Философ Али Вахит Турхан: «Архив и книги Садри Максуди хранятся у меня»

Садри Максуди с супругой, дочерьми, зятьями. Слева Адиле, справа Наиля

«Я несколько раз ездил в Россию, в Татарстан, в связи с мероприятиями, связанными с Садри Максуди»

— Али-бей, вышла в свет книга о Садри Максуди Sadri Maksudi Arsal & Üç Parlamentoda Bir Mebus («Садри Максуди Арсал & Один депутат в трех парламентах»), автор — Исмаил Тюркоглу. Это какая-то совершенно новая работа? Какие новые факты изложены здесь?

— Это биография Садри Максуди. До сих пор настолько подробной работы не было. В этом отношении были раскрыты и очень новые сведения. Ранее о Садри Максуди уже были работы. Писались докторские, магистерские диссертации, в том числе и в Европе. Но такой всеобъемлющей биографии до сих пор не создавалось. Конечно, это результат долгой работы.

У Садри Максуди было две дочери. Одна — моя мать Наиля, другая — моя тетя Адиле Айда. Она написала книгу о Садри Максуди. Это была биографическая книга. Насколько я знаю, она была переведена на русский или татарский язык. Та книга была написана в конце 70-х годов. В ней была определенная информация, но на этот раз работа гораздо более полная, потому что это более академическое исследование. В ней подробно, на основе документов, описывается жизнь Садри Максуди в России, его деятельность в Думе. В этом смысле она проясняет некоторые исторические события, которые были неизвестны даже нам.

Исмаил Тюркоглу — профессор Университета имени Мимара Синана, его область исследований — татарская интеллигенция. Он специалист по татарам и Татарстану. Поэтому он владеет и русским, и татарским языками и, соответственно, может работать с источниками. Эта книга поможет турецким читателям, которые уже знают Садри Максуди, узнать его еще лучше. Мы благодарны ему за то, что он прислал нам книгу для ознакомления перед публикацией. Он даже приходил к нам домой. Он изучил рукописи и некоторые сочинения Садри Максуди, которые хранятся у нас. Сказал, что использует их в книге.

Архив и книги Садри Максуди хранятся у меня. В самое ближайшее время, в течение нескольких месяцев, мы передадим эти документы в институт имени Садри Максуди, созданный при юридическом факультете. Таким образом, все эти рукописи и книги найдут свое место. Так что выход этой книги стал прекрасным событием, совпавшим с этим.

Я несколько раз ездил в Россию, в Татарстан, в связи с мероприятиями, связанными с Садри Максуди. Кажется, в 1992-м был первый съезд всемирного конгресса татар. А потом, года два назад, снова была конференция, посвященная Садри Максуди и его брату Хади Максуди. По этому случаю я снова приезжал в Казань. Таким образом, я поддерживаю связь.

— Садри Максуди — известная личность в Турции и Татарстане. Как вы сказали, у него было две дочери: Адиле-ханым и Наиля-ханым. Адиле-ханым тоже более или менее известна. Она была первой турецкой женщиной-послом в Ватикане.

— Да. Первая женщина-дипломат. У нее тоже есть книги. После этого она была послом в Риме.

«Дома, возможно, говорили по-русски и по-татарски»

— Но о вашей матери, Наиле-ханым, и тем более о вашем отце в Татарстане очень мало информации. Расскажите немного о них.

— Охотно расскажу. Да, Адиле Айда более известна. Садри Максуди с супругой и двумя дочерьми переезжает в Турцию в 1926 году. После революции в России они жили в Финляндии, Берлине и Париже. Затем, в 1926 году, они переезжают в Турцию. Жена Садри Максуди, Камиле-ханым, тоже важная фигура рядом с ним. Камиля Рамеева — дочь золотопромышленника, мецената Шакира Рамеева, ее дядя — татарский поэт Дэрдменд.

Адиле — старшая дочь, Наиля — младшая. В Стамбуле их отдают во французскую школу монахинь Дам де Сион. В то время в Анкаре не было достаточного количества хороших школ. Поэтому они очень хорошо знали французский, но поначалу не говорили на турецком языке. Дома, возможно, говорили по-русски и по-татарски, и все. После окончания школы Дам де Сион моя мать поступила на юридический факультет в Анкаре и стала юристом. Но юриспруденцией она не занималась. Она преподавала французский язык в университете. В 1977 году вышла на пенсию. Она занималась переводами. Сделала несколько переводов французских книг, в 1970-х годах написала роман. То есть занималась и литературой.

