«Приношу свои извинения руководству республики, что не оправдала доверие…» — заявила в суде Гульшат Нигматуллина. Процесс над бывшей руководительницей загса Татарстана, ее замом и главбухом близится к развязке. В понедельник допросили главного фигуранта дела: Нигматуллина вину по-прежнему отрицает, но не во всем. О том, что говорили ее подчиненные на очных ставках, кто подписывал приказы об обналиченных премиях и была ли в загсе коробка с «серой кассой», — в репортаже «БИЗНЕС Online» из зала суда.
«Приношу свои извинения руководству республики, что не оправдала доверие…» — заявила в суде Гульшат Нигматуллина
«Я ненадлежащим образом исполняла свои обязанности…»
На двух прошлых судебных заседаниях по делу загса допрашивались бывшие замначальника управления Ренат Ахметзянов и главный бухгалтер Ландыш Шарафутдинова. Впрочем, назвать это полноценными допросами сложно. Оба лишь коротко выразили свое отношение к предъявленному обвинению — признали вину в совершенном превышении должностных полномочий (ст. 286 УК РФ) — и далее воспользовались правом 51-й статьи Конституции РФ, по которой «никто не обязан свидетельствовать против самого себя». И на остальные вопросы ни судьи, ни прокурора, ни других адвокатов уже не отвечали. Поэтому вместо «живого» допроса пришлось оглашать ранее данные ими в ходе предварительного следствия показания, на что потребовалось несколько заседаний.
Последней перед прениями должны были допрашивать бывшую начальницу управления загса РТ Гульшат Нигматуллину. На всех судебных заседаниях та сидит особняком от бывших подчиненных, не на судебной скамье, а на отдельном, чуть поодаль от остальных стульчике, словно демонстрируя свою полную непричастность к происходящему. Она это подтвердила уже в ходе своего допроса, который на удивление пошел не по сценарию ее коллег по несчастью, взявших «51-ю статью».
«В преступный сговор с исполняющим обязанности начальника управления загса Ахметзяновым и заведующей сектором бухгалтерского учета и обеспечения деятельности управления Шарафутдиновой я не вступала. Указаний о том, чтобы звонить руководителям территориальных органов загса с требованием возврата полученных денежных средств, я не давала. Денежных средств не получала», — заявила Нигматуллина на просьбу своего адвоката Анисы Алешиной пояснить все, что ей известно по предъявленному обвинению.
Нигматуллина, делая паузы и тяжело вздыхая, зачитывала все строго по бумажке: «В ходе следствия по делу были допрошены 160 человек. И только двое из них спустя четыре месяца после возбуждения в отношении них уголовного дела стали меня оговаривать, чтобы избежать уголовной ответственности за содеянное. Моя вина в том, что, будучи руководителем, я ненадлежащим образом исполняла свои обязанности и недостаточно контролировала работу заместителя управления Ахметзянова и Шарафутдиновой. В этом я свою вину признаю. Полностью. Очень раскаиваюсь. И приношу свои извинения руководству республики, что не оправдала доверие…»
По версии следствия, все деньги — а суммы у всех были разные, от 100 тыс. до миллиона рублей и более, — шли на пополнение так называемой серой кассы управления загса РТ, которой якобы распоряжалась Нигматуллина
Кто подписывал приказы о премировании оцифровщиков
Дальше Нигматуллина заявила о том, что из всех фигурирующих в деле приказов о премировании сотрудников подписывала лично только один — №450 от 11 декабря 2020 года. А кто «с имитацией ее подписи» подписывал остальные пять документов, она не знает. Данное заявление, если углубиться в детали обвинения, имело принципиальное значение для выстраивания ее линии защиты.
Бывшую начальницу загса РТ, собственно, и обвиняют в том, что она сначала выписала приказы о премировании сотрудников за их переработки, связанные с переводами и оцифровкой актов и различных архивных документов. А потом якобы давала указания Ахметзянову и Шарафутдиновой обзвонить руководителей территориальных органов, велев тем «собрать» с сотрудников начисленные премии и привезти все налом в центральный офис управления.
