«Своей огромной территорией Россия во многом обязана опорной системе малых городов»

Игорь Задорин: «Когда в стране была система централизованного распределения производительных сил и ресурсов, каждый новый город появлялся неслучайно, и его появление имело вполне определенный смысл и цель» Фото: «БИЗНЕС Online»

«Огромной территорией и протяженными границами Россия во многом обязана созданию и становлению системы малых городов»

— Игорь Вениаминович, Александр Николаевич, недавно в Казани прошел форум, посвященный развитию малых городов, в котором вы принимали активное участие. Также знаю, что вы в свое время организовали экспертный клуб «Малые города — большое будущее», в который объединилось уже три десятка известных специалистов — урбанистов, демографов, социологов, архитекторов. Объясните, в чем вы видите такую большую ценность малых городов, почему считаете их важными для страны? И что это за сущность такая — малый город?

Александр Панин: Надо начать с того, что малые города — это элемент системы расселения, и они всегда играли особую роль в организации пространства страны. Именно малые города на каждом этапе формирования России выполняли пространственно-образующие функции, обеспечивая узловые связи и концентрацию функций в конкретных местах. Фактически своей огромной территорией и протяженными границами Россия во многом обязана созданию и становлению системы малых городов.

Согласно советскому подходу, малый город — это город с населением до 50 тысяч человек. Однако численность населения никогда не была единственным критерием: малый город определялся еще и функциональной ролью. Известный географ-урбанист Георгий Лаппо писал, что малый город — это «столица сельской территории». Именно здесь концентрировались функции социального обслуживания (школы, больницы, учреждения культуры), формировалась экономическая основа развития — чаще всего переработка сельскохозяйственной продукции и небольшие промышленные предприятия.

В малом городе находились административные органы, учреждения торговли, бытового обслуживания, а также транспортные узлы, связывавшие деревни и села с более крупными центрами. Таким образом, малый (уездный) город выступал в качестве ядра обслуживания и управления сельской округи, связывая аграрное производство с городским образом жизни и обеспечивая население базовым набором социальных и культурных благ.

Игорь Задорин: Конечно, были и другие функциональные роли малых городов, их градообразующие смыслы — военная крепость, портовые города, первые города горно-заводской цивилизации… В советское время в соответствие с приоритетами страны появились сотни новых малых городов с новым функционалом, в том числе наукограды, города (в том числе закрытые) атомного и космического комплексов, города опорной индустрии ХХ века — нефте- и газодобычи и так далее. Оформились первые города-курорты. Заметим, за небольшим исключением все это до сих пор города с численностью до 100–110 тысяч человек (иногда чуть больше), в большинстве своем сохраняющие свой первоначально заданный функционал.

Но понятно, что в эпоху индустриализации стремительно росли города, которые решали главную задачу эпохи — обеспечение промышленного и, шире, экономического роста, то есть города крупного промышленного производства, приходящего на смену прежней доминанте — аграрному сектору.

Эти города стали локомотивами урбанизации и замкнули на себя почти весь антропоток XX века — массовое переселение из сельских территорий. Мега-тренд на концентрацию населения в крупных городах, обусловленный экономической целесообразностью, был сильнее постоянных и вполне оправданных упреков в неестественности человеческой жизни в таком скученном перенаселенном пространстве, оторванном от природы и страдающем загрязненностью разного вида (физической, информационной, психологической и т. п.).

Панин: Да, и в результате такой стремительной урбанизации XX века сформировался стереотип о том, что только крупный город выступает главным местом концентрации функций и ролей цивилизации, а малые города и сельская периферия обречены на роль доноров человеческого капитала мегаполисов и постепенное умирание. Стало общепринятым мнение, что, чтобы быть успешным, развиваться, расти, строить устойчивые жизненные траектории, человеку необходимо работать только в крупном городе.

Задорин: Ну а в лихих 1990-х все малые города страны накрыло полное обрушение советской плановой экономики, многие из них потеряли свой прежний функционал и миссию и в результате стали центрами стагнации, депрессии и депопуляции. Большим городам тоже было несладко, но им легче было выжить за счет имеющегося разнообразия оставшихся ресурсов и более близкого расстояния до центров распределения средств.

Для малых городов, по сути, сложился порочный замкнутый круг. Слабая ресурсная база (и денег, и трудовых ресурсов) приводит к низкой инвестиционной привлекательности и нежеланию бизнеса приходить в эти города, что ведет к дальнейшему сокращению ресурсов развития из-за оттока населения и еще большему снижению инвестиционной привлекательности. В результате большинство малых городов до последнего времени держалось только за счет трансфертов от федерального и регионального центра, что порождало их абсолютную бюджетную зависимость.

Александр Панин: «Пандемия COVID-19 справедливо считается точкой отсчета нового этапа общемирового городского развития. Она дала начало центробежным процессам оттока населения из мегаполисов и притока в малые города» Фото: «БИЗНЕС Online»

«Впервые за 50 лет миграционный маятник качнулся в сторону малых территорий»

— Но из ваших слов получается, что многие смыслы существования малых городов остались в прошлом. Тогда, может быть, действительно есть все основания для планов по сокращению числа малых поселений в стране и укрупнению агломераций вокруг городов-миллионников как более эффективных и самодостаточных?

