«Татарская спортивная борьба потеряла лицо»: что не так с развитием корэша?

Айдар Шаймарданов: «Наши воины были великолепными всадниками. Это сегодня мы видим 160-килограммовых борцов, тогда таких бойцов не было — ни одна лошадь не выдержала бы подобного веса, надо было бы такому придумать отдельную телегу» Фото предоставлено Айдаром Шаймардановым

Загадка татарской спортивной борьбы: откуда она пришла?

— Айдар, откуда появился национальный вид спорта у татар — корэш? И почему у нас принято бороться с захватом за пояс, то есть в обнимку? В боевых видах спорта соперника не берут в обнимку, не бывает ограничений за подсечку…

— Конечно, здесь невозможно дать абсолютно точный ответ, как в математике: ведь в те времена никто не вел целенаправленных документальных записей. Но если заглянуть в исторические книги, порыться в архивах, кое-какие ответы все же находятся. Да и неплохо современный спорт проанализировать: продолжают ли спортсмены делать то же, что и предки несколько десятков лет назад, или все изменилось под влиянием времени?

Если рассматривать борьбу как вид боевого искусства, то здесь некий абсурд бросается в глаза, конечно. Почему в обнимку?

Наши предки были кочевым народом. Вперед всегда уходила группа вооруженных всадников на конях. Обозы — женщины, старики, дети — оставались позади. У авангарда при себе были длинные шесты: они втыкали их в землю, поднимались на верхушку и осматривали окрестности — нет ли врага впереди, где удобнее остановиться на ночлег.

Пока обоз подходил, у мужчин появлялось свободное время. И вот тогда они устраивали тренировки — и для досуга, и чтобы держать себя в форме. Так появились игры, которые, по сути, были боевыми тренировками. Разные игры.

— Какие именно? Огласи весь список, пожалуйста.

— Бой на мешках на бревне — отработка умений сражаться на коне с саблей. Бег в мешках — умение вырваться из плена, если связали ноги, и убежать. Лазание на наклонный столб — тренировка штурма крепостных стен, куда подпирали бревна и быстро взбирались. Поднятие гири — раньше поднимали камни, отрабатывая метание их за крепостные стены, и в случае если воин выпадал из седла, то с легкостью мог обороняться камнями или тем, что находилось под рукой.

Со временем эти упражнения превратились в забавы Сабантуя.

— А как, по твоему мнению, возник корэш?

— Наши воины ведь были великолепными всадниками. Это сегодня мы видим 160-килограммовых борцов, тогда таких бойцов не было — ни одна лошадь не выдержала бы подобного веса, надо было бы такому придумать отдельную телегу. Тогдашние бойцы были легкими и ловкими. Так вот, позу борца в корэше можно сравнить с позой воина, скачущего на коне. Возможно, именно от этой позиции и пошел сам формат татарской борьбы. Это тренировка езды на лошади!

Я сделал такой вывод, наблюдая за Фирзаром из династии Гиниятуллиных, уроженцем Тюлячинского района. Этот парень всерьез заявил о себе, когда после долгого перерыва вышел на ковер и всех победил, стал чемпионом и призером Татарстана, боролся на российском уровне. В кулуарах борцы перешептывались: мол, он же вообще не занимался, как ему так фартит?

Оказалось, он знатный жокей и участвует в скачках республиканского и российского уровня. То есть благодаря скачкам Фирзар натренировал нужные мышцы и координацию, что позволило ему стать победителем. Потому что в борьбе самое главное — сила рук, пояса и ног. Действительно, попробуй удержать мчащуюся лошадь! Там задействованы те же самые мышцы. Нужно чувствовать коня. И в борьбе так же — нужно чувствовать соперника.

— Поэтому запрещена подножка? Поскольку для езды на лошади она не нужна?

— Скорее всего. На войне или в походах вряд ли кто-то носил с собой полотенце и ждал, пока заявится соперник: «Давайте бороться только с полотенцем». Не надевали зеленые или красные одежды, чтобы блестеть издалека, как попугаи. Обычная удобная одежда, чтобы не потеть в степи.

Если сказать, что подножек совсем нет, будем не правы. Они есть, например, у мишарей в Нижегородской области. Но это особая история. Тамошние татары находились ближе к Москве, их часто забирали в царскую армию и делали воинами. Поэтому у них корэш превратился в полубоевой вид спорта.

А в Поволжье был другой уклад — земледельческий. Подумай: Сабантуй проходит после весенних полевых работ. Если в схватке переломать друг другу руки и ноги, кто потом будет работать в поле? Татары всегда берегли своих людей. Поэтому были исключены опасные приемы: делать подножки, ломать нос, выворачивать руки, падать на соперника. Это был логичный шаг — сохранить рабочие руки и ноги для жизни, а не для увечья.

