марджани Радик Салихов об Абраре Каримуллине. 29 мая исполнилось 100 лет со дня рождения знаменитого ученого.

Каримуллин — автор 700 научных и публицистических трудов, доктор филологических наук, лауреат Государственной премии Республики Татарстан им. Тукая. Он родился 29 мая 1925 года в деревне Чабья Чурчи Сабинского района Татарской АССР в крестьянской семье. Отец был агрономом, скончался в 1947-м от ран, полученных на фронте, а мама, сельская учительница, погибла в 1930 году, в разгар коллективизации, когда ребенку было пять лет. Будущий именитый филолог получил начальное образование в школе родной деревни, а среднее — в Богатых Сабах. Хотел поступать в педагогический институт и стать учителем географии. Но вмешалась война

Будущий ученый работал в колхозе, затем — бухгалтером в больнице и учителем начальной школы. 7 января 1943 года был призван в ряды Советской армии. Участвовал в боях на Курской дуге, сражался за освобождение Украины, Венгрии, Чехословакии, Румынии. Затем был переброшен на Дальний Восток на борьбу с Японией. Трижды раненный и контуженный, он только в 1947 году возвращается в родную деревню, награжденный орденом Отечественной войны I степени.

А в 1948-м становится студентом татарского отделения историко-филологического факультета КГУ, по окончании которого идет работать в научную библиотеку КГУ, где за 11 лет, с 1953 года по 1964-й, проходит путь от старшего библиотекаря до заместителя директора по науке.

Здесь Каримуллин поразился богатству старопечатной татарской книги, ведь в фондах библиотеки хранились сотни тысяч татарских книг, не известных общественности. Он добился доступа студентов и преподавателей к части этих фондов.

Кроме того, раскрытию фондов старопечатной татарской книги мешало и отсутствие каталогов. В 1954 году наш герой добился разрешения на рекаталогизацию на основе кириллицы татарских книг на арабском шрифте, возглавив эту работу. В 1954–1960-х старопечатные татарские книги были уже представлены читателю на основе нового описания, также Каримуллин приступил к созданию научных отраслевых библиографических указателей по татарскому языку и языкознанию, татарской литературе, истории литературы, литературоведению, фольклору, часть из которых была издана отдельными книгами. Также им было предпринято создание библиографических трудов по истории университета, в подготовке которых он участвовал в качестве составителя и редактора. По сути, именно труды Каримуллина положили начало становлению научной библиографии Татарстана.

В 1964 году он становится младшим научным сотрудником в Институте языка, литературы и истории им. Ибрагимова (ИЯЛИ) АН СССР, здесь работает над созданием библиографического указателя по истории татарского театра. В 1968-м была завершена монографическая работа «Татарская сцена: 1917–1967 годы», в работе представлено более 8 тыс. документов на русском и татарском языках.

В мае 1968-го в КГУ Каримуллин защитил кандидатскую диссертацию «Возникновение татарского книгопечатания и новые источники по татарской филологии: XVII — первая половина XIX века». Это было первое исследование в истории татарской национальной книги, изучение которой практически было под запретом. Затем диссертация была издана отдельной книгой «У истоков татарской книги: от начала возникновения до 60-х годов XIX века», в которой прослежена история книжного дела у татар с 1722 года, когда в Астрахани в походной типографии в количестве 1 тыс. экземпляров был отпечатан татарский текст «Манифеста Петра Первого». В работе освещены первые шаги становления татарской рукописной книги, дан анализ развития татарской литературы с XIII века до 60-х годов XIX столетия на основе изучения рукописных и печатных книг. В книге комплексно освещены взаимосвязи татарской литературы и книжного дела, что было сделано впервые в истории татарской литературы. Каримуллиным впервые разработана концепция «национальной книги», принятая ныне в отечественном книговедении. В 1970 году Каримуллин завершает докторскую диссертацию по истории татарской книги начала XX века. По его мнению, татары были первыми среди тюркских народов мира, приступившими к наборному книгопечатанию, а татарская дореволюционная книга по количеству названий уступает, кроме русских изданий, только латышской книге, а по тиражу занимает 2-е место после русской книги. Труды Каримуллина положили конец мифам о низкой грамотности татарского народа до революции.

