Михаил Борзыкин: «Навальный – это единственный шанс без сжигания Кремля заявить о существовании людей, которые устали ждать перемен»

У ОРГАНИЗАТОРОВ КОНЦЕРТА В ПОДДЕРЖКУ НАВАЛЬНОГО СЫГРАЛА МЕСТЕЧКОВАЯ ИДЕОЛОГИЯ

— Михаил, вам какие вопросы больше нравятся – о политике или о музыке?

— Любые вопросы задавайте. Другое дело, что общие вопросы об истоках творчества, наверное, не очень актуальны. Об этом спрашивают все, особенно во время официальных бесед на телеканалах. Я иногда отказываюсь идти на эфиры, в которых будут спрашивать о творчестве, об источниках вдохновения. Все эти розовые сопли уже надоели.

— Тогда вам вопрос как главному политическому трибуну нашей рок-сцены. Сразу же после концерта вы полезете в интернет, чтобы узнать итоги выборов мэра Москвы (беседа состоялась 8-го сентября — прим. авт.)?

— Я думаю, что да. Тем более что у нас вроде бы есть в гостинице Wi-Fi.

— И как вам фигура Алексея Навального как лидера внесистемной оппозиции? Проголосовали бы вы за него, если бы жили в Москве?

— Да, я бы проголосовал за него. Я участвовал с ним несколько раз в митингах, был на одной сцене, чуть-чуть общался и видел, как он себя ведет в неформальной обстановке. Я ничего плохого не заметил. Я не склонен идеализировать эту фигуру, но в данном случае даже не в личности Навального дело, а в том, кого он представляет. А представляет он людей, которые хотят перемен. Все остальные варианты, к сожалению, непроходные. Это единственный шанс легально без сжигания Кремля заявить о том, что существует большая часть молодых людей и людей среднего возраста, которые устали ждать перемен, которые хотят их сейчас.

— Почему вы не сыграли 6 сентября на митинге-концерте в поддержку Навального в Москве? Не позвали?

— Мы сообщили организаторам, что готовы. Но там сработала, видимо, своя местечковая тусовочная идеология. Поэтому туда попали группы, которые, на мой взгляд, не очень подходят для митинга.

— Какие коллективы вы имеете в виду?

— Ну, например, группа «Наадя» — это протеже журнала «Афиша» Юрия Сапрыкина. Я не очень понимаю, что там делал Захар Май или группа «Танцы минус». Но это их решение. Во-первых, только за два дня выяснилось, что концерт, в принципе, будет. И все начали туда бомбить и пытаться вписаться. Мы сказали, что у нас накануне будет концерт в Москве, и мы можем на день остаться. Но организаторы нам сообщили, что расписание уже все забито, и они бы с удовольствием, но...

«КОЛБАСНЫЕ» МОТИВАЦИИ НУЖНЫ ЛЮДЯМ

— Что касается вас лично... Кажется, что в последнее время вы не так активно участвуете в различных политических и уличных акциях. Верное ли это наблюдение?

— Да, верно. Лет 7 это уже длится все. Надо иногда прекратить высовываться самому. Есть определенные выводы, которые я для себя сделал. 7 лет постоянных выходов на митинги, на все «Марши несогласных» в Питере — это довольно много. Тем более мы часто выступали на этих митингах, невзирая на зиму и минусовую температуру. Мне все стало понятно уже, свою позицию я везде, где мог, высказал. Мне и сказать-то по этому поводу больше особо нечего. 

— Присутствует у вас некоторое разочарование от того, что все эти усилия не привели к каким-то реальным изменениям?

— Конечно, присутствует. Я думал, что мы ближе к этим изменениям. Получается, что народ еще не дозрел. И возникают шальные мысли о том, что, может быть, надо, как говорит поэт Никонов, чтобы сметана стоила 500 рублей, и тогда народ проснется. То есть по желудку. «Колбасные» мотивации нужны людям. Очень много людей привязаны к этой системе своими ипотеками и кредитами и не хотят это все терять. Это очень печально. Должно произойти какое-то массовое осознание. Тем не менее работа идет, и я готов в нее включиться, где это нужно.