Задорин: Как раз нет. Такие планы основаны на представлениях о неизменности доминировавших в предыдущие годы трендах. А они меняются.

Прежде всего меняется структура экономики и формат производства. Общемировая тенденция в том, что при переходе в постиндустриальную экономику необходимость создания крупных производств снижается. Даже очень большая IT-компания имеет в штате до 1 тысячи человек и размещается в общем-то в одном здании. Это все-таки не Челябинский металлургический завод, где работают 20 тысяч сотрудников на территории 22 квадратных километра. Есть пример, когда IT-компания GS переселяется в малый город Гусев в Калининградской области и отлично там устраивается. А компания «Сплат» разместила одно из самых экологичных производств в Окуловке, которую до прихода туда современного бизнеса мало кто вспомнил бы как город в Новгородской области.

Само распределение производительных сил в стране уже далеко не всегда требует обязательного крупного строительства или размещения в крупном городе. По большому счету, небольшие производства вполне возможно размещать в малых городах, что позволит перейти им с траектории выживания на траекторию развития.

Также в последние годы много говорят о разворачивании креативной экономики, ряд отраслей которой как будто созданы именно для малых городов. Полагаю, что некоторые наши малые города вполне способны стать истинно «креативными городами» прямо по Чарльзу Лэндри (британский социолог, специалист по развитию городов — прим. ред.), когда «на первое место в развитие городской среды выходят человеческие способности и мотивации, вытесняя на второй план инфраструктуру, природные ресурсы и тому подобное». Да, собственно говоря, три действительно новых городских образования, появившиеся в последние годы в нашей стране, — Сколково, Иннополис и Сириус — это именно малые креативные города.

Надо сказать, когда в стране была система централизованного распределения производительных сил и ресурсов, каждый новый город появлялся неслучайно, и его появление имело вполне определенный смысл и цель. После развала СССР малые города оказались брошенными и предоставлены сами себе. Часть из них фактически умерла из-за отсутствия ресурсов, не только финансовых, а прежде всего человеческих. Но часть городов (и местных сообществ) нашли в себе силы искать и обретать новый смысл существования. Некоторые города его находят, причем иногда весьма неожиданный. Есть пример Княгинино в Нижегородской области — это маленький город, который сам себе сказал, что будет университетским центром. И стал таковым, хотя, на первый взгляд, для этого не было никаких оснований. Также часто приводят в пример город Мышкин в Ярославской области, который по всему должен был умереть, а стал туристическим центром. Успешные малые города — это те, которые нашли свой новый смысл существования. Есть примеры сочетания старого и нового. Например, Выкса. Хотя там сохранили металлургическое производство, город живет в том числе и на фестивале и тому подобных ивентах.

Не буду сейчас повторять примеры успешного развития туристического и событийного бизнеса в малых городах, которые, конечно, не могут стать бюджетообразующими для большинства малых городов (за исключением таких редких случаев, как Суздаль или Териберка), но какой-то заметный вклад в развитие города всяко могут внести.

Так что становление новой экономики в малых городах — это важный сигнал к изменению отношения к ним. Но я знаю, что у Александра Николаевича есть еще доказательства изменений другого свойства.

Панин: Да, добавлю и об изменениях демографических трендов. Так, впервые за 50 лет миграционный маятник качнулся в сторону малых территорий. Пандемия COVID-19 справедливо считается точкой отсчета нового этапа общемирового городского развития. Она дала начало центробежным процессам оттока населения из мегаполисов и притока в малые города. Именно тогда мы узнали о термине «удаленка», а сейчас это уже привычная практика и законодательно закрепленная норма. Неожиданно оказалось, что можно работать и получать доход не в «месте работы». Технологии удаленки стремительно вошли в повседневную жизнь и охватили многие сферы экономики и социума.

Многие жители страны и раньше рассматривали малые и средние города как альтернативу жизни в мегаполисе, но в настоящий тренд это не превратилось прежде всего из-за отсутствия качественной и разнообразной городской среды, к которой привыкли люди в крупных городах. А пандемия фактически обнулила базовое преимущество больших городов, сузив такое разнообразное, привлекательное и насыщенное пространство жизни в мегаполисе до размеров жилья, к тому же не всегда приспособленного для удаленной работы.

Миграция из мегаполисов в малые города — это главный тренд десятилетия в демографической и пространственной повестке страны. И этот процесс, как и во всем мире, активизировала пандемия COVID-19. Как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло. По разным оценкам, 5–6 миллионов жителей российских мегаполисов переехали в пандемию в пригороды, малые города и сельскую местность. И первыми в структуре оттока оказались представители креативного класса — люди свободных профессий. Да, переехали ненадолго, COVID-19, к счастью, отступил, «внутренние релоканты» возвратились в большие города. Но тренд и в какой-то степени мода сохранились. До трети населения крупных городов желали бы сменить место жительства.

Чем привлекает малый город? Почти для половины это позитивная специфика городского пространства, а именно экологическая ситуация и доступность среды. Для трети — это особый социальный контекст и личные обстоятельства: более тесные социальные связи и желание вернуться на малую родину.