БИЗНЕС Online дарит iPhone 17 за подписку!

Переходите по ссылке, подписывайтесь на наши Telegram-каналы и участвуйте в розыгрыше!

Реклама. ООО «БМ Холдинг» 2SDnjcPvraa Правила участия

— Но татары ведь все равно воевали. У многих народов есть боевые искусства. А говорят, у татар была своя система — «Кара каплан» («Черный барс»). Почему она не сохранилась?

— «Кара каплан» — это не один стиль боя, а целая система воинских тренировок, предположительно тюркских народов, начиная от гуннов. Своего рода солянка ключевых видов подготовки воина. По сути, это все те же игры Сабантуя. Она не исчезла, просто была приспособлена к образу жизни татар. Сюда добавились и языческие элементы, и исламские правила, например не бить по лицу.

Я изучал «Кара каплан» в 2005 году. Мы даже вместе с одним из преподавателей КАИ пытались вернуть его в практику, но оказалось слишком сложно. Там это направление стали связывать с именем азербайджанского спецназовца Альтафа Гюльахмедова (Кулахметова). Думаю, инициаторы искали, за счет какого соуса этот «тюркский вид единоборства» можно развивать, чья аудитория клюнет, тем он и будет.

В Татарстане тогда уже был пик развития национальной спортивной борьбы и «Кара каплан» не прижился. К тому же какое отношение имеет зверь из джунглей — кара каплан (черный барс, пантера), обитающий в Азии, Африке и Америке, к нашим народам? Пытаясь быть везде своим, «Кара каплан» на нейтральных водах сел на мель.

На самом деле это название не одного боевого искусства, а всей системы упражнений, которая скрыта в наших народных играх.

«Одно мучение с этими костюмами, которые еще и тяжело надевать. А где вообще написано в литературе, что именно так и надо?» Фото: «БИЗНЕС Online»

«У татарской борьбы нет системы»

— Ты ведь придумал новый вид спорта под названием «Табарли» и презентовал его. Он чем-то отдаленно напоминает корэш, но правила намного проще. Что тебе не нравится в сегодняшней борьбе корэш, раз ты придумал свою?

— Мне в целом не нравится сама система национального вида спорта. Она не изучена и ни на чем толком не основана. И те, от кого зависит корэш, прилагают мало усилий в этом направлении, гоняясь за мнимой масштабностью, признанием. Хотя при таких административных ресурсах, учитывая, что руководство республики проявляет высокий интерес и вносит огромный вклад, федерации и функционеры могли бы относиться к этому куда более ответственно и уважительно.

У нас много руководителей, которые в молодости занимались борьбой. Но ни один из них не боролся с нынешней формой и красно-зелеными полотенцами. Они даже не знают, что это такое. Я у них спрашиваю: почему ширина полотенца утверждена именно такой — 40–50 сантиметров? Почему мы его складываем пополам? Почему оно такое длинное? Ответа нет. Никто не может объяснить.

— Разве татары не боролись с полотенцем? На картине Лотфуллы Фаттахова борцы изображены с полотенцами.

— Да, боролись. Эта картина 1957 года изображает Сабантуй: борцы, отработавшие на полях, меряются силами в том, в чем пришли. Полотенце тогда было символом ожидания, чистоты. Его собирали, завязывали на шест до Сабантуя и вручали участникам во время состязаний. Оно было атрибутом праздника. Я не против, если полотенце шьется специально, но у него должна быть история, анализ, традиция. А тут ничего нет. Почему полотенце именно 40–50 сантиметров? Откуда эта мера? Какую функцию выполняют зеленый и красный цвета?

Сейчас полотенце — главный атрибут борьбы. Но изучили ли мы его? В тренировках нет ни одного упражнения именно с полотенцем, кроме как держать за пояс. Никакой философии нет. Полотенце не сакральная вещь, а должна быть.

Что написано пером — не вырубишь топором. В правилах указано: пояс красного или зеленого цвета, длина — 150–180 сантиметров для юношей, 180–220 сантиметров для взрослых, ширина — одинаковая, 40–50 сантиметров. Я не поленился, купил разные партии. Измерил: одна — 39, другая — 35, третья — 33. Ни одна не соответствует заявленным размерам. Надо соблюдать правила, которые сам же написал, тогда и будет порядок.

