Андрей Афанасьев о пленных «азовцах»*: «Средний светский гражданин России в споре с ними проиграет»

Андрей Афанасьев: «Эта война ведется на уничтожение России и нашего народа» Фото: соцсети

«Все люди прошли разный жизненный путь, у всех разные взгляды»

— Андрей Сергеевич, специальная военная операция идет больше двух лет, как вы ее встретили?

— Все началось так же, как для многих других людей, с новостей, с обращения нашего Верховного главнокомандующего, главы нашего государства. Но на самом деле вся история для меня началась в 2014 году, я уже тогда оказался привлечен в качестве военного корреспондента. Был на направлении Новоазовск – Мариуполь. А вот потом, когда пошли первые Минские договоренности, за ними вторые, для меня настало какое-то безвременье. Мы не понимали, что дальше будет с Донбассом, что происходит с нашими людьми. Я всячески старался поддерживать людей, что-то делать, но вот в феврале 2022 года для меня начался новый этап народно-освободительной борьбы.

— Было ли у вас ощущение, что скоро все закончится?

— В таких ситуациях действительно, что называется, есть чувство эйфории и ощущение, что все это быстро закончится. Впрочем, оно у меня быстро прошло. Стало ясно, что мы находимся не просто в конфликте с каким-то государством на постсоветском пространстве, на территории Русского мира, а в горячей фазе конфликта с коллективным Западом, теряющим свое могущество. И вряд ли такого рода события пройдут быстро, легко, а главное, безболезненно для кого бы то ни было, ибо мы находимся в фазе серьезной, глубинной перестройки мира, да и в целом миропорядка. Это уже не раз было и в нашей истории, да и в истории всего человечества. России, русскому народу да и другим народам, которые связали с нами судьбу, предстоит решить очень многое в судьбах человечества. А этого быстро и легко добиться нельзя.

— Вы были в зоне проведения специальной военной операции не менее 12 раз. Какие цели преследовали при поездке?

— Я ездил, как уже сказал выше, в качестве военного корреспондента. Я являюсь сотрудником телеканала «Спас», ВГТРК «Радио Россия» и с первых дней специальной военной операции искал возможность оказаться там. Когда ваша страна воюет, а вы, скажем, работаете врачом, то нужно становиться военным врачом, если вы журналист — надо становиться военным журналистом.

Я являюсь специалистом по информационно-психологическому противоборству, коммуникациям. И понял, что не смогу не иметь к этому отношения. Попросту я не так воспитан, не могу стоять в стороне. И вот я счел, что самое полезное, что могу сделать, в чем принести ощутимую пользу своей стране и народу, — военная журналистика.

— По вашему ощущению, насколько люди на освобожденных территориях рады тому, что их освободили?

— Отвечу так: все люди разные. То, что происходит, безусловно, не может вызывать некоей единодушной, однотипной оценки. Все люди прошли разный жизненный путь, у всех разные взгляды. Так и у нас, на старой территории Российской Федерации, так и на территории вернувшихся домой регионов. Поэтому я бы сделал такой вывод: дончане и луганчане, которых все прошедшие 8 лет безвременья убивали, уничтожали, насиловали, попросту грабили и унижали киевские власти, конечно, восприняли это с воодушевлением, так же как и те люди, живущие на «большой земле», кто все это время имел какое-то отношение к Донбассу и к тому, что там происходит.

А вот люди, которые жили своей обывательской жизнью, старались не вдаваться в этот конфликт, закрывали глаза на то, что Киев уже 8 лет обстреливает Донбасс… Вот, пожалуй, для таких людей это действительно трагедия и катастрофа. Их личная катастрофа.

Но нельзя жить так, будто бы рядом никого не убивают, не грабят и не насилуют. Как будто бы и нет вовсе никакого зла. Значительное количество людей, кстати, у нас, на территории Российской Федерации до февраля 2022 года, и на оставшейся территории Украины жили и считали, будто ничего нет. Ну подумаешь, Донбасс, ничего там такого особенного и не происходит. А так не бывает.