С ШЕВЧУКОМ У НАС ПОЛНОЕ ВЗАИМОПОНИМАНИЕ

— Михаил, в ноябре 2011 года музыкальные легенды города на Неве собрались вместе на концерте в честь 30-летия питерского рок-клуба. Как сейчас складываются ваши отношения с коллегами по цеху? Много ли претензий друг к другу после разных интервью и публикаций, которых становится все больше в последнее время?

— У нас есть круг музыкантов, с которыми мы общаемся все время. Настя Полева с Егором Белкиным (группа «Настя» — прим. авт.), Вадим Курылев со своими «Электрическими партизанами», ребята из группы «Н.О.М.», Антон Адасинский из АВИА. С ними, так или иначе, постоянно пересекаемся, поэтому общение не прекращается.

— А из звезд первого ряда?

— Ну с Юрием Шевчуком периодически общаемся и, как мне кажется, находим полное взаимопонимание по оценке ситуации в России. С Кинчевым не удалось тогда пообщаться на юбилее рок-клуба. Говорят, что они хотели как-то встретиться, но, в общем, не дошли до нашей гримерки. Всех ведь разнесли в разные места, поэтому встречи не получилось. Ну а потом, с учетом его нынешней политической позиции у нас довольно прохладные отношения.

ЦЕЛАЯ СТРАНА ДОКАТИЛАСЬ ДО УДИВИТЕЛЬНОЙ ДЕГРАДАЦИИ

— Вы практически в каждом интервью, в том числе и говоря о коллегах по рок-цеху, часто касаетесь вопроса об их политических пристрастиях. Вы считаете, что у любого музыканта должна быть четкая гражданская позиция относительно событий, происходящих в стране, и без этого он не может выходить к слушателям?

— Мне кажется, что, живя в реальном мире, нельзя от него абстрагироваться полностью. И опыт моих любимых музыкальных людей показывает, что, если ты себя нарочито отделяешь от каких-то гражданских движений, от политических изменений, то ты превращаешься, как там у Гребенщикова: «Поэтому ты в пустоте, как на старом забытом холсте. Не в начале, не в центре. И даже не в самом конце». Вот этот эскапизм, к сожалению, очень прочно соседствует с материальной выгодой.

Тут ведь вопрос не в политике. Стал ты приспособленцем, стал хитро...задым коммерсантом от музыки, или в тебе еще что-то живое откликается. На чужую боль откликается. Не только на свою, но еще и на чужую. У многих ребят, по ходу дела, возникают с этим проблемы. Потому что они, как рептилии, реагируют только на свою боль. И все это выдается за великое искусство духовного роста. Можно много цитат на этот счет приводить. Об этом много говорил Джон Леннон и смеялся.

А, например, Питер Гэбриэл, которого я очень уважаю, на своих концертах вывешивает портреты Анны Политковской или Натальи Эстемировой. Для многих фамилия Эстемирова ведь ничего не значит. И для музыкантов в том числе. А Питер Гэбриэл почему-то знает, что этот человек пострадал за правду, бескорыстно отдавал себя всего людям и был убит за это среди бела дня. Это фактически библейская история. Но спрашиваешь людей, а они не в курсе. Значит, им все равно. Они выращивают свой маленький творческий огородик. Я считаю, что это очень куцее проживание жизни. Это самокастрация такая. Куда ни плюнь, Pink Floyd, Deep Purple, Led Zeppelin — все отзывались на какие-то острые проблемы. А по-другому и невозможно. Потому что иначе ты или врешь в своем творчестве, избегая каких-то тем, либо ты должен не бояться петь и про это, и про то.

— Но, скажем, есть такой великолепный питерский музыкант, как Леонид Федоров, который со своим «Аукцыоном» предпочитает не говорить о политике, но при этом выпускает по два-три отличных альбома в год.