Для сравнения: в теннисе все ясно: есть мяч, есть ракетка и тренировки проходят именно с ними. Есть некая сакральность. А тут в борьбе полотенце — главный атрибут, а упражнений с ним никаких. Я бы придумал такие упражнения, чтобы у борцов появилась любовь именно к полотенцу. Тренер Вакиф Давлетшин пытался ввести подобные элементы, но его никто не понял.

Вот я дал мальчику полотенце, дал мяч. Мяч он сразу понял — побежал за ним. А полотенце? Мы должны довести борьбу до такого уровня, чтобы полотенце было для ребенка так же естественно, как мяч. Чтобы это было на уровне генетической памяти.

У мишарей, например в Рыбушкино, борются совсем иначе — с подножкой. И это тоже татарская борьба! Они иногда прямо говорят: «Вы по-татарски бороться даже не умеете».

Раньше боролись с обнаженным торсом. А почему сейчас надеваем эту форму?

— Неэтично, наверное, татарам бороться раздетыми?

— Кто-то говорит: «Так положено по исламу». Но почему тогда кавказские народы, тоже мусульмане, в своих силовых видах спорта борются полураздетыми? Одно мучение с этими костюмами, которые еще и тяжело надевать. А где вообще написано в литературе, что именно так и надо?

— У Галимжана Ибрагимова в «Алмачуаре» есть упоминание борьбы.

— А вот откуда вообще появились весовые категории в борьбе? Это не поддается никакому объяснению. Похоже, просто кто-то когда-то сказал: «Пусть будет от 60 килограммов», другой добавил: «Пусть будет от 70 килограммов»… Но никто толком объяснить не может. Есть и 115, и 130 килограммов. Кто это все придумал? Чем это объясняется?

Даже правила борьбы не имеют прочного фундамента. Знаете, откуда они взялись? От тренеров. Первые правила написал Мягас Сахабетдинов. Он был борцом и тренером греко-римского стиля. Воспитывал греко-римских борцов и просто внедрил правила из этого вида спорта в корэш. Думаю, чтобы его ученики побеждали в турнирах. Он подогнал татарскую борьбу под греко-римскую: «поднятие крестом», «бедро» — все это оттуда. Получается, правила не народные — это просто идея одного тренера.

Потом, уже в начале XXI века, перед Универсиадой правила разработал Марат Ахмадиев. Его коронный прием — «накрывание». За счет этой системы он успешно выступал и побеждал. Если он получал балл, то уходил в глухую защиту, и победить его было практически невозможно. Но вместе с тем, когда его «коронку» внесли в правила, татарская борьба превратилась в сплошное «накрывание»: борцы ломали ребра, получали сотрясения, лежали на ковре, схватившись за голову.

В итоге сегодняшняя татарская спортивная борьба — это набор правил, придуманных отдельными людьми. Каждый писал под себя и своих учеников. Да, они собрали урожай чемпионов — молодцы, воспользовались возможностью. Но вышло так, что сейчас у корэша, как говорят татары, «атасы анасы юк» — нет ни отца, ни матери, нет четкой основы. Чтобы ее найти, нужно серьезное исследование. А пока татарская борьба остается видом спорта, построенным на чужих и нелогичных правилах.

— Некоторые говорят: «Нет уже той борьбы, какая была у наших дедов». Получается, они правы? Ты с этим согласен?

— Конечно, согласен. Раньше, когда проходил Сабантуй в деревне, парни стояли в очереди, чтобы выйти на круг. Это был народный спорт. Сегодня такой массовости нет. Вот на одном из совещаний в министерстве сказали: «На Сабантуй у нас борцов уже не остается». А это ведь показатель того, что мы перестали понимать суть борьбы. Татарская спортивная борьба потеряла лицо. Мы насобирали отовсюду правила, из разных видов спорта, и теперь боремся «как получится».

— То есть раньше все было проще?

— Да. Разве наши деды считали «1 балл, 2 балла, 3 балла»? Нет! Схватил — бросил — все, победил. Зачем 10 раз гонять борцов по кругу и высчитывать эти баллы? Бросает — не считается, снова бросает — опять не считается. Борцы сами не понимают, зрители тоже. Судьи советуются между собой: есть балл или нет? Поэтому и пошли эти предупреждения за вставание на колено, «вползание между ног» — штрафная система… Для чего все это? У нас и так вся жизнь состоит из предупреждений. Вон ГАИ выходит «выявлять нарушения», а не работать для профилактики. Судьи в корэше делают то же самое — набирают предупреждения и так обеспечивают победу.

Кое-кто из борцов подстроился под эту систему: побеждают не атакой соперника, а толкают его на то, чтобы тот получил предупреждение. Ни разу не поднял, не бросил, а уже победил!

