«Волонтерство – это как вера в Бога. Люди сами должны к этому прийти»

Пока в Вашингтоне, Москве и Киеве усиленно готовятся к следующему рауту переговоров о мире, бойцы усиленно готовятся к предстоящей осенне-зимней кампании. В связи с этим вектор их запросов о гумпомощи несколько изменился, а вместе с ним поменялись подходы волонтеров к закрытию все поступающих и поступающих заявок с фронта Фото: Андрей Титов

О круглом столе

В первой части дискуссии, прошедшей в стенах редакции «БИЗНЕС Online», речь шла о текущих потребностях бойцов – участников специальной военной операции. Летняя кампания близится к своему логическому завершению. И пока в Вашингтоне, Москве и Киеве усиленно готовятся к следующему рауту переговоров о мире, бойцы усиленно готовятся к предстоящей осенне-зимней кампании. В связи с этим вектор их запросов о гумпомощи несколько изменился, а вместе с ним поменялись (или меняются прямо сейчас) подходы волонтеров к закрытию все поступающих и поступающих заявок с фронта.

Именно этому и была посвящена вторая часть разговора на круглом столе — вопросам, какие именно гуманитарные тенденции начинают преобладать в обществе и как с ними работать волонтерам.

Участниками разговора стали:

• Инсаф Гараев — администратор благотворительного телеграм-канала «Реалист Реальный» (по Zoom);
• Юрий Суворов — председатель союза десантников РТ;
• Тимур Эткеев — руководитель фонда «За мирное небо»;
• Ришат Сафиуллин — руководитель организации «Все за Победу! Нурлат»;
• Евгения Коцарь — основатель благотворительной организации «За победу! Казань»;
• Дмитрий Морозов — основатель благотворительного фонда «Фронтовые перевозчики»;
• Мария Скареднова — руководитель медианаправления благотворительной организации «Ценим Жизнь»;
• Алексей Макаров — руководитель группы волонтеров «Ребята с нашего двора»;
• Анна Артемьева — сооснователь движения «Своих не бросаем 16».

Модератором дискуссии выступили заместитель редактора отдела криминала и происшествий «БИЗНЕС Online» Максим Кирилов и военный корреспондент «БИЗНЕС Online» Станислав Шемелов. Обсуждение, напомним, продолжалось почти три часа. Его результаты для полной картины мы представляем в формате стенограммы.

Юрий Суворов: «У нас бабушка готова, получая пенсию в 20 тысяч, все отдать на то, чтобы сынки были в тепле, сыты и здоровы. Средний возраст почему-то надо поднимать, раскачивать» Фото: Андрей Титов

«У многих школ, как они получили от раиса автобусы, те так и стоят на парковке годами»

Модератор: Юрий Андреевич, какие тенденции сейчас наблюдаете в обществе в свете СВО и как они влияют на вашу гуманитарную деятельность?

Суворов: Буквально неделю назад мы разговаривали в нашем круге. Очень многие приходили [помогать] по интересам, то есть у кого-то там брат, муж, сын воюют, а они здесь для них собирают помощь. Как только погибает воин или возвращается, допустим, по списанию по возрасту либо по ранению — человек сразу теряет интерес к гуманитарке. Уходят в свое, кто-то в депрессию, люди пропадают. А новых не появляется.

Контингент [волонтеров] в основном пожилой. У нас бабушка готова, получая пенсию в 20 тысяч, все отдать на то, чтобы сынки были в тепле, сыты и здоровы. Средний возраст почему-то надо поднимать, раскачивать.

— И как вы раскачиваете эту прослойку общества?

— Собираем круглые столы, делаем рекламу, по соцсетям работаем. Но знаете, мы даже привлекали тех специалистов, кто профессионально занимается соцсетями, умеет заводить толпу и общество… Не проканывает. Когда у человека все хорошо и шикарно, когда он ездит на дорогой машине — его тяжело раскачать. Пошла просадка у нас по спонсорам. У них тоже дела не очень: где-то не прошла оплата, там расходы, тут… Спонсоры проседают, производства тоже. Соответственно, если у них дела не очень идут — наши склады тоже пустуют.

— Новых не привлекаете? Сколько, допустим, спонсоров появилось за этот год?

— Ни одного.

— Силами старых тянете?

— На одних и тех же тоже долго не поездишь. Ему ведь также нужно зарабатывать что-то, чтобы он мог помогать потом.

— Какие пути решения ситуации видите?

— У нас был создан координационный совет, который, я думаю, в ближайшее время еще раз соберется, где мы вместе сядем и будем что-то решать.

— И какие мысли уже сейчас есть?

— С Евгенией [Коцарь] как раз недавно разговаривали. Есть определенные наметки, попробуем. Но опять же нужно выходить на уровень Госдумы, республиканский уровень. Одно дело, когда мы стучимся в дверь, и совсем другая история, когда руководитель с определенным статусом это делает.

Морозов: У нас, у глав, машины списывают по истечении 7 лет и так далее. Что с ними происходит? Их продают, точнее, они вынуждены их продавать в соответствии с законом. Просто списывают. Хотя я знаю, что некоторые районы, например Дрожжаное, начали их отдавать на нужды СВО. Почему бы не проработать этот вопрос так, чтобы их не списывать по истечении срока годности, а отдавать в качестве безвозмездной помощи ребятам на фронте?

Суворов: В Мамадыше, знаю, тоже активно так помогают. В Мензелинске…

Морозов: А остальные-то не делают, продолжают списывать. По 3–4 машины за год спокойно можно от сельских поселений передавать. Это надо наверху решать как-то.

Суворов: Тут нужно иметь в виду, что многие главы выкладываются и всячески идут навстречу.

Морозов: Согласен, глава главе рознь. У нас вот тоже пришел Евгений Анатольевич [Варакин], восстанавливал Лисичанск, человек глубоко погружен.

Сафиуллин: Есть еще одна интересная тема по школьным автобусам. Они ведь тоже списываются, хотя еще в идеальном состоянии. Почему бы их?..

Суворов: У многих школ, как они получили автобусы от раиса, те так и стоят на парковке годами.

Сафиуллин: О чем и речь. Они стоят и не используются. Отдайте тогда эту технику ребятам. Надо кардинально решать вопрос. Понятно, что есть законодательство. Сейчас они их выставляют на торгово-закупочную площадку и там реализуют. Без торгов им запрещено. Понятно. Есть закон — они его исполняют. Надо тогда как-то менять подходы. А то они (муниципальные власти — прим. ред.) же их продают все равно за копейки, даже ничего не зарабатывают толком. Надо с умом подходить. Выдвинуть вот такую инициативу, чтобы наши законодатели отработали уже.