— Нет, он осуждает оппозицию. Он считает, что это не нужно никому, что нужно внутренне расти, совершенствоваться. Для меня эта позиция не близка и уже давно. Я занимался всякими эзотерическими вещами в свое время, пытался заигрывать с какими-то религиями, философиями. Но я понимаю, что чем больше информации ты через себя пропускаешь, тем больше шансов на твое развитие как личности. А если ты все время ставишь фильтры, то ты трусливое существо, у которого одна задача — выжить. И многие оградили себя этими фильтрами и живут в своем творческом коробке.

Но беда в том, что из-за того, что они проповедуют эту свою маленькую религию своей маленькой пастве, целая страна докатилась до удивительной деградации. Эта интеллектуальная деградация видна на многих примерах, в том числе и музыкального творчества. Это и аранжировки, и мелодии, и поиски чего-то нового. Если раньше мы на 20 лет отставали от того же музыкального жанра, то теперь на все 100.

— Михаил, в ваших песнях и общениях с публикой на концерте, так или иначе, частенько возникает фигура нынешнего президента РФ Владимира Путина. Можно сказать, что эта личность в каком-то смысле вдохновляет вас на творческие идеи?

— Это просто раздражитель в данном случае. Воплощение, образ. Не личность Путина как таковая, которая, на мой взгляд, не слишком значима, а вот то, что он воплощает собой. Этот консерватизм, такой советский, чекистский консерватизм. Хотя многие и считают это новым веяньем, но это не так. КГБ есть КГБ. Его не вышибешь ничем. Это инстинкт к разрушению. Эти люди не способны созидать. Они фасады только делают, как у вас в Казани на улице Баумана. Фасады красивые, а заглянешь внутрь, а там... Вот и у нас в Питере также на Невском проспекте. И так по всей стране.

НЕОБХОДИМО ПОСТОЯННОЕ ОБЩЕНИЕ С МОЛОДЫМ ЧЕЛОВЕКОМ ВНУТРИ СЕБЯ

— При этом кажется, что ваш музыкальный протест носит характер скорее экзистенциальный, нежели политический. К примеру, с момента выхода в 1990-м альбома «Мечта самоубийцы» ваше отношение к окружающей действительности не сильно изменилось. Согласны с этим?

— Мне кажется, что это нормально. Попытка удержать аппарат восприятия на нужном уровне остроты требует постоянного общения с молодым человеком внутри себя. Это источник свежих реакций и жизни. Чтобы не забронзоветь и не превратиться в унылого критикана и консерватора. Для этого надо постоянно подвергать критическому анализу и себя, и окружающую действительность. Нужно, чтобы работало то полушарие, которое многие отвергают и которое отвечает за аналитику.

— Как вы считаете, что же нужно сделать, чтобы обратить внимание на происходящее в России, к примеру, западного мира?

— Раньше, в советские годы, весь мир пытался вытащить из наших тюрем политзаключенных. А теперь это глобальная корпорация, в которой русские менеджеры обслуживают западных менеджеров. Это большой и единый «Газпром». Это мировое явление и очень печальное. Недаром массовые волнения охватывают страны от Америки до Индии и Таиланда. Люди понимают, что все движется в сторону ограничениея прав и свобод. И даже какого-то фашизма, грубо говоря.

Но делать что-то надо. И любая новая энергия приводит к возникновению новой по закону сохранения энергии. И мы видим результаты в Таиланде, в Греции. В Лондоне молодежь постоянно выходит на улицы. Миллионами протестуют. Иногда и премьер-министры подают в отставку. Все равно это важный процесс для самоощущения общества, когда оно понимает, что все-таки что-то значит.

Мы пока вовлечены в это очень слабо. К примеру, наше студенчество находится еще в упоении от интересного экстремального времяпрепровождения. В упоении от себя в обществе потребления. И когда их спрашиваешь: «Ребята, ведь ваши сверстники миллионами заполняют площади планеты Земля, а вы тут кричите о том, что занимаетесь духовным ростом? Но это смешно!»