Примерно 15 процентов домохозяйств России имеют второе жилье за пределами города. Гораздо выше он (до 30 процентов) — в Центральной России, ниже — в южных регионах. Малые города при этом выступают важным ресурсом активации и статуса пригородной недвижимости. Напомню, в 2021 году спрос на загородную недвижимость вырос на 40 процентов и продолжает расти. Конечно, наиболее активно этот ресурс работает в столичных регионах.

Преимущество малого города — удовлетворение потребности в общении, стабильности, спокойствии и крепких семейных связей. Именно поэтому малые города все чаще становятся «вторыми» местами жизни. А со временем второе место для части людей переходит в статус первого и основного.

Заметим, рождаемость в малых городах и сельской местности существенно выше, чем в мегаполисах. Это связано с более высоким удельным весом полных и многодетных семей, которые сохраняют традиционную модель семьи. Если в Москве доля многодетных домохозяйств не превышает 0,5 процента (от общего числа домохозяйств), то в малых городах и селах она выше в 3-4 раза. Здесь сильнее выражена поддержка старших поколений, ниже стоимость жизни и доступнее жилье, что делает рождение детей более обязательной частью жизненных траекторий.

В крупных городах, напротив, складывается противоположная демографическая логика. Более половины домохозяйств в Москве составляют одинокие люди — 3,2 миллиона из 6,2 миллиона жителей, и эта цифра за десятилетие утроилась. Количество полных семей сократилось в 1,5 раза, а квартирография (70 процентов жилья — это одно- и двухкомнатные квартиры), высокая конкуренция за ресурсы, дороговизна жизни и слабая вовлеченность бабушек и дедушек делают мегаполис «неприспособленным» к детности. В результате рождаемость здесь заметно ниже, чем в малых городах и сельской местности, которые пока еще остаются главными демографическими донорами страны.

«Безусловно, большой город более эффективен, чем малый. Тот же Сергей Собянин не устает повторять, что официант в Москве обслуживает 30 человек, а в каком-нибудь Урюпинске — только троих, поэтому производительность труда в столице выше» Фото: «БИЗНЕС Online»

«В чем главное богатство нашей страны? Я полагаю, что это ее территория»

— Вы говорите, что тренды меняются. Но у меня сложилось ощущение, что на федеральном уровне все-таки давно выбрали путь к укрупнению и агломерациям. Например, в 2017 году Сергей Собянин говорил о 15 миллионах «лишних людей», которые ничем не заняты в небольших городах и сельской местности. А в 2014 году Эльвира Набиуллина, которая на тот момент возглавляла минэкономразвития, утверждала на Московском урбанистическом форуме, что сохранение любой ценой экономически неэффективных малых городов и препятствование перетоку трудоспособного населения в крупные города может стоить нам 2–3 процента экономического роста. А вы все равно говорите об огромном значении малых городов?

Задорин: Если во главу угла ставить экономическую эффективность, то, безусловно, большой город более эффективен, чем малый. Тот же Сергей Собянин не устает повторять, что официант в Москве обслуживает 30 человек, а в каком-нибудь Урюпинске — только троих, поэтому производительность труда в столице выше. Крупное массовое производство товаров и услуг всегда было эффективнее мелкого. При концентрации в одном месте разного рода производственных ресурсов и населения (и в качестве трудового ресурса, и в качестве потребителей продукции), как правило, уменьшаются транзакционные издержки (транспорт, коммуникации и тому подобное), повышается скорость управленческих сигналов и производственных процессов и, соответственно, повышается экономическая эффективность. Если руководствоваться только этим, то, конечно, нужно всех собирать в одном месте, где все жужжит, работает и все интенсивно бегают и друг друга обслуживают.

Однако, если руководствоваться не только интересами крупного бизнеса и прочих субъектов экономики, а думать о стране в целом, то на первый план выходят совсем другие критерии и ценности. Прежде всего я говорю о безопасности, причем о безопасности в широком смысле. Обычно весь дискурс про позитив малых городов сводился к тому, что там, как правило, экологическая ситуация лучше, чем в большом городе. В Москве, как говорят, уже не осталось ни одного квадратного метра незагаженной почвы, а водные ресурсы всего подмосковного региона уже давно не могут в должной мере обеспечить запредельную населенческую нагрузку. Это правда, хотя о некоторых вполне малых моногородах металлургического или химического профиля тоже трудно сказать как о экологически безопасных. Экологическая безопасность, безусловно, важна, но это лишь маленький фрагмент темы безопасности.

Сейчас мы должны говорить шире, в том числе о военной, террористической, биологической, психологической безопасности. Упомянутая пандемия COVID-19 нам четко показала — большие города более уязвимы. Ущерб, который может быть нанесен одним действием — терактом, военными действиями, техногенной катастрофой, крупной эпидемией и так далее — для большого и малого городов не соразмерен. Совокупное богатство страны (и материальный, и человеческий капитал), будучи распределенным по всей ее территории, гораздо менее уязвимо, чем сконцентрированное в нескольких мегаполисах.

А есть еще геополитическая безопасность. В последнее время в геополитическом дискурсе все чаще появляется понятие «право на территорию». Почему данная страна имеет право на ту или иную территорию? На каких основаниях она ей владеет и пользуется? И, помимо прочих аргументов, одним из самых весомых является аргумент народонаселения — «здесь живет наш народ». Но если эта территория не заселена, то возникают вопросы. В некотором смысле населенность — важнейший аргумент в праве страны на данную территорию!

