Амир Мусави, Persepol: «Через 15 лет не останется никого, кто умеет ткать ковры»

Амир Мусави: «Тогда в России был очень хороший рынок: если за границей у нас прибыль была 1–5 процентов, здесь доходило до 100–200 процентов»

«У меня в Казани было более 20 бизнесов, но все равно остановились на коврах»

— Амир, расскажите, пожалуйста, немного о себе. Откуда вы родом, как оказались в России и в Казани?

— Я родился в Иране, в городе Боруджерд — примерно 400 километров к юго-западу от Тегерана. Это очень красивое горное место. Потом 13 лет жил в Тегеране и приехал в Россию в 1991 году. Приехал учиться, но оказалось, что идет перестройка, время было непростое, и мы начали заниматься бизнесом. Тогда в России был очень хороший рынок: если за границей у нас прибыль была 1–5 процентов, здесь доходило до 100–200 процентов.

— И какие товары возили?

— Сначала товары первой необходимости, продукты, одежду. Например, кожаные куртки, тогда их не было в России. Везли из Ирана, Турции, Пакистана. Очень хорошо получалось — и мы полностью забыли об учебе, перешли на бизнес. А коврами начал заниматься только через много лет — для меня всегда это было самое интересное, но тогда нужно было зарабатывать.

— А почему все-таки для учебы выбрали Россию? И какое было первое впечатление от страны?

— Для нас был очень интересен коммунизм — мы мечтали о нем! Приехал — а все, коммунизма нет (улыбается). Еще впечатлил русский народ — он очень умный, очень грамотный, необразованных людей в России не было. Ну и архитектура: когда жил в Санкт-Петербурге, часто ходил по музеям, библиотекам. Очень интересно было.

— Язык уже знали?

— Вначале нет. Возможности не было, чтобы, например, в Иране выучиться. Да и в России осваивал не по книгам, выучил просто в процессе общения по бизнесу.

— Как в Казани очутились?

— Есть завод «Мелита», где делают меховые шубы. Мы раньше покупали здесь шерсть, чтобы отправлять в Иран — делать валенки. Она была короткая, на хорошие ковры не подходила, но у нее была хорошая цена, и она была востребована. Для этого первый раз и приехал в Казань, в 1994 году.

Второй раз — уже продавал фрукты. Мы торговали здесь иранскими мандаринами перед Новым годом. А третий раз приехал продавать продукты питания — и познакомился с будущей женой. И все, остался в Казани. Так с 1997-го здесь и живу.

«У меня коврами много лет предки занимались. Так перемешалось хобби и бизнес»

— Город сильно изменился почти за 30 лет?

— Очень! В центре города, где сейчас такие красоты, раньше были старые полуразрушенные дома. Руководство города и республики сделали за такой короткий срок чудо. Раньше, когда гости меня просили встретить их в Казани, я всегда был против, ехал их принимать в Москву или Санкт-Петербург. А сейчас очень приятный чистый город, во многом даже лучше всех остальных.

— И чем занимались, осев в Казани?

— В то время не приходилось думать, чем заниматься. Все решали обстоятельства. У меня за все время было более 20 бизнесов: начинал с продуктов питания, потом было свое деревообрабатывающее предприятие — на нем почти 350 человек работали. Но все равно остановились на коврах. Я вырос на них, у меня коврами много лет предки занимались. Так перемешалось хобби и бизнес.

— Когда открыли первый салон?

— В декабре 2004-го. Жена сомневалась: «Что, неужели продашь это все?» Я говорю: «Если не продам, постелем у себя дома». Я поехал, купил ковры, привез в Казань. Перед Новым годом открыл салон. Приходит мужчина, говорит: «У меня сегодня гостей много, и все с каблуками. Я хочу, чтобы паркеты мне не испортили. Ковер выдержит?» Отвечаю: «Не переживайте, выдержит». И он у меня скупил сразу несколько привезенных ковров! Я пришел вечером домой, положил перед женой кучу денег. И все, так начали развивать магазин. Стали постепенно прививать в Казани культуру ковра.

