УНИТАРНОСТЬ ЦАРСКОЙ РОССИИ — ЭТО ФАНТАЗИЯ

Я знаю летопись далеких лет,
Я знаю, сколько крох в сухой краюхе,
Я знаю, что у принца на обед,
Я знаю — богачи в тепле и в сухе,
Я знаю, что они бывают глухи,
Я знаю — нет им дела до тебя,
Я знаю все затрещины, все плюхи,
Я знаю все, но только не себя.

Я знаю, кто работает, кто нет,
Я знаю, как румянятся старухи,
Я знаю много всяческих примет,
Я знаю, как смеются потаскухи,
Я знаю — проведут тебя простухи,
Я знаю — пропадешь с такой, любя,
Я знаю — пропадают с голодухи,
Я знаю все, но только не себя.

Я знаю, как на мед садятся мухи,
Я знаю смерть, что рыщет, все губя,
Я знаю книги, истины и слухи,
Я знаю все, но только не себя.

Франсуа Вийон. Баллада примет

Каков потенциал федерализма в России и насколько назрела процедура «принуждения» к федерализму? В данном случае «принуждение» надо понимать как двусторонний процесс, т.е. не только требование разграничения полномочий со стороны регионов к центру, что на политическом уровне пока не выражено, но и децентрализацию и/или деволюцию (передачу полномочий) со стороны центра. Проблема состоит не столько в том, чтобы забрать у центра полномочия (к чему он теоретически готов), сколько возложить ответственность на субъекты и добиться качественного исполнения полномочий. Нерешительность центральной власти в этом вопросе, половинчатость принимаемых мер по демократизации политической системы, ложный след в поиске врага (в лице сепаратистов, лиц кавказской национальности, а сегодня мигрантов) — одна из причин задержек социально-экономических и политических реформ. Реальную опасность представляют криминальные структуры, теневая экономика, а не обездоленные и бесправные мигранты. Криминал нужно рассматривать в категориях Уголовного кодекса, а не национальности.

Потенциал федерализма заложен в самой истории России, которая ни в какие времена, ни на йоту не была унитарным государством в классическом смысле слова, как например, Франция. Разговоры о царях, императорах как абсолютных суверенах — болтовня для домохозяек. Даже французские короли в самые хорошие времена были вынуждены делиться своей властью с феодалами или банкирами. Только при Наполеоне Бонапарте на некоторое время установилась «вертикаль». Если кому-то хочется верить в унитарность царской России, Бога ради! — только это фантазия. Тем же, кто хочет знать правду, лучше изучать историю не по учебникам. К сожалению, большинство российских политиков ссылаются на историю, далекую от объективности, подогнанную под идеологические штампы. Они ее хотят видеть в соответствии с собственными стереотипами, полагая, что с ней можно обращаться по личному усмотрению. И тогда всплывают сюжеты об абсолютных суверенах, унитарном губернском правлении, исключающем асимметричность управления в царской России. Гораздо ближе к правде прямо противоположное утверждение: в России трудно найти два одинаковых (достаточно крупных) региона. Автономное или полуавтономное существование многих территорий и народов было не только обычным делом, но и вынужденной мерой при таких масштабах страны.

Сталин (в отличие от Ленина) реально пытался установить единообразие, но даже он не решился ликвидировать республики. Он видел в них ресурс выживания страны, окруженной капиталистическими странами после неудачи с разжиганием мировой революции. Чего не решился сделать Сталин, смогут ли сделать Прохоров и Жириновский?

История учит: многообразие регионов — явление естественное и со временем оно будет только развиваться. На уже существующее разнообразие будут накладываться новые факторы, дифференцирующие российское общество. Глобализация, хотя и приводит к унификации отдельных сфер жизни, вместе с тем несет с собой громадное разделение труда, выявление местных отличий и преимуществ. Для российской государственности важна не только передача полномочий субъектам, но и укрепление роли муниципалитетов, крупных общественных организаций, способных брать на себя исполнительские функции.

МОЖНО ЛИ РАЗДЕЛИТЬ СУВЕРЕНИТЕТ?

Вокруг понятия государства, его суверенитета и нации возникла большая путаница не только среди ученых, но и политиков. Набившая оскомину политическая интрига вокруг понятия и даже самого слова «суверенитет» — показатель состояния политической мысли. Каким-то неведомым образом российские юристы вдруг вспомнили о теории абсолютного суверенитета Жана Бодена — идеолога становления абсолютной монархии во Франции ХVI века. Поскольку ссылки на абсолютный суверенитет, нерушимость границ и принцип невмешательства в дела России продолжаются несколько лет, то, видимо, не помешает пояснить историю появления этих категорий и объяснить, почему ими не пользуются сегодня в международной практике или же только в специфических случаях с оговорками, неизбежными в новой ситуации ХХI века.