Али Вахит Турхан с родителями

Мой отец — Вахит Турхан. Он из Румелии, то есть родом из Салоник. Произошло интересное совпадение. Как отец моей матери, Садри Максуди, был членом Думы в России, так и отец моего отца, Али Вахит-бей, чье имя я ношу, был депутатом турецкого меньшинства в греческом парламенте. Когда мой отец родился в 1911 году, Салоники были в составе Османской империи, поэтому там было много турок. В 1912 году, после Балканской войны, Салоники и их окрестности отделились от Османской империи, стали независимыми, то есть частью Греции.

— Ататюрк тоже был оттуда.

— Да, они из одного района, соседи. Я видел дом Ататюрка. Когда я был в Салониках, то видел и дом моего отца: сейчас в этом здании начальная школа. Это было каменное здание недалеко от дома Ататюрка. Это ведь турецкий квартал в верхней части Салоник. Али Вахит-бей входил в греческий парламент как депутат турецкого меньшинства. Но позже между Грецией и Турцией, после основания Турецкой Республики, происходит обмен населением. В связи с этим в 1923 году мой отец переезжает в Турцию, в Измир. То есть и Садри Максуди, и Али Вахит-бей были депутатами меньшинств в двух разных странах.

Мой отец тоже учился во французской школе в Измире, а затем в колледже Сен-Жозеф в Стамбуле. Во времена Ататюрка вместе со студентами, отправленными на учебу за границу, мой отец поехал учиться в Англию, его отправило государство. Он учился в Кембриджском университете, затем вернулся в Стамбульский университет в качестве ассистента. И долгие годы он был профессором и заведующим кафедрой английской литературы вместе с Халиде Эдип Адывар.

Халиде Эдип Адывар — известный турецкий политик, интеллектуал, мыслитель и в то же время великая романистка. Она основала кафедру английской литературы и взяла моего отца в 1937 году первым ассистентом. И мой отец продолжал заведовать кафедрой до начала 80-х. Он скончался в 1984 году. Моя мать умерла в 1990-м. Отец был преподавателем английского, мама — французского. Благодаря этому я с детства выучил эти два языка.

— Ваш отец, кажется, был и на госслужбе.

— В 1960 году мой отец был начальником управления национального образования Стамбула, деканом. Затем в учредительном собрании 1960 года был и депутатом. У него тоже есть переводы — Шекспира, Гамлета, он перевел «Отелло». У него несколько переводов. В этом смысле это первые научные переводы в Турции. Он был председателем турецко-американского и турецко-британского культурных обществ.

Вы спросите о нашей фамилии Турхан, откуда она? Нас называют «Эвлад-ы Фатихан». «Эвлад-ы Фатихан» означает «дети завоевателя» — это беи-акынджи (акынджи (набег, нападение) — иррегулярная турецкая легкая маневренная и быстро перемещавшаяся конница. Основа армии в начальный период существования османского государства — прим. ред.), которые во времена Фатиха Мехмеда II переправились из Анатолии в Румелию (Румелия (тур. Rumeli, букв. «страна румов», т. е. римлян, — это историческое название европейских владений Османской империи. В более узком смысле Румелией называли европейскую часть империи, включавшую в себя Фракию, Македонию и другие балканские территории, — прим. ред.). То есть те, кто завоевывал Румелию.

Вы знаете, Османская империя зародилась как небольшой бейлик (бейлик — это исторический термин, обозначающий феодальное владение, которым управлял бей (правитель) в некоторых тюркских государствах, особенно в Анатолии в период XI–XVI веков, — прим. ред.) в Анатолии, но ее расширение началось с перехода в Румелию, на Балканы, еще до взятия Стамбула. Стамбул был взят позже. Один из беев-акынджи, перешедших на Балканы, — Турхан-бей. Наша фамилия происходит от его имени. Поэтому в наших некрологах пишут: «Из рода Эвлад-ы Фатихан». Это титул. Я последний Турхан в нашей семье. Поскольку у меня нет детей, я последний Турхан. Когда я однажды умру, на моем надгробии будет написано: «Из рода Эвлад-ы Фатихан».

Было четыре великих бея-акынджи: Эвренос-бей, Турхан-бей, Михаил-бей, Малкочоглу. Все они были отправлены на завоевания. У них были свои вакфы (благотворительные фонды). До сих пор существуют мечети и вакфы, носящие их имена. Это беи, пришедшие в XIV веке из Анатолии — из Коньи, Малкары. Это беи, состоявшие в союзе с османами. Наша фамилия происходит оттуда. Турхан-бей был предводителем акынджи в Морее и Греции и сыграл важную роль в завоеваниях этого региона. В энциклопедиях он упоминается как Турхан-бей. О нем есть исследования и книги.

