Дмитрий Харитонов: «Я лишний раз убедился, что искусственный интеллект перестал быть свеженьким хайпом, и уже стал своего рода технологией с историей, практикой и опытом внедрения и работы» Дмитрий Харитонов: «Я лишний раз убедился, что искусственный интеллект перестал быть свеженьким хайпом и уже стал своего рода технологией с историей, практикой и опытом внедрения и работы» Фото: Сергей Елагин

«Такую динамику по персоналу мы вряд ли сможем держать дальше»

— Дмитрий Сергеевич, вы возглавили Т1 4 сентября, и одним из первых мероприятий, которые вы посетили в новом статусе гендиректора холдинга, стал Kazan Digital Week. Нашли на этом форуме для себя ответы на какие-то вопросы?

— Я регулярный участник Kazan Digital Week, за последние пять лет пропустил его только один раз. Этот форум лично для меня отрезвляющий. Мы много говорим о трендах, а сюда приезжаешь — и все становится на свои места. К примеру, я лишний раз убедился, что искусственный интеллект перестал быть свеженьким хайпом и уже стал своего рода технологией с историей, практикой и опытом внедрения и работы. Кто-то его уже внедрил, кто-то уже получил конкретные результаты. Это радует.

Интересно послушать, о чем говорят участники рынка, в каком состоянии реально находятся их компании. Понятно, что некоторые тезисы нужно делить на два, но сама дискуссия формирует совершенно разумные выводы. Они простые: либо ты на этот поезд успел и у тебя есть полноценный набор продуктов или кейсов по применению ИИ с пониманием подтвержденных эффектов, либо ты прямо сейчас, ежеминутно, теряешь конкурентное преимущество.

— Успела ли Россия вообще на этот технологический поезд, особенно в части искусственного интеллекта? Мы видим, что делают Альтман, Маск, Хуанг, все остальные, какие инвестиции вливают, на каком железе разворачивают системы. И видим несопоставимые весовые категории…

— Успеть — первоочередная задача отечественного IT-рынка. В последние годы российская IT-индустрия развивалась под знаменем импортозамещения. В него активно инвестировали компании (в том числе компании государственного сектора, которые обязывала это делать регуляторика) и IT-разработчики, потому что им нужно было занять ниши, освободившиеся после ухода ряда иностранных компаний. Это продолжалось до 2024 года включительно, и динамика была очень активной: отрасль демонстрировала высокий темп роста — порядка 15–20 процентов ежегодно.

А дальше денег действительно стало меньше — компании не могут инвестировать бесконечно, а задачи по импортозамещению при этом никуда не исчезли. Конечный потребитель IT — бизнес — снизить свои аппетиты в части цифровизации не может просто в силу того, что его IT-потребности иногда жизненно необходимы. Чтобы поддерживать конкурентоспособность, бизнесу нужно постоянно внедрять новые технологии и усиливать собственную IT-инфраструктуру. Кроме того, повысились и требования к IT-компаниям: от них теперь просят большего за те же деньги, либо столько же, но за меньшие вложения. Это первый фактор, который влияет на общее состояние рынка.

Дмитрий Харитонов родился 8 ноября 1982 года в городе Раменское Московской области. В 2003 году окончил МГТУ им. Баумана, получив высшее техническое образование в области информатики и систем управления.

Более 15 лет в IT‑разработке: в Luxoft руководил производством программного обеспечения для General Electric, Microsoft, Boeing, AT&T и Juniper; в 2017–2019 годах был управляющим директором международной компании.

Реализовал проекты ЭРА‑ГЛОНАСС и бесконтактной оплаты в московском транспорте.

С 2022 года — генеральный директор «Иннотеха», а с октября 2023‑го — первый заместитель генерального директора Т1. Формирует продуктовый портфель холдинга.

Второй фактор связан с тем, что мы, IT-компании, сталкиваемся с огромным кадровым голодом. К сожалению, пока, что бы мы ни делали, у нас не получается восполнить его так быстро, как нам хотелось бы. Мы в Т1 нанимаем тысячу молодых специалистов в год, и этого для нас все равно мало. Мы должны адаптироваться к новым условиям, и сейчас наш фокус на том, чтобы найти способы для удешевления наших IT-решений для конечного потребителя. Как? Во-первых, прекратить масштабироваться линейно, то есть не расширять штат и научиться делать существующим персоналом больший объем работ. Единственный способ сделать это — перейти на технологии, которые позволят кратно сократить себестоимость, например vibe coding, copilot, — все, что позволит нам самим тратить на разработку меньше. Сегодня это жизненно необходимо.