Евгения Коцарь: «Ребята все прошли ужасные испытания на СВО, у многих уже произошла переоценка ценностей. Они все хотят жить дальше, работать и жить нормально. Наша задача — создать им такие условия» Фото: Андрей Титов

«Много сейчас мошенников? Раньше было больше»

Модератор: Евгения Руслановна, вы что думаете по этому поводу? Как помочь нашим гуманитарщикам?

Коцарь: Во-первых, сборы просели, очень хорошо так просели. Во-вторых, как уже сказала Мария, в любом деле — будь то плетение маскировочных сетей, изготовление окопных свечей или сублимированной продукции — во всем, что делают волонтеры, не должно быть формализма.

Мы встречаемся со школами, вузами, которые хотят включиться в работу, помогать. Но бывает так, что некоторые уже сами начинают без каких-то консультаций предварительных организовывать производство маскировочных сетей или изготовление окопных свечей, не изучив технологию. Каких размеров должны быть ячейки у сети? Каким способом нужно плести? Как сочетать цветовую гамму? Люди не задумываются над этими вопросами. Они просто берут, ставят стойку и начинают плести, отправляя неправильные сети на фронт и расходуя впустую материал. А мы потом смотрим на эти масксети — ну так совсем не годится. Если этими сетями накрывать позиции ребят — они просто выдадут свое местоположение. Поэтому не должно быть формализма. Если хотите помогать — надо делать это с умом и душой, а не для какой-то галочки.

То же самое и по окопным свечам. Это ведь тоже целая технология, а не так, что взяли консервные банки, натолкали туда картон и залили все парафином. Для заливки свечей должен быть определенный состав. Иначе если зажигать потом эту свечу в окопе, она может начать коптить. Этим дышат бойцы, плюс еще черный дым вырывается из окопов, демаскируя позиции. Надо понимать, что ты делаешь и для чего. Хотите помочь — спросите сначала у волонтеров организаций, которые этим с 2022 года занимаются, наработали опыт и определенное имя, репутацию. Посоветуйтесь, попросите, чтобы они пришли к вам и дали мастер-класс. Я ни в коем случае не говорю, что помогать не нужно. Надо чуть осознаннее походить к каждому делу, особенно когда на кону жизни наших ребят.

В нашей организации, на производстве маскировочных сетей и в пошивочном цеху не хватает рук катастрофически. Волонтеров больше не становится. Плюс у них тоже происходит выгорание. Мы с 2022 года работаем, некоторые не выдерживают. Помощь самим волонтерам тоже нужна.

С коллегами часто обсуждаем, что нужно создать полноценный центр реабилитации. Ребята уже сейчас возвращаются с фронта с серьезными ранениями, потерей конечностей и синдромом ПТСР. С ними надо работать, им нужны психологи, физиотерапия и так далее. Да, в ряде учреждений уже созданы такие центры, в 7-й горбольнице, знаю, принимают участников СВО, в госпитале ветеранов… Владимир Владимирович [Вавилов] сейчас также очень серьезно подключился. Но этого всего может быть недостаточно. Ребята скоро вернутся, поэтому о центрах реабилитации нужно подумать наперед. Или это на республиканском уровне как-то будет организовано, или на уровне муниципалитетов, или отдельные какие-то центры.

Также и по трудоустройству ребят [следует продумать все]. Бойцы возвращаются с серьезными ранениями, у некоторых, повторюсь, нет конечностей… Нужно создавать отдельные вакансии и условия работы на местах. Ребята все прошли ужасные испытания на СВО, у многих уже произошла переоценка ценностей. Они все хотят жить дальше, работать и жить нормально. Наша задача — создать им такие условия.

Я говорю это сейчас, потому что уже есть небольшие конфликты в обществе. И я задаю себе вопрос: а что будет потом, когда их вернется сразу и много? Что мы будем делать? Это важный вопрос.

«Хочется, чтобы наши герои (а они все, кто прошел через СВО, — герои) чувствовали нашу заботу, поддержку и благодарность, вернувшись на гражданку» Фото: «БИЗНЕС Online»

— Какой-то слишком негативный взгляд на вещи, Евгения Руслановна…

— Я не смотрю негативно, я постоянно общаюсь с коллегами-волонтерами, самими бойцами и их семьями, и мы все очень озабочены предстоящим будущим. Хочется, чтобы наши герои (а они все, кто прошел через СВО, — герои) чувствовали нашу заботу, поддержку и благодарность, вернувшись на гражданку. Помимо того что я озвучила, у нас уже существуют хорошие меры поддержки участников СВО и членов их семей и в городе, и в республике: единовременные выплаты, выдается карта «Батыр», льгота на проезд в общественном транспорте, посещение ребенком участника СВО детского сада бесплатно, обеды в школах для детей участников СВО бесплатно, путевки в детские оздоровительные лагеря и санатории бесплатно, отпуск жене военнослужащего предоставляется, когда супруг возвращается с фронта, и так далее. Также через организации «Добрая Казань», «За Победу! Казань», «Комитет семей воинов Отечества» распространяются билеты на концерты и крупные мероприятия города и республики для семей участников СВО.

Но по некоторым льготам есть нюансы, которые еще не решены на федеральном уровне. Вопрос по бойцам-контрактникам. У контрактника есть основная зарплата и командировочные — это когда они находятся «за лентой», суточные. Когда его жена, например, родила ребенка, она идет в соцзащиту и говорит, что хочет получить путинские выплаты, которые предоставляются до трех лет малообеспеченным семьям. А ей говорят, что не получится, потому что эти выплаты, суточные ее супруга, приравниваются к зарплате. У мобилизованных такого нет. Выплаты, которые они получают, не приравниваются к зарплате. Поэтому когда считают доходы семьи, то семья мобилизованного получается малообеспеченной и они могут претендовать на дополнительные выплаты. Но если ты контрактник, даже если малообеспеченный, тебе не положено, потому что сумма дохода выходит большая. Но эти деньги семья не видит толком — все уходит на снаряжение, все свои деньги они оставляют «за лентой». Вопросы эти необходимо поднимать.