«На Востоке и в арабском мире ковры имеют огромное значение. Там это богатство. Человек, который их покупает, преследует две цели: не только украсить дом красивым ковром, но и сохранить и приумножить свое богатство»

— Ну как уж прививать? В Советском Союзе ковер на стене у всех висел…

— Вот стереотипное мышление и сложилось, что это советский архаизм и сейчас никто не захочет покупать ковры.

На Западе ковры понимают. Посмотрите, как проходят все президентские переговоры на высшем уровне — там всегда будет персидский ковер. На Востоке и в арабском мире ковры имеют огромное значение. Там это богатство. Человек, который их покупает, преследует две цели: не только украсить дом красивым ковром, но и сохранить и приумножить свое богатство. В Японии, кстати, ковры тоже очень любят.

— У них, наверное, культура циновок изначально была? А ковры, видимо, их заменили как более удобные, красивые и мягкие?

— Даже не знаю, с чем это связано. Но сейчас они проводят много мастер-классов по коврам, читают лекции, покупают с пониманием дела — хорошие исфаханские ковры, шелковые. Ковер для них как роскошный сад под ногами.

«Это очень трудная и долгая работа, которая, к сожалению, потихоньку уходит в историю. Молодежь сейчас не хочет заниматься коврами, слишком сложно, а мастера, которые умеют делать, уходят из жизни»

«У нас есть два ковра династии Сейрафиан, каждый стоит по 18 миллионов рублей»

— То есть ковровый бизнес в Иране передается из поколения в поколение?

— Да, я уже в четвертом поколении этим занимаюсь. Мы знаем весь процесс: как говорится, от барана на горе, из шерсти которого будут ткать ковер, до покупателя, который будет по нему ходить. Это очень трудная и долгая работа, которая, к сожалению, потихоньку уходит в историю. Молодежь сейчас не хочет заниматься коврами, слишком сложно, а мастера, которые умеют делать, уходят из жизни. Думаю, в ближайшем будущем, лет через 10−15, будут производить только машинные ковры, а ковры ручной работы смогут покупать только очень богатые люди. Все остальное будет уходить в историю.

— Какой у вас самый дорогой ковер?

— Средняя цена ковра ручной работы в Иране — от 10−12 тысяч долларов за «квадрат». Это если ковер новый. Если он с историей, вообще становится практически бесценным.

Есть такая династия Сейрафиан из города Исфахан — одного из красивейших городов мира. Они делают ковры, которые можно видеть только в музеях, домах богатейших знаменитостей и олигархов. У нас сейчас есть два их ковра 3 на 4 метра, каждый стоит по 18 миллионов рублей. И мы еще по-божески их продаем, потому что реальная цена у них выше. Их автора уже нет в живых, больше никто никогда не сможет такой ковер выткать, поэтому они очень ценятся. Как произведение искусства. Такие ковры ходят между коллекционерами, и с годами их цена только растет: потому что они очень высокого качества. В мировых музеях и частных коллекциях есть ковры, которым 300, 400, 500 лет!

В провинции Кум делают только шелковые ковры. Есть за 8 миллионов, есть за 10 миллионов рублей — и это для настоящего шелкового ковра считается недорого.

«Это тяжелый ручной труд, на каждом этапе нужен огромный контроль»

— То есть в каждой провинции своя школа?

— Да. Есть школа в Исфахане, школа в Куме, школа в Тебризе, в Фарсе знаменитая кашкайская школа. Везде свои техники, краски, узоры. Кум находится посреди пустыни, народу не хватает зелени, красок и цветов в жизни, они создают яркие ковры. В Исфахане есть знаменитая мечеть, облицованная керамической плиткой — и в коврах такой же цвет Persian Blue, персидский синий. Город Наин тоже в пустыне, но у них было мало растений для красок — и очень спокойные, нежные цвета. Тебриз — город на Шелковом пути, там постоянно караваны ходили, ковры отправляли по всему миру — и цвета очень яркие, даже резкие. Специалисту даже говорить не надо, откуда ковер. Достаточно на него посмотреть — и все видно.