Война так или иначе может коснуться любого, каждого, буквально каждой семьи. И если от нее закрываться, делать вид, что никто не страдает, никто не погибает, жить, как обычно, то в тот момент, когда она приходит в твой дом, это всегда жесткий стресс. Однако в массе своей люди, которые нас ждали, которые не ушли вместе с украинской армией, конечно же, рады. И таковых, на мой взгляд, большинство.

«Если бы украинские боевики смогли войти в Донецк, взять город, то там бы началась резня. А уже потом эта резня распространилась бы на Ростовскую область, Крым, а в итоге все закончилось бы катастрофой и военным переворотом внутри страны. Что, собственно говоря, и готовилось»Фото: © Евгений Биятов, РИА «Новости»

«Специальная военная операция весьма запоздалый, но необходимый шаг»

— Наши либералы вам возразят. Они полагают, что из-за СВО стало только хуже: посмотрите, сколько людей умерло, а вот если бы Россия закрыла глаза и дала бы Киеву захватить народные республики, то трупов было бы меньше…

— Это полное непонимание ситуации. Сейчас уже доподлинно известно, например, у меня есть огромное количество доказательств, согласно которым планировался штурм Донецка. Открою вам тайну: я находился на позициях в Авдеевке, с которых и планировался этот штурм. Лично я находился на этих позициях!

Я прекрасно видел, что из себя представляет Авдеевка. Это огромная цепь — череда мощнейших, забетонированных и врытых в землю укреплений, настоящий бастион! Это многокилометровая фортификация, цель которой не столько вести оборону, сколько служить плацдармом для грядущего наступления. И если бы украинские боевики смогли войти в Донецк, взять город, то там бы началась резня. А уже потом эта резня распространилась бы на Ростовскую область, Крым, а в итоге все закончилось бы катастрофой и военным переворотом внутри страны. Что, собственно говоря, и готовилось.

Как следствие, я считаю, что специальная военная операция — это весьма запоздалый, но необходимый шаг. Проводить это все нужно было еще раньше, но нам приходится исходить из объективной реальности, нашей политики и возможностей. В этом вопросе я нашему руководству доверяю. Значит, на то были причины, которые мы пока не знаем.

— Насколько вообще люди в Донецке привыкли к тому, что у них уже 10 лет идет война?

— Человек вообще склонен приспосабливаться к обстоятельствам, в которых живет. Но в этом нет ничего хорошего, очень плохо, когда дети, взрослые, женщины привыкают к тому, что рядом взрываются снаряды, на улицах появляются обезображенные, окровавленные тела. Это ненормально. Война — противоестественная вещь. То, что люди смогли к такому привыкнуть, говорит о том, что это очень сильные люди, способные выживать в самых трудных условиях, это наша гордость. Но, с другой стороны, это говорит о том, что происходит катастрофа, что выросли дети и подростки, которые ничего, кроме войны, не помнят, которые родились и выросли на войне. Это ужасно.

— Помимо боевых действий, что, на ваш взгляд, является наиболее трудным для жителей регионов, в которых проходит война?

— Знаете, они прошли через такие трудности, что мне очень сложно представить, что для них является действительно трудным. Если сделать мысленный эксперимент и поставить себя на их место, то лично мне было бы очень трудно из-за отсутствия эмпатии, некоего сострадания. Какое-то очень циничное отношение к ним со стороны тех, кто пока еще не понял природы этого конфликта, что эта война ведется на уничтожение России и нашего народа.

Конечно, таких «непонимающих» людей становится все меньше. Значительная их часть покинула нашу страну, кто-то посмотрел, как живется за границей, сделал выводы, исправился и вернулся. Сейчас лично я крайне редко встречаю такого рода взгляды в дискуссиях и разговорах. Сегодня люди прекрасно понимают, что это не война России и Украины, а глобальная провокация Запада, цель которого — уничтожение России. Инструментом в этом черном деле стал украинский народ, несостоявшееся украинское государство, и вот нам всем вместе теперь приходится разгребать огромную проблему. Решать ее мы вынуждены, к сожалению, военным образом.

Вот, пожалуй, самое тяжелое, сложное. Вы живете во всем этом десяток лет, у вас убили близких, друзей, знакомых, а найдутся какие-то люди, которые являются твоими согражданами, соотечественниками, и они скажут: «Да ерунда, ничего не происходит, все нормально!»