А ведь у корэша есть своя философия! Борьба — единственный вид спорта, где победителя подбрасывают к небу. В деревнях главный батыр всегда был человеком огромного уважения. Его буквально возносили вверх.

Татары привыкли терпеть. У нас такой менталитет. В других видах спорта — ударить, сбить с ног. А у татар — «чиләнергә», мучиться. В борьбе ты поднимаешь соперника, а потом бросаешь. Это очень соответствует нашему характеру. Татарин гостеприимный: мы не били, не калечили, а поднимали с земли. Оторвал соперника хоть на толщину бумаги — и уже «молодец, парень!». А сейчас даже когда валят через ползала — дают всего 1 балл.

Родители ведь тоже смотрят на это. Никто не хочет отдавать ребенка в вид спорта, где, кажется, одни удары и травмы. Мамы хватаются за голову, закрывают глаза, когда видят, как борцы мучают друг друга и не могут определить победителя.

Но в действительности настоящая борьба — один из самых травмобезопасных видов спорта. В футболе пальцы ломают, связки рвут — и ничего, все молчат. А если у борца что-то случилось — сразу сенсация. Получается, будто специально создали образ борьбы как страшного спорта, чтобы туда не тянулись дети. Поэтому родители и не отдают сыновей в секции.

«Раиль Нургалиев — 11-кратный чемпион мира. Мы ему аплодируем. Но, выйди на улицу у Дворца единоборств и спроси о нем, максимум один человек скажет: «Слышал где-то». Почему так?» Фото: «БИЗНЕС Online»

«Профессиональные батырлар»

— Но есть же батыры. Они ведь выигрывают автомобили. Ради него можно и побороться?

— Вот и выходит, что у нас есть 20–30 богатырей, которые выигрывают машины на Сабантуях и живут как «профессиональные батырлар». Удачливые могут себе позволить не работать. Как об артистах говорят: есть настоящие певцы, а есть просто «поющие». Так и здесь — есть настоящие борцы, а есть просто «борющиеся». Массовости нет, и говорить о ней пока рано.

Сегодня борьба хоть как-то держится только благодаря силе воли отдельных людей. Сначала — благодаря бывшему президенту федерации корэша Марату Готовичу Ахметову, президенту федерации корэша России Миннахматову Джаудату Мидхатовичу, теперь дело продолжает Рустэм Галиуллович Калимуллин, депутат Госдумы. Они стараются. Но объяснить народу, зачем нужна именно борьба, очень трудно.

Вот пример: Раиль Нургалиев — 11-кратный чемпион мира. Мы ему аплодируем. Но, выйди на улицу у Дворца единоборств и спроси о нем, максимум один человек скажет: «Слышал где-то». Почему так? Такому спортсмену надо ставить памятник, а не проходить мимо.

Дети смотрят на это и думают: если даже многократный чемпион мира в этом виде спорта непопулярен и никто его не ценит, то зачем туда идти? Мы не вкладываемся в своих чемпионов.

— Подожди, как не вкладываемся? Раиль сам признался, что выиграл 38 автомобилей.

— Ну и что? Да, у него 38 автомобилей. И дальше что?..

— А допустим, есть ли в Татарстане хоть один каратист, который за карьеру получил 38 автомобилей? Но на турниры по карате залы полные и дети с удовольствием записываются в кружки!

— Руководители федерации корэша говорят, что борьбой занимаются более 11 тысяч человек. А на соревнования выезжают 450 борцов. Даже если у каждого был бы всего один фанат — это уже 450 зрителей в зале. А на деле и сотню собрать не можем. В карате тренируется тысяча человек, а на их чемпионаты 2-тысячный зал битком.

— Странная вещь. В карате больших призов нет, но залы полные. В корэше дарят автомобили, а зал пустой.

— Причина проста: не хватает пиара. Мы выросли на Брюсе Ли. Фильмы были такие, что кровь закипала. А о корэше даже короткометражки нет. Ты говоришь — в «Алмачуар» описано. Но когда эту книгу написали? А где наши современные писатели? Мы кричим: «Көрәш — национальный спорт!» А где авторы? Раиль Нургалиев — чемпион мира в национальном виде спорта. Но кто из писателей написал о нем книгу? Где фильмы? Где пьесы?

И да, «Алмачуар» вообще-то про скачки. А мы все его вспоминаем, потому что больше нечего. Показываем древнюю «Галиябану». А что о сегодняшнем дне? Есть ли хоть одно новое произведение о борьбе? В театре ставили «Казанга Тукай кайтты» — о поэте на современном языке. Но о борьбе? Ничего. Мы все вспоминаем и вспоминаем Гаяза Исхаки, Гумера Баширова. «Диләфрүзгә дүрт кияү» идет уже 60–70 сезонов подряд — четыре мужа для Диляфруз, а сейчас, может, уже пять, десять мужей… А где новые пьесы?