И на самом деле мы задумались об этом давно: в последние пару лет мы росли экстравысокими темпами и с точки зрения выручки, и с точки зрения людей. Такую динамику по персоналу мы вряд ли сможем держать дальше, поэтому искали способ решить эту проблему до того, как она станет для нас критичной. В итоге уже почти год у нас идет внутренний «пилот» с использованием и пошаговым расширением зоны покрытия наших процессов технологиями на базе ИИ. В компании 27 тысяч человек, и сейчас уже почти 5 тысяч из них используют ИИ-ассистентов. Я имею в виду именно разработчиков. Это уже делает наши продукты и сервисы дешевле, но к следующему году мы целимся на увеличение производительности наших разработчиков процентов на 20, и код должен будет писаться быстрее на треть.

«В последние годы российская ИТ-индустрия развивалась под знаменем импортозамещения» «В последние годы российская IT-индустрия развивалась под знаменем импортозамещения» Фото: freepik.com

— Насколько отличаются технические возможности внедрения ИИ у вас как у российской компании и, допустим, у американского заказчика в сегодняшних условиях?

— Российский бизнес пытается выжать из всех доступных IT-решений некую практическую пользу, и это хорошо. Конечно, мы все еще не можем тягаться в генеративных технологиях с OpenAI и другими ведущими игроками из этой области. Мы также не планируем заново переписывать условный DeepSeek, потому что нам это и не нужно. По моему мнению, не стоит стараться за этим гнаться — это всего лишь один из сегментов технологий искусственного дивизиона.

— А за чем гнаться стоит?

— Одна из вещей, за которые, как мне кажется, стоит побороться, — это рынок графических вычислений. Не секрет, что продукты Nvidia дорогие. К тому же поставлять видеокарты по параллельному импорту сложно и долго. Но мы все равно продолжаем этим заниматься, потому что других вариантов до сих пор не было.

Сейчас же мы нашли несколько китайских компаний, с которыми тестируем новую модель сотрудничества: покупаем их железо, ставим на российский сервер, на котором работает операционная система, и докручиваем установку, включая наши LLM — большие языковые модели, чтобы они работали на новейших китайских GPU. Такая докрутка потребовала всего пары месяцев.

В итоге технологии китайских партнеров подошли не вполне идеально, однако мы опытным путем выяснили, что их в плане графических вычислений со счетов сбрасывать не стоит — первый эксперимент прошел вполне удачно. А сам процесс оказался куда более рентабельным для бизнеса, чем покупка Н100 от Nvidia. Разве это не прекрасно?

— А китайцы не испугаются вторичных санкций?

— Здесь не может быть вторичных санкций — это же их продукт! И речь не идет о параллельном импорте — это партнерство с итоговым результатом в обе стороны. Вы знаете, сколько технологий они заимствуют у нас? Им это также интересно! Они предоставляют для нас одну часть технологии, а мы ее дорабатываем, показывая, как именно ее можно усилить.

«Одна из вещей, за которые, как мне кажется, стоит побороться, — это рынок графических вычислений» «Одна из вещей, за которые, как мне кажется, стоит побороться, — это рынок графических вычислений» Фото: freepik.com

«Недопродукты» отомрут сами собой»

— Насколько в этом взаимозависимом мире Россия близка к технологическому суверенитету? И к какой глубине суверенитета нам вообще стоит стремиться?

— Я видел разные данные. И честно говоря, отношусь к ним осторожно, потому что это исследования сторонних организаций. Кто-то называет цифры до 80 процентов в госструктурах и до 90 процентов в крупном бизнесе. По моей личной оценке, все эти подсчеты экспертов могут быть слегка завышены.

— Это план или факт?

— Компании говорят, что у них уже сейчас такие показатели. Понятно, что требования к импортозамещению полностью регламентированы в госсекторе, а в крупном бизнесе только на этот критерий, на мой взгляд, опираться не стоит. Вопрос здесь в другом: повысилась ли эффективность каждой конкретной такой компании по сравнению с 2022−2023 годами? И вырастет ли она еще больше года через два?

— А к чему надо стремиться? Есть какая-то идеальная картина будущего, как должно работать?

— Гнаться к цифре в 100 процентов не имеет смысла. Важнее понять, может ли компания реально управлять своим технологическим циклом или нет самостоятельно или с помощью надежных партнеров.

— А могут компании? Сейчас, спустя три года санкций?