На этот вопрос, к сожалению, они не могут ответить. Чем индийская молодежь, которая побольше знает обо всех этих восточных делах и духовном росте, отличается от нашей? Почему это ей не мешает выходить на улицы и смещать премьер-министров? Почему это не мешало Махатме Ганди? Почему не мешало Джону Леннону выходить на улицу с мегафоном? И Pink Floyd делать свои политические констатации. По-моему, это просто часть жизни человека, который уважает в себе человека. Но у нас пока эта сброшенная хитрая фишка из Кремля по поводу творчества, в котором не должно быть политики, вот этот бред, который несется со всех телеканалов, многими молодыми людьми разделяется. Ну что ж, придет время — придет переосмысление.

У ЛИМОНОВА СБИЛИСЬ РАМКИ И ПРИОРИТЕТЫ

— Часто в прессе бытует мнение, что русский рок убил Артемий Троицкий. Как вы относитесь к этому тезису и музыкальной критике как таковой?

— Ну я, конечно, не могу согласиться с тем, что он кого-то «убил». Если дитя было не слишком здорово, то, может быть, кто-то его не тем персиком накормил. Но от этого никто не умирает. Музыкальная критика как помогала, так и разрушала чьи-то судьбы. И всех собак вешать на Троицкого — это смешно. Он, на мой взгляд, совершал много ошибок с точки зрения музыкальной критики. Но это мое личное мнение. Невзирая на мое хорошее отношение к Троицкому и то, что он нам в свое время помогал и что мы сейчас поддерживаем хорошие отношения, я не понимаю, как можно всерьез любить «Мумий тролль» или Шнурова и рассчитывать, что эти люди сейчас проснутся и что-то скажут. Что у них есть своя позиция, и они уникальны в творческом смысле. Но у каждого свои привязанности.

И вообще, мне кажется, что за последние 10 лет у нас не стало музыкальной критики. То, что делает журнал Rolling Stone, — это в основном связано с местечковым келейным продвижением определенных музыкальных стилей, не слишком популярных. Не стало злой критики, по-настоящему конструктивной. Хотя во времена питерского рок-клуба были такие злые ребята, которые после каждого концерта писали, что было плохо на выступлении именно этой группы. Причем с аргументаций, профессиональной или поэтической. Что позволяло нам держаться бодряком. Сейчас же либо идет просто черный PR без всякой мотивации, без объяснения, либо говорят о каком-нибудь «уникальном проекте в рамках хипстерской волны», как будто и не было музыки 70-х и 80-х, из которых все это крадется.

— Как вы относитесь к еще одному претенденту на лидерство в протестном движении Эдуарду Лимонову?

— Я считаю, что у Лимонова в последнее время сбились какие-то рамки и приоритеты. Он выглядит довольно уязвимо в своем брюзжании. По логике все правильно — никто не уведет от тебя протест, если за тобой идут люди. Он всегда был склонен к тому, чтобы быть вождем небольшой группы людей, чтобы иметь на них максимальное влияние. Когда же выяснилось, что за Чириковой с Немцовым пошли 10 тысяч, а с ним осталась только тысяча, он и обиделся в очередной раз. Но, во всяком случае, самое противное, что он в последних выступлениях глумится над теми, кто попадает в тюрьму. А это уже совсем некрасиво. Он злорадствует по поводу пострадавших от режима и считает себя самым пострадавшим. Я перестал читать его посты в последние годы.

УВАЖАЕШЬ СЕБЯ КАКОЕ-ТО ВРЕМЯ, А ПОТОМ ОПЯТЬ СТРАШНО

— Михаил, а вы не боитесь последствий участия во всех этих политических акциях?

— Боюсь, конечно, а что делать. Нужно это преодолевать. Вот так боишься-боишься, а потом раз – и преодолел себя. Погладил себя – и снова. Я довольно счастливый человек. Я за все эти десятки демонстраций умудрился ни разу не попасть. Бегал по дворам, ускользал от дубинок. Страшно, конечно, я же видел, как ломают руки людям, даже пожилым. Это ужасно и неприятно. Но, с другой стороны, надо что-то делать. По крайней мере, какое-то время ходишь и себя уважаешь какое-то время. А потом опять страшно.