В чем главное богатство нашей страны? Я полагаю, что это ее территория. И это не только богатства подземных кладовых, о которых чаще всего вспоминают. Просто сама по себе территория — богатство, потому что это соответствующий климат, воздух, вода, а если повезет, то почвы и другие биоресурсы, за которые ведутся реальные войны. Поэтому если уж мы задумываемся об этом богатстве, то наша главная стратегическая цель — удержание этой большой территории. Да, надо иметь соответствующие вооружения для защиты, но, помимо этого, защищаемая территория должна быть населена. Обезлюдивание, опустынивание собственного пространства лишает страну должных аргументов.

Так вот, малые города — это фактически опора удержания территории. Не большие города ее удерживают, а именно малые обеспечивают ее связность, причем не только транспортную, но и человеческую. Если пользоваться аналогией, то малые города — это такая система капилляров, через которые доводятся разного вида капиталы, социальные ресурсы и управленческие действия до каждой отдельной части большой территории. Сокращение этих капилляров обескровливает страну. Поэтому для меня важность темы малых городов связана с их базовой функцией удержания большой и богатой территории через ее население.

А дальше — больше. Помимо безопасности и экологии, конечно, это сохранение национально-культурной идентичности. Она в малом сохраняется лучше. Любой мегаполис всегда более космополитичен, тогда как малый город в большей степени сохраняет традиции, обычаи, культуру и так далее. Это своего рода действующее хранилище исторического наследия и национальной идентичности, в том числе локальной. Поэтому сейчас и турпоток в малые города демонстрирует рост, ибо они разнообразны и интересны.

В итоге для меня есть три безусловные причины, чтобы любить малые города, ценить их, холить и лелеять, чтобы они все-таки жили и развивались. Это прежде всего национальная безопасность в широком смысле. Второе — экология, обеспечивающая в том числе и лучшую демографию. Третье — культурная идентичность и культурная среда (хотя это тоже про безопасность и экологию в широком смысле).

Панин: Я бы только добавил, что малые города — это все-таки не капилляры. Капилляры — это межпоселковые дороги. Вообще если говорить о связности страны, то ее во многом обеспечивают дороги, которые, как известно, являются у нас одной из двух главных проблем. Понятно, что разного рода коммуникации не ограничиваются транспортом, но ведь и электросети, и кабели линий связи в большинстве случаев прокладываются вдоль дорог. И я тоже считаю, что правильно смотреть на страну не как на бухгалтерскую ведомость, а как на живую систему.

Тезис, связанный с безопасностью, очень верный. Нам ведь предлагали разные форматы системы расселения. В последние 20 лет нам ставили в пример Канаду и то, как там населения расселено.

— Да, по границе с США.

Панин: Да. Но тут приходит Дональд Трамп и делает очень тревожные заявления по поводу Канады и Гренландии. История с безопасностью — ключевая тема.

«Молодежь все равно уедет учиться, уедет добиваться признания и так далее. Но важно строить программы ротации и механизмов мобильности, когда один молодой человек уехал из этого города в тот, а другой приехал в этот» Фото: © Александр Кондратюк, РИА «Новости»

«Не надо удерживать молодежь в малом городе. Она все равно уедет»

— Если в малых городах все лучше с безопасностью, хорошо с экологией, экономику тоже можно организовать правильно, то почему все равно происходит отток населения?

Задорин: Во-первых, отток тоже изменился, он в большей степени происходит в молодежных стратах, а не является тотальным как раньше, когда уезжали целыми семьями, в том числе многопоколенными. По социологическим исследованиям, которые проводили мы и наши коллеги, выясняется, что молодежь уезжает не только потому, что им плохо в родном городе.

Директор по развитию городской среды ДОМ.РФ Антон Финогенов как-то приводил фразу одного из молодых респондентов группового опроса в малом городе: «У нас такой хороший город, тут так замечательно, и как жалко, что… придется уехать». Все как бы устраивает, но траектория жизненного цикла молодого человека требует оторваться от родительского дома, обрести самостоятельность, субъектность. Поэтому он как-то должен это реализовать, и для этого легче всего уехать в другой город. Также важно: молодой человек едет в большой город прежде всего за социально-экономическим разнообразием, за возможностью выбора. Сравнительно недавно Всемирная организация здравоохранения продлила «возраст юности» до 24 лет. Человек уже вуз окончил, но он все равно ведет себя в подростковой модели, в поиске себя, своего места, когда можно попробовать и то, и это, оставаясь материально зависимым от родителей и не беря ответственность ни за кого. Так он и «серфит» по жизни. Конечно, большой город предоставляет ему больше возможностей для такого «серфинга».

Поэтому мы и говорим, что малые города должны объединяться в некотором смысле, чтобы сделать конкурентное предложение. Еще Вячеслав Глазычев (советский и российский урбанист и архитектор — прим. ред.) говорил, что город — это пространство разнообразия. Село принципиально не разнообразно, оно однотипно, в том числе по образу жизни, там все живут приблизительно одинаково. Кому-то это, кстати, может нравится, но молодежи, как правило, нет. Малый город, конечно, проигрывает в этом разнообразии большому городу, но совокупность малых городов (например, в одном или паре соседских регионов) может что-то все-таки противопоставить мегаполисам.