Юрий Андреевич, знаю, еще до СВО вел очень большую работу по патриотическому воспитанию молодежи. Нам надо продолжать работать в этом направлении тоже. Учащиеся нуждаются во встречах с ветеранами СВО, в живом и открытом диалоге с ними. Им интересно, но только чтобы это не было ради отчета школы, а искренним. Только тогда происходит воспитание, переоценка ценностей.

И последний момент. Как раз Юрий Андреевич затронул. Мы постоянно думаем, как нам улучшиться, как улучшить наше взаимодействие друг с другом. Нам всем нужно быть вместе, концентрируя наши усилия и работу. Казань в этом смысле показала всем пример, создав координационный совет и вот этот мостик для взаимодействия с администрацией. Думаю, в республике нам нужен такой же координационный совет, чтобы все имели возможность прямого взаимодействия с администрациями. Есть какие-то острые проблемы — надо делать так, чтобы их оперативно решить. Мы, волонтеры, постоянно помогаем друг другу. Но наши возможности ограничены, к сожалению.

Суворов: Главное, чтобы в этом координационном совете были люди, которые именно работают. А не так, чтобы для вида.

Коцарь: Я полностью с вами согласна. Люди по всей республике опять же должны знать все добросовестные волонтерские организации, которым можно доверять, которые реально трудятся, отправляют помощь.

— Много сейчас мошенников?

— Раньше было больше, сейчас меньше. Но отдельные случаи бывают. Поэтому нам нужна открытость и прозрачность.

Суворов: Чем более информативными мы будем, тем меньше случаев мошенничества.

Модератор: Вы сказали, что нужен республиканский координационный совет. Вопрос: а кто его должен создавать?

Артемьева: Вы, конечно. (Смеется.)

— Мне кажется, что на самом деле все в ваших руках все-таки.

Коцарь: Но это правда. То, что мы обсуждаем на круглом столе в «БИЗНЕС Online», подхватывается потом руководством, нас слышат и помогают нам работать эффективнее.

— Хорошо. Одну реплику позволю себе. Вы говорите о центрах реабилитации, трудоустройства, проблемах с выплатами и так далее. Многие вопросы, которые сейчас были подняты, — это прерогатива законодательного уровня. Скажите, вы обращались к нашим депутатам, чтобы они подняли эти вопросы, скажем, в Москве, в Госсовете? Хотя бы на прием к депутатам записывались, чтобы озвучить свои предложения?

— На прием не записывалась, потому что вы сами прекрасно знаете, сколько у волонтеров работы. И порой заниматься вот этой бюрократией у нас нет возможности. Да, я общественник. И помимо своей работы, у меня еще очень большая общественная нагрузка, постоянные встречи, совещания в мэрии, Госсовете, Общественной палате. Я это все озвучиваю, но это не значит, что я не пытаюсь стучаться [во все двери]. Данный круглый стол, я считаю, также одна из форм. «БИЗНЕС Online» читает вся республика, все предприниматели, чиновники. На все, что вы пишете, обращают внимание.

Макаров: Я, возможно, не в рамках регламента, но позвольте задать вопрос. Много интересного было сказано сейчас. Но вопрос: а кто-нибудь брал под опеку одного конкретного бойца и проходил до конца с ним через все вот эти кабинеты, где он не может получить помощь?..

Коцарь: Лично ко мне с такой просьбой никто не обращался. Но у меня есть знакомые девочки из фонда «Защитники Отечества». Мы с ними постоянно общаемся, и я точно знаю, что такие проблемы, о которых я говорю, есть. Даже здесь, в Казани, на один из круглых столов приходили участники специальной военной операции и говорили, что есть многие нерешенные вопросы с выплатами и трудоустройством, что некоторые ребята ущемляются в праве получения наград и так далее. Вы говорите «довести до конца». Если ко мне обратятся — я вместе с ним пройду до конца и помогу ему.

Макаров: Каждый случай частный.

Сафиуллин: Именно поэтому сейчас, наверное, во всех районах создаются ассоциации участников СВО. В этом смысле мы пошли немного на опережение. Уже в прошлом году в составе нашей общественной организации мы назначили отдельного ответственного за работу именно с участниками СВО. Вы правильно говорите, что ребята вернутся, но фундамент нужно готовить именно сейчас. Тут я абсолютно согласен с вами. Вопрос в другом. Для чего мы выделили этого ответственного? Чтобы он брал на себя всю работу по поддержке возвращающихся, чтобы помогал и подсказывал, куда ему обращаться, идти. И этот человек сам в прошлом участник, ветеран. Он весь этот путь прошел и теперь сам готов помогать боевым товарищам и друзьям, с которыми он вместе воевал, знает суть всех их проблем.

Поэтому я считаю, что решением того вопроса, о котором вы говорите, станет именно создание вот таких ветеранских ассоциаций в каждом районе. Неслучайно же создавались общественные организации ветеранов после возвращения афганцев, «чеченцев». Потому что, когда мы вернулись, тоже со всем этим сталкивались. И эти боевые братства, ветеранские объединения создавались не просто так. Другой вопрос, что, используя прошлый опыт, надо уже сейчас прорабатывать все эти вопросы. Чтобы это не было решением проблем «по ходу».

Тимур Эткеев: «Человек работящий, с высшим образованием, который всегда был при хороших должностях, от безвыходности возвращается на фронт. То есть он полгода отслужил, контракт закончился, он вернулся, не смог найти работу, хотя хотел, — и уехал обратно. Это реальная проблема» Фото: Андрей Титов

«Все, кто туда ездит, возвращаются другими людьми»

Модератор: Мы несколько отошли от регламента, но, думаю, не напрасно. Тимур Николаевич, вам слово. Если сборы, активность общества так сильно упали, то что делать с этим сейчас?

Эткеев: Тут вот говорили о трудоустройстве. Мы как раз недавно общались с Владимиром Жаворонковым по этому поводу, главой Кировского и Московского районов города. Уже разработали планы, даже есть определенные вакансии. Но в целом считаю, что в частном секторе тоже пора продумывать, составлять списки, кого они бы могли трудоустроить. Потому что даже среди моих близких есть те, кто после возвращения в мирную жизнь не мог три месяца устроиться. Он мне говорит потом: «Я устал таксистом работать, мне семью кормить надо. Поеду-ка я обратно». В результате человек работящий, с высшим образованием, который всегда был при хороших должностях, от безвыходности возвращается на фронт. То есть он полгода отслужил, контракт закончился, он вернулся, не смог найти работу, хотя хотел, — уехал обратно. Это реальная проблема.

— А вы сами пошли к Жаворонкову или это он к вам пришел?