— Но производят же и в других странах: Азербайджан, Индия, Пакистан, Афганистан…

— Да, афганские есть ковры, непальские, у всех разные техники. Сегодня многие делают модерн, современные ковры, которые имеют очень упрощенный дизайн, четыре-пять оттенков цвета в среднем, узоры отрисовываются на компьютере. Все максимально упрощено, не требуется высокой точности и большой плотности Поэтому стоимость таких ковров гораздо ниже.

Но это как одежда — сегодня модно, завтра не модно. Персидский ковер — это классика, он всегда был, есть и будет актуальным, как 500−700 лет назад, так и сегодня. Археологи на Алтае нашли персидский ковер, которому 2,5 тысячи лет!

— В пазырыкском кургане, где алтайскую принцессу нашли?

— Да. Там было несколько войлочных ковров и ворсовый, который сохранился в замечательном состоянии, сейчас все они в Эрмитаже. А сделаны были в древней Персии! Потом традиция распространилась дальше: во времена моголов Великий Акбар довез до Индии. А сегодня кто рулит капиталом, тот определяет, какую мы одежду надеваем, какую обувь… И они перешли, к сожалению, на ковры. И классика отошла на задний фон. А Иран не умеет делать модерн, мастера его не считают ковром — это палас, в нем нет духа.

Классические ковры — это умирающее искусство. Они будут цениться все выше. Это заметно уже сейчас: за год ковры поднимаются в цене в среднем на 35−40 процентов. Здесь есть ковер, который я бы 18 лет назад купил примерно за полторы тысячи долларов. Сейчас он стоит более 30 тысяч.

«Самый хороший шелк в мире делают в Иране и Китае. Год назад мы покупали шелковые нитки, грубо говоря, по 600−700 долларов за килограмм, а сейчас 1,2 тысячи — в 2 раза дороже»

— А почему так растет цена?

— Во-первых, ручной труд дорожает. Во-вторых, по-настоящему хороших ковров производится очень немного. Династия Сейрафиан максимум делают 80−100 ковров в год. На машинах можно тысячи делать, но это будет совершенно другое. Это тяжелый ручной труд, на каждом этапе нужен огромный контроль. Если несколько узлов неправильно сделать — все, весь ковер испорчен! Я на днях хотел купить один шелковый ковер в Тегеране. Он стоил 75 тысяч долларов, но я нашел кусок, который неправильно сделали, и мне продавец был готов отдать за 8 тысяч! Это фрагмент сантиметров 5–7, может быть: обычный покупатель никогда не заметит.

Второе — материал дорожает. Самый хороший шелк в мире делают в Иране и в Китае. Год назад мы покупали шелковые нитки, грубо говоря, по 600−700 долларов за килограмм, а сейчас 1,2 тысячи — в 2 раза дороже. А бывает, что годами шелка нет, неурожай. Но даже изготовление шерстяной нитки для одного ковра занимает примерно полгода-год — ее надо несколько раз окрасить. Подготовка чертежей может занимать два-три года, это тоже очень сложный процесс.

На этом ковре свыше 115 цветов, 7–8 оттенков каждого цвета. И все натуральные красители, вручную делаются. Черный получается из кожуры грецких орехов, красный — из граната. У каждого узора своя символика. Солнце — «хоршит» — на персидском языке женского рода, означает женское начало. Каждый цветок что-то символизирует, о каждом ковре можно книгу писать.