Суммы у всех были разные — от 100 тыс. до миллиона рублей и более. Все это, по версии следствия, шло на пополнение так называемой серой кассы управления загса РТ, которой якобы распоряжалась Нигматуллина. Визуально этой «кассой» была обычная коробка, хранившаяся в сейфе в бухгалтерии. Деньгами из нее оплачивались мероприятия и вещи, приобретение которых не было предусмотрено основными статьями бюджета управления: это разные праздники, чествования юбиляров ведомства, закупка сувениров к итоговым коллегиям загса, чак-чака в качестве подарков и т. д. Якобы были даже экскурсионные поездки для федеральных начальников в Елабугу: с рестораном, осмотрами достопримечательностей и прочим — все в лучших традициях татарского гостеприимства. Оплачивалось все из «внебюджетного фонда» по согласованию с Нигматуллиной. Всего ей вменяется хищение 16,4 млн рублей.
Но есть один принципиальный момент. Когда совершалось это преступление, Нигматуллиной не было в городе. Она была с сыном на лечении в одной из клиник Барселоны в Испании, где пробыла почти три месяца, если верить ее показаниям. Все это время исполнял обязанности начальника управления загса Ахметзянов. И логика защиты Нигматуллиной такова, что она приказы о премировании, с которых и начиналась преступная схема, раскрытая сотрудниками УБЭП и СКР, подписывать никак не могла. Но подписи под документами, уверено следствие, стоят ее. К таким выводами пришли эксперты, проводившие проверку.
Выводы этой экспертизы, по словам адвоката Алешиной, не выдерживают никакой критики, не был дан ответ на вопрос: а чьи же тогда это подписи, если не Нигматуллиной и не Ахметзянова? Как пояснила главбух Шарафутдинова, по приезде Нигматуллиной из Испании в конце 2020 года пакет накопившихся приказов о премиях был положен на стол начальнице. Та, мол, и подписала, но уже, получается, задним числом. На вопрос Алешиной, а как же тогда казначейство еще осенью 2020 года переводило деньги на премии сотрудникам загса, когда не было подписанных приказов, Шарафутдинова заявила, что для казначейства эти документы и не нужны были, они больше для внутреннего использования. «Тогда для чего вы заставили Нигматуллину после приезда задним числом подписать эти приказы?» — допытывалась Алешина у Шарафутдиновой. Вопрос остался без ответа.
Тогда адвокат Алешина заявила ходатайство с просьбой проведения повторной экспертизы спорных приказов о премировании, от которых открещивается Нигматуллина. Остальные были против, мол, это затягивание судебного процесса и экспертиза уже была проведена. Судья Ильдар Салихов с ходу принимать данное ходатайство не стал, отложив решение до следующего заседания.
«По 286-й вину признаю, а в части 159-й не признаю», — подытожила все оглашенное Нигматуллина, отвечая на вопрос судьи, сознается ли она в содеянном
Защита: полномочий не превышала, но была халатной
«Больше мне рассказать нечего. Прошу огласить мои показания, данные на следствии. Они правдивы на всем протяжении следствия», — заявила в суде Нигматуллина. Удивительно, но никаких дополнительных вопросов ни от ее адвоката, ни от других защитников или подсудимых, ни от прокурора не было. Все согласились просто зачитать ее прошлые показания, чем следующие полтора часа и занималась старший помощник прокурора Вахитовского района Анна Маркарьян.