— Все зависит от индустрии. Конечно, есть передовики: финтех, например, всегда был в авангарде. Внедрять изменения в цикл непрерывного производства, допустим в машиностроении, гораздо сложнее, там мы видим более низкие показатели.

— А если завтра происходит обратный катаклизм, открываются границы, возвращаются все Oracle, SAP и тому подобные, не растворится ли моментально все импортозамещение?

— Хороша ли такая штука, как конкуренция? Да. Если она снова возникнет на международном уровне, то да, наверное, не все игроки останутся. Хорошо ли это? Конечно! Это значит, что выживет сильнейший и нам самим не придется столько сил тратить на то, чтобы заставить работать не вполне рабочий импортозаместительный аналог — такие «недопродукты» отомрут сами собой.

Давайте посмотрим на сегмент видео-конференц-связи. До 2023 года у нас были Cisco, Zoom, Microsoft Teams. Сейчас у каждой корпорации появилось свое решение: у МТС, в ВК, у нас в Т1 — всего их больше десятка. При этом общего рынка на всех не хватает: продуктов больше, чем нужно. В условиях конкуренции какая-то часть выйдет из игры. Хорошо это или плохо для тех, кто вылетит? Вопрос риторический. Для индустрии в целом это хорошо. Сразу понятно, кто смог сделать зрелый, достойный продукт, а кто нет. Этот процесс неизбежен.

— Вы же смотрите на общий рынок решений. Как вы считаете, какая доля из них сегодня конкурентоспособна на мировом уровне, многие ли выживут при любых раскладах? И где сегодня основные точки роста?

— Я не люблю спекулировать цифрами. У компаний разные судьбы. Вот, к примеру, 10 лет назад была издана книжка Good to Great («От хорошего к великому») об историях успеха разных выдающихся на тот момент компаний. И за прошедшие 10 лет из них почти никого не осталось на рынке. Это нормально. Мы инвестируем в разные проекты, какие-то из них взлетают, какие-то нет, какие-то падают. Так было всегда, к этому надо быть готовыми.

Сегодня интереснее смотреть на стартапы. Мы недавно оценили более 4 тысяч технологических стартапов из 32 отраслей на предмет активности внедрения инновационных решений. Было любопытно, во что на самом деле инвестируют компании, какие решения предлагают на этом рынке и как это влияет в реальности на бизнес-ландшафт. Обнаружилось, что самый успешный сегмент — это ПО для бизнеса: все, что связано с автоматизацией и роботизацией бизнес-процессов, повышением эффективности.

На втором месте — сегмент финансовых услуг. Здесь колоссальный рост у платежных сервисов, которые позволяют нивелировать международные ограничения, оплату по QR-кодам. Много решений по автоматизации бэк-офиса банков — цифровые помощники, CRM-решения с ИИ-элементами, позволяющие формировать персонализированные предложения для клиентов.

Третье — промышленность, здесь осторожнее, но развивается автоматизация производства и его планирование. Большое количество стартапов занимается 3D-печатью, а также разработкой новых материалов. В сфере транспорта и логистики широко внедряют ИИ и беспилотные решения, в сфере образования — дистанционное обучение, персонализированные решения и геймификацию. И так далее.

«Ни в одной профессии нельзя стоять на месте!» «Ни в одной профессии нельзя стоять на месте!» Фото: freepik.com

«Люди стали более осторожными и предпочитают оставаться в понятных местах»

— Вы сказали, что ежегодно нанимаете около тысячи человек. Где их берете? Удовлетворяет ли вас уровень подготовки кадров, которые к вам сегодня приходят? Успевают ли вузы за технологическими изменениями?

— На самом деле реальность такова, что мы конкурируем за этих людей, выпускаем отдельные образовательные программы под собственные нужды, проводим отдельные интенсивы. И да, стараемся брать лучших сразу. Ты выбираешь, но и тебя выбирают. Для нас работа с вузами — способ знакомиться пораньше со своими будущими сотрудниками, знакомить их с собой как с работодателем, как с корпоративной средой, которую мы создаем, и как с возможностью дальнейшего профессионального развития.

— А зарплаты насколько важный фактор для них?

— Важный, это правда. Мы сделали специальную карту персонального роста, начиная с позиции стажера. Квант времени пересмотра — 6−9 месяцев, сначала он короче, потом длиннее. И сотрудник четко видит лестницу, по которой он будет двигаться, чтобы достичь конкретных цифр, которые, может быть, сейчас для него недостижимы. Не все это делают. Но это сильный фактор, который удерживает людей.

— А дефицит кадров растет или снижается?