«Его можно назвать первым человеком, который дал нам полную картину татарского книгопечатания начиная с XVIII века и завершая советским периодом, — продолжает директор института им. Марджани Салихов. — Когда я писал свою кандидатскую диссертацию, для меня, например, его монография „Татарская книга начала XX века“ просто являлась настольной, я постоянно ею пользовался, сверялся с ней, цитировал».

В Астрахани в походной типографии в количестве 1 тыс. экземпляров был отпечатан татарский текст «Манифеста Петра Первого» В Астрахани в походной типографии в количестве 1 тыс. экземпляров был отпечатан татарский текст «Манифеста Петра Первого» Фото: kitaphane.tatarstan.ru

«Последние варианты диссертации он смотрел, уже лежа в палате обкомовской больницы»

Также Каримуллин остался в памяти многих своих коллег как человек очень принципиальный, часто страдавший от этого, но не отходивший от собственных взглядов.

Интересно, что в 1964 году его уволили из научной библиотеки КГУ за издание «политически незрелого» библиографического указателя «Әдәби җыентык һәм альманахлар библиографи ясе: 1917–1960», куда были включены сборники стихов «О Ленине и Сталине». Данный факт был инкриминирован как «восхваление Сталина», ведь еще не завершился период так называемой оттепели.

«Был очень требователен, был принципиальным, давал отпор неконструктивной критике, опираясь на доказательства», — таким помнит Каримуллина известный литературовед, профессор-консультант КФУ Хатип Миннегулов. «Он говорил в лицо все, что думает, — продолжает Салихов. — Ему попадало за все, что он популяризировал — и революционных татарских писателей, и издателей, в общем за весь комплекс его исследований».

Так получилось, что его последним аспирантом был Ренат Валиуллин — депутат Госсовета РТ VII созыва, руководитель исполкома ассамблеи народов РТ. Валиуллин защитил кандидатскую через две недели после смерти своего научного руководителя в 2000 году в возрасте 75 лет.

«Я ему сам предложил тему по татарским учебникам, — вспоминает Валиуллин в разговоре с „БИЗНЕС Online“. — Он сказал: „Отлично, Ренат, этим еще никто не занимался!“ Мы плотно начали общаться, и эту тему довели до конца. Последние варианты диссертации он смотрел, уже лежа в палате обкомовской больницы, и последние варианты, исправления, я ему заносил туда. И он говорил: „Ренат, к сожалению, медсестра запрещает читать очень много, но я ночью светильник включаю над кроватью и так читаю, чтобы меня не ругали“. Но для меня очень приятно то, что он этой работой остался доволен, потому что была составлена целая библиография татарских учебников в мектебах и медресе конца XIX − начала XX века». Наш собеседник называет своего учителя «эталоном научного гения».

«Я очень часто бывал у них дома, — рассказывает Валиуллин. — Каждый раз супруга Каримуллина Кинтя-апа, когда я к нему заходил, готовила оладьи, кыстыбыи. Сначала с ним долго сидели чай пили, а потом уже приступали к нашей научной работе. Меня всегда поражал порядок их в доме, их взаимоотношения. И Абрар Гибадуллович не только про научную работу говорил, но и про свою частную жизнь, и про фронт вспоминал, он же воевал на Курской дуге в войне с Японией. И вот представьте, в 23 года он поступает в КГУ на факультет филологии, и после этого уже начинается новая, бурная и настоящая научная жизнь».

Валиуллин также напоминает, что его научный руководитель еще при жизни передал свою большую библиотеку (4 тыс. книг и журналов на татарском, русском, башкирском, английском, турецком языках), которая хранилась у него дома на улице Ульяновых, Нацбиблиотеке РТ. «Тогдашний ее директор Разиль Исмагилович Валеев очень дружил с Абраром Гибадулловичем. И вообще у него было очень много друзей. Каримуллин умел дружить, потому что сам был очень человечным», — говорит собеседник газеты.

«Люди пытались в тот период докопаться до основ своей истории и культуры»

Немаловажную роль в научной и общественной жизни Каримуллина играла и тема татарской истории.

«Он изучал татарскую книгу в тесной связи с историей татарского народа, доказывал, что мы, татары, имеем славную историю, всегда были образованными, имели связь с восточной литературой, — говорит профессор Миннегулов. — Абрар-ага всегда защищал интересы татарского народа на научных, общественных, политических мероприятиях, смело выступал по радио, телевидению, на собраниях».

Как результат исследований в данном направлении — труд под названием «Татары: этнос и этноним», выдержавший несколько изданий и переведенный на японский, турецкий, арабский языки. «Этой книгой зачитывалось все научное и студенческое сообщество конца 80-х годов, книга полемическая, безусловно, но она внесла серьезный вклад в привлечение в том числе и молодежи к истории татар», — уверен Салихов.

В 1997-м была издана книга Каримуллина «Тел — милләтнең сакчысы» («На страже языка»), которая поднимает проблему сохранения и развития татарского языка. В 1996 и 2000 годах были изданы две книги, посвященные истории татарского народа. «Язмыш, язмыш…» («Судьба моего народа») включает в себя научно-публицистические статьи о судьбе татарского народа, в сборнике приводятся истории о татарах, живущих в Китае, Корее, Японии, Америке, Турции, Канаде, Польше. Будучи далеко от родины, представители татарского народа сохранили свой язык, религию, обычаи. Вторая книга «Без тарихта эзлебез» («Мы не пыль на ветру») посвящена истории, культуре татарского народа и также написана в публицистическом ключе.

В работах по истории, культуре индейцев майя обнаружили десятки слов, очень близких, часто прямо совпадающих по фонетике и смыслу со словами тюркских языков…

Многие топонимы полуострова Юкатан очень напоминают тюркские слова, как «Коточ», «Цилань», «Тулум», «Яшиль», «Ичмуль», «Тас», «Тапич» — «Тепич», «Качи», «Шаман-сама», «Чиген», «Сайиль» и т. д.

При рассмотрении примеров языка майя, зарегистрированных в этих далеко не языковых, не филологических работах, нужно учесть, что многие из них даны в объяснительном смысле. Так, «кош» (птица) там отмечен как вид птицы, когда по-татарски «кош» означает птицу вообще, а именно какой вид птицы — в этих работах не отмечается. Такой объяснительный характер «переводов» слов майя затрудняет отыскание параллелей (слов-эквивалентов) в тюркских языках. Так, индейское слово «яшчилан» объяснено как «местность». А из самого этого сложного слова, состоящего из «яшь» (молодой, зеленый) и «чилан» (змея), ясно, что оно означает «зеленая змея» или «молодая змея», каким называется какая-то местность, а не сама «местность» и т. д.

Кроме того при передаче слов одного языка в графике другого языка всегда есть опасность фонетического искажения из-за нетождественности многих фонем разных языков. Более того, слова одного языка в другом языке передаются часто в искаженном виде, что даже специалисту обычно бывает трудно уловить подлинное их значение.

Передача слов языка майя в испаноязычных, да и не только в этих языках, как отмечают исследователи, описаны различными знаками, фонемами. Одни и те же слова у разных авторов, пишущих даже на одном языке, различаются, более того, часто слова в «неполном» звучании. Даже названия местности, которые казались бы уже более «универсальными» в звучании даже на русском языке, у разных авторов даны по-разному: «Ицмуль» — «Ичмуль», «Чичан — Цичан», «Котуч» — «Коточ».

В этом свете небезынтересно привести топонимику — названия местностей на русском языке, образованные от тюркских слов, чтобы видеть, как они могут отличаться от первичного названия. Так, из «сары тау» («желтая гора») образовался «Саратов», из «Сары су» («желтая вода») — «Царицын», из «Кумер» («уголь») — «Кемерово», из «Темэн» («десять тысяч») — «Темниково», «Тюмень» и т. д., в которых неспециалист вряд ли установит первоначальное звучание этих слов, их этимологию.