Молодой Али Вахит Турхан

«Я тоже хотел активно участвовать в политике»

— Тогда перейдем к вам, Али Вахит-бей. Али-бей, где и как прошло ваше детство?

— Я не такая уж важная персона.

— Нет-нет, вы важная, но, может, малоизвестная персона. Знаете, кто-то сказал, что скромность — кратчайший путь к забвению.

— Возможно, но скромность может быть и формой высокомерия.

— Да. Расскажите, пожалуйста, где вы учились, работали? Ваши труды? И следующий вопрос: то, что вы стали ученым, не случайность. Ваш отец, деды, мать — все ученые. Кто на вас повлиял? Вы брали с них пример? Или приняли решение после прочтения Шекспира?

— Нет, это не связано с чтением Шекспира. Я расскажу, как на самом деле я принял решение. Я родился в 1950 году в Стамбуле. В начальную школу ходил в районную школу. Мы жили в районе Левент, в Стамбуле. Затем, по семейной традиции, я тоже пошел во французскую школу. Раньше ее называли «школой священников» — школа Сен-Мишель. У моих родителей были командировки за границу, в Англию, Америку. В связи с этим я год учился в Англии. Но и в Англии я учился во французской школе. Последний класс лицея я окончил в Америке в 1968-м. Но чтобы учиться в университете, я всегда хотел поехать во Францию. Перед отъездом во Францию я поступил на юридический факультет в Турции, но не хотел изучать право. Моя семья хотела видеть меня дипломатом. Поскольку я знал языки, они считали дипломатию более подходящей.

Но я не хотел карьеру дипломата, меня больше интересовали политика и философия. В ту эпоху, в 1969 году, в университетах была очень сложная обстановка, случались забастовки и прочее. Университетское образование не было полноценным. Очень смутные времена в политике. Я тоже хотел активно участвовать в политике. В общем, я выиграл стипендию во Францию и поехал туда в конце 1969 года, поступил в университет в Экс-ан-Провансе. Это университет на юге Франции, я полюбил это место раньше. В 13 лет я ездил туда на лето, и мне очень понравился этот город. Я сказал себе: «Я буду учиться в университете в этом городе». Потому что это очень красивый университетский город на юге Франции. Я изучал философию, после — политологию. Получил степень магистра и по философии, и по политологии, затем защитил докторскую и специализировался на политической философии. Я жил там много лет.

Потом приехал в Турцию, в 1988 году поселился в Стамбуле. Причиной моего приезда было открытие первого в Турции факультета политологии с преподаванием на французском языке. Вместе с коллегами, приехавшими из Франции, с моего места работы, мы основали в 1988 году в Университете Мармара факультет политологии с преподаванием на французском. Галатасарайский университет открылся на четыре года позже нас, в 1992-м. То есть по нашей модели. Это дело продолжалось много лет. Я стал основателем этого факультета, годами был заведующим кафедрой. И в 2012-м ушел с факультета на пенсию. За то, что я основал первый в Турции факультет с преподаванием на французском языке, и за вклад в отношения между Францией и Турцией французское правительство в 2015 году наградило меня орденом — Кавалерским крестом Ордена Академических пальм, то есть медалью за заслуги.

Али Вахит Турхан в университете

Поэтому большинство моих работ написано на французском языке. Я писал и на турецком, но в основном концентрировался на французском. То есть я использовал французский как научный язык и много лет каждый год ездил читать лекции в разные университеты Франции.

Французский романист XIX века Стендаль сказал: «Величайшее счастье — это когда твоя страсть становится твоей профессией». Преподавание — превращение страсти в профессию, и это величайшее счастье. В этом смысле я выбрал профессию преподавателя.

— Почему вы выбрали профессию преподавателя?

— Однажды, когда мне было 15 лет, я заболел. Долго, пару месяцев, не мог ходить в школу. Мама уложила меня в самой теплой комнате дома — в рабочем кабинете, поставила туда печку. У нас был двухэтажный дом, там был кабинет. В этом кабинете была библиотека моего деда. Моя кровать стояла вплотную к библиотеке деда. А я не мог вставать с места, протягивал руку и брал книги, чтобы читать. У моего деда, который, как вы знаете, преподавал в Сорбонне, было много книг на французском. А я тогда уже знал французский и начал читать его книги по истории и философии. После этого я сказал себе: «Я тоже хочу быть преподавателем». Говорят, «с колыбели», но это была не колыбель, а кровать рядом с библиотекой. Когда колыбель ребенка стоит рядом с библиотекой, человек не может выбрать другую профессию.

