Между войной и миром, между Севером и Югом: фотоистория с границы двух Корей

Южная Корея предлагает иностранцам много туристических аттракционов: пагоды и небоскребы, бродвейское шоу и местный Диснейленд, океанариум и… Северную Корею на блюдечке: 38-я параллель, 75 лет назад разрезавшая полуостров на две части, вполне успешно коммерциализируется Сеулом как популярная достопримечательность. На карте, вычерченной на смотровой площадке у моста неподалеку от демилитаризованной зоны (ДМЗ), эта территория символично прикрыта осью восток-запад. Мирное соглашение так и не было подписано, так что технически обе Кореи до сих пор в состоянии войны.

Подвесной мост с романтичным названием «Млечный путь», почти шуховская смотровая башня, живописнейшая река, тишина и умиротворение — это сегодняшние окрестности ДМЗ. Но не так уж давно в этих местах шли кровопролитные бои, а река Имджин, один из притоков которой на фото, так часто выносила трупы погибших, что ее назвали «рекой мертвых».

Говорят, что местные зоозащитники очень боятся объединения двух Корей, чтобы не нарушить экосистему демилитаризованной зоны, где в отсутствие антропогенного фактора успешно самовосстановились флора и фауна. Прямо по Владимиру Высоцкому: «А на нейтральной полосе — цветы необычайной красоты». Так что международному (!) центру охраны журавлей возле ДМЗ даже почти не удивляешься.

Кульминация тура — один из подземных тоннелей, прокопанных из одной Кореи в другую (направление копки меняется в соответствии с мировоззрением повествователя). Конкретно это второй тоннель, по официальной версии Сеула, вырытый армией КНДР для вторжения в Южную Корею. Его обнаружили в 1975 году: сдал пойманный северокорейский перебежчик. Ну как сдал — якобы он так нервничал, что год (!) не мог вспомнить его расположение. Тоннель в итоге нашли. Для этого пришлось хорошенько прозондировать почву: изнутри видно, что он весь истыкан трубами. Еще на стенах следы динамита: прокопать подземный ход на глубине от 50 до 160 м длиной 3,5 км было непросто. Тоннель довольно широкий, считается, что за час по нему могли пройти 30 тыс. солдат. Изнеженным и, как правило, более высоким европейским туристам сложнее: каски то и дело задевали потолок.

Центральная часть замурована, но внутрь можно пройти довольно далеко: так, что до границы остаются считанные сотни метров. Самостоятельное посещение ДМЗ невозможно, только в составе организованных групп. После выхода последнего туриста площадь пустеет, а вход перекрывается. Маршрут и время посещения меняются в зависимости от обстановки на границе.

За кадром военные (фотографировать нельзя, здороваться можно), колючая проволока и минные поля. Как говорят гиды, со времен войны на территории ДМЗ осталось 2 млн мин. На их обезвреживание потребуется еще лет 100. Сегодня стороны пользуются психологическим оружием: КНДР транслирует пропаганду и разные неидентифицируемые звуки, а южане врубают в ответ запрещенный на другой стороне кей-поп. 12 июня обе стороны это делать прекратили в надежде на улучшение отношений.

Смотровая площадка в сторону Северной Кореи «Чхорвон». «Вот наш наблюдательный пункт под нашим флагом, его фотографировать нельзя, дальше на холме наблюдательный пункт Северной Кореи — его можно», — улыбается гид.

«Если повезет, вы увидите маленьких-маленьких муравьев. Это северокорейские люди. Маленькие-маленькие. А если очень повезет, вы сможете увидеть северокорейскую машину! Это бывает очень-очень редко, я сама только один раз видела, у них не так много машин», — вроде юморит гид. Довольно-таки гадкое ощущение — будто ты в человеческом зоопарке.

Через оптику становится видной желтая полоса — граница между двумя Кореями. Дальше за ней действительно дома, действительно люди. Это образцово-показательный «пропагандистский» поселок: на Севере прекрасно. С южнокорейской стороны, кстати, такой же.

Магазин «сувениров» из Северной Кореи вроде денежных знаков и водки. Генезис последней остался неуточненным, а северокорейские воны продают как уникальный артефакт: мол, деньги в обращении вывозить из страны нельзя, потому что на них лицо Ким Чен Ына, складывать пополам — тоже. «А вообще Ким Чен Ын очень старается быть похожим на своего дедушку Ким Ир Сена, он даже пластическую операцию сделал, чтобы быть как он. Но ему следовало делать ее в Южной Корее, у нас лучше хирурги», — продолжает стебаться гид.

Военные артефакты превратились в туристические.

«Последний поезд» (Last Train) — то, что от него осталось. Гид говорит, что 31 декабря 1950 года состав с гуманитарным грузом переехал границу с Северной Кореей, но был остановлен и уничтожен.

А это единственное в Южