Военкор Поддубный – студентам КФУ: «Нас учили не любить свою страну»

Евгений Поддубный: «Война идет для меня с 2014 года. Я работал в Киеве на майдане и видел, как приходило правительство, подчиняющееся западным спецслужбам. Своими глазами видел, как снайперы стреляли в силовиков, а потом в демонстрантов, устраивая кровавую бойню с целью организовать госпереворот» Фото: Оксана Король

Нас учили, что для журналиста нет национальных интересов и Отечества

Когда я только начинал свой путь, нас учили на примерах западных коллег. Нам рассказывали, что мы все жили неправильно, советская журналистика была неинтересной, скучной и необъективной. И что вот сейчас парни из Америки научат нас работать правильно. Нас учили не любить свою страну. Учили, что для журналиста нет национальных интересов и Отечества. Есть исключительно объективность и сторонний взгляд на вещи. Но это хороший способ манипулировать мнением и материалом. Под красивой формулировкой об объективности продавливается антигосударственная повестка. Формирование в журналистах скептического отношения к стране позволяло выращивать людей, которые считали показателем эффективности нелюбовь к собственной Родине. Это влияние через НКО и различные медийные структуры. Но люди поняли, что что-то не так.

Когда случилась война в Чечне, наc продолжали учить не любить страну. Но тогда уже появлялся иммунитет к попыткам повлиять на общество. Не подумайте, что объективным быть плохо. Это прекрасно. Но, когда задача сформулирована так, что государство всегда виновато, а интересы других важнее, чем собственные, — в этом нет никакой объективности.

«Есть много СМИ, которые занимаются беспощадной пропагандой НАТО, поддерживая все политические стремления западных стран. Об объективности речи не идет. К тому же эти средства используются для психологических операций противника» Фото: Оксана Король

Мы говорим не об объективности, а о достоверности

Что такое объективность? Во многом это довольно манипулятивный подход. У тебя есть спикеры разной степени убедительности, и по этой формуле можно манипулировать мнениями. Несмотря на мнимое равенство, можно убедить зрителя и подвести к тому, что нужно. Это нечестно. Мы говорим не об объективности, а о достоверности. Сейчас моя страна воюет. Я военный репортер воюющей страны. Я стою на стороне моих людей. Я выбрал сторону. И все должны ее выбрать в момент, когда страна воюет. Я стою на стороне людей, которые живут в Донбассе, воюют с 2014 года, которых не спросили, как они хотят жить.

Война идет для меня с 2014 года. Я работал в Киеве на майдане и видел, как приходило правительство, подчиняющееся западным спецслужбам. Своими глазами видел, как снайперы стреляли в силовиков, а потом в демонстрантов, устраивая кровавую бойню с целью организовать госпереворот. Поэтому вопрос об объективности не очень актуален. Актуален вопрос о честности по отношению к собственной аудитории. К проверке фактов и собственным убеждениям, которые должны быть ориентированы на поддержку своей страны.

Есть много СМИ, которые занимаются беспощадной пропагандой НАТО, поддерживая все политические стремления западных стран. Об объективности речи не идет. К тому же эти средства используются для психологических операций противника.

В нашей стране нет государственной идеологии

Важно поговорить о личных убеждениях и предпочтениях. Мы никуда не можем деться от материалов, которые получат наши читатели и зрители. От того, насколько мы владеем материалом, разобрались в проблематике и переживаем за результат, зависит то, что мы транслируем. Это огромная ответственность. Каждый репортер, публицист, журналист несет личную ответственность за то, что говорит, пишет и показывает.

В нашей стране нет государственной идеологии, но фактически она существует и основана на двух понятных аспектах — справедливости и любви к Родине. Конечно, они не могут сформировать идеологию в должном виде, но нам есть от чего отталкиваться.

Россия находится в тяжелейшем историческом периоде, который мир по масштабам не видел с 1945 года. Тяжелая ситуация в психологическом смысле. Мы воюем с такими же людьми, говорящими на одном с нами языке и носящими такие же фамилии. Но при этом у них другие идеологические установки. Они нас ненавидят. В России происходит активизация работы спецслужб Украины. Усиливается вербовка наших граждан. Украинские спецслужбы ищут предателей, которые могут взрывать мосты, убивать наших лидеров общественного мнения, собирать разведданные. Это вызов для общества. Мы должны поддержать государство в тяжелое время, чтобы люди имели доступ к всесторонней информации и, может, меньше ошибались и симпатизировали врагу.

«Многие ли из вас помнят 2004 год? В Грузии меняется президент в результате «революции роз». Та война показала, что наши коллеги способны быть циничными негодяями. Это западная пропаганда» Фото: © РИА Новости, РИА «Новости»

Мы думали, что договорились, и хотели влиться в большую западную семью

Меня в профессии очень отрезвила война в Южной Осетии, которая показала, что Запад разрушил собственные стандарты международных отношений и журналистики. Когда ради политических задач, по сути, вся западная журналистика превратилась в очень огромную неумелую пропагандистскую машину, которая пыталась обелить истеричного президента Грузии, а на деле военного преступника.

Многие ли из вас помнят 2004 год? В Грузии меняется президент в результате «революции роз». Бывший министр иностранных дел СССР и архитектор независимой и не очень дружественной Грузии Эдуард Шеварднадзе теряет власть, а на посту президента воцаряется молодой, энергичный, выросший на Западе и учившийся в Киеве Михаил Саакашвили. И он тоже строит Грузию на принципах «анти-России». Могу об этом спокойно говорить. С 2004 по 2008 год я много времени проводил в Южной Осетии, которая всегда была рядом, считала себя единым народом и частью России. После распада Союза там началась война со многими жертвами и возник грузино-осетинский конфликт, после чего на границах появились три миротворческих батальона с одним начальником из России. Такой статус-кво сохранялся до 2004 года, когда на линии соприкосновения начались движения. Грузия прощупывала силовое решение, несмотря на все дипломатические попытки урезонить их. Американцы подталкивали Саакашвили, который не был самостоятельной фигурой. Грузинская армия мало того что напала на жителей Осетии, но еще и на миротворцев. Дмитрий Медведев начал операцию по принуждению к миру.

Та война показала, что наши коллеги способны быть циничными негодяями. Это западная пропаганда. Нас же называли империей зла абсолютно незаслуженно. Новые поколения впитывали, что мы бензоколонка и с медведями гуляем. Пропаганда — это сильная штука. И, когда в 2008 году случился первый конфликт, оказалось, что не просто корпорации способны транслировать западную точку зрения, но люди способны не замечать убитых детей и женщин. Был случай, когда грузинские «Грады» били по Цхинвалу, что сняли мои коллеги из RT. А западные медиа подали, что это бьют российские «Грады».

Холодная война вроде закончилась. По мнению Запада мы проиграли. Хотя мы вроде сами договорились, захотели влиться в большую западную семью. Мы это воспринимали как продукт консенсуса, а они — как слабость. Для нас война закончилась. Для них — нет. Никогда не думал в юном возрасте, что скажу, но действительно задачи Запада — растащить нашу страну по кусочкам. Оказывается, им не нужна сильная, хорошая Россия. А мы думали, что нужна. После этого я сильно пересмотрел свои взгляды на профессию и ремесло.

«Противник коварен и очень часто проводит психологические операции высочайшего уровня, сильно играя на наших состояниях» Фото: Оксана Король

Противник играет по законам геббельсовской пропаганды

Противник коварен и очень часто проводит психологические операции высочайшего уровня, сильно играя на наших состояниях. Не попадаться на крючки довольно сложно. Он выбирает аудиторию, которая готова попасться. Не так давно прошла мобилизация, которую противник пытался использовать в своих интересах. Можете согласиться или нет, но противник играет по законам геббельсовской пропаганды очень точно. Это легкая правда, приправленная огромным количеством лжи. Нарратив рассчитан на подавление тех, кому страшно. После страха наступает злость. Этот фактор сбрасывает критическое мышление к нулю. Советую не отказываться от критического мышления, подвергать сомнению все.

Мы и без противника можем попасться на эмоциональную удочку. Я получаю каждый день видеосообщения от наших мужиков, которые не по собственному желанию пошли воевать, а от которых государство потребовало. Бо́льшая часть восприняла нормально. Родина сказала: «Надо». Но некоторые оказались ущемленными и в ситуации, когда не знают, как себя вести. Однажды получил сообщения, что, мол, нас 12 человек, все бросили, кроме автоматов, ничего нет, по нам стреляет артиллерия, мы одни в лесу. А я являюсь членом комиссии при президенте о ситуации в зоне СВО. И я еду к этим мужикам в лес поговорить. Приезжаю — действительно 12 мужиков, которые выглядят беспомощно. Спрашиваю, почему они написывают женам, а те начинают бурления. Выходит взрослый дядька и говорит, что не знает, где командир. Есть связь с женой, но нет с командиром? Вот ты замкомвзвода, у тебя есть личный состав. Берешь бойца и отправляешь к соседям справа и слева — вот уже с ними связь есть. Третьего отправляешь на пункт управления батальоном, находишь комбата, и появляется связь с ним. Это проще, чем найти интернет и писать жене.

Лопат нет? Плохо, что не дали. Но вы же взрослые люди в тяжелых условиях. Вы должны победить. Почему ведете себя так, будто нянька нужна? В итоге нашли тракториста, который вырыл окопы. Понятно, что была комфортная мирная жизнь, диван, работа, дети, магазины. И теперь надо жене пожаловаться, чтобы началась паника. Вот даже такое противник использует для организации психологических атак. Должен быть критический взгляд на вещи. Но за всеми этими сообщениями попадается то, на что нужно реагировать, где царит несправедливость. Это надо вычленять.

