Владимир Попов: «Российская армия должна быть размером в 3 миллиона человек»

Владимир Попов: «Население Донбасса, Луганщины — это наши русские люди, они не виноваты, что находятся под оккупацией противника» Фото предоставлено Владимиром Поповым

«Линия фронта стала «пилообразной»

— Владимир Александрович, какова ваша оценка состояния линии фронта?

— Отмечу, что линия фронта стала «пилообразной»: наиболее выражены выступы, они острые, выпукло-вогнутые, но нет плавного хода, как это было, скажем, полтора-два года назад. Я это объясняю так: динамика образовалась за счет того, что мы прошли рубеж, где были созданы очень мощные укрепления противника.

Скажем, в Донбассе имеются шахты, терриконы, их можно использовать как высоты, превалирующие над пространством. Кроме того, там можно создать запасы, схроны для вооружений и техники, базы для ДРГ, личного состава. Ну и, конечно, хранилища для продуктов, медицинских комплектов. И выколупать противника из каждой шахты, из этих бетонных укрытий было крайне тяжело. Поэтому все шло довольно медленно.

А допустим, нанести массированные авиационные или ракетно-бомбовые удары было невозможно. Агломерация заселена очень плотно. Это ведь сплошь шахтерские поселки, деревни, маленькие городки. Идеология у нас такова: мы стараемся сберечь население бывшей Украины, не военных, которые противостоят нам, а именно гражданское население. Тем более население Донбасса, Луганщины — это наши русские люди, они не виноваты, что находятся под оккупацией противника. Хотим мы или нет, нас сдерживают и останавливают такие аспекты.

Мы преодолели эту укрепленную зону, которая начала формироваться еще лет 10 назад, хотя они рассчитывали на то, что их вооруженные силы там будут себя чувствовать хорошо. Там даже вглубь около 3–4 линий обороны можно насчитать. Чуть ли не каждый район, городок был хорошо спланированным оборонительным пунктом для противника. Брать это, повторюсь, было достаточно тяжело.

Так вот, этот «пилообразный» рельеф образовался по следующим причинам: в отдельных районах были более слабые оборонительные сооружения, там имелась возможность продвижения, более благоприятные условия ландшафта. А также были крупные очаги обороны, скажем город Дзержинск или иные населенные пункты, в итоге продвижение получалось неравномерным: где-то приходилось тормозить, где-то удавалось проходить дальше.

Важно уточнить, что во всех этих городах — Часовом Яре, Соледаре — много промышленных предприятий. Карьеры, добывающая промышленность, много ходов-выходов, норы очень глубокие бывают. Кроме того, мы сталкиваемся с тем, что стали появляться водные рубежи, как, скажем, река Оскол, которая впадает в Оскольское водохранилище. Здесь, конечно, при подходе все тоже будет замедляться. Может, даже в весенний период вообще приостановится, разлив рек будет, таяние снегов, которые накопились в полях и лесополосах.

Можно заметить, что такие выступы вообще везде — и под Северском, и под Соледаром, и на донецком направлении.

Вот сейчас у нас один из выступов, тоже характерный, в сторону Малой Токмачки, по направлению к Орехову. Полагаю, что это направление также активизируется, да и в Запорожье в целом, дороги там, транспортные пути есть, железная дорога, автомобильные трассы. Кроме того, нам там очень удобно: мы дошли до Запорожского водохранилища, вдоль берега будем развивать успех, обходить участок в районе Орехово. А Орехово — это большой железнодорожный узел, логистический центр.

Важно понимать, что там ландшафт более ровный и доступный, нет серьезных перепадов высот, больших балок, каких-то огромных холмов, хотя не сказать, что это «ровный стол», но все равно степные районы появятся, менее населенные. Так что, думаю, на том участке успех будет на нашей стороне. Но надо учитывать, что сил и средств у сопредельного государства еще достаточно, киевские части еще держатся крепко, регулярные поставки западных стран осуществляются. А имеющиеся в резервах запасы, которые мы не добили или еще не разведали, тоже играют свою роль.