По мнению Бодена, лишь сильная и абсолютная королевская власть могла положить конец религиозным войнам и удержать французское общество от распада. Такая власть опиралась на абсолютный «суверенитет», данный от Бога. Абсолютность власти означала ее независимость от какого-либо иного субъекта политики и его предписаний, но не свободна от соблюдения «законов Бога, природы и универсальных человеческих законов», на которых основаны общепризнанные нравственные нормы, институт семьи, неприкосновенность частной собственности, обязанности государства перед подданными. Исходя из постулата неделимости суверенитета, Боден считал наилучшей формой правления наследственную монархию. Демократию Боден оценивал сугубо отрицательно, ибо «народ — это зверь многоголовый и лишенный рассудка, он с трудом делает что-либо хорошее. Доверять ему решение политических дел — это все равно, что спрашивать совета у безумного». Боден причину социальных конфликтов вслед за Макиавелли видел в неравномерном распределении богатств, в борьбе партий и в религиозной нетерпимости. Поэтому он требовал установления свободы вероисповедания и проведения экономических реформ с целью укрепления частной собственности граждан, как опоры государства.

Великая Французская революция, с чего собственно и начинается наше Время, изменила понимание многих политических категорий. Источником права стал народ, иначе говоря, монарх не мог более быть абсолютным сувереном, получавшим власть якобы от Бога. До того король мог быть сувереном, пока народ верил, что он король. Те же короли, которые думали, что их власть на самом деле от Бога и они являются абсолютными суверенами, были обыкновенными дураками, а потому теряли голову, порой буквально. Ни наследственное право, ни какие-то другие качества не могли удержать монархов у власти, если они теряли легитимность. Любые сомнения в его способности править заканчивались смещением монарха. В Золотой Орде ведущие кланы просто травили хана, объяснив окружающим и народу, что он якобы заболел, затем избирали нового чингизида. В России энергичные придворные могли устроить переворот, чем после петровских реформ успешно занималась гвардейская казарма. Если же все это не помогало, то наступали времена «Великой замятни», «Смуты» или революций.

Европейские революции породили волну образования наций-государств по всему миру. На смену монархиям пришли республики, а вместе с тем безвозвратно прошли времена «абсолютного суверенитета», началось новое осмысление понятия «суверенитет». В конце XVIII века в связи с преобразованием Союза штатов Северной Америки в федеративное государство — Соединенные Штаты Америки — возникла теория делимости суверенитета. На основе решения Верховного суда США (дело McCulloch v. Maryland) начала доминировать идея о том, что «в Америке полномочия суверенитета разделены между властью Союза и властями штатов. Каждая из этих властей суверенна в отношении всех переданных ей полномочий, и ни одна из них не суверенна в отношении полномочий, переданных другой власти». При таком подходе суверенитет должен быть разделен между разными правительственными уровнями. Он не может служить основой законности для абсолютной власти ни одного из двух уровней. Это стало общим пониманием любого федеративного государства. В некоторых конституциях такое положение закрепили. Например, в Конституции Швейцарии в ст. 3 записано: «Кантоны суверенны настолько, насколько их суверенитет не ограничен Федеральной Конституцией». То же самое записано в ст. 73 Конституции Российской Федерации: «Вне пределов ведения Российской Федерации и полномочий Российской Федерации по предметам совместного ведения Российской Федерации и субъектов Российской Федерации субъекты Российской Федерации обладают всей полнотой государственной власти». Суверенитет здесь записан другими словами — полнота государственной власти. По жизни это неважно — хоть чертом назови, лишь бы жить не мешало.

Революционные процессы породили и такое явление, как самоопределение наций. Вудро Вильсон в Версале провозгласил этот принцип с целью разрушения империй. Вслед за этим рассыпался целый ряд европейских империй. Ленин, который первоначально был противником этого принципа, как и федерализации России, после революции столкнулся со стихийным процессом образования ряда автономных и независимых государств. Он был вынужден не просто признать принцип самоопределения, но довольно ловко использовал его для собирания российских земель в Союз, а затем провозгласил антиколониальную борьбу как часть мировой революции. Принцип самоопределения наций стал ключевым во внешней политике Советской России. Саму концепцию антиколониальной борьбы разрабатывал Мирсаид Султангалиев. Ленин только повторил вслед за ним основные принципы внешней политики по отношению к угнетенным народам. Нашим республиканским коммунистам вместо Ленина и Сталина лучше было бы поднять на щит фигуру Султангалиева, который, сидя в тюрьме, предсказал, что СССР распадется, ибо не является подлинной федерацией. Если бы арабский мир пошел по пути исламского социализма, предложенного Султангалиевым, то он не попал бы в сети братьев-мусульман, а арабские страны стали бы нормальными социал-демократическими государствами по европейскому образцу.