Мы не стремимся к новому. Мы копаемся в старом.

— Почему так происходит?

— Как я уже говорил, нет рекламы. Это самое главное. Мы не умеем показывать наших борцов.

Плюс наше мышление застряло в прошлом — все сводится к «купить – продать – сделать на этом деньги». Мы смотрим на корэш только как на источник заработка. Но для борцов это не стабильный доход, а подработка. Сегодня выиграл, взял приз — и все. А профессиональный спорт должен обеспечивать спортсмену стабильную жизнь. У нас же реально зарабатывают только 20–30 человек, и то не всегда. А остальные? Смотреть на автомобили Раиля Нургалиева и завидовать?

«Корэш в любом случае не умрет. Он у нас в крови» Фото: «БИЗНЕС Online»

«Надо поднимать деревенский Сабантуй»

— А что, по-твоему, нужно для популяризации борьбы? Надо менять правила?

— Дело не только в правилах. Как говорится, «чем лечить старое, лучше новое родить».

— Как это? Что, о корэше забыть?

— Корэш в любом случае не умрет. Он у нас в крови. Но многие говорят: корэш умирает, потому что на соревнования приходит мало людей. И со стороны действительно так кажется — 450 борцов выходят на ковер, а места для зрителей пустуют. Значит, борьба интересна только этим 450. А в документах федерации значится: десятки тысяч человек занимаются корэшем. Если так, почему их нет на соревнованиях? Получается, борьба нужна лишь «для отчета».

Мы вот недавно в Агрыз ездили — там говорят: борцов нет. А на самом деле там можно собрать людей больше, чем на республиканский Сабантуй. Даже в самом маленьком селе найдётся 3–4 борца.

— Ты только что сказал, что борцов нет, а тут же утверждаешь, что они есть. Где правда?

— Оба ответа верны. Мы говорим «борцов нет», потому что на Сабантуе некому выходить на ковер. Ведь туда отправляют тех самых 20–30 профессионалов. А в деревнях система воспитания борцов не выстроена. Потенциальные борцы есть, но они не выходят на соревнования. В борьбе им ничего не светит. И никто не хочет сознательно выйти и проиграть опытным приезжим мастерам. В своей деревне он первый парень, герой. А тут приезжает борец из Казани, кладет всех подряд, уезжает с бараном и призом. А местный остается — как петух с опущенным гребнем.

Я давно говорю: надо поднимать именно деревенский Сабантуй. Туда не должны приезжать чемпионы со стороны. А у нас все наоборот. Федерация говорит: «Пусть народ воочию увидит, как борется чемпион, и учится». Чемпион приезжает, забирает барана и машину, а местные-то остаются жить там. И у них пропадает охота выходить на ковер.

Вот так и получается: в своей кастрюле варятся 20–30 «машинников-перекупов» и 450 борцов.

Я в борьбе с 1992 года. Неслучайный человек. Несколько лет был чемпионом Татарстана, для сравнения выступал и побеждал на республиканских и всероссийских соревнованиях по джиу-джитсу, грэпплингу, сумо. Много лет вел программу «Батырлар» на канале ТНВ. Видел, как борьба росла, менялась — еще со времен историков Шарафутдиновых, Ильдархановых. Вспоминаю, как мы вешали на стены плакаты с приемами борьбы от Марата Ахмадиева — прямо как шамаиль или Коран, словно священный символ. Для нас это был ориентир, как бороться, как развивать борьбу. Теперь я понимаю, как мы уклонились от курса.

Борцы есть. Просто они не участвуют в турнирах.

— Что же нужно, чтобы развить борьбу?

— Во-первых, изучать ее историю. И сохранять ее не только как вид спорта, но и как массовое народное явление. Тренеры не должны подгонять борьбу под себя. В начале нулевых тренер и член федерации корэша России Марат Ахмадиев попытался популяризировать борьбу, но внес туда свои правила, свои костюмы. Индивидуальность борцов исчезла — остались только красное и зеленое.

Раньше формы команд были разными, борцы выглядели по-мужски, как настоящие парни. Сейчас их и не отличишь друг от друга. Они превратились в «борец с красным полотенцем» и «борец с зеленым полотенцем». Если раньше мы могли сказать: «Смотри-ка, приемом Халила борется» (первый замминистра спорта РТ Халил Шайхутдинов — прим. ред.) или «как Джаудат сбедрил» (борец по корэшу Джаудат Хусаинов — прим. ред.), то сейчас как оловянные солдатики: упал и встал.