— Что происходит в Суджанском районе Курской области?

— Это наша болевая точка, это весьма ущербно для нас. Очень обидно, что мы проморгали, наша разведка где-то не доложила вовремя, стратегическая, не ДРГ, конечно, которые ходят по лесам и в целом работают в Сумской области, кстати очень активно работают, молодцы. К слову, они отрезают пути поставок, чтобы на Суджу не вышли резервы и формирования и не подпитывали их личным составом и боевой техникой, артиллерийскими системами, системами залпового огня, а также не дают доставлять боеприпасы группировке, которая осталась там.

Так вот, этот аппендикс в северной своей части, даже на северо-восток где-то. Там идут бои в населенном пункте Погребки, есть информация, что вышли на Новые Сорочины, Малую Локню, Русское Поречное. Там очень узкий выступ, который, кстати, нашими войсками сейчас простреливается. Но полностью освободить его нет возможности. Мешает ландшафт местности, география района: там большие холмы, перелески, низины и перепады высот. Если закрепляется противник даже на маленьком участке на холме, высоко, то вытравить его оттуда, уничтожить очень тяжело. А бить по площадям тоже неэффективно.

Там наше население, которое может находиться в поселочках, деревнях, где оно находится, полной информации после оккупации нет. Это сдерживающий фактор. Линия фронта, может, и малая, эдакая петля, но она очень опасная. Ждем, когда со стороны Русского Поречного и Малой Локни нанесут удар и, может быть, замкнут этот аппендикс и отрежут от питания.

Дороги-то там хорошие, логистическая возможность подпитки сохраняется, пусть и разрозненных подразделений, а может, даже остались диверсионно-разведывательные. Они хорошо были обеспечены, вероятно, очень мотивированы. Хоть и много говорят, что есть подразделения, которые сдаются, но это вновь прибывшие на усиление. А вот те, которые зашли уже полгода назад, они, как правило, хорошо мотивированы и уже обустроены, а также специфически подготовлены. Скорее всего, это профессионалы достаточно высокого класса, чего, конечно, нельзя сказать о новых резервах, которые формируются на Украине.

Очень хороший у нас результат южнее Суджи, в районе сел Мартыновка, Мирный, Бондаревка. В поселке Махновка мы уже находимся, это ближайшая точка на расстоянии 3–5 километров от Суджи. А ДРГ, я думаю, уже в пригородах есть. Но это еще разовые, эпизодические выходы разведывательных групп.

Важно, что этот фронт нужно сформировать в районе Черкасской Конопельки, там сложный речной рубеж, это нужно будет форсировать, это тоже преграда, пусть и небольшая.

Южнее тоже наводится порядок, там пытаемся отрезать сообщение с Сумской областью. На прошедшей неделе была информация, что был очередной массированный групповой удар, участвовали и авиация, и артиллерия. Действовали по данным разведывательных групп, которые дали целеуказания на резервные формирования, готовые к выходу в Курскую область. Там техника была, личный состав, удар пришелся по трем позиционным районам. Где-то батальон накрыло, роту-две, им буквально не дали возможность сформировать новый кулак, который можно было бы протолкнуть на Суджу.

А если взять западную часть выступа, в районе Дарьино, Обуховки, Николаево-Дарьино, вот эти деревеньки находятся в интенсивном движении, там наши идут вперед, где-то вязкая оборона, перемалывают личный состав противника, где-то разведдействия, которые формируют общую картину и ищут слабые места. Задача: заставить противника передвигать части малыми группами, чтобы у него не было возможности создавать крупные опорные пункты.

«Если мы перережем пути доставки, будем авиацию использовать, а она будет все лучше и лучше работать, погодные условия улучшатся, видимость станет лучше, световой день увеличится, то у них появятся большие проблемы» Фото: © РИА «Новости»

— Сражение за Красноармейск, он же Покровск. Каковы перспективы, насколько этот город важен в рамках общих действий группы войск «Центр»?