Так что не надо удерживать молодежь в малом городе. Она все равно уедет. Уедет учиться, добиваться признания и так далее. Но важно строить программы ротации и механизмов мобильности, когда один молодой человек уехал из этого города в тот, а другой приехал в этот. Один город может быть туристическим центром, другой — IT-центром, третий — образовательным центром, четвертый — рекреационным центром. Так малые города предоставляют разнообразие за счет дифференциации и взаимной «дополнительности».

Еще нужно строить механизмы возвращения. И здесь у малых городов тоже возникает некоторое конкурентное преимущество, связанное с такой особенностью, как темп жизни. В большом городе, как известно, чтобы состояться, надо очень быстро двигаться во всех аспектах — быстро принимать решения, перестраиваться, ловить возможности и тому подобное. Но на каком-то этапе жизненного цикла это становится сильно утомительным. Кстати, есть мировая ассоциация медленных городов, которая начинает предлагать людям, которые устали от быстрого темпа жизни, slow life, то есть предоставлять возможности более размеренной жизни и в этой смысле более комфортной. У нас членом этой ассоциации пока является только Светлогорск в Калининградской области.

Малые города могли бы принимать поколение, условно говоря, 45–50-летних состоявшихся людей, которые устали от жизни в мегаполисе. Это могут быть квалифицированные врачи, учителя, социальные работники…

Панин: Кстати, наши расчеты показывают, что за межпереписной период численность населения выросла в 150 малых городах. Конечно, более половины из них расположены рядом с крупными центрами и становятся востребованными местами для жизни тех, кто работает в агломерации, но предпочитает более спокойную среду. За пределами больших городов уверенный рост показывают полиэтничные территории Северного Кавказа и Поволжья, где сохраняется высокий естественный прирост. Но есть и яркие примеры неожиданного развития: Богучар на юге Воронежской области сумел увеличить население почти на 20 процентов, продемонстрировав, что малый город может быть привлекательным для жизни и инвестиций.

— А что еще, кроме отсутствия суматохи, должно привлечь таких людей в малые города, где, например, уровень медицины ниже, а дороги хуже?

Задорин: Тут мы переходим к главной проблеме — социальной инфраструктуре. Почему ее нет в должном объеме и качестве в малых городах? Потому что социальная инфраструктура принципиально не создается в критериях экономической эффективности. Экономически эффективнее построить большую поликлинику в большом городе и принимать там по 200 человек в день, чем, условно говоря, 10 ФАПов в малых и принимать там по 20 человек в день. Эффективнее ликвидировать школу в селе, где учатся 20 человек, и возить всех школьников округи в большое село или малый город (и таким образом убить село, а потом и малый город). Я же говорю: ключевой вопрос стратегии развития наших городов — это выбор приоритета: экономическая эффективность или комплексная (в том числе социальная) безопасность страны.

Кто-то очень умный скажет, что нужно и то и это. Соглашусь. Но только тогда мы должны этот выбор как-то сбалансировать, то есть руководствоваться не только экономической эффективностью. Но для этого должна быть управленческая воля и комплексные, а не только экономические стратегии развития. Тогда в малых городах появится социальная инфраструктура.

— В таком случае это уже будет не рыночная экономика, к которой мы все время мечтали прийти.

Задорин: А разве медиаиндустрия у нас в рынке живет или сельское хозяйство у нас все в рынке живет? А во Франции, а в других странах? Во многих случаях есть существенные государственные дотации. Если страна считает важным сохранение определенной отрасли или какой-то инфраструктуры, то туда и направляет деньги. Уже много раз показано, что если снять все ограничения и отпустить все на поле свободной конкуренции, то все выстроится в соответствии с законом Ципфа – Парето, когда большие выигрывают, а малые проигрывают.

Я как-то читал работы по структуре расселения, где говорилось, что города должны быть распределены по закону Парето — немного крупных, побольше средних и много мелких. Вроде все правильно, но в России получается так, что если выстроить все по распределению Ципфа, то у нас есть прореха — нет 3–4-миллионников. Соответственно, апологеты этой теории говорили, что надо создавать соответствующие миллионники, чтобы все было по закону экономической эффективности. Хотя если просто Москву уполовинить, то уже не надо таких усилий, а все выстроится по закону Парето с меньшей необходимостью городов-миллионников.

Москва такая, какая есть сейчас, переизбыточна и искусственно создана за счет определенных преференций. Если бы численность населения в Москве была 7,5–8 миллионов, то структура населения в стране была бы более гармоничной. Тогда был бы больший спрос на жилье вне Москвы, было бы более оптимальное распределение строительной индустрии. Но вместо этого создали пылесос, который делает экономически эффективными вложения только в этот же самый пылесос. В итоге получили эффект Матфея: «И богатые станут богаче, а бедные — беднее».

Член нашего клуба, известный публицист Юрий Крупнов, давно пропагандирует тезис о необходимости «размосквичивания» страны. И я с этим тезисом солидарен.