Еще одна беда — весовые категории. Раньше в борьбе тяжелых весов не было. Ракип «Копченый» (прозвище четырехкратного чемпиона России Ракипа Хамитова — прим. ред.) весил максимум 105 килограммов. А потом мы убрали верхнюю планку и перенесли борьбу в «тяжелые веса» — и превратили ее в больной спорт. Проведите честную медкомиссию — кто из нынешних спортсменов пройдет?

В греко-римской борьбе лимит по весу: если больше 130 килограммов — не допускают. Поэтому те, кто не входил в лимит, борцы, штангисты и пауэрлифтеры, двинулись в татарскую борьбу. Те, кто «перегнал» вес в других видах, нашли приют здесь. Вот, например, Сергей Павлик из олимпийских видов борьбы, Рустам Мухамов из пауэрлифтинга или Динар Гатиятуллин — 160 килограммов. В хоккей с таким весом не выйдешь, а в борьбу — пожалуйста. Может быть, для корэша это и приток, когда из других видов спорта идут, но в то же время мы многое потеряли.

«Договорные поединки — это болезнь»

— Сейчас многие говорят, что борцы договариваются между собой и реальную борьбу увидеть — редкое зрелище. Насколько это явление распространено?

— Доходит до абсурда: победу можно «оформить» даже без выхода на ковер — просто по телефону. Я сам видел: вот борец появился, думаю: почему же он не борется? А оказывается, они договорились. На ковер он не выходит — просто отметился, и все. Сегодня он проиграл, а завтра проиграет его соперник. Не надо бороться, ломать себя — вот так и «борются». Это уже болезнь.

— Ты организовал турнир «Манзара». Приходилось сталкиваться с нечестными боями, договорными схватками? Как с этим бороться?

— Когда мы с Халилом Хамитовичем [Шайхутдиновым] начинали «Манзару», придумали простую систему. Борцы показывали отличную борьбу. Договоров не было, жеребьевка проводилась честно. Потом начали вмешиваться члены федерации — и пошел балаган: переговоры, договоренности, заранее знали, кто с кем будет бороться, и начали договариваться.

Мы же делали так: даже сами борцы не знали, кто будет соперником. Только организаторы знали. Нам сказали: это долго, и ввели олимпийскую систему. Там уже все известно заранее. И началось шушуканье — и все испортилось.

Мне обидно: турнир ведь организован моими силами, на деньги зрителей, при поддержке Халила Хамитовича. И вдруг как будто коту под хвост. Я сам не видел, как они договариваются, но мне говорили: «Айдар, на „Манзаре“ договорились, сказали: этот победит». И на самом деле «этот» выигрывает. Дело в том, что некоторые даже после договоренности изображают хорошую борьбу — ничего не заметишь.

Это испортило турнир. Всегда так, когда кто-то вмешивается. Потом я придумал другую систему, начал приглашать регионы. Я решил: зачем мне пытаться пиарить 40 борцов сразу, если они сами не заинтересованы в популяризации турнира? Лучше сосредоточиться на двух, которых можно вырастить.

— В «Манзаре» был такой случай. Халил Хамитович во время турнира остановил борьбу, попросил никого не снимать происходящее и прилюдно поругал двух борцов за то, что они договорились.

— Да, был такой случай. Это была схватка Мусы и Булата. Муса потом сказал, что у него нога болела. Но ведь никто не знает, болит у него нога или нет. Это невозможно доказать. Но ведь не врач его снял с поединка. По правилам: если у тебя травма, тебя снимает врач. А если сам говоришь: «Братан, я болен» — и уходишь с поединка, то это уже показатель того, что борьба у нас не профессиональный вид спорта. Медик ведь не дал заключение «бороться не может». Травму не зафиксировали. Получается, ты решаешь сам. Из-за этого Халил Хамитович сильно переживал и был вынужден публично отчитывать: вышел на ковер — надо бороться до конца. Болеешь — не выходи. Сиди в зале как зритель.

Я знаю, сколько сил мы с ним вложили в «Манзару». Вначале было прекрасно, потом появилось много желающих собирать лавры. Пошла карусель. Когда мы работали вдвоем, мы смогли сделать «Манзару» популярным турниром. Представьте: 11-кратный чемпион в своем аккаунте выставляет не фото в форме чемпиона России, а фото в форме «Манзары». Это показатель, это статус.

— Сколько денег ты тратил на «Манзару»?

— Ежегодно минимум 4–5 миллионов, не учитывая свой труд и труд моих сторонников.