— Тут все связано с тем, что у нас покровское направление — это донецкое, главное направление, то из-за чего все начиналось. Тут и Великая Новоселка, там с юга, потом под Курахово действовали. Нам надо было как можно дальше от Донецка оттянуть врага. А Донецкая агломерация — это большие шахтерские города, промышленные центры, в общем-то, Горловка, например. Нужно было их обезопасить. Кроме того, это пути коммуникаций.

Покровск — это, если посмотреть, тоже узел, восточнее него Мирноград — это также промышленный центр, по сути, город-спутник. Это, получается, большой промышленный узел. Это и коммуникационные линии, там, как нервы, сходятся 3–4 дороги, в том числе и рокадная дорога, которая сейчас идет вдоль линии фронта. Очень удачное место для противника, оно было раньше еще буквально намолено, весьма сильный укрепрайон.

Скорее всего, смысл такой, как я вижу: по крайней мере, с южной части мы город обошли, Шевченко взяли, Новоалексеевку, видимо, и надо продолжать развивать это направление, очередной «зуб» создавать.

Как я говорил вначале, у нас там «зубья» нарезаны и их нужно продолжать создавать. А вот что там останется внутри этого «зуба», в полуподкове, пусть пока остается, самое главное, перерезать им пути снабжения и пути, по которым они подводят войска. Пусть это будет как в Дзержинске, где по бокам сначала обошли. Это и характерно, так и надо делать, не завязываться, не увязать на зачистке больших городов. Главное — не город взять и зачистить, а, может быть, в кольцо, полукольцо взять. А уже потом это пространство потихоньку сжимать. Скажем, можно будет привлечь Росгвардию для таких целей, ополченцев из числа местных жителей и потихоньку перемалывать врага.

Конечно, оставить боевые подразделения тоже нужно, но это уже вторично, доделаем потом, через месяц-другой. Тем более скоро весна, грунт раскиснет, грунтовые дороги станут непроходимыми, а значит, мы окажемся вынуждены остановиться, вперед не потопаем. Наверное, тогда и нужно будет доделывать дела, которые останутся в тылах.

Кто-то может сказать, что в тылу оставлять такие оборонительные круги опасно. А я скажу: если мы перережем пути доставки, будем авиацию использовать, а она будет все лучше и лучше работать, погодные условия улучшатся, видимость станет лучше, световой день увеличится, то у них появятся большие проблемы. Противодействовать им без обеспеченной ПВО будет очень трудно. Увы, но, скорее всего, мирное население при таком подходе может пострадать, но думаю, что его там уже не так много.

А вот дальше может быть интереснее. Военные ведь люди, если они увидят, что судьба их складывается так же, как складывалась судьба их предшественников, то месяц-другой, и, очень может быть, они решат, что нужно выйти с боем из населенного пункта. Мы ведь им оставляем коридор для отхода, узкий, контролируем его со всех сторон, но надежда остается. Это достаточно сильно влияет на стойкость, потому что, когда полное окружение, части, попавшие в него, сопротивляются упорнее.

Наверное, такая тактика будет оправданна. Впрочем, это не только мое мнение, а в целом оценка достаточно большого количества аналитиков.

«Комплекс боевого потенциала ВВС Украины все равно возрастает, но на сегодняшний день он нам не столь опасен, как может показаться» Фото: © Cody Froggatt / Keystone Press Agency / www.globallookpress.com

Об истребителях для Украины

— Недавно Нидерланды поставили Киеву самолеты типа F-16, кроме того, Зеленский заявил, что ему передали пять самолетов Mirage 2000-5F. Насколько это много и как такая техника влияет на характер боевых действий?

— По моему сведению, выделили 12 самолетов F-16, пилотов подготовили, но перелетели ли они со стороны польских аэродромов — у меня информации нет. Скажу так, это хорошее подспорье, да и время удачное передать данное количество самолетов.