Сначала огласили показания Нигматуллиной с допроса от 5 марта 2024 года, когда та была еще свидетелем. Там бывшая начальница загса РТ утверждала, что никаких указаний по «обналичиванию» премий не давала, никаких денег сама не похищала. То же самое она заявила на допросе 26 июня 2024-го. Плюс тогда же следователем ей задавались вопросы по поводу фиктивного трудоустройства некоторых сотрудников под оцифровку (да, такой сюжет в истории также имеется). На это Нигматуллина заявляла, что ничего об этом не знает. И в целом на том допросе она утверждала, что многого не помнит. Например, не смогла назвать ни конкретные районные отделения, занятые оцифровкой, ни точную сумму, выделяемую из федерального бюджета под это: «Примерно 70–80 миллионов в год, могу ошибаться…» Что же до торжественных мероприятий, финансируемых из «внебюджетной» коробки, Нигматуллина заявляла, что головным управлением загса РТ никаких таких мероприятий не проводится — только на местах, в территориальных отделах, и уже за счет районных исполкомов.
На своем первом допросе в качестве обвиняемой 17 июля 2024 года Нигматуллина все ранее данные показания подтвердила. Но вину категорически не признала ни в превышении должностных полномочий, ни в мошенничестве: «Никому никаких указаний по передаче денежных средств и обзвону начальников районных отделов загса не давала», — повторяла несколько раз Нигматуллина на допросах.
Но в декабре 2024 года Нигматуллина, если верить ее показаниям, несколько изменила свою категоричную позицию. Она стала признавать вину по ч. 1 ст. 286 УК РФ, но не по ч. 4 ст. 159 УК РФ. По ее словам, ее вина лишь в том, что она доверилась Ахметзянову и Шарафутдиновой — именно они, уверяла Нигматуллина, совершили все преступление у нее за спиной. Ее бывшие подчиненные же утверждают иное — что слепо исполняли указания Нигматуллиной, не зная, что совершают преступление.
Это они говорили в своих показаниях, а также и на очных ставках с Нигматуллиной, протоколы с которых тоже огласила накануне Маркарьян. Мол, перед своим отъездом в Испанию та дала им четкие указания, что будут крупные поступления от федералов на оцифровку, что деньги надо распределить между сотрудниками-оцифровщиками, а также, «возможно, на нужды загса». На очных ставках Нигматуллина все это отрицала, как отрицает и сегодня. Не подтверждала она и сверхсекретные требования захода к себе в кабинет. Ахметзянов на допросах уверял, что, когда началось следствие, Нигматуллина стала очень осторожной и дала указание: заходить в кабинет к ней без телефонов, а все вопросы обсуждать только письменно и на бумажках, которые потом уничтожались. Нигматуллина уверяла, что ничего такого не было.
«По 286-й вину признаю, а в части 159-й не признаю», — подытожила все оглашенное Нигматуллина, отвечая на вопрос судьи, сознается ли она в содеянном. В этот момент Алешина ей шепнула тихонько: «По 293-й…» Тогда бывшая начальница загса РТ ретировалась и заявила, что признает вину только по 293-й статье УК («Халатность»), которую ей даже не вменяют. Саму же 286-ю, т. е. превышение должностных полномочий, все-таки не признает. Она уверена, что имела место именно халатность, а не превышение. Оно и понятно: за ч. 1 ст. 286 максимальное наказание составляет 4 года лишения свободы, а за 293-ю — максимум исправительные работы или арест до полугода.
Допрашивать Нигматуллину далее уже не было никакого смысла. На все встречные вопросы судьи та отвечала, что «не знает», «указаний не давала», «мне неизвестно» и т. д. Тогда судья переключился на Ахметзянова в попытке выпытать у него что-то новое, но и тот оказался в целом непреклонен, не выдав ничего, чего бы уже не сказал в своих показаниях. «Сколько же можно было купить чак-чака на 16 миллионов рублей?» — спрашивал судья у Ахметзянова уже как будто в шутку. Тот юмора не оценил: «Там не только чак-чак уж. Несколько лет проводились мероприятия. Там много всего было…»
Следующее заседание по делу загса состоится уже сегодня. Ожидается, что на нем огласят материалы очных ставок с другими сотрудниками управления, свидетелями, лишившимися заветных премий.
Внимание!
Комментирование временно доступно только для зарегистрированных пользователей.
Подробнее
Комментарии 9
Редакция оставляет за собой право отказать в публикации вашего комментария.
Правила модерирования.