— «Манзара» — наверное, единственный турнир, где почти не бывает пустых мест. Вот только что говорили — на чемпионатах больше 100 человек не собирается. Как тебе удается собрать зрителей?

— Вот с учетом рекламы, подготовки, пошива костюмов затраты «Манзары» доходят до 8 миллионов.

— И сколько отбиваешь билетами?

— Если удается собрать 1 миллион, это уже очень хорошо.

— Получаете ли деньги от государства?

— Ни копейки субсидии не получаем. Мы участвуем в тендерах. Если выигрываем тендер — удается получить что-то. Не выигрываем — все за свой счет.

— А зачем тогда советчиков из федерации подпускаешь к себе? Других не подпускай.

— Это же наша татарская гостеприимность. Они меня старше, думаешь — неудобно отказать, вроде с добрыми намерениями. Сначала запускают палец: «Давайте вот так сделаем», потом с ногами затопчут и еще и виноватым тебя оставляют. Далее ты их уже никак не зовешь — они сами выходят на ковер: «Давайте по такой-то системе». И ведь не выгонишь уже. Некоторые приходят внаглую. У них есть возможность, деньги, поддержка министерств. Мне в открытую один из членов федерации заявил: «Ты что, своей „Манзарой“ хочешь показать, что мы не работаем, что ли?»

«Наши все еще пытаются протолкнуть именно «татарскую борьбу». Но кто тебя примет в олимпийскую семью с таким названием?» Фото: «БИЗНЕС Online»

«Стиль работы федерации по борьбе корэш надо изменить»

— Что бы ты изменил в работе федерации борьбы?

— Мышление. Сейчас уже не то время, когда можно работать, только крича и ругаясь. Но у нас руководители все еще такие: пришел, накричал, что-то замазал — и ушел. Сегодня ведь ситуация другая: ты одно слово скажи — человек уже может прийти с юристом. А они застряли в прошлом. Я думаю, нужно историю помнить, но идти вперед.

Они не хотят адаптироваться — вот что плохо. Мир меняется, борьба меняется, а они нет.

Многое объясняется боязнью перед ответственностью. В федерации боятся, что кто-то скажет: «Они убили корэш». Поэтому и работает все по принципу горячей картошки — ответственность перебрасывают друг другу: «Только бы не нас обвиняли». Как только появляется трудность — сразу перекладывают на другого руководителя: пусть он отвечает. Главное, чтобы «мяч не был на нашей половине поля».

— Будет ли татарская спортивная борьба когда-нибудь олимпийским видом спорта?

— Не будет.

Во-первых, чтобы войти в олимпийскую систему, спортом должны заниматься народы стран, которые там участвуют. Например, Америка, Австралия, Израиль, арабские страны — причем добровольно, искренне! А не так, что мы приехали, заплатили деньги и устроили турнир. Нужно, чтобы борьба была на каждом континенте. А кому сейчас там нужен твой корэш? Забудь.

А наши все еще пытаются протолкнуть именно «татарскую борьбу». Но кто тебя примет в олимпийскую семью с таким названием? Там же стоят жестко казахи, киргизы, узбеки, таджики. Каждый из них хочет внести корэш под своим брендом.

Наши даже пытались название поменять, подогнать под стандарты Олимпийских игр. Потом передумали, откатились назад, но, как говорится, «интернет помнит».

Если ты сам не знаешь историю своего спорта — кто тебя примет? Кто-то говорит: мол, Ибн Фадлан писал, что эта игра существовала еще до Олимпиад. Хорошо. Если существовала, почему же тогда ее туда не взяли? Не взяли же. И уже не возьмут.

Мы сами себя загоняем в угол. Мы все время кричим «татарская, татарская». А ведь дзюдо все знают — но никто не говорит «японское дзюдо». Сумо все знают — но не называют «японским сумо». Карате — да, знают, откуда оно, но не кричат об этом в названии.

А мы сами себе перекрыли путь. Сначала лежа боролись, потом — на коленях, потом запретили на коленях. Сами меняем правила, сами путаемся. Нет единой позиции. Сначала нам надо самим определиться и стать хозяевами.

Даже в Татарстане нет четкой системы. В татарской борьбе выступают в футболках — зеленые, красные. В российской — в камзолах или чапанах, даже не знаю, как его назвать. Мы даже между собой не можем договориться, в какой форме бороться. Какой там уже Олимпийский комитет!

И вообще. Но, конечно же, Олимпийские игры — это фантик, как доллар. Олимпиаду просто сделали высшей степенью признания. А на деле — обычные соревнования, как чемпионат мира. Те же самые люди выигрывают. Просто название другое. Олимпиада нужна для того, чтобы прославлять Европу и Америку. Нам стараться туда влезть не обязательно. Это они должны нас пригласить: «Заходите».