Если сравним слова майя со словами языка сиу, то увидим, что среди них есть слова, тождественные по звучанию и по смыслу в обоих языках, как то «аак» (белый), «ик» (два), «пао» (вода), «бин» (я), «ич» (живот), «ими» (женская грудь), «акан» (дядя) и другие. Кроме того, отметим, что оба эти языка агглютинативные, фонетический строй их подчинен сингармонизму, хотя эти языки отнесены к различным группам индейских языков.

Встает вопрос: неужели эти сходства не были замечены американскими филологами-индеологами? Может быть, наши наблюдения представляют сплошь случайные совпадения? Оказывается, что это сходство было уже отмечено и высказана мысль, что язык индейцев майя своим происхождением берет начало от языка индейцев сиу-хока, что предки майя раньше жили в Америке, были частью сиу-хока, а затем переселились на юг, в Центральную Америку. Тут же отмечается, что индейцы-ацтеки происходят из семейства языков сиу-хока. Поскольку автор свои выводы не иллюстрирует примерами из языка, приведем собственные примеры, которые говорили бы в пользу этого положения. Наша задача облегчалась тем, что, как оказалось, язык майя изучен сравнительно лучше. Имеется ряд словарей и грамматик этого языка. Но среди них не встретилось ни одной работы, в которой была бы сделана попытка сравнительного изучения языка майя с языками других индейцев. Но эти поиски привели к выявлению работы другого характера, которая для нас стала как бы подарком.

Сравнительно недавно, а именно в 1967 году, в шведском журнале Ethnos («Этнос») была, оказывается, напечатана статья ориенталиста Упсальского университета Стига Викандера под названием «Имеется ли связь языков группы майя с языками алтайского семейства?», продолжение которой было опубликовано в 1970 и 1971 годах. В Швеции довольно широко развита ориенталистика, в том числе изучение языка, культуры, истории народов Африки, Океании. В Упсальском университете, точнее, в его библиотеке, представлен богатый фонд восточных рукописей на тюркских, арабском, персидском языках. Викандер — ориенталист широкого профиля, ему принадлежат ряд работ и по восточным языкам, в том числе по тюркским. В целях изучения живых восточных языков он посетил восточные страны, в том числе был и в Турции. В упомянутой статье о связях языка майя с алтайскими он пишет; «В первый раз, когда мне пришлось услышать, как разговаривают индейцы майя, я был ошеломлен схожестью их языка с турецким, тождественностью их интонаций, который только перед этим слушал в Истамбуле. Такое впечатление, конечно, могло быть обманчивым. Когда я начал изучать язык майя, тексты их языка, я прямо столкнулся с массой слов, которые выглядели точно как турецкие».

Но, пожалуй, самая резонансная книга Каримуллина последнего периода его научной карьеры — это «Прототюрки и индейцы Америки: по следам одной гипотезы», которую вспоминают до сих пор. Впервые в истории мировой науки Каримуллиным было предпринято исследование о возможном генетическом родстве индейских языков Америки с тюркскими языками. Опираясь на данные лингвистики, ученым исследуется гипотеза происхождения народов майя, инков, ацтеков, сиу-хока, аймара от древних тюркских племен. И он получает доказательства правомерности этой, невероятной на первый взгляд, гипотезы.

Депутат Госсовета РТ Валиуллин вспоминает, что эта книга издавалась огромными тиражами, а его научного руководителя приглашали на конференции в Штаты. «Вы знаете, во второй половине XX века ввиду недостатка информации и массы еще не выявленных источников были разные теории происхождения татарского народа. Что-то подтвердилось, что-то нет, и были очень экзотичные теории, но тем не менее это все свидетельствовало о брожении умов, о том, что люди пытались в тот период докопаться до основ своей истории и культуры», — резюмирует директор института им. Марджани Салихов.