«Все было сделано, чтобы не допустить воссоединения триединой Руси»Фото: © Станислав Красильников, РИА «Новости»

«На Украине никогда не было гражданской нации»

— Вы произнесли слово «эмпатия», потому у меня вопрос: украинские СМИ, телеграм-каналы как будто просто не видят в жителях Донбасса людей, они абсолютно искренне считают их «ватниками», «орками», «быдлом». Отчего у них такая неприязнь к своим бывшим согражданам?

— А все просто. На Украине никогда не было гражданской нации, просто ее не появилось. Украина чисто синтетический проект, и она была сформирована таким образом, что есть украинцы «первого сорта» и есть — «второго сорта». Дорвавшиеся до власти украинцы «первого сорта» начали уничтожать, грабить, убивать, перепрограммировать, отбирать язык у тех, кого они считали «быдлом», «русней» и всеми остальными нехорошими словами.

Ни одна общественная структура, ни одно государство не устоит, если его фундаментом является только голая ненависть. Государство и народ объединяются вокруг чего-то, ради чего-то, быть может, для какой-то цели. Если основной задачей является унижение русской культуры, русского языка, русского человека, то никакой позитивной программы развития для всех в случае Украины быть не может.

В целом информационное оружие, информационные технологии (а я, напомню, являюсь специалистом по морально-психологической составляющей) воздействуют на мирное население, военнослужащих. Могу сказать, что те или иные слова, события и действия повышают или снижают боеспособность, боевой дух, способность решать задачи, в целом консолидацию общества.

Могу сказать, что украинское общество стало самым большим полигоном, появившимся в последние годы, по тестированию самых последних, а на самом деле самых жестоких [технологий] информационного оружия. Та информационная обработка, которой подвергается украинское население последние 10 лет, а особенно последние два года, сопоставима с сильной наркотической интоксикацией. Заключается это в том, что каждый раз нужен все больший объем ненависти, информации, которые вызывают какие-то эмоции. И вот тут кроется самое главное: как и в случае с другими веществами, в какой-то момент обязательно наступит протрезвление, так называемый абстинентный синдром.

Мы столкнемся с огромным количеством психологических, психических проблем у украинского населения, которое выпадет из-под постоянного прессинга информационных наркотиков.

— Можно ли предположить, что накачка и последующая интоксикация начались до событий 2014 года? Или основной процесс пошел после 2014-го?

— Однозначно до 2014 года, тут двух мнений быть не может. Иначе Майдан бы не состоялся. С самого своего начала, с момента создания, Украина взяла курс на русофобию. Сначала исподволь, понемногу, где-то периферийно, но после, усиливаясь, стала главной движущей силой, идеологией украинского государства. Помните, в каком году Леонид Кучма опубликовал свою знаменитую книгу «Украина не Россия»?

— В 2003-м, кстати, в Москве.

— Верно! Это же на самом деле один из мощнейших русофобских толчков. Когда на Украину вернулись канадские эмигранты, потомки недобитых бандеровцев? В 1990-е годы. Когда на Украину возвратились из лагерей помилованные Никитой Хрущевым бандеровцы, абсолютно не исправившиеся, сохранившие в себе эту идеологию ненависти? Еще в 1960-е. А когда на Украине проводилась насильственная украинизация русскоязычного и русского населения бывшей Донецко-Криворожской Республики и сопредельных регионов? При товарище Сталине! Еще в 1930-е годы вовсю шла украинизация, насаждение украинства как определенной политической модели, системы ценностей. И вот самое главное в данной системе ценностей — это антирусское понимание бытия.

Так вот если посмотреть шире, то, с чем мы столкнулись, намного старше, чем последствия Майдана 2014-го. Это старше и 1990-х годов, а на самом деле даже того процесса, который проходил в 1930-е. Хотя, я отмечу, при большевиках все это мракобесие кристаллизировалось.

— Почему Украина не смогла балансировать между Россией и Западом? Почему ей понадобилось сделать резкий поворот на одну из сторон?