Панин: Все подобные дискуссии идут в парадигме прошлой экономики. Даже этот пример с миллионниками: в советское время в каркасе пояса расселения не хватало крупных городов, их роль выполняли малые и средние города. Но это был тип индустриальной экономики, когда мы осваивали новые производства. Предстоит задача — построить новую экономику. В аспекте развития малых городов я бы выделил несколько направлений такого строительства.

Первое. Перенос крупных компаний в малые города. Присутствие представительств фондов градообразующих предприятий в городах деятельности компаний (как правило, малых и монопрофильных).

Второе. Реализация транспортно-логистических возможностей. Нужно научиться использовать собственную географию и получать выгоды от своего местоположения. Да, это получится не у всех, но может у многих.

Третье. Развитие локальной сервисной экономики на основе местных сообществ и потенциалов креативных индустрий, в том числе в содержательном смысле через подготовку кадров в системе СПО.

Четвертое. Развитие «платформенной экономики» через расширение присутствия маркетплейсов (Wildberris, Ozon, Avito). Это не только возможности формирования доставки и обмена товарами и услугами, но и продвижение собственных продуктов на внешние рынки.

Пятое. Возрождение (ревитализация) сложившихся (традиционных) производств. В данном случае через возвращение функций происходит и возвращение людей.

Сама жизнь, наверное, подсказывает новые функции, новые экономические роли для малых городов. Есть задача построить новую большую современную экономику. Поэтому, мне кажется, географию и пространство страны нужно осмыслить уже в новой парадигме. Вообще Игорь Вениаминович уже говорил, что важным процессом сейчас является поиск и обретение нового смысла, новой миссии каждого малого города, но важно сказать и о том, что этот смысл должен обретаться в общей структуре расселения.

Задорин: Да, согласен, поиск нового смысла существования малых городов, своей новой миссии в общей структуре городов страны — это хорошая тенденция. И было бы здорово, чтобы где-то сверху появился экспертный координационный центр, который бы помогал городам в обретении нового смысла без издержек конкуренции, наиболее комфортно, на принципах взаимодополнения (в том числе внутри региона). Малые города не должны конкурировать, оттягивая тех же туристов друг у друга, а скорее должны дополнять друг друга совместным предложением.

Мы ездили в Егорьевск, который был вне основных транспортных потоков, поэтому его весьма любопытные объекты мало кто видел. И тогда город договорился с Коломной о продлении некоторых маршрутов. От этого выиграли оба города, потому что у коломенских туроператоров возникло более широкое предложение, а Егорьевск — тем более.

Еще есть пример — Гаврилов Посад на окраине Ивановской области. Недалеко расположен Суздаль, куда идет активный турпоток. В Гавриловом Посаде тоже есть интересные объекты, но нет гостиничных ресурсов. Поэтому договорились, что часть туристов будет размещаться в отелях Суздаля. С другой стороны, там нет железной дороги, а в Гавриловом Посаде есть. Поэтому сейчас они хотят модернизировать станцию, и это для Суздаля тоже будет выигрышем — появится еще один транспортный коридор.

А вот ассоциация наукоградов разрабатывает проект общего сетевого университета, который дополнит образовательной компонентой каждый из входящих в ассоциацию городов.

Когда какой-то из городов предоставляет другому свои ресурсы, то выигрывают оба. Такого рода кооперация и сотрудничество могут сформировать более разнообразные предложения на рынке услуг. Механизмы согласования этих планов — это запрос к центру и экспертному сообществу, которое может посоветовать более точную специализацию и распределение ресурсов, чтобы малому городу хватило сил реализовать свой порыв и миссию.

Панин: Да, мы в последние годы жили в презумпции конкуренции. Вся административная машина учит города конкурировать. Но надо понимать, что конкуренция слабых (малые города конкурируют между собой) убивает слабейших. Тогда скорость негативных процессов увеличивается. Поэтому необходимо нащупать и развернуть историю с кооперацией.

Игорь Вениаминович привел очень красивые примеры сотрудничества, сказочные в хорошем смысле слова. Но зачастую это в жизни не работает.

— Почему?

Панин: Субъекты и муниципалитеты — это не просто по воздуху нарезанная сетка, по ней проходит организация жизни. На границах регионов вы можете ездить на рынок в соседний город, если он крупнее, но система здравоохранения, образования и многих государственных сервисов работают именно в этих ячейках. Даже в рамках одного региона может быть проблема: вам легче отвезти больного не в ближайший ФАП, а в больницу в другом регионе, как, например, из Майского в Кабардино-Балкарии в Пятигорск Ставропольского края. И так все устроено. Эта сетка определяет вашу жизнь, хотите этого или нет.

Поэтому то, о чем говорит Игорь Вениаминович, — это выстраивание горизонтальных связей, в том числе бюджетных отношений (определить, кто кому платит и в какой момент). На практике муниципалитеты большую часть налогов отдают «наверх», многие решения принимать сами не могут и так далее.

Поэтому сейчас наступил важный переломный момент. На форуме в Татарстане как раз о роли опорных населенных пунктов в контексте развития межмуниципальной коммуникации говорили и Марат Хуснуллин, и Ирек Файзуллин. И это позитивный сигнал начала изменений. Последнее десятилетие показывает, как ломаются прежние тренды урбанизации и рушатся старые стереотипы. Именно этому и был посвящен форум минстроя РФ в Казани — поиску новых рецептов развития малых городов и трансформации системы расселения.