Сначала я придавал большое значение истории. Я до сих пор очень ей интересуюсь. Поэтому я специализировался на истории политической мысли. Каковы отношения между мыслью и историей? Почему люди думают так, а не иначе? Как эти мысли влияют на историю? Как история влияет на них? Я размышлял над этими вопросами и до сих пор размышляю. У Карла Маркса есть фраза: «Мысли рождаются не из книг, а из жизни». Они рождаются из истории и жизни. Вот я и изучал, думал и писал о взаимосвязи этих двух вещей, этими вопросами я и занимался.

Али Вахит Турхан с супругой в Казани, Ирада Аюпова, Гёнуль Пултар, дочь Адиле-ханум

«На Ближнем Востоке, кроме Турции, национальные государства не смогли сформироваться»

— У нас говорят так: «История — это концептуальное оружие. Самое важное и самое сильное оружие».

— Совершенно верно, поэтому нужно осознавать историю, то есть понимать ее. Когда мы не понимаем историю, мы совершаем ошибки. Тогда это оружие поворачивается против нас самих.

То есть, если мы осознаем, если хорошо поймем историю, то, как говорят, извлечем уроки. Хотя мы не знаем, сколько уроков извлекается из истории, потому что люди снова совершают те же ошибки в определенных местах, конъюнктурах. В определенные исторические моменты нужно правильно оценивать историю, время, в котором живешь. Например, для Турции есть очень хороший пример — Ататюрка. То есть, правильно оценив историю, создать нечто новое из руин павшей империи. Это очень важно. Создать новую страну, республику, новое политическое образование, новую идентичность. Для этого нужно правильно оценить исторический контекст, окружение, условия и обстоятельства.

Вы знаете, есть понятие «национальное государство». Создание этого национального государства очень важно. На Ближнем Востоке, кроме Турции, национальные государства не смогли сформироваться. Мы видим это вокруг нас. Сирия распадается, Ирак распался, Ливан распадается. Собраться вокруг одной нации, создать национальное государство и сделать это в форме республики — в этом был великий гений Ататюрка. Потому что все могло пойти по-другому. Он этого не сделал. Он создал независимую страну в пределах границ, называемых «Национальным обетом» (Мисак-ы Милли). Потому что из развалившейся многонациональной империи он создал унитарное национальное государство.

— Что вы имеете в виду под «национальным»? Этнос? Национальность? То есть nation-state?

— Если хотите, назовите это nation-state (национальное государство). Из многонационального народа (ведь империи всегда многонациональны) создать национальное унитарное государство — это очень важно. Европа завершила формирование национальных государств после Наполеоновских войн. Иначе Европа не сформировалась бы. Была создана Франция, Германия, Италия. До этого они не были национальными государствами. Италия очень молодая, Германия очень молодая, как вы знаете. Это были княжества. Став национальными государства, они превратились в сильные державы и вышли на мировую арену.

Поэтому, возвращаясь к вашему примеру, вы сказали, что история — это оружие. Вот нужно умело использовать историю. В то время Ататюрк очень хорошо ее оценил. Например, во время Национально-освободительной войны он договорился и с Советским Союзом, и с Западом. Не наживая врагов, он создал страну. Отсюда знаменитая фраза: «Мир в стране, мир во всем мире». К сожалению, политики не смогли долго продолжать его внешнюю политику. В этом смысле ситуация немного печальная, но все же Турция по сравнению с другими странами держится как национальное государство. И это потому, что, как вы сказали, история была использована как хорошее оружие.

— У вас есть книга о кризисе Европы.

— Эта книга сначала была издана на французском и немецком языках в 1993–1994 годах. Она стала итогом международного коллоквиума, конференции. Это была книга, вышедшая по результатам конгресса, организованного в 1994-м Университетом Мармара, нашим факультетом, совместно с философским факультетом Стамбульского университета. Книга называлась «Трансформация Европы как феноменологическая проблема».