— Мы зарегистрированы в Московском районе, там же и я проживаю, поэтому изначально тесно взаимодействуем не только с исполкомом, но и с нашей администрацией района. Постоянно обсуждаем вместе текущие проблемы, в том числе по трудоустройству. Подготовили памятку, и достаточно оперативно одно из предприятий откликнулось, предоставило вакансии. Мы по своим группам это раскидали. Поэтому если у кого-то будут потребности в работе — обращайтесь, сконтактируем.

— Хорошо, возвращаясь к вопросу о сборах…

— Как и у всех, стало хуже, конечно. Заявки пытаемся закрывать, но тяжело. Спасибо координационному совету, который все системные проблемы обсуждает и прорабатывает вместе с исполкомом, Ильсуром Раисовичем.

После репортажа о турелях на нас вышли «металлисты» (предприятия, работающие с металлом, — прим. ред.) из нашего района, которые вызвались помочь в изготовлении. Сейчас передадим им чертежи. Если смогут помочь — было бы очень хорошо.

До сих пор люди, к сожалению, не понимают, что идет война. Думают, что война — это где-то там, далеко, за 2 тысячи километров. Хотя 2 тысячи километров — это день езды по трассе. Поэтому стараемся доводить информацию до людей, чтобы хотя бы понимали, что происходит вокруг. В идеале хотелось бы, конечно, чтобы не только понимали, но и помогали нам помогать.

— Неужели новых спонсоров не появляется?

— Не так активно, как хотелось бы. Поэтому мы и просим освещать нашу работу. Люди, бывает, не знают, куда обращаться со своим желанием помогать. Надо информировать граждан. Через СМИ, баннеры, круглые столы вот такие. Это есть, но явно недостаточно. Мы иногда стучимся в дверь — закрывают. Приходится в форточку залезать. Есть такой опыт печальный… Потом, правда, перестают трубки брать, когда постоянно просишь-просишь. При этом ни разу и не помогли. Это два крупных предприятия наших. Читали и говорили да-да, а потом перестали трубки брать.

— Через правительственные структуры не пытались на них повлиять как-то?

— Попытки были.

Макаров: А зачем затаскивать того, кто не хочет? У меня такой вопрос. Если не хотят [помогать] — пускай.

Суворов: Бойцы не просто так говорят: «Как все закончится — я к вам приду».

Макаров: Именно. Потом можно задать вопрос.

Коцарь: Но мы же сейчас рассчитываем на эту помощь. Обращаемся в организации, они говорят: «Да, поможем». Но в итоге тишина. А ребята-то ждут.

Сафиуллин: Лучше сразу не надеяться.

Эткеев: Мы во всех своих письмах-«попрошайках» последним абзацем указываем: «Если у представителей вашей организации есть желание [съездить в зону СВО] — мы с радостью возьмем с собой в командировку, и вы своими глазами увидите, насколько важно и ценно для бойцов то, что мы тут делаем».

Сафиуллин: Мы тоже пишем в своей группе, что любой желающий может поехать с нами, чтобы своими глазами посмотреть. Поверьте, все, кто туда ездит, возвращаются другими людьми. Они начинают и помогать, и сами работать, а не так, как многие — просто в группе присутствуют и скидывают денежку.

Модератор: Здорово, но всех же не свозишь.

Суворов: У нас в самом начале так включилось в работу одно из ветеранских движений. Я им тоже говорю: «Поехали, не за деньги, бесплатно, просто посмотришь. Не на войну, а просто…» Приехал он туда, пообщался с ребятами из батальона «Алга». Увидел, как они там тратят свою же зарплату на закупку тех же спецсредств, чтобы на МТЛБ установить зэушку. У человека сразу перевернулось полностью мышление.

«Все, кто хотел, кто желал помогать, я думаю, уже задействованы. Задача сейчас заключается в том, чтобы нам хотя бы удержаться на том уровне, на котором мы находимся» Фото: «БИЗНЕС Online»

«Когда кого-то заставляешь — это вызывает больше отвращения»

Модератор: Инсаф Галимзянович, вам слово. Какие видите пути выхода из этого «кризиса» со сборами?

Гараев: Чтобы не повторяться, коротко скажу. Сборы действительно упали в разы. Желающих принять в них участие, я думаю, больше становиться не будет. Все, кто хотел, кто желал помогать, я думаю, уже задействованы. Задача сейчас заключается в том, чтобы нам хотя бы удержаться на том уровне, на котором мы находимся.

По населению, по меценатам все стабильно. Они, в отличие от нас всех, все выдерживают. Получается, возможности, силы есть, пока они не сдуваются. Как увеличить объемы сборов? Уже многое сказали: реклама, агитация. Я считаю, что волонтерство — это как вера в Бога. Люди сами должны к этому прийти. А если же мы будем что-то рекламировать, агитировать за что-то — результата не даст.

— Конечно, никому не нравится, когда ему что-то навязывают.

— Когда кого-то заставляешь — это вызывает больше отвращения.

— А какие сейчас в обществе настроения? Как относятся к СВО?

— У меня разный фокус общения — от, скажем, великих генералов заводов и владельцев пароходов до простых «христиан». Везде чувствуется усталость. И чем дальше — тем, если честно, хуже.

— Безразличие от усталости?

— Это связано с тем, что люди в первый год активно помогали. Ждали, что сейчас они помогут раз-два, а там и государство соберется, все встанет на военные рельсы, мобилизируется все… Но уже идет четвертый год. И вроде все пока в порядке, ничего не рушится. Люди говорят: «А зачем тогда [мне дергаться]?» За четыре года уже не могут или просто не хотят.

В то же время люди видят отчеты таких компаний, как Сбербанк, «Газпром» — там у них прибыль растет чуть ли не на 40 процентов. Я не ворочаю миллиардами, по копейке собираю. Надо им включаться тоже. Почему эти компании не помогают? Почему они не поддерживают наш общий корабль?

— У вас есть ответ на этот вопрос?

— Есть, но я не буду отвечать по известным причинам. А так ответы есть на все вопросы, но многие из них несут определенные риски.

Ришат Сафиуллин: «Ставку надо делать именно на подрастающее поколение, пока не поздно» Фото: Андрей Титов

«У нас есть музей. Но мы не зарабатываем на нем. Наша задача немного другая»

Модератор: Ришат Рашитович, а у вас какая средняя температура по больнице по сборам?