Потому что из прошлых поставок F-16 они уже потеряли. Один был брошен при попадании осколков во время налета на аэродром, там два самолета взлетели, один получил поражение, но сумел сесть, а второй был сбит. Еще один был сбит, информация была, но достаточно завуалированно. Скорее всего, украинские средства ПВО сделали дружественный огонь, впрочем это нам помогло. А также один самолет был потерян в учебно-тренировочном полете, скорее всего он выполнял попытку отражения налета, а сработала украинская ПВО. Не все гладко получилось.

Итого из тех 12, которые у них были, за два месяца потеряли четыре — это много. Так что это хорошая поддержка, если еще 12 самолетов придут и будут размещены на аэродромах на Западной Украине. Там огромная сеть, она достаточно хорошая. Мы, конечно, пытаемся ее дезорганизовать, просто потому что уничтожить обычными средствами аэродром, расположенный далеко от линии боевого соприкосновения, нереально. С ядерным вооружением разве что, но это крайне затратно.

Мы в свое время моделировали подобные удары. Прикидывали, как наносить удары по западным, натовским аэродромам, которые находились где-то в Северной Италии, Франции, Германии. Там, по подсчетам, требовалось на площадь аэродрома или авиационной базы, чтобы ее накрыть и вывести из строя хотя бы на пару месяцев, от четырех до 6 ядерных тактических авиационных бомб, по мощности раз в 5–10 превышающих мощность бомбы, сброшенной на Хиросиму.

А когда мы сейчас работаем по пресловутому аэродрому Староконстантинов — а мне там приходилось в свое время летать, я его немного знаю, — так вот, мы по нему ударили, и через пару недель максимум он восстановлен. Если мы не попали точно по взлетно-посадочной полосе, рулежной дорожке или электропитанию, распределению на аэродроме, в трансформаторный центр или склад ГСМ, то это все восстанавливается достаточно просто. Ну или уничтожаем отдельный самолет или вертолет, открыто расположенный. Они, конечно, найдут, куда распределить эти самолеты.

А вот то, что Макрон им пообещал и отправил Mirage, а также переучил летный и инженерно-технический состав и они даже выполнили несколько самостоятельных полетов по кругу, а также в зону пилотирования, освоили пилотаж на таких самолетах, — это отдельный вопрос… Но важно понимать, что модель F5, которых дали всего пять штук, — в целом капля в море.

Конечно, комплекс боевого потенциала ВВС Украины все равно возрастает, но на сегодняшний день он нам не столь опасен, как может показаться. Потому что даже те 12 F-16, которые подойдут, принципиально ситуацию не изменят. Они сейчас осваивают курс боевой подготовки, все-таки процесс переучивания идет еще.

Долго это происходит, потому что пилотировать-то они научились, а нужно еще научиться стрелять, допустим, ракетами ближнего боя типа Sidewinder, делать пуск по воздушным целям. Надо три-четыре полета выполнить: один вывозной, потом контрольный и еще парочку самостоятельных, погоняться, попускать ракеты.

Потом нужно учиться стрелять ракетами средней и большой дальности, если есть, надо отработать. Потом поработать по земле, выпускать крылатые ракеты типа Storm Shadow, это тоже нужно бы три-четыре полета выполнить. Сначала тактических, потренироваться, как включать систему, как выключать, как работать с оборудованием кабины, прицеливаться, как выдерживать режим. Потом совершить пуск ракетой непосредственно по полигону. Потом бомбометания отработать, свободно падающую, планирующую бросить или корректирующую. Видите, есть три варианта бомб малого калибра.

Для этого нужно сначала провести тактические бомбометания, без сброса, сначала имитацию. Потом надо имитировать заходы на разные типа атаки. С разных видов атаки все по-разному, с горизонта — это одно, с горки — другое, с переворота — третье, с пикирования — четвертое, подходить нужно уметь с разных высот, на разных скоростях, режимы-то важные. Для пилота истребителя-бомбардировщика необходимо отработать, на это время требуется, а его у них нет, они урывками работают.