ОТ «СВЕРНУТОГО СУВЕРЕНИТЕТА» К ПРИНЦИПУ СУБСИДИАРНОСТИ

Государство призвано не для того, чтобы превратить жизнь в рай,
но для того, чтобы не дать превратиться ей в сущий ад.

Николай Бердяев

Идея нерушимости границ и невмешательства во внутренние дела стала свято чтимой международной нормой не во времена абсолютного суверенитета абсолютных монархий, а вместе с ялтинским соглашением трех глав мировых держав: Рузвельта, Сталина и Черчилля. Именно тогда мир был поделен на два лагеря по Эльбе. Восточная Европа отошла к СССР, а Западная Германия подпала под прямое управление союзников. План Маршалла определял экономическое и политическое развитие Германии и Японии в качестве новых союзников США. На восточной стороне СССР мог делать все, что заблагорассудится, как и США с Великобританией — на западной стороне. Третий мир был сферой нейтральной за небольшими исключениями, как в случае с Кубой, Конго и Вьетнамом. Именно в те годы нерушимость границ и невмешательство в дела друг друга стало абсолютной нормой. Но это вовсе не означало, что СССР не мог вмешиваться в дела Венгрии и ГДР в 50-е годы, Чехословакии — в 1968 году. Точно так же американцы вмешивались в дела западного лагеря. Но между западным и восточным блоком (т.е. странами НАТО и Варшавского договора) был железный занавес и соблюдался принцип нерушимости границ и невмешательства.

Ялтинские соглашения нарушил Михаил Горбачев, когда объявил вывод советских войск из Афганистана и сломал Берлинскую стену. Этим он остановил холодную войну и тем самым вошел в историю. Мир приобрел иные краски, и понимание суверенитета начало меняться до неузнаваемости. Прозрачность границ становится нормой, обмен информацией и идеями нарастает с громадной быстротой, финансы перетекают из страны в страну так, что становится их трудно отследить. Нерушимость границ становится понятием условным, а невмешательство в дела друг друга теряет смысл, особенно в тех случаях, когда речь идет о вещах гуманитарных. ООН, отстаивающий нерушимость границ, начинает терять свое влияние, но целый ряд международных организаций берет на себя полномочия национального суверенитета, т.е. независимых государств. Наиболее символично это выразилось в процессах на Гаагском суде над Милошевичем и другими. Горбачев навсегда останется в истории как фигура, изменившая конфигурацию международных отношений, а Ельцин останется в памяти только как разрушитель СССР.

Отныне национальный (государственный) суверенитет стал разделенным, причем не так, как в федеративном государстве, на две части между центром и субъектами, он распался на три части. Одну долю национального суверенитета постепенно берут на себя международные организации, опирающиеся на набирающее вес международное право. Другую часть забирают регионы, чей вес неуклонно растет вместе с глобализацией. Государственный суверенитет постепенно сужается, и идея не только абсолютного, но даже национального суверенитета в чисто буржуазном понимании быстро теряет политический смысл, оставаясь чисто юридическим инструментом для решения частных проблем. Это относится не только к таким федеративным государствам Европы, как Германия, Австрия, Бельгия, или псевдофедеративным государствам типа Испании или Великобритании, но и к такому классическому унитарному государству, как Франция.

Евросоюз с тем, чтобы не иметь дела с устаревшим понятием суверенитета (иногда его называют «свернутым суверенитетом»), перешел на принцип субсидиарности, т.е. максимальной передачи полномочий вниз. С тем, чтобы пояснить смысл этого принципа, придется обратиться к европейской практике. Небольшой экскурс поможет лучше узнать и современное понимание вопросов суверенитета.

Идея субсидиарности (от латинского слова subsidiarius — дополнительный, запасной, вторичный) возникла в католической среде как норма разделения полномочий в иерархических структурах. Его определение в современном значении дал папа Пий XI в энциклике Quadragesimo Anno от 15 мая 1931 года: «Было бы несправедливо и одновременно очень досадно нарушить социальный порядок, если забрать у объединений низового уровня функции, которые они способны выполнить сами, и поручить их выполнение более обширной группе, имеющей более высокий ранг».