Сафиуллин: Собираемость тоже упала. Я тут скажу свое, наверное, субъективное мнение. Все равно в обществе многие люди не в полном объеме осознают, что происходит, если честно. Пока они не столкнутся с этим сами — не поймут. Все говорят, что война там, их это не касается, никакое волонтерство им не нужно, пока их это не коснулось напрямую.

Что касается волонтерских организаций, то они действительно не расширяются. Те, кто хотел помогать, уже работают. Плюс растут цены на расходники с каждым днем. Если взять, условно, те же материалы для плетения маскировочных сетей, то в сравнении с годом ранее цены на все выросли в разы. А задач меньше не становится. Наоборот, хочется увеличения объемов производства. Но из-за роста стоимости мы топчемся на месте, хотя должны делать больше, потому что потребности растут.

Новых волонтеров, помощников также больше не становится. Стараемся привлекать молодежь, но это в основном детишки еще совсем: 10–15 лет. Вот их и привлекать не надо, они сами приходят и спрашивают, чем они могут помочь. Участвуют в погрузках, вносят свой вклад в волонтерскую работу. Читают стихи, готовят именные посылки, рисунки. Это очень важно тоже для бойцов. Надо таких активных детишек также как-то поддерживать. Мы стараемся всех волонтеров, еще совсем юных из них, поощрять. Для нас это ничего не стоит — написать благодарственное письмо, а для них это очень важно. Надо вкладываться в них, это поколение — наше будущее.

Правильно тут говорят, что в основной массе волонтеры — это те, кому уже за 40, которые выросли, воспитаны в СССР. Я не хочу никого обидеть, но это вот те настоящие патриоты, что готовы грудью встать на защиту нашей Родины. Не хочу обидеть молодежь, но надо признать, что патриотично настроенных среди тех, кому больше 18 лет, мало, если в процентном соотношении брать — вообще минимум. Поэтому ставку надо делать именно на подрастающее поколение, пока не поздно.

— Но темпы сборов это же не разгонит.

— Тут я согласен с Тимуром Николаевичем. Мы в своей группе всегда говорим, что любой желающий может поехать с нами. Диванные критики были всегда, они и будут. От этого мы никуда не денемся. Сидеть на диване и критиковать легче всего. Мы позвали нескольких желающих с собой в поездку, чтобы они увидели все своими глазами. По возвращении они все втянулись в нашу работу. Взять, например, руководителя нашего пункта приема помощи Рафаэля Зиганшина — понимаете, человек вроде тоже помогал и помогал… А когда поехал сам — все, этого человека уже просто не остановить. У него там вообще семейный подряд уже образовался: и он, и жена, и дочка — все помогают ребятам. Они прямо не выходят из двух пунктов гумпомощи, постоянно в движении.

Наверное, только таким образом можно решить проблему со сборами. Согласен, что никого мы не заставим силой. Если человек хочет помогать — он будет помогать. Те люди, спонсоры, что изначально начинали нам помогать, до сих пор с нами. Вопрос только в объеме [поддержки]. Да, [экономическая] ситуация изменилась, но в меру своих возможностей каждый по-прежнему помогает. За что им отдельные слова благодарности и низкий поклон за неравнодушие. Еще больший поклон нашим пенсионерам, которые получают 20 тысяч рублей пенсии, но все равно вносят свой вклад, не жалеют ни копеечки на наших ребят. Потому что они знают, что такое война, невзгоды и прочее, они своими глазами все это видели. Это воспитало в них особое отношение. Поэтому, что бы мы сейчас ни говорили тут, на нашем уровне мы не сможем решить этот вопрос.

— В качестве небольшой провокации хотел бы вбросить тут одну мысль вам. Вы говорите, что топчетесь на месте, не хватает средств на закрытие заявок… А почему бы вам не начать зарабатывать? У вас всех одна и та же проблема — все вы с протянутой рукой. Так почему бы не взять все в свои руки? Вон «Фронтовые перевозчики» открыли же музей СВО, с проданных билетов, насколько я понимаю, закупают необходимое снаряжение бойцам. И у каждого из вас есть определенные навыки, компетенции, которые вы вполне могли бы монетизировать.

— У нас тоже есть музей. Но мы не зарабатываем на нем. Понимаете, наша задача немного другая — чтобы дети или взрослые пришли в этот музей, увидели и осознали, что вообще происходит на фронте. Это в большей части элемент патриотического воспитания. Мы гордимся своими ребятами, которые с честью, достоинством выполняют свой долг и поставленные задачи. И мы хотим рассказывать об этом, но не зарабатывая на этом. У нас в целом не стоит задача зарабатывать на происходящем.

— Не надо относиться к этому как к зарабатыванию денег. Это лишь способ привлечения финансов на закрытие тех же заявок бойцов.

Суворов: Не забывайте, что здесь-то музей открыт в туристическом месте, с большим потоком людей.

Модератор: Тогда организуйте мобильную выставку. У каждого из вас есть привезенные трофеи. И опять же музей только одна из форм. Придумайте тогда другие форматы взаимодействия со своей аудиторией, новые. Каждый день объявляют об опасности БПЛА, роняют интернет, закрывают аэропорт — никому это не нравится, вызывает дискомфорт. Почему бы, скажем, не сыграть на эмоциях и не объявить сбор, условно, «За чистое небо над Казанью»?

Коцарь: Объявляли же после удара на «Лазурные небеса».

Суворов: Мы использовали этот слоган «За наших!», «За Казань!».

Модератор: Вы — да, а другие-то вообще никак не используют такие инфоповоды. Вы, конечно, извините, вам тут виднее в своей профессиональной области. Но надо же развиваться, совершенствовать подходы к гумпомощи. Хохлы вон на каждом видеоролике с прилетов «зарабатывают», завоевывают умы своих граждан, а вместе с этим и их кошельки.

Макаров: Давайте смотреть правде в глаза. Посмотрите, какие сейчас ролики гуляют по интернету. Недавно видел, как наших пэпээсников избивали «иностранные специалисты». Что делали окружающие? Стояли и снимали все это на телефоны, делали репортажи. Какие они патриоты? Если бы там был я, то я бы вышел [и вступил в драку]. А они стоят и снимают, комментируют еще. Это нормально? Если ты нормальный мужик, ты должен был ввязаться в драку, а не стоять и комментировать. Вот и вся логика. У нас по телевизору не то что патриотизма нет, у нас одно сплошное «Поле чудес» какое-то. Сколько на телеканалах уделяется внимания теме СВО? Думаю, не более 1 процента.