— Из-за ненависти. В основе украинской политической конструкции ничего, кроме отрицания России и русскости, не было вовсе. Если бы они выстраивали полноценные здоровые отношения с Россией, то рано или поздно было бы создано союзное государство России, Украины и Беларуси.

Западные элиты, да и украинские это прекрасно понимали. Они знали, что таким образом они потеряют контроль над территорией, доступ к ресурсам. Кроме того, Украина перестанет быть угрозой для России, а ведь Украина, конечно же, создавалась как плацдарм для нападения Запада на Россию. Все было сделано, чтобы не допустить этого воссоединения триединой Руси.

Поэтому насаждались русофобия и ненависть. Важным моментом, можно сказать, ключевым, стал церковный раскол, который впитал в себя всех тех, кто в то время занимался делением и дроблением Украинской православной церкви Московского патриархата. Все вместе это дало такой вот кровавый и страшный результат.

«За все время проведения специальной военной операции через зону СВО прошли свыше 1,1 тысячи боевых священников»Фото: © РИА «Новости»

«Более 22 тысяч военнослужащих в зоне СВО приняли святое крещение»

— Под церковным расколом вы имели в виду Томос об автокефалии православной церкви Украины, выданный патриархом Константинопольским Варфоломеем?

— И то, что было до этого. На самом деле создание так называемого киевского патриархата (самопровозглашенная неканоничная «церковь», созданная при содействии украинских властей в 1992 году, — прим. ред.) являлось предтечей данных событий.

— Наши визави любят говорить, что Московский патриархат сам появился незаконно, самовольно отделившись от греческой церкви. Насколько справедлив такой упрек?

— Это не так. Автокефалию (самовозглавление, самоуправление — прим. ред.) Русская православная церковь получила после того, как Константинопольский патриархат ударился в раскол и на определенном этапе перестал быть православным, ибо подписал Ферраро-Флорентийскую унию с католиками. В тот момент наши православные иерархи просто не сочли возможным вести каноническое общение с Константинопольским патриархатом, ушедшим от православия. Это продолжалось не год и не два, а определенное время, и вот тогда и пришлось принять автокефалию.

Нам автокефалия не была дарована Константинополем в полной мере. Наше самоуправление началось с того, что Константинополь ушел в раскол и мы остались одни, сами по себе. Это весьма важный момент. Тут и начинается казуистика, эдакий англосаксонский подход. Все это операция американских спецслужб, у которых есть очень серьезные завязки и возможности воздействовать на константинопольского патриарха. Я вас уверяю, у них действительно есть множество методов, которыми они могут воздействовать. Все это привело к тому, что мы сейчас наблюдаем.

— Вернемся на бренную землю. Насколько сегодня на освобожденных территориях актуальна тема веры?

— Я считаю, крайне актуальна, если говорить о военнослужащих, а я занимаюсь информационным сопровождением синодального отдела по взаимодействию с вооруженными силами и правоохранительными органами. Эта структура как раз отвечает за подготовку и направление в зону специальной военной операции военных священников. Я вам скажу, есть колоссальный запрос у военнослужащих, солдат, командиров, потому что, оказываясь на войне, человек волей-неволей сталкивается с духовной реальностью.

За все время проведения специальной военной операции через зону СВО прошли свыше 1,1 тысячи боевых священников! Более 22 тысяч военнослужащих в зоне боевых действий приняли святое крещение, а сколько исповедовалось, причащалось, молилось, и сказать не могу. Это очень большие цифры.

В окопах, реанимации, родильном доме нет атеистов. Атеистом можно быть только в условиях относительного комфорта, в безопасности на уютном диване. А когда рядом с вами разрываются снаряды, когда получают ранения и гибнут ваши сослуживцы, когда вы понимаете, что абсолютно неважно, какого поколения у вас будет следующий смартфон и купите ли вы очередной автомобиль… В условиях, когда человек осознает, что на автомобиле, он, быть может, ездить не будет, а смартфон ему уже не понадобится, он в полной мере понимает, что такое настоящая духовная жизнь. Конечно, большое количество людей сейчас уверовало по-настоящему.