— «Опровергая — предлагай». Что ты предлагаешь изменить?

— Сегодня есть федерации Татарстана, России и международная. Но если мы хотим по-настоящему представить борьбу миру, должна быть одна главная. Она обязана четко прописать правила и следить за их исполнением. На данный момент все карты у федерации корэша России. Да, мы в очень сильном споре с вице-президентом Равилем Ногумановым, не сработались, но я признаю его работу. В этом плане он молодец, находит варианты, договаривается, соревнования проводит. И его политику разделяю.

Надо изучить историю и самим определиться с правилами, они должны быть понятными всем. Система должна быть ясной: кто победил, кто проиграл.

Даже когда учитываются баллы, все должно быть ясно. А сейчас юридически и логически не всегда понятно. Один бросил — соперник на колено упал. Один судья засчитал, другой — нет. На бумаге все есть, в реестре правила размещены тоже. А на ковре — путаница.

Формально правила есть. Но они длинные, как река. А исполняются ли? Вот в сумо все просто и понятно. Может, нам тоже пойти этим путем: внутри Татарстана оставить «татарскую спортивную борьбу», а на мировом уровне продвигать спортивную борьбу? Но тогда нужна отдельная федерация.

В борьбе судья должен быть хозяином. А что у нас? Где-то стоит, смотрит — и ничего не решает. Судей четверо: боковой, главный, коверный, еще и за столом. Упал, не упал? Идут смотреть камеры. Но если даже четверо не могут разобраться, зачем тогда нужны камеры? Посмотри на сумо. Судья сказал — и точка. Он хозяин.

И главное — изучить историю. Мы ведь, например, барана дарим победителю. Но баран — самое глупое животное. Почему мы его вручаем самым достойным спортсменам?

— Я могу это объяснить. Это от тенгрианства идет. Баран пасся в горах — ближе к солнцу, считалось, что его любит Тенгри. И поклоняющиеся Тенгри древние предки вручали самому сильному воину именно барана. Здесь есть философия.

— Да? Может быть, и есть. А кто об этом знает? Корэш, как я уже говорил, подходит нам по менталитету, не противоречит исламу, поэтому его при желании можно популяризовать. Например, в исламе нельзя бить по лицу. Но мусульманские страны на ринге в кровь дерутся, потом палец к небу поднимают: «Во имя Аллаха». Здесь есть противоречие. А ведь сам пророк Мухаммед тоже боролся! Это не чуждая для нас вещь.

«Мы можем потерять корэш»

— Если у нас такой бардак, к чему это может привести? Чем мы рискуем?

— Сегодня в Татарстане одна форма, в России — другая. Тем временем киргизы рекламируют борьбу на поясах как носители вида. И если так пойдет дальше, тот, кто найдет более сильный исторический источник и напечатает его массово в архивах, за тем и закрепят право.

Я и Халилу Хамитовичу говорил: киргизы уже присвоили себе «борьбу на поясах». На Всемирных играх кочевников они представили ее как свою. А ведь борьба на поясах, по сути, была под началом Рифа Гайнанова. У этого вида был шанс стать олимпийским. К сожалению, Рифа Фаткылбаяновича не стало в 2009 году, и вид борьбы на поясах пошел по наклонной.

Теперь же мы рискуем потерять и свою традиционную борьбу.

— Надо прославлять наших батыров, я так понимаю?

— Надо сделать так, чтобы спортсмены были популярными. Вот Раиль Нургалиев ушел из борьбы — и никто его даже не вспоминает. Все вертятся вокруг Радика Салахова. Но и с ним будет то же самое: уйдет — забудут. Вот Муса Галлямов! С ним все фотографируются, чиновники выстраивались в очередь. А уйдет — и тишина. Никто не видит, никто не слышит. Где же они, прославленные борцы? Их как будто и не было.

Им создают рабочие места? Квартиры дают? Молодежь это все видит. Почему родителям тогда вести детей в такой спорт? Перспектив нет.

Будущему борцу нужно показать пример: вот он через трудности пришел в борьбу, добился успеха, а после ухода стал замминистра, министром, депутатом, руководителем спортзала! Есть ли такие истории? Есть ли мотивация? Нет. Ушел борец — и исчез. У нас очень мало людей, которые выросли и сделали карьеру благодаря борьбе.

Если капля за каплей будут звучать разные мнения, может быть, поднимется и ветер перемен. Может, начнем наконец слышать друг друга.