Сафиуллин: Я тут немного не соглашусь. Помимо сбора помощи на фронт, мы в числе прочего также записываем ролики патриотической направленности, которые потом транслируем и на День защитника Отечества, и на день вывода войск из Афганистана. Для чего это нужно? Чтобы и наше подрастающее поколение понимало суть происходящего, и это своего рода 23-й кадр, но уже для взрослых. Все равно это откладывается в мозгу все.

А что касается вот этого зарабатывания… Нам легче вложить свои деньги и потратить наше время именно для помощи ребятам, чем тратить его на зарабатывание, упуская самое главное.

«К сожалению, у нас не ведется никакой работы с населением. Скажем, даже если была бы подготовка ко всякого рода мероприятиям — может быть, кто-то и задумался бы, кому-то мозги бы это и вправило» Фото: «БИЗНЕС Online»

Модератор: Совместите приятное с полезным. Вы говорите, что у людей меняется мировоззрение после поездок в зону СВО с гуммиссиями. Хорошо, организуйте нечто вроде «туров» в зону СВО. Желающие найдутся.

Сафиуллин: Хорошая мысль!

Макаров: Правда, надо будет найти такую страховую фирму, которая согласится страховать всех этих желающих… Если только под собственную расписку.

Все же я считаю, что пока человек не получит сам хорошего такого леща — он не поймет, насколько это больно. Вот и все. Пока у нас по телеканалам показывают «звезд-мезд», и тому подобное, и пацанов выбритых, наглаженных, начищенных… Хотя когда мы приезжаем, они совсем иначе выглядят. Надо убирать этот диссонанс и показывать реальность. Пока люди пребывают в грезах, подогреваемых телевизором, больше помощников у нас тут, в тылу, не станет.

Самое обидное, что у нас нет средней прослойки вообще. Есть только работающий класс, простые работяги, которые все понимают и готовы отдавать последнюю копейку, и элита. А такого, чтобы было что-то среднее между ними… А ведь это основная финансовая составляющая, ее нет, получается. Когда человек раз в полгода или квартал летает на Бали — зачем ему об этом (об СВО — прим. ред.) думать? У него все хорошо. А если что-то случится — он сразу [прыгнет] в самолет и, как Галкин*, улетит просто.

К сожалению, у нас не ведется никакой работы с населением. Скажем, даже если была бы подготовка ко всякого рода мероприятиям — может быть, кто-то и задумался бы, кому-то мозги бы это и вправило. Люди задумаются: «Ага, раз готовят — значит, сейчас что-то начнется серьезное».

— О какой подготовке вы говорите?

— Условно, о тактической медицине, что самое простое. Я всем говорю: «Ребята, учитесь хоть бы чуть-чуть, но так вы добавите своих шансов к выживаемости». У нас, к сожалению, ничего такого не проводится. Потому люди и не осознают, думают, что все это где-то далеко от них. А когда на каждом предприятии начнут говорить о тактической медицине, когда будут показывать, как пользоваться аптечкой, начнут тренироваться эвакуации в бомбоубежища — вот только тогда задумаются.

Артемьева: У них сейчас одна проблема только: «Задолбал этот интернет! Опять эти сраные беспилотники!»

Макаров: По этой причине надо давать людям полную информацию дозированно, аккуратно — вот тогда на лыжи встанем и что-то да изменится.

Дмитрий Морозов: «Надо собирать предпринимателей на уровне глав района и просто беседовать с ними по душам» Фото: Андрей Титов

«Если туры организовывать на СВО — никто не поедет, население не поймет»

Модератор: Дмитрий Владимирович, а вы что предлагаете? Как побороть равнодушие общества и увеличить собираемость на гумпомощь?

Морозов: Надо решать вопрос по меценатам, спонсорам. Каждый район своеобразен, индивидуален. Надо собирать предпринимателей на уровне глав районов и просто беседовать с ними по душам. Собрать, сказать: «Кто чем может помочь?» И распределить задачи. Кто-то откажется — его право, сделаем выводы.

А то, что финансирование упало, так оно везде просело. Это по уровню жизни видишь в целом по стране. И если говорить о том, как призвать новых [меценатов] — а откуда их призывать? Сейчас если нажмешь на них — они убегут просто куда-то.

Макаров: У них у каждого уже готов свой тревожный чемоданчик.

Морозов: По поводу населения. Мы в Белгородской области зашли в кафе, как вдруг по телевизору объявили об опасности БПЛА. То есть шло кино какое-то, как вдруг его моментально прервали экстренным сообщением о необходимости укрыться в убежище. В такие моменты мозги все равно, мне кажется, как-то на место встают, когда такое видишь.

А про музей вы говорите… Просто у нас была возможность его организовать, мы его и организовали. Ребята со всей «ленточки» (линии фронта — прим. ред.) привозили экспонаты, передавали.

Модератор: Что думаете по поводу идеи возить туда людей?

— Мы сейчас уже даже и не берем, честно говоря. Просятся, бывает. Несколько ребят мы свозили так — конечно, в корне поменяли свое мировоззрение, стали активно помогать, участвовать. Для них произошел немного такой шок. Мы так своего главу района бывшего свозили — тоже на 180 градусов изменил отношение потом, стал помогать. Ну как помогать? Он и до этого помогал, конечно. Просто активнее включился в наше движение, когда он сам пообщался с ребятами, услышал об их проблемах — это был, конечно, колоссальный эффект.

Если туры, как вы говорите, организовывать — никто не поедет, население не поймет, скажет: «Вы коммерцией стали заниматься». Поэтому мы принципиально сейчас не берем, чтобы не было потом левых каких-то разговоров. Есть своя команда — с ними работаем.

— А вы же сборы сами не ведете?

— В основном своими силами. С теми, кто у нас на территории проживает, работаем. Кто хочет подключиться… Есть и такие, разовые. Они нам закупают то лес, то контейнеры. Мы тоже крючки закидываем, не афишируем, тихонечко подойдем, переговорим. У каждого появилось такое правило: раз в полгода крупно помогает, остальные несколько месяцев — ну там именные посылки, то да се. Есть те, кто взял себе за правило каждый месяц помогать.

— А вот вы и говорили о периодичности…

— У крупных предпринимателей это так устроено. У нас в районе много успешных людей живет, но они не каждый месяц помогают — такого нет. Один раз в полгода, потом другой раз в полгода, кто-то раз в три месяца, может. Все зависит от запросов.