Кстати, точно так же было в Великую Отечественную войну, после которой в монастыри пришло огромное число монахов. Псково-Печерский монастырь, Троице-Сергиева лавра наполнились ветеранами ВОВ. И знаете, я думаю, что после окончания этого конфликта нас ждет нечто подобное, большое количество человек придут к Богу на максимально возможном уровне, приняв иноческий постриг. Я знаю людей, которые к этому склоняются.

«Выполнение целей и задач СВО: демилитаризация, денацификация, включение в состав России всех освобожденных территорий и воссоединение триединого русского народа. Точка»Фото: © Евгений Биятов, РИА «Новости»

«80 процентов личного состава подразделения сформировано из выходцев с Центральной и Восточной Украины»

— Вам доводилось разговаривать с пленными?

— Доводилось…

— Какие впечатления? Что это за люди?

— Осенью 2022 года общался в Еленовке, это колония под Донецком, с пленными «азовцами»*, которых взяли при штурме Мариуполя, после того как они сдались, выйдя из катакомб «Азовстали». Я вам могу сказать, что бойцы этого подразделения, которое у нас в России запрещено как экстремистская организация, очень хорошо идеологически подготовлены.

Подчеркну, я общался с солдатами и сержантами, но даже на таком уровне чувствуется, что эти люди умеют себя держать, отвечать на неудобные вопросы, приводить доводы, отстаивать свою позицию. Я бы сказал так: средний светский, секулярный гражданин Российской Федерации в разговоре, в споре с ними, конечно, проиграет, но, когда с ними начинаешь говорить с позиций нашей 1000-летней истории, русской идентичности, православной веры, они, конечно, начинают сдавать. Их программа дает сбой, они теряются, не знают, что ответить. И только этим мы сможем их победить в идеологическом смысле.

Если мы продолжим оставаться исключительно в постсоветской матрице, секулярной, светской, не опирающейся более чем на 1000-летнюю историю нашей страны и нашего народа, мы, конечно же, не выстоим в этом споре, разговоре. Но как только мы начинаем говорить так, как Тарас Бульба со своим сыном Андреем, который предал веру и ушел в услужение к полякам, то тут же начинается другой разговор. Но для этого необходимо быть носителем данной идеи, знать нашу историю и духовные традиционные ценности.

— По поводу «азовцев»*, на ваш взгляд, насколько правдив тезис, что это в большинстве своем русские или русскоязычные люди, а не украинцы?

— На 100 процентов так и есть. По их собственным свидетельствам, 80 процентов личного состава подразделения сформировано из выходцев с Центральной и Восточной Украины. Подавляющее большинство бойцов «Азова»**, с которыми я общался, были носителями русских, а не украинских фамилий. Вместе с тем сами они себя называли украинцами, что наводит на мысль, что украинство — это никакая не национальность, а идеология и система ценностей.

— Если вернуться в февраль 2022 года, можно ли было обойтись без специальной военной операции?

— Она однозначно была неизбежна, там было просто непонятно, с кем и о чем договариваться. Россию хотят уничтожить всеми доступными способами, притом ее хотят ликвидировать не только и не столько в Киеве, сколько этого желают люди, сидящие в Лондоне, Вашингтоне или Брюсселе. И вот они пойдут на все что угодно, лишь бы осуществить свои цели, выполнить поставленную задачу. Основным их последним и боеспособным инструментом является украинский народ, состоящий, если говорить прямо, из таких же русских людей, как мы, духовитых, способных держать оружие, но обманутых, введенных в заблуждение, направленных против нас в братоубийственной войне. Ничего не остается делать, кроме как выбивать этот инструмент, оружие из рук противника.

Есть аналогия, она очень тяжелая и неприятная, но весьма верная. Вот оторвали от нашего живого тела руку и бьют ей нас по голове. Оторванная рука, которую у нас с большой болью оторвали от нашего общего тела, — Украина. Нам нужно этот инструмент выбить из рук противника. Как подобное сделать, кроме как выполнить цели и задачи специальной операции, я не знаю.

Только выполнение целей и задач СВО: демилитаризация, денацификация, включение в состав России всех освобожденных территорий и воссоединение триединого русского народа. Точка.