— За всю мою карьеру я не видел снижения ни разу.

— А сейчас, когда какие-то рутинные операции можно ИИ делегировать?

— Задач тоже становится больше. И студентов сейчас мы ищем уже других. Если раньше мы брали джуна, который, условно, умеет тестировать, то сейчас нужно, чтобы кандидат не просто умел кодить, понимал какие-то базовые вещи и был знаком с шаблонами проектирования и прочее.

— То есть сегодня студент должен уметь значительно больше?

— Конечно. К нынешним сотрудникам это тоже относится. Люди либо постоянно учатся, развиваются и двигаются вперед, либо запускается обратный механизм и человек покидает компанию. Ни в одной профессии нельзя стоять на месте! Возьмите докторов — они тоже постоянно учатся. В IT то же самое.

— А какая в холдинге текучка сотрудников?

— Чистая текучка ниже 11 процентов — это цифра ниже средней по индустрии. Но мне кажется, это связано не столько с компанией, сколько в целом с ситуацией в стране. Я явно вижу, что большой ряд компаний, даже в тех отраслях, которые традиционно у нас считались лидерами, сейчас испытывают определенную перестройку внутри. Нефтегазовая отрасль и прочие сокращаются, перестраивают структуру, делая ее более плоской. Из-за того что такая тенденция на рынке так или иначе существует, люди стали более осторожными и предпочитают оставаться в понятных местах.

— То есть раньше она была выше?

— В 2022−2023 годах была выше, конечно. В 2024-м ситуация стабилизировалась, а в 2025-м отток не растет, остается примерно на том же уровне.

— А вот эта история о перегреве на рынке айтишников, о том, что пузырь когда-нибудь лопнет, она состоятельна?

— Рынок нагрелся в 2023 году. В 2024-м была определенная спекуляция, хантинг людей другими компаниями. Но в 2025 году я уже не вижу такого движения.

«Сейчас России не до гражданских дронов»

— Как развивается сотрудничество Т1 с Татарстаном? Какой предстает республика в общем IT-ландшафте страны, насколько она для вас привлекательна как регион для развития бизнеса и открытия, допустим, дочерних проектов?

— Татарстан точно в IT-передовиках по сравнению с другими частями страны. И это приятно видеть. Например, я наблюдаю за вашей квантовой долиной.

— Иннополис имеете в виду?

— Да, очень интересный проект. Но не только.

Есть ряд проектов, которые мы делали и делаем в Татарстане. Например, вместе с минцифры мы проводили «пилот» нашего продукта «Сфера», который охватывает все этапы защищенной разработки. Мы предоставили софт, республика в свою очередь завела на эту площадку некоторые проекты в сфере цифровой трансформации. «Пилот» прошел успешно, надеемся, что эти технологии будут переведены в промышленную эксплуатацию.

У нас также есть ряд образовательных инициатив. Хотим предложить IT-олимпиаду провести с Иннополисом, в прошлом году нечто подобное мы уже делали с Физтехом.

— Были сообщения, что Т1 запустила в Татарстане серийное производство дронов для сельского хозяйства «Рубин А-50». Это правда или фейк? И какова судьба проекта?

— У нас был в позапрошлом году этот проект, мы отработали технологию, но сейчас отказались от него из-за целого ряда факторов. Ситуация в стране, регуляторика, закрытое небо — сейчас России не до гражданских дронов. Вместе с тем технологии понятны и мы не исключаем, что в какой-то момент сможем к этому вернуться. Сейчас нет.

«Цифровой рубль запущен? Нет, потому что не так все однозначно. Не так просто выполнить требования к производительности и высокой нагрузки для этой технологии, особенно с учетом всех критериев безопасности» «Цифровой рубль запущен? Нет, потому что не так все однозначно. Не так просто выполнить требования к производительности и высокой нагрузке для этой технологии, особенно с учетом всех критериев безопасности» Фото: © Svetlana Vozmilova / Global Look Press / www.globallookpress.com

«Появление «железного человека», робота, — это вполне себе завтрашний день»

— Как в последнее время перестраивается ваша продуктовая линейка в связи с внешними обстоятельствами?

— У нас в последнее время «выстрелило» дистанционное зондирование Земли. Мы научились получать снимки со спутника, обрабатывать их с помощью специальных ИИ-алгоритмов и предлагать на основе этого бизнес-решения. Например, мониторинг объектов залогового имущества или разного рода инфраструктуры: путепроводы, транспортные и логистические сети. На практике направление оказалось очень востребованным.