Противник готовится долгое время и, судя по всему, пойдет на эту авантюру (контрнаступление — прим. ред.). Если бы я знал, то был бы самым ценным человеком на этой части суши. Есть политический аспект и факты, которые происходят здесь. Если заявления политиков можно игнорировать, то разведсводки — нет. Противник нарастил мощь, увеличил количество ГСМ, склады питания. У противника есть силы к контрнаступлению. Не будем гадать.

«Противник готовится долгое время и, судя по всему, пойдет на эту авантюру. Если бы я знал, то был бы самым ценным человеком на этой части суши» Фото: © Евгений Биятов, РИА «Новости»

Если не бояться, то тебя убьют

Страх — это нормальная реакция. Если не бояться, то тебя убьют. Страх повышает шансы на выживание. Нужно с ним договориться, чтобы он не перерастал в панику. Я не просто так говорю о психологической подготовке. В определенный момент приходит понимание, что не все снаряды могут тебя убить и не так страшен черт, как его малюют. Всем страшно, ну и что с того? Надо делать работу дальше.

Наше ремесло позволяет формировать идеи и смыслы. Вам ничто не мешает формулировать посыл своим сверстникам, что каждый должен приближать победу. Задавая этот вопрос, вы уже приближаете победу. Вы понимаете, что она нужна. Вы знаете, чем хотите заниматься, способны формулировать, доказывать. У многих людей нет структуры в мыслях, а вы умеете. Делайте.

Если человек подготовлен, он никому не мешает. Взаимодействие происходит, как и у всех людей. Нет такого, что шел по улице — и оп, военный: «А что тут?» — «А тут война, брат». Военные и репортеры работают рядом длительное время, становятся друзьями, товарищами. Это взаимодействие выкристаллизовывается длительное время. Кто-то стреляет — беги, снимай. По тебе стреляют — беги, падай. Старайся помогать, если кто-то ранен.

Я не веду информационную войну

У меня есть руководитель Олег Добродеев — председатель ВГТРК. Он отвечает за телевидение, руководит съемочными группами во всех частях света. Его волей мы получаем редакционные задания, как и в любой другой организации. Я не веду информационную войну. Есть военные органы, спецслужбы информационно-психологического противодействия. А я просто рассказываю жителям, как мы тут воюем. Получаю ли я задания? Конечно. Можно ли сказать, что власть говорит мне, что делать? Нет, я самодостаточный журналист.

В Сирии у меня была только самоцензура. Никакой другой не было. Если я чего-то не говорил, то только исходя из личных убеждений. Критерий был один — если информация могла навредить позициям моего государства, то я ее не рассказывал.

Я работал в Молдавии в 2013 году, меня после сделали невъездным. Не хочется быть пророком, но если руководство Молдавии вдруг решит, что можно рядом с Приднестровьем быть «анти-Россией», то это неминуемый конфликт. Всегда привожу простой пример. Лестничная площадка, вы живете рядом с добрым молчаливым большим боксером. И вот вы решаете с ребятами со двора задирать его. Он ходит бурчит на вас, а потом просто бьет морду. Нельзя жить на одной площадке с боксером и постоянно его обзывать.

«Я сам родом из Белгорода и прекрасно понимаю, как работает региональная журналистика. Сегодня в театр, завтра к милиционерам, потом на раскопки, затем в парламент» Фото: Оксана Король

У меня нет личных правил, есть навыки

Репортерское ремесло такое же, как и любое другое. Нет отдельных принципов у репортера и хирурга. Есть человеческие принципы. Меня мама с папой воспитывали так, чтобы я был хорошим человеком. Личные качества всегда важнее профессиональных необходимостей. Мы все работаем здесь, ориентируемся на собственные взгляды. Эти же качества нужны в работе милиционера и учителя.

На фиг вы меня спрашиваете о личном? У меня нет личных правил, есть навыки. Они не могут быть личными. Они либо есть, либо нет. Вам-то какая разница — страшно мне или нет? Я вас должен интересовать с профессиональной точки зрения. Чем я больше вам расскажу, тем лучше будете работать. Не потому, что я такой офигенный парень, а потому, что я вас старше на 20 лет. Если хотите состояться как журналисты, вам нужно выбрать специализацию. К сожалению, уровень подготовки на журфаках это не предусматривает, за редкими исключениями. В какой-то момент вам придется понять, что журналист не имеет права обладать поверхностными знаниями.

Я сам родом из Белгорода и прекрасно понимаю, как работает региональная журналистика. Сегодня в театр, завтра к милиционерам, потом на раскопки, затем в парламент. Ты бесконечно скачешь с темы на тему, и появляется странное ощущение, что ты во всем разбираешься. Может ли журналист стать физиком? Нет. А физик журналистом может. Со временем придет понимание, что нужна специализация. Когда журналист действительно разбирается в вопросе. Он должен заниматься самообразованием. Должен понимать, как это работает, а не по вершкам нахвататься.