— Почему бы тогда не организовать нечто вроде «подписной кампании»? Чтобы каждый месяц, условно, с карты человека списывалась энная сумма, чтобы он не задумывался лишний раз: а стоит или нет сегодня помогать? Один раз его вот так зацепить, объяснить, почему ему надо помогать, а потом поставить все на поток. Автоплатеж…

— Это тонкий вопрос. Это будет незаконно. Надо добровольно и отдельно квитанции формировать. На муниципальном уровне у себя в поселении я хотел так сделать: в квитанции на коммунальные услуги предлагалось [сверху] по 100 рублей [платить]… У нас открытый фонд, но это пока так не работает.

Сафиуллин: Это вы говорите про муниципальный уровень. А здесь имеется в виду создать автоплатеж для фондов…

Морозов: Ну надо встречаться с руководителями, общаться, прорабатывать. Я себя уже не считаю главой поселения, [чтобы принимать такие решения], больше как просто общественник. Мы встречаемся, разговариваем. И я не пользуюсь своим служебным положением, а просто как человек общаюсь. Многие знают, что мы с начала основания движения этим занимаемся.

Мария Скареднова: «Люди, пока им не покажешь, что там происходит, никак не реагируют» Фото: Андрей Титов

«Нам сказали, что мы, волонтеры, — это «пока не формат»

Модератор: Мария Николаевна, вам слово. Как нам поднять объемы сборов?

Скареднова: Так, темпы действительно упали, колоссально упали. Каких-то новых благотворителей практически нет. Остались старые, проверенные, но и у них возможности небезграничны.

Хорошее предложение было по поводу [упрощения схемы сборов на заявки]. Я ходила в Сбербанк, наверное, месяцев 8 назад по поводу расчетного счета, чтобы люди могли в готовой квитанции с указанными реквизитами просто вписать сумму — и все, деньги перечислены. Нам отказали. Сказали, что у них такой практики нет и что если будет какое-то решение сверху, то они могут такие вещи делать, а до того… Все под вопросом.

Тут зашла речь по поводу телеканалов. Хотела бы сказать тоже по поводу одного из них. Мы к ним обращались (сама лично, потому и помню это очень хорошо все), просили нас поддержать информационно. Нам сказали, что мы, волонтеры, — это «пока не формат». И нас пригласят, если у них будет такая потребность.

— Что значит «не формат»?

— Нам не объяснили.

Артемьева: Нас только «Татмедиа» качает и ТНВ. Остальные… Там вообще, кажется, на какой-то другой волне.

Скареднова: Да, там они как будто все нейтральные. Хотя у них есть там [профильные передачи]: «Происшествия», «Город», еще что-то. Но когда у нас тут что-то прилетает и бахает — почему-то сразу все откликаются.

По поводу того, что прилетает. У нас же сейчас стоит запрет на фото и видео, да? Честно скажу, я как человек, который ведет канал в «Телеграме»… Пока не выложишь реальные фотографии из госпиталя — люди никак не реагируют. Я к такому отношусь уже нормально, потому что не первый день все эти ужасы вижу. Но люди, пока им не покажешь, что там происходит, никак не реагируют. Сборы без какой-то такой нехорошей фотографии вообще не идут практически.

И вы говорите показывать людям дозированно происходящее. А как, если у нас стоят запреты на фото, видео? Понятно, что в вопросах безопасности не совсем этично делать селфи на фоне… Просто должна быть нормальная подача материала. Вот у Инсафа в канале есть все, что надо, и все так, как оно есть на самом деле. Потом включаешь телевизор, а там показывают [бойца] такого красивого, чистенького, выглаженного… Про себя думаешь: «Господи, где ты вообще находишься, что тебя таким снимают?» Или недавно наших ребят снимали — тоже все такие… Я спрашиваю: «А нельзя было показать, как вы на самом деле там бегаете, ползаете?» А он — мне: «А как? Нам же по башке дадут потом».

И знаете еще что по поводу госпиталей. Это была не лучшая идея, но я поехала в один из госпиталей. Передать гуманитарку и вещи от родственников… Вышла оттуда с мыслью: «Господи, зачем я туда пошла?» В той палате у нас было 8 человек. Если собрать их полностью, то это четыре полноценных человека. А так… У кого-то чего-то не хватает. Это тяжело все, конечно. И ребятам тяжело. Поэтому там работают психологи. С ними мы тогда тоже поговорили, долго разговаривали. Они говорят [раненым]: «У нас тут есть штатный психолог. Если тебе надо поговорить — приходи». Серьезно? Да ни один нормальный здравомыслящий мужик ни за что не пойдет сам разговаривать с психологом! Это раз. Во-вторых, психологи, которые сейчас [трудятся], должны быть сертифицированы обязательно. А не так, как сейчас на каждом углу трубят: «Я такой весь замечательный, час у меня стоит 20 тысяч. Но с вас 5–8 тысяч, приходите. Я вас поставлю на ноги…» Обязательно должен быть какой-то реестр квалифицированных психологов, кто действительно имеет право всем этим заниматься.

К нам недавно приезжала Татьяна Синицина, клинический психолог, из Москвы… В Беслане она тоже работала. Ее послушаешь и думаешь: да, вот это опыт, она реально может помочь людям. И тут недавно одна знакомая мне говорит, что прошла курсы. Про себя думаю: «Да не дай бог, чтобы…» Спрашиваю ее, сколько у нее час стоит. 8 тысяч. Я в такие моменты начинаю переводить в уме: ага, на 8 тысяч можно купить то, а еще это… Спрашиваю: «Слушай, а ты сама хоть раз помогала?» Она говорит, что у нее нет таких возможностей. Что? У тебя 8 тысяч час стоит, а я у тебя всего-то на носки прошу…

— А что делать с такими психологами? Ребята же вернутся, наверняка будет и всплеск спроса на психологические услуги.

— Я бы вообще всех их посадила, простите. Нет, понимаете, таких нельзя близко к людям подпускать. Ну просто нельзя их выпускать.

Суворов: Так они уже выпущены. Они уже рекламу дают: приходите к нам — мы будем вас доить.

Скареднова: Моя знакомая девочка на рекламу потратила 180 тысяч! Я не понимаю, почему не проверяют таких людей. Она вообще бухгалтер [по основному образованию], деньги считает.

Модератор: Ну хорошо, с психологами понятно. А что с новыми форматами привлечения денег в гумотрасль?