«Сценарий жизни современного человека рассчитан не на один адрес прописки. Мы одновременно можем жить в двух или трех местах» Фото: «БИЗНЕС Online»

«Малый город в этом смысле должен иметь функцию сохранения живого пространства вокруг себя»

— Недавно власти объявили, что выбрали 2 160 опорных населенных пунктов, которые будут призваны улучшить жизнь у себя и на прилегающих территориях. А как определили эти опорные населенные пункты?

Панин: Думаю, мы сейчас работаем не с финальным списком опорников. Явно он будет меняться, осмысливаться и дополняться. Сейчас в нем 2 160 населенных пунктов. Но покрывают ли они все пространство страны? К сожалению, пока нет. Напомню, главная задача малого города (он же часто опорник) — развивать себя, развивая пространство вокруг.

Задорин: Я бы даже сказал, что их задача — сохранение живого пространства. Большой мегаполис скорее пространство убивает, стягивая все к себе и опустынивая территорию. Малый город в этом смысле должен иметь функцию сохранения живого пространства вокруг себя.

— Если с людьми в малых городах все понятно, то для чего это нужно бизнесу? Ведь все деньги, как известно, в больших городах, а не малых.

Панин: Мы ездим по малым городам и часто попадаем на обломки заводов. А фабрики во многих городах, как храм, организуют пространство вокруг. Интересно обратить внимание на то, кем были те, кто в свое время открывал там фабрики. Эти люди были вплетены в политику империи XIX – начала XX века, были большими государственными деятелями, но реализовывались не возле Кремля, а в Ивановской, Тамбовской, Тульской и других областях. На Урале была похожая история, которая и породила горнозаводскую цивилизацию. Поэтому бизнесу важно посмотреть на Россию как на территорию для реализации.

Задорин: Кстати, в Вичуге Ивановской области фабрика купеческой династии Коноваловых до сих пор работает. Там выход здания с одного торца к техническому пруду, где, замечу, плавают лебеди, сделан в виде античного портика с колоннами. Видно, что владелец фабрики думал не только о том, чтобы сделать производственные площадки эффективными, но и чтобы сделать их красивыми. Таким образом, это становилось не только центром производства, но и центром местной жизни. Точнее, можно было бы сказать, центром производства новой местной жизни.

Панин: Что касается обычных жителей, то мы не говорим о том, что все жители страны должно жить только в малых городах. Это не так. Но есть концепт «второго дома». Сценарий жизни современного человека рассчитан не на один адрес прописки. Мы одновременно можем жить в двух или трех местах. Например, кто-то живет между Москвой и Орехово-Зуево, а кто-то — между Москвой и Горно-Алтайском.

Поэтому запрос на новый сценарий может быть обыгран. Дальше подтягивается история с налогами. В этом случае города будут конкурировать за время, которое человек тратит в них. Вспомните, сколько людей выехало из Москвы в ковид. Уехали 2 миллиона человек. Конечно, уже в августе все вернулись, но это сформировало понимание, что можно выезжать.

Задорин: По статистике, которая есть у Александра Николаевича, часть тогда уехала на дачи в Подмосковье, а часть — на свою малую родину. Но оказалось, что во многих случаях их там не очень хорошо встретили, потому что просто оказались не готовы. Хотя приехавшие принесли живые деньги.

Панин: Никто их не хотел принимать, это правда. У нас было исследование с торговыми сетями. Тогда был удар в целом по ретейлу, когда «Пятерочки», рассчитанные на 3 тысячи человек, расположенные в малых городах и селах, не справлялись с наплывом «понаехавших» из Москвы покупателей.

Но то, о чем говорит Игорь Вениаминович, — это отдельная история. Всегда было так, что, когда ты возвращаешься из Москвы, жители малых городов неохотно встречают. Поэтому и с туризмом пока не у многих получается.

У Игоря Вениаминовича есть проект в Ярославле, когда школа становится эпицентром возвращения энергии земляков.

Задорин: В городе есть физико-математическая школа, выпускники которой разъехались по всей стране. Это редкий случай, когда у школы есть эндаумент-фонд, в который выпускники вкладывают и тем самым поддерживают и школу, и город.

Панин: У любого муниципалитета, если посчитать, какое количество людей уехало, обзавелось семьей, детьми, то это, как правило, в 3–4 раза больше, чем сейчас живет муниципалитете. И они могут если не переехать жить, то явно чаще приезжать на свою малую родину и проводить там больше времени. Правда, эта энергия работает, когда есть субъектность, определенная свобода и возможность созидания. Но примеров и разных практик много. Например, Сысерть — это история как раз возвращения московских свердловчан.

«Татарстан действительно стал одним из эталонов работы с малыми городами в России» Фото: «БИЗНЕС Online»

«Нам стоит поскорее выстроить внятную миграционную политику, которая бы способствовала стабилизации численности населения»

— Подытожим. Один из рецептов для поиска нового смысла малого города — это развивать туризм. Впрочем, не все могут делать на это ставку.