Сейчас дежурят системы ПВО, пытаются отражать удары наших беспилотников, ракеты Х-101, хотя, по моим данным, у них это неважно получается, но все равно похвально, что у них системы работают, набираются опыта. Для нас это опасно. Но на линии соприкосновения ни один самолет, даже на дальность видимости радиолокационных станций типа системы ПВО С-300 или С-350, а уж тем более С-400, из них не выходил. Мы на своих экранах F-16 еще не видели, а вот как увидим, то и у нас оскал и возможность появятся, погоняем их нашими ракетами. Вот тут уже в дуэльной ситуации что будет, сказать не могу. Но они осторожно к этому относятся.

— А Mirage тогда что?

— Повторюсь, вариант F5 в количестве пяти штук — это ничего. Для своего времени это неплохой самолет, легкий истребитель, однодвигательный, как и F-16, только у него треугольное крыло, большего удлинения, с переходом. Он достаточно маневренный, это четвертое поколение истребителей. Да и модель, надо сказать, не самая последняя.

Да, Storm Shadow он может запустить, но не более того. По земле хорошо отработает, но эта ракета летит 200–250 километров, ну, может, с большой высоты дотянет до 300 километров, но надо же ее еще пустить не по линии фронта, а куда-то в наши тылы, а значит, подойти нужно поближе. На большой высоте подходишь — уже радиолокационная заметность высокая. Это видно нашим средствам ПВО, а значит, будет в поле зрения наших локаторов кругового обзора. Кроме того, включается локатор сопровождения, а дальше и пуск ракеты.

Может, мы его и не собьем с первого раза, если он далеко будет. Но вероятность выживания у этих истребителей очень низкая относительно наших систем ПВО. Просто массовостью возьмут, пустят несколько ракет подряд по одной цели и загонят его сразу.

Летчики тоже под вопросом, да, они по кругу попилотировали. В целом осваивать этот самолет будет попроще, чем F-16, потому что на F-16 нетрадиционная система управления. У него джойстик или ручка управления стоит на правом боку, газ — на левом. Но то, что не по центру, — это плохо, психофизиологическое строение человека симметричное, как вы знаете, штурвалы и ручки управления у истребителей или штурмовиков стоят по центру. Это не прихоть конструктора, а необходимость — это эргономичные показатели, физиология человека. Ну и психологические факторы говорят о том, что это грамотно все, входит в природу человека. Тут усиливаются и возможности машины и человека, очень адекватное решение. В другом случае этого не получается, поэтому с F-16 нужно привыкать, проводить методическую работу, мышцы, глаза приучать: ты работаешь глазами вперед, а руки — по сторонам. А у Mirage и руки в центре, и прицел.

Собственно, что я вам говорю, — это авиационная психология. Так что, я думаю, они французский самолет быстрее освоят. На наших МиГ-29 то же самое, из того, на чем я лично летал, — Су-27, Су-24 — все точно так же. А тем более если у них есть опыт, скажем, военного летчика второго или первого класса, то с освоением новой техники окажется проще.

Вместе с тем будет языковой барьер. Если там все шильдики, подписи и инструкции на французском языке, да даже если на английском, то для украинского летчика это неудобно, ему ближе русский: методички основные были на русском, это уже потом они на украинскую мову стали переводить. А так все инструкции были на русском, все пользовались одними данными и одной тактикой.

Сейчас это переворачивается с ног на голову. Это тормозит восприятие, понимание, даже физиологию прохождения нервной системы. Ему надо сначала прочитать, дальше это перевести на русский или украинский, что ему ближе, а потом опять сказать и сделать по-другому. В итоге замедляется реакция человека, физиология работает, прохождение нервных сигналов будет немного заторможено, а это сказывается на принятии решений, стиле управления, реакции какой-то, особенно если произойдет нештатная ситуация.