Потому что в ту эпоху, в 1994 году, отношения между Турцией и Европой были очень важны. Впервые в Турции было проведено теоретическое исследование о Европе. Это был совместный конгресс немецких, французских и турецких политологов и философов. А затем, в 2007 году, была издана турецкая версия книги. На турецком она вышла под названием «Кризис Европы». Я был ее редактором. В ней были и два моих доклада, которые позже стали статьями.

Есть немецкий философ Эдмунд Гуссерль, основатель философского течения под названием феноменология. Он учитель знаменитого Хайдеггера. Эдмунд Гуссерль перед Второй мировой войной опубликовал книгу под названием «Кризис европейских наук и трансцендентальная феноменология». Потому что в ту эпоху, в конце 1930-х, все больше усиливался фашизм. В Германии был нацизм. В противовес этому он написал книгу, выдвигающую на первый план европейский рационализм, то есть задачу философии. Феноменология и кризис Европы. Слово «кризис» происходит оттуда. В этой книге велась дискуссия в основном по проблемам культурной идентичности. А моя статья в ней была о судьбе и идентичности, то есть о роке. Статья называлась «Европеизация Турции как проект между судьбой и идентичностью». Это был длинный доклад, который потом стал статьей. Здесь я писал о том, как Турция обрела свою идентичность, как новосозданная Турция строила эту идентичность. Европеизация Турции между судьбой и проектом.

Мы также обсуждали само слово «европеизация». Что такое европеизация? Вестернизация? Потому что понятий много. Большинство из них сводятся к одному. Что такое модернити? Что такое современность? Что такое европеизация? Что такое вестернизация? Эти понятия мы обсуждаем в этой статье. Я настаивал на том, что явление, называемое европеизацией Турции, на самом деле является поиском идентичности между проектом и судьбой. Это было философское и политическое исследование. Как я уже говорил, я писал и размышлял на темы проблем идентичности, культурной идентичности.

Например, что такое использование языка? Я основал факультет, где обучение ведется на иностранном языке, на французском. Почему на французском? Разве турецкий не может быть языком преподавания? Я писал статьи и на эту тему. Моя идея заключалась в том, что через иностранный язык человек раскрывает особенности своего родного языка. У меня даже есть статья, где я использовал понятие «языковое гостеприимство». Мы в Турции оказываем гостеприимство иностранному языку. А Франция пользуется нашим гостеприимством. Мы создаем взаимодействие между двумя языками. Таким образом мы развиваем оба языка, их потенциал. Это важно с точки зрения межкультурных отношений. Над этими вопросами я и работал позже.

— Когда говорят «кризис Европы», конечно, на ум приходит экономика.

— Да, на ум приходит и экономический, и политический аспект. Естественно, ведь мы живем в глобальную эпоху, не стоит об этом забывать. Потому что мы живем во время, когда Запад пытается навязать свой курс глобальным событиям. То есть Запад смотрит на эти глобальные события со своей точки зрения и утверждает, что его путь уникален. Это на самом деле неверно.

Мы здесь забываем об универсальности. В таком смысле это тоже имеет значение, на этом стоит остановиться. То есть существуют люди, которым очень нравится глобализация. Я же останавливаюсь на вреде, который приносит глобализация, если смотреть с культурной точки зрения, и считаю, что нужно лучше понимать эту глобализацию. Потому что глобализация понимается как навязывание определенного мышления, определенных вещей. Этому нужно противостоять. В этом смысле в Европе есть кризис. Есть и кризис демократии. В последнее время мои статьи в основном посвящены кризису демократии. Я сосредотачиваюсь на обессмысливании политики вместе с глобализацией. Политика в этом глобальном мире постепенно теряет смысл. Она все больше становится техническим явлением. Я настаиваю на том, что в глобальную эпоху нам необходимо переосмыслить политику. Смысл политики теряется, она уходит из рук людей. Она остается на усмотрение небольшого меньшинства. И политики произносят по этому поводу последнее слово. Это, по-моему, не очень здоровая вещь. Это касается всех стран, не только малых, но и больших, всего мира.

Али Вахит Турхан в Казани

— Так каково же решение?

— Более активное участие людей в политике, их большая информированность в вопросах, то есть не столько получение информации, сколько повышение сознательности. Я настаиваю именно на этом. Если люди не будут повышать свою сознательность, если они не будут высказывать свое мнение, то явление, называемое политикой, у них отнимут. То есть в мире не то чтобы нет политики, политика есть. Понимаете? Но для управления делами политика как таковая исчезает. Явление, называемое политикой, превращается лишь в технический механизм принятия решений. В этом смысле она отнимается у народа. Народ в основном пассивно участвует в принятии решений. Например, в Турции тоже есть большой дефицит демократии.