Задорин: У нас стольких туристов нет, сколько достопримечательностей.

Панин: Туризм редко когда определяет экономику города. Скорее для большинства это фон, он создает контур привлекательности и репутационного давления места. Экономика — это когда вы что-то можете продавать во вне. Например, вы живете в малом городе, но организуете дистанционно биеннале в Ницце. И такие удивительные примеры мы иногда находим. Но в реальности малым городам нужно думать, как встраиваться в реальные экономические цепочки и использовать собственные в том числе и географические потенциалы.

— Тогда какой еще может быть рецепт? Возродить закрытое ранее предприятие?

Задорин: Это тоже может работать не везде, в некоторых случаях это бессмысленно. Тем не менее в некоторых городах можно возродить предприятие, а где-то — социальную инфраструктуру, и народ потянется. Кстати, есть характерный пример. Часто говорят, что село живет, пока там есть школа. В Тверской области жители одного села поняли эту взаимосвязь и взяли в свои семьи приемных детей. В итоге школу сохранили, село выжило за счет такого решения.

Третий рецепт — поиск принципиально нового предложения, которого раньше не было. Либо в виде специальной рекреации, например, город пенсионеров, медленный город, либо фестивали, ивенты.

Четвертый рецепт — механизм помощи землячества. На прошлом форуме малых городов в Калуге член нашего клуба Галина Пивовар рассказывала о японском опыте. Там есть система, в которой человек часть налогов (в нашем понимании НДФЛ) может распределить туда, куда хочет. В Японии муниципалитеты соревнуются за эту часть. Человек, которому пришло время заплатить этот налог, заходит на портал и смотрит: «В этом городке что-то такое интересное и хорошее делают, дай-ка я туда отправлю эту часть налогов». Понятно, что большая часть таких налогов как раз идут на малую родину, то есть земляки таким образом через перераспределение своих собственных налогов финансируют малые городки и села.

Поэтому без перераспределения полномочий малым городам трудно. Надо давать большую самостоятельность. Но это отдельная тема о местном самоуправлении. Если бы была возможность распоряжаться большими ресурсами, то малые города, конечно, нашли бы свою новую функцию.

Панин: Если переходить к рецептам, надо вернуться к началу разговора. Это же история об определении пространственных приоритетов на уровне государства.

Если мы не пересмотрим приоритеты пространственного развития, то скорость депопуляции в стране вырастет в 3–4 раза в ближайшие 20 лет. Поэтому прогнозы, что нас будет не 148 миллионов, а 70 [миллионов], в таком случае точно сбудутся. Но это произойдет не из-за того, что будет новая военная угроза, а просто потому, что такая конструкция расселения изменит структуру населения до неузнаваемости в периферийной части страны. А это и есть главный фактор депопуляции. Причина — в трансформации структуры населения периферийных территорий (молодежь уезжает, а пенсионеров все больше) и отсутствии условий для многодетности (вообще детности) в крупном городе.

Что должно происходить дальше? Два процесса одновременно. С одной стороны, появление местных инициатив, самостоятельности, полномочий, другой налоговой базы, а вместе с ними — престижа и репутации малых городов. С другой стороны, нужно время, чтобы эти процессы успели укорениться и дать ростки. Первые шаги уже есть: утвержден список из 200 предприятий, которые должны перенести свои офисы из Москвы.

Задорин: Промсвязьбанк переезжает в Ярославль.

Панин: Посмотрим. У нас в стране так устроено, что все хотят быть поближе к центру принятия решений.

Также у нас есть еще одна табуированная проблема. Ясно, что главная проблема малых городов и современной России — это демографическая! Нам стоит поскорее выстроить внятную миграционную политику, которая бы способствовала стабилизации численности населения. И снова роль пространства тут ключевая. Иначе в Москве будут продолжать строить человейники.

— В заключение хотела бы спросить о том, как вы оцениваете опыт Татарстана по развитию малых городов. В чем преуспели, а где есть еще недоработки? Как известно, в республике даже появился новый город — Иннополис. А еще в муниципалитетах действует механизм самообложения. Насколько это эффективно?

Панин: Татарстан действительно стал одним из эталонов работы с малыми городами в России. Сильная сторона республики — опора на идентичность и жителей: развитие среды здесь строится не только на инфраструктуре, но и на уважении к местной культуре и сообществам.

Отдельно стоит отметить региональный центр компетенций, который аккумулировал опыт, методики и команды и сделал Татарстан ориентиром для всей страны в проектах городской среды. Сегодня многие регионы берут именно эту модель за основу, а сами малые города республики выигрывают от системного подхода и вовлечения людей в процессы развития.

Задорин: Иннополис — замечательный пример инновационного города, который ранее всегда строился как общенациональный (федеральный) проект. Сейчас мы видим, что вообще-то такие проекты под силу и некоторым регионам. Но вообще главное достижение Татарстана, по моему мнению, — это, конечно, сохранение субъектности муниципалитетов и низового уровня управления — сельсоветов. Татарстану и еще некоторым регионам удалось отстоять право самим выбирать комфортную для них модель МСУ. Вообще, тема местного самоуправления, безусловно, напрямую связана с темой развития малых городов. Но она такая большая и такая непростая, что ей надо посвятить отдельную беседу.