Сейчас мы активно заходим в сегмент производства своих программно-аппаратных решений, мы переросли зону чистой разработки и дистрибуции. Запустили СП с «Ланитом» по производству банкоматов, СП с «Ростехом» по производству серверов, СП с Физтехом по квантово-оптимизационным решениям. Также развиваемся в ретейле — производство касс самообслуживания. Это тоже неизбежность: магазинам не хватает персонала. Такова наша новая реальность.

— Есть у вас партнеры из Татарстана?

— Пока, кроме минцифры, нет, но это уже отличное поле для развития.

— Вот вы привели очень интересный пример с аэросъемкой, которой пять лет назад вообще не было в сознании людей. А какие еще технологии имеют такой же потенциал — сегодня зарождаются, а через пять лет будут применяться повсеместно?

— Тут все ограничивается нашей фантазией. Одни профессии исчезают, другие появляются. Нет у нас больше фонарщиков, которые зажигают в городе лампы, мы больше не нанимаем операторов ЭВМ, вбивающих данные. Зато у нас по М11 уже ездят беспилотные грузовики, что еще недавно казалось невероятным. А это точно будет сохранять актуальность и дальше. Обязательно будут развиваться и космические решения — низкоорбитальные группировки изменят связь. Если раньше такое устройство стоило 100−200 тысяч долларов, то сейчас мы научились делать их гораздо дешевле, что означает возможность более широкого внедрения.

— Ну и искусственный интеллект, наверное…

— Знаете, я думаю, что очень скоро мы перестанем о нем говорить как о чем-то очень принципиально новом, невероятном. Он станет необходимой частью жизни. Все будет как с компьютером.

— Вопрос, насколько развитой окажется эта штука в итоге. Вы в AGI, общий искусственный интеллект, верите?

— Могу верить или не верить. Но ИИ много процессов изменит.

— Можно вас попросить о визионерском мнении, каким будет наш мир с технологической точки зрения в горизонте трех, пяти, 10 лет.

— Хороший вопрос! Я думаю, он точно станет более зрелым. Конечно, будут технологии, которые отомрут или не покажут такого роста, какого от них ждут сейчас.

— Например?

— Блокчейн, например. Хайпа вокруг него 10 лет назад было столько, что как будто если ты не работаешь с ним, то тебе пора к мамонтам в музей. Спустя все это время разве мы сейчас видим его повсеместно? Не особо.

— Ну о цифровых валютах все еще говорят…

— И что? Цифровой рубль запущен? Нет, потому что не так все однозначно. Не так просто выполнить требования к производительности и высокой нагрузке для этой технологии, особенно с учетом всех критериев безопасности.

— Что-то исчезнет, это понятно. А что придет на смену?

— Я думаю, в ряде случаев перейдем от цифровых помощников прямо в автоматику. Наши партнеры из МАИ говорят, что уже неинтересно просто заниматься автоматизацией отдельных операций. Перспективнее, например, делать двигатель, который будет оптимальным по конструкции, и при этом желательно, чтобы его сгенерировала нейросеть. Я вот совершенно не исключаю таких кейсов, где часть контента будет сгенерирована ИИ.

Продолжится гонка между злоумышленниками и защитой. Эта сфера точно разогреется, и здесь будет самая яростная гонка технологий.

Исчезнут водители-дальнобойщики, складские работники, потому что складом легко управлять автоматизированно. Даже пункты выдачи можно автоматизировать.

Появление «железного человека», робота, — это вполне себе завтрашний день. Очень много компаний с этим экспериментируют. Так что, повторюсь, все ограничивается лишь нашей фантазией.

— А какие сейчас главные препятствия, что тормозит все это развитие, кроме фантазии и бюджетов?

— Где-то технология не так отработана, где-то регуляторики не хватает. У беспилотного транспорта, к примеру, технология полностью есть: от начала и до конца. В закрытом периметре его хоть сегодня можно запускать, это безопасно — в городах уже ездят беспилотные поезда метро и трамваев. Однако на дороги общественного пользования такую технику массово все еще не выпускают, потому что непонятно, что конкретно должен делать искусственный интеллект в той или иной спорной ситуации. Это уже вопрос регуляторики.

— И техники в том числе?

— Нет. Здесь нужно сказать технике, как поступать в отдельных ситуациях. Представьте: ИИ управляет автобусом, в котором едут люди, а навстречу выходит пешеход. Что делать? Это как известный кейс с вагонеткой — вопрос этики и регуляторики. А сама технология при этом полностью доработана.