Согласно принципу субсидиарности, вопросы, которые можно решать на низовых уровнях управления, нет смысла передавать наверх. Указанный принцип относят также и к взаимоотношениям общественных и властных институтов: властные органы должны вмешиваться лишь тогда, когда граждане и создаваемые ими в порядке самоорганизации объединения не в состоянии самостоятельно решить какую-то проблему.

Принцип субсидиарности нашел отражение в конституциях ряда европейских стран. Например, в Основном законе Германии записано: «В целях осуществления идеи Объединенной Европы Федеративная Республика Германия участвует в развитии Европейского Союза, который обязуется сохранять принципы демократического, правового, социального и федеративного государства и принцип субсидиарности, а также гарантирует защиту основных прав, по существу совпадающих с основными правами, содержащимися в Основном законе». В документах, принятых в рамках Совета Европы, принцип субсидиарности занял одно из ключевых мест. Впервые официально этот термин был употреблен в 1975 году в заключении комиссии по Европейскому Союзу. Затем, по предложению Европейского парламента в 1984 году, он стал рассматриваться как один из основных элементов системы Европейского Союза, призванного противодействовать построению иерархической евробюрократии.

Распределение компетенции между федерацией и ее субъектами является довольно сложной задачей, т.к. требует при распределении полномочий брать в расчет способность органов того или иного уровня власти эффективно решать задачи, стоящие перед федерацией. Принцип субсидиарности не является ситуативным, он нужен для установления базовых критериев отнесения того или иного вопроса к ведению федерации или ее субъектов, органов государственной власти или органов местного самоуправления. Он не обязательно влечет за собой децентрализацию, в зависимости от ситуации может действовать в обоих направлениях и приводить, если это признается необходимым для усиления эффективности, к закреплению за федерацией более широких полномочий.

Как видим, понятие суверенитета с ХVI века претерпело существенные изменения. Каким образом теория «абсолютного суверенитета» абсолютной монархии воспроизвелась в головах нынешних московских теоретиков, объяснить трудно. Она даже применительно к Российской империи не подходит, где суверенитет монархии был ограничен во многих случаях законодательно или же в силу обстоятельств, о чем пойдет речь в следующей статье.

«РАЗ УЖ ТАТАРСТАН НАЧАЛ ВВОДИТЬ В ЖИЗНЬ ЕВРОСТАНДАРТЫ, ТО ПУСТЬ ОНИ БУДУТ И В ГОСУДАРСТВЕННОМ УСТРОЙСТВЕ»

Подведем итоги. Россию ожидают нелегкие времена, а потому не исключено, что центр тяжести проблем будет переноситься на регионы как более терпеливые, нежели Москва и Петербург. Однажды эти процессы уже происходили в 90-е годы, тогда они получили название «парада суверенитетов». Сегодня это слово запрещено, к тому же собираются принять закон о сепаратизме, где, видимо, появятся еще какие-то ограничения на употребление таких же слов. Но никто не может запретить принцип субсидиарности.

В жизни суверенитет сводится к разграничению полномочий, а для нормального существования именно это и нужно — брать на себя столько ответственности, сколько способен вынести на своих плечах. Жизнь вновь вернет те процессы, которые не завершились в 90-е годы. Вместо «парада суверенитетов» возникнет процесс деволюции или придумают в пропагандистских целях какой-то новый неслыханный термин. Неважно, главное, что нужно укреплять автономность элементов структуры власти. Не будем ворошить прошлое и вместо лозунга «За суверенитет!» начнем призывать к признанию европейского принципа СУБСИДИАРНОСТИ, причем это нужно всем республикам, краям, областям и даже муниципалитетам. Раз уж Татарстан начал вводить в жизнь евростандарты, то пусть они будут и в государственном устройстве. За это никто не может осудить.

Когда каждая территория научится жить самостоятельно, тогда начнется долгожданное возрождение России, но уже без царей и громких лозунгов о величии унитарной страны и требования абсолютного суверенитета.

Рыдай, буревая стихия,
В столбах громового огня!
Россия, Россия, Россия, —
Безумствуй, сжигая меня!

В твои роковые разрухи,
В глухие твои глубины, —
Струят крылорукие духи
Свои светозарные сны.

Не плачьте: склоните колени
Туда — в ураганы огней,
В грома серафических пений,
В потоки космических дней!

Сухие пустыни позора,
Моря неизливные слез —
Лучом безглагольного взора
Согреет сошедший Христос.
...
И ты, огневая стихия,
Безумствуй, сжигая меня,
Россия, Россия, Россия, —
Мессия грядущего дня!

Андрей Белый. «Родине»


Читай также:

Рафаэль Хакимов: «Не надо с порога отвергать предложения об укрупнении Татарстана». Часть 1-я