Третье, как уже говорил, — мастера практически исчезли. Никто не готов сидеть по 10−12 часов на одном месте, стирать нитками руки до крови, до косточек, всматриваться в узор через двойную лупу, как хирурги. Качество ковра зависит от плотности узлов. Высший пилотаж, когда на квадрате 6,5 на 6,5 сантиметра 120 узлов. Больше сделать невозможно. У нас был такой ковер — метр на полтора, его три человека делали пять лет! Позавчера продал. Вот это тоже хороший ковер, в нем 80 узлов, а в коврах модерн бывает 20−30 максимум.

«Качество ковра зависит от плотности узлов. Высший пилотаж, когда на квадрате 6,5 на 6,5 сантиметра 120 узлов»

— Женщины в основном ткут, да?

— И женщины, и мужчины, в каждой провинции свои традиции. Например, в провинции Азербайджан, в городе Тебризе, ковры ткут мужчины. И у них быстрее получается, потому что они могут работать ночью: нет обязанностей готовить еду и смотреть за детьми. В Исфахане, Куме — женщины: они делают дольше, на них еще и быт. Если изготовление ковра в Исфахане, Куме займет, грубо говоря, пять лет, в Азербайджане займет года полтора-два.

Еще и техника плетения разная. Женские руки нити в узелок завязывают, а в Тебризе ткут с помощью крючка. Но ковер получается чуть менее прочным, зато быстрее.

— Сейчас везде на смену ручному труду приходит машинный? Почему машина не способна сделать ковер так же качественно, как человеческие руки?

— Да, во все сферы компьютер зашел, но единственное исключение — ковры ручной работы. Машина не может делать ковры такой сложности и работать с натуральными материалами — только с синтетикой. А недобросовестные продавцы потом такие ковры туристам как ручные продают. Говорят, что стоит 1,5 миллиона, а красная цена — 50 тысяч рублей.

«У ручных ковров нити идут от начала и до конца ковра, как арматура»

— А как можно проверить?

— Фальшивку распознать обычному человеку очень сложно. Одна хитрость есть. Если за бахрому потянуть и можно нитку вытащить — это точно машинная работа: у ручных ковров нити идут от начала и до конца ковра, как арматура. Можно поджечь нитку: синтетика будет издавать едкий запах пластика, шерсть пахнет жженой шерстью, а шелк тлеет и пахнет палеными волосами.

К сожалению, из того, что продается на российских рынках, более 80 процентов, если не больше, — это машинные ковры. Красная цена — до 100 долларов за «квадрат». А продается от 5 тысяч до 25–40 тысяч долларов.

«В Иране иногда сначала ковер заказывают, потом под него проект дома делают. Ковер будет изготавливаться четыре-пять лет, это часто самое ценное, что есть дома»

«В Иране статус человека оценивают по тому, какие у него дома ковры, и по насадке на кальян»

— А кто ваш клиент? Есть вообще ощущение, что в Казани люди готовы и финансово, и идеологически инвестировать в ковры? Понимают их настоящую ценность?

— Не только в Казани, в России мало кто понимает! А на востоке это возможность сохранить и передать наследство внукам, правнукам. В Иране, когда девочка рождается, на нее начинают ковер готовить как приданое. До сих пор это есть. Потом еще один, еще и еще — и, когда девушка выходит замуж, ковры — это ее богатство. Статус человека оценивают по тому, какие у него дома ковры, и по насадке на кальян — почти каждый мужчина в Иране ходит в чайхану. Благородные семьи всегда сохраняют ковры деда, прадеда, продавать считается неуважением… Вот у нас дома, например, ковры нескольких дедов лежат, мы ими очень дорожим. Это история нашей семьи.

Больше скажу, в Иране иногда сначала ковер заказывают, потом под него проект дома делают. Ковер будет изготавливаться четыре-пять лет, это часто самое ценное, что есть дома. А в России ковер, как правило, подбирают в последнюю очередь, под мебель. И голову ломают, что положить. В итоге покупают модерн — он ко всему подходит. До 2016 года у нас были только персидские ковры. Но интерьерная мода начала меняться, сейчас каждые полгода-год производители выпускают новые коллекции, как одежду.