«Мы не знаем, какой будет ситуация в Европе через 10–20 лет»

— Неужели Запад передает эстафету нового исторического развития Востоку, азиатским странам, таким как Малайзия, Сингапур?

— Возможно, так и будет. Превосходство Запада — это новое явление в мировой истории. Оно длится с XIX века, прошло всего 200 лет — это ничто, мировая история насчитывает тысячи лет. Раньше Китай был величайшей цивилизацией, Индия — еще более древней цивилизацией. Скажем, в те времена в Европе люди, может, жили в пещерах. Те времена возвращаются, может быть, мы не знаем. Например, что будет с Китаем? Каким будет его превосходство через 10–20 лет? Мы этого не знаем. Мне кажется, что нынешняя ситуация напоминает период перед Первой мировой войной. Да, мы находимся в такой же опасной ситуации, как перед Первой мировой. То есть эти экономические и политические конфликты раньше могли быть остановлены, сбалансированы великими державами. Но наступит момент, когда, если не сможешь сбалансировать, куда могут завести эти конфликты? Будут ли войны? Раньше в войнах ты брал в руки оружие, винтовку и шел. Сейчас с оружием все не так, из-за одной кнопки мир может взлететь на воздух. Но война продолжается в других формах. Как говорил Клаузевиц, политика — это продолжение войны другими средствами, не так ли?

Али Вахит Турхан с супругой в Казани

— Да. А Эйнштейн говорил: «Я не знаю, каким оружием будет вестись третья мировая война, но четвертая — палками и камнями».

— Потому что если в третьей мировой войне будет использовано ядерное оружие, то в четвертой люди будут сражаться камнями и палками. Я того же мнения. Надеюсь, этого не случится. Жажда власти и богатства — вот что исходит от капитализма. Жажда власти и страсть доводят людей до такого состояния. То есть, когда смотришь на нового американского президента, становится страшно. Что это может быть? Как такие люди могут появляться в XXI веке? Мы смотрим на это как на кино, но эти люди находятся на позициях, где принимаются решения. Мир формируется решениями, которые они принимают. Поэтому политика…

По-моему, политика — это слишком важное занятие, чтобы доверять его политикам. Она должна оставаться в руках людей, не переходить в руки небольшого меньшинства. Я считаю, что общества должны становиться более сознательными, потому что люди не хотят воевать, народы хотят мира. Украинский народ тоже, наверное, хочет мира, российский — тоже. Я не думаю, что весь израильский народ — фашисты. Говорили, что с глобализацией государство исчезнет. С глобализацией государство не исчезает, оно становится более авторитарным. Да, более авторитарным, к сожалению. Поэтому необходимо прислушиваться к гражданскому обществу.

Но ничего не предопределено. Может быть, как сказал Эйнштейн, мы вернемся к палкам и люди с палками будут решать проблемы. Мы вернемся к обществам охотников и собирателей, к племенам в конце концов, мы не знаем. Может, то, что я говорю, — это научная фантастика, но я не знаю. Когда читаешь историю, понимаешь, что все это очень ново, а мы думаем, что все эти вещи, мол, решены давным-давно. Права человека, американская Декларация независимости — «все люди созданы равными» и так далее. Когда это было принято, рабство продолжалось. Когда это писалось, у женщин не было права голоса. Все это развивалось постепенно, но все может пойти и вспять. История это показала. Германия, страна, создавшая таких великих людей, как Гегель и Бетховен, за 20–30 лет скатилась в варварство, как вы знаете. Нацизм — это не шутки. Посмотрите на усиление ультраправых партий, групп в Европе. В Италии, в Германии — подумайте, в Германии, пережившей нацизм, партия, близкая к нацистской, заняла очень важную позицию. Во Франции, стране, прошедшей через Сопротивление, боровшейся с фашизмом, фашистская партия чуть не пришла к власти. В Австрии то же самое, в Голландии этого много. Мы не знаем, какой будет ситуация в Европе через 10–20 лет. Принимаются очень неверные решения. Например, НАТО принимает ужасно неверные решения: они чуть ли не развязали войну, окружили Россию. Это крайне опасные события.

Мы уходим от двухполярного мира в совершенно другое место. Сейчас мы идем к однополярному миру. А когда мир становится однополярным, решения начинают приниматься по-другому. И я вижу в этом опасность для будущего мира.

Хайрат Джаляль