Тогда все будет тормозиться в разы. У нас, у летчиков, говорят так: если ты на земле выучился, то, когда ты первый раз осваиваешь новый самолет, на земле ты знаешь все на пять, а воздухе — в лучшем случае на четыре, а чаще — на три. Особенно если что-то случается, какие-то нюансы, есть такие особенности. Хотя летчики активно готовятся и на тренажерах, проходят особый психологический отбор! Их же не всех берут!

Повторюсь, авиационная психология — это очень крепкий орешек, который надо раскусить. Так что результата большого сегодня ждать не надо. Как сказал, что F-16 уже два месяца летают, работают, — кроме как потерь, результата не видели.

«Не нужно надеяться на то, что обстановка станет лучше, что вопросы решим, договоримся, — этого не будет. История показывает, что у нас не было спокойного периода существования, чтобы мы где-то не проводили военных действий» Фото: © Сергей Бобылев, РИА «Новости»

«Мобилизация, думаю, не нужна, проводить ее не надо»

— Если вернуться в февраль 2022 года, можно ли было бы обойтись без СВО?

— Я думаю, спецоперация была неизбежна. Если бы мне нужно было принимать такое решение, а это очень трудное решение, то я бы его принял еще в 2014 году. Хотим мы или нет, но это очень тяжелое бремя — принятие решения.

Знаю это не понаслышке, самому приходилось принимать такие решения или выполнять приказы, а еще тяжелее посылать кого-то на боевые вылеты. Сидишь потом на командном пункте и ждешь этого результата, того, как он обернется, и думаешь: лучше бы сам полетел и все сделал. Но одному же все равно не успеть, конечно, надо группой работать и личному составу доверять. Недаром же мы летчиков готовим. Я думаю, что тут сомнений нет, мы даже немного опоздали. Надо было быть понапористее.

Нужно было в обязательном порядке восстанавливать не сегодняшним днем, не вчерашним, а тогда, как только в 2014 году все произошло. Крымские события вроде грамотно прошли, но скольких это усилий стоило: переброски частей, организация одного трафика движения чего стоила, службы войск, обороны и охраны объектов. А сил и средств, мы поняли, нет. А ведь с востока это все тянуть, если везти железнодорожным транспортом, 5–6 дней. Если перевозить на Ил-76 — это все равно сутки с промежуточной посадкой, потому что с полной загрузкой из Хабаровска или Владивостока до Москвы не дотянет. И вот их оказалось ограниченное количество.

И вообще для Российской Федерации армия около миллиона — это ничто. Вот сейчас у нас армия благополучно увеличилась до 1,5 миллиона, слава богу, Владимир Путин все-таки начал наверстывать, чтобы восстановить этот приоритет в отношении армии. Но Российская армия должна быть размером в 3 миллиона человек, и не менее того.

Мобилизация, думаю, не нужна, проводить ее не надо, необходимо просто открывать штаты в системе Вооруженных сил, личного состава, техники и все это расширять. Как живое тесто чтобы поднималось. Для этого нужна не только трехсменная работа системы ВПК, которая сегодня имеется, — надо строить новые заводы.

Не нужно надеяться на то, что обстановка станет лучше, что вопросы решим, договоримся, — этого не будет. История показывает, что у нас не было спокойного периода существования, чтобы мы где-то не проводили военных действий. Афганистан — 10 лет, хотим мы этого или нет, но он был. Северный Кавказ — опять 10 лет, конфликт в Приднестровье до сих пор тянется, это вязкая ситуация, переход от одного мероприятия к другому. Но и острый конфликт был два года. Грузино-абхазский конфликт, мы тогда были на стороне Абхазии, помогали в пределах четырех лет, когда это было ярко выражено. Южная Осетия… Что говорить? Да, прошло все коротко, но показательно, что враг был не такой уж сильный.