Интерьеры часто обновляют, люди переезжают, имеют несколько квартир, несколько домов, не привязываются, как мы, к одному дому. Современное поколение более мобильное, им не нужны супердорогие вещи. Они копируют картинку из соцсетей: «Вот хочу такую картинку из Pinterest» — там бежевое все, нужен однотонный бежевый ковер, вообще без узоров. Захотел изменить интерьер — можно просто ковер поменять, уже настроение совершенно другое будет.

Модерн, конечно, тоже разный бывает. Вот, например, новый, современный пакистанский ковер очень хорошего качества. А бывают ковры, когда дизайнер сидел, ничего не придумал, взял ведро краски и старый веник, помахал, пришел на выставку — и ему еще приз дали за это. А если такой ковер еще и вискозный и по нему ходить года три, он страшнее моей жизни станет (смеется). А вот этому персидскому ковру больше 80 лет, смотрите, как красиво постарел.

«Ковер жизнь прожил, по нему ходили, в радости, в горе… и посмотрите, он не как шерсть, а как шелк, настолько мягкий»

— За ним надо как-то специально ухаживать?

— Ничего не надо. Ковер жизнь прожил, по нему ходили, в радости, в горе… и посмотрите, он не как шерсть, а как шелк, настолько мягкий.

— Если ковер лежит на полу, если по нему ходят, на нем стоит мебель, неужели со временем с ним ничего не случается?

— Если мебель тяжелая, конечно, она будет давить, но можно поставить под ножки мягкую подложку и раз в полгода ковер поворачивать. И ничего с ним не будет. Если это настоящий персидский ковер, чем больше по нему ходить, тем он становится лучше. Там нитки 10−15 раз красят, варят, сушат — то в тени, то на солнце. И краска становится вечной.

— А какое современное предназначение иранского ковра? Его кладут на пол в гостиную для красоты или в спальню для тепла и уюта. Вписывают в интерьер для дизайна?

— Сегодня многие хотят себе ковер, если ручной работы дорого, то хоть бы какой. Человек приезжает и говорит: «Нет возможности купить, что можете мне за 20, 30, 50 [тысяч] подобрать вариант?» Зачем ему ковер?

— Зачем?

— Вы для чего каждый день надеваете одежду? Не только же для тепла — в жару же вы тоже голыми не ходите. Это часть жизни. Чего человек ищет от жизни?

«Татарстан — моя вторая родина. Поэтому мы с дизайнерами при помощи администрации города сделали казанский ковер — это душа нашего магазина»

— Счастья, мира и гармонии?

— Именно! Счастья! Но счастье можно видеть, можно услышать — через доброе слово, можно потрогать. Вы сидите на шелковом ковре, и все это счастье: его можно трогать, и можно видеть, и можно чувствовать. Ковры, которые передаются из поколения в поколение, хранят воспоминания. Я, например, когда в Иран приезжаю, смотрю на свой ковер и помню, как я на нем играл с друзьями, когда маленький был, — и возвращаюсь на 50 лет назад. Как в кино.

— Есть какой-то ковер в вашей коллекции, который вы хотели бы как-то отдельно показать или отдельно о нем рассказать? Какая-нибудь жемчужина?

— Татарстан — моя вторая родина. Поэтому мы с дизайнерами при помощи администрации города сделали казанский ковер — это душа нашего магазина. Хотим по возможности делать и татарские ковры тоже. Хочется показать ковры разных стран, в разных техниках, разного дизайна, чтобы у людей было представление, насколько этот мир богатый и красивый.

«Для нас определяющее не прибыль, мы любим свое дело»

«За последние пять лет некоторые драгоценные камни подорожали в 100 раз»

— А какие ковры выгоднее всего продавать? Где маржинальность выше? У модерна или у классических персидских?

— Скажу честно, мы никогда за маржинальностью по коврам не гонялись. Своя прибыль есть и тут и там. И закономерности нет: иногда за месяц продаем два персидских ковра, иногда 20.

— Хотели немножечко поговорить о магазине как о бизнесе, если можно. У вас же много бизнесов было за вашу жизнь, и в России в том числе. Сегодня какой бизнес самый прибыльный, как вы считаете?

— Самый прибыльный бизнес в мире — это оружие и другое (смеется). Для нас определяющее не прибыль, мы любим свое дело. Но то время, которое мы выделяем на этот бизнес, в других сферах может приносить куда больший доход. Зато так я получаю энергию и удовлетворение.

Еще одно хобби — ювелирные камни. Они, да, тоже приносят прибыль, но тут еще азарт: нужно ездить, находить камни, находить на них надо хорошего покупателя. Но с этим легче: если примерно 90 процентов людей ковры не понимают, то камни понимают почти все. Особенно женщины.

— Камни покупают, чтобы из них делать украшения?

— Да, для красоты, получения энергии и инвестиций. За последние примерно пять лет некоторые камни подорожали в 100 раз.

«Иногда за месяц продаем два персидских ковра, иногда 20»

— А за счет чего?

— Добыча сокращается, камни заканчиваются. Вот взять сапфир — у него много разных видов и цветов. Есть кашмирский сапфир, который добывают в Индии, он заканчивается и сейчас самый дешевый камень будет стоить от 35 тысяч долларов за карат. Или турмалин — очень распространенный вроде, но вот турмалин параиба дорожает каждый день. В Бразилии месторождение уже исчерпано, немного камня осталось только в Мозамбике.

— А вы камни откуда привозите?

— Из разных стран: Индия, Мадагаскар, Бразилия, Танзания, Мозамбик, Афганистан, Пакистан. Сами ездим по странам. Иногда бывает сложно: ходишь и смотришь, там война, тут война. Где камень, там почти всегда война…

— Какой самый дорогой камень вы продали?

— Разные продавали. Был сапфир на 54 карата, цену лучше не говорить. А есть камни и за 3 тысячи рублей.

— Можете рассказать о самых запоминающихся поездках, которые у вас были в охоте за камнями?

— Их так много, и каждая не похожа на другую. Самое запоминающееся — то, когда ты чего-то недополучил. Мы с сыном ездили на Шри-Ланку, у нас есть один друг, у него один из самых крупных сапфиров в мире — наверное, на 120−130 карат. Он года полтора только его огранкой занимался, и вышел шедевр — такого цвета я не видел в жизни! Но, сколько бы мы ему ни предлагали, он так его и не продал.

А из последних запомнился, например, 15-каратный рубин «голубиная кровь», очень-очень редкий. Когда на него смотришь, у тебя внутри все начинает трепетать от такой красоты. Есть даже притча о том, как один ювелир не рискнул сам расколоть камень и дал его своему сыну-подростку, а сам от страха убежал на 2 километра. Не мог решиться сам расколоть камень, который стоит кучу денег, руки трясутся. А камни — это не только цена, у каждого своя красота и своя энергия.

«Ты всегда должен продавать людям то, что сам бы хотел купить, и именно такого качества»

— А не сопряженные с бизнесом какое-то свободное время на хобби у вас есть?

— У меня несколько есть. Я, например, спортом занимаюсь. И вино делаю. По персидскому старинному рецепту — в кувшине в земле. Очень много путешествуем с женой, в основном по выставкам ковров и камней. Но у нас работа и хобби перемешаны: два дня на выставке работаем, два дня отдыхаем. Дети тоже по нашим стопам пошли.

— Они тоже будут камнями заниматься?

— Они и камнями занимаются, и коврами, они это любят.

— Наш традиционный вопрос: три секрета успешного бизнеса.

— Во-первых, порядочность. Пусть бизнес идет не так хорошо, но вы должны быть порядочными в любых обстоятельствах — это самое главное. Во-вторых, то, что ты хочешь продавать, необходимо любить самому. И третье — ты всегда должен продавать людям то, что сам бы хотел купить, и именно такого качества.