— У нас есть курсы по тактической медицине. Всем говорим, всех приглашаем. Курсы равноценны цене одной аптечки. Как раз подводили итоги, получилось на 28 аптечек выдали больше благодаря курсам. Волонтеры у нас проходят обучение бесплатно.

В обществе у нас почему-то сформировался устойчивый стереотип, что раз волонтер — ага, значит, что-то просить будет. Мне часто говорят: «А что ты там делаешь? Деньги зарабатываете, да?» Ага, седые волосы зарабатываем. Люди не понимают.

Анна Артемьева: «Побольше бы отзывчивости от тех, кто вообще никогда еще не участвовал. Вот если бы они подключились — было бы классно» Фото: Андрей Титов

«Есть большие предприниматели, которые проводят свою помощь через НКО. Только через НКО…»

Модератор: Анна Анатольевна, вы с большим гуманитарным опытом, вы давно в этом варитесь. Какие видите тенденции в обществе?

Артемьева: Этот год был объявлен Годом защитника Отечества. Поэтому какие-то помощники, люди у нас [в команде] добавляются. Плюс часто работающая наша ПВО нет-нет, но и прибавляет людей в наших рядах. Но темпы сборов… От двух недель до месяца в среднем отрабатываем одну заявку. Хотелось бы быстрее, чтобы за 2–3 дня. Хотелось бы, чтобы подтянулись наши крупные компании и агрохолдинги вроде «Агросилы». А что? Для них же это реально пустяки — помочь волонтерам, например, с теми же продуктами для сублиматов. Побольше бы отзывчивости от тех, кто вообще никогда еще не участвовал. Вот если бы они подключились — было бы классно.

Второй момент. У нас есть большие предприниматели, которые проводят свою помощь через НКО. Но потом появляются проблемы с постановкой этой самой помощи на баланс подразделений. Вот бойцы попросили три «птицы», например, спонсор у нас все оплатил, мы провели это через фонд, и у нас обязательно должен быть акт приема-передачи. Из-за того что в воинские части приходят камеральные проверки. А вы думаете, что бойцы ставят на баланс батальонов своих «птиц»? Нет. И чья у нас идет подпись, чья заявка, кто подписывался? С него (бойца — прим. ред.) начинают спрашивать: почему нет технического паспорта на это изделие, почему его вообще нет ни в одной описи, почему у вас там «убыло», а здесь не прибыло? То есть я это к чему? Какое-то именно списание или облегченное постановление на баланс, облегченное списание после того, как они потеряли эту «птицу», — вот это должно появиться. Было бы неплохо.

Коцарь: У нас, кстати, тоже есть предприниматели, которые помогают. Буквально недавно был такой опыт организации благотворительной акции для детишек из семей участников СВО. Подключился предприниматель Кузнецов Евгений Евгеньевич, у него плавательный бассейн «Арена Swim», устроили для детей бесплатную тренировку по плаванию, потом еще чайный стол был, экскурсия в музей спорта. Все это на базе «Ак Барс Арены». Детям было все очень интересно. Мы еще сделали там круглый стол, я позвала гостей, с кем бы хотели наладить диалог семьи участников, и мы провели вот такую встречу. Почему бы не поддерживать таких предпринимателей? Евгений Евгеньевич сам это профинансировал просто так, не ради пиара, не ради чего-то еще. Если бы о них говорили, если бы их поддерживали тоже как-то — таких предпринимателей было бы больше.

— Начать надо с того, чтобы предприниматели хотя бы помогали своим сотрудникам, у кого кто-то из родных служит.

Макаров: Таких очень много. Я знаю компании, которые помогают и за которых я могу железобетонно быть уверен. Ну с десяток таких точно наберется, которые от начала и до конца помогают, причем очень серьезно.

Артемьева: Они и не озвучивают свою поддержку. Если ты за доброе дело похвалы ждешь, то, значит, ты добро не делаешь, а продаешь. Мы всегда спрашиваем: «Вас озвучивать надо?» — «Нет, вы что, ни в коем случае».

Скареднова: Все равно больше тех, кто вообще никак не помогает.

Артемьева: Я поначалу тоже думала, что вокруг все добрые. А оказывается, что далеко не все.

Скареднова: Недавно потратила 40 минут, отвечая на вопрос: «Зачем тебе это надо? У тебя же дети…» Я говорю: «У вас тоже есть дети. И у меня есть дети. Вот я и хочу, чтобы у них было будущее. А вы для своих чего хотите?» В общем, минут 40 мы разговаривали. В конце он мне сказал: «В принципе, могу в ваш фонд выделить 10 тысяч. Но вы мне потом, пожалуйста, благодарственную грамоту пришлите. Ладно?» В такие моменты мне иногда просто хочется встать, высказать все, несмотря на то что я девушка, языком какого-нибудь сантехника Анатолия и выйти просто. Вы серьезно? Вам грамота нужна? Нет, мне не жалко, честно, выпишем.

Было бы очень здорово, если бы какими-то решениями сверху, какими-то процентами с прибыли, может… Многие волонтеры сказали бы спасибо, это серьезно бы разгрузило нас. И не только нас, но и бойцов. Затрат у них очень много. Когда приходит заявка, смотришь на нее — вроде на одном листочке все. Переворачиваешь… А там еще вторая страница. Понимаешь, что отработать все не сможешь. Начинаешь всех обзванивать, писать, спрашивать, собирать по копеечке… А когда говоришь, что ты волонтер, для всех становишься попрошайкой просто. Ничего хорошего от этого нет.

Макаров: По этому поводу хотел бы разрядить атмосферу шуткой. Одна моя знакомая мне всегда задает вопросы, не только она, многие. Спрашивают: «Как ты все это успеваешь? Ты что, зарплату за это получаешь?» Я им в шутку говорю, что да, еще и страхуют меня, когда я туда еду, плюс командировочные дают. Она всерьез: «Да ну на фиг?» Я: «Да, серьезно. Еще суточные 5 тысяч. Страховка. Если там конечность теряю — 3 миллиона, как у военных. А если обнулят — 15 миллионов». — «Да ну на фиг? А можешь моего супруга с собой взять?» Мужик мне ее потом звонит, я ему говорю: «Слушай, она тебя заказала». Шутка шуткой, но так оно, к сожалению, и есть. Из-за недостатка информации и неосведомленности о реальных событиях возникают вот такие истории. Многие так взаправду думают, что волонтерам платят.

Модератор: Хотя вроде и абсурдно звучит, где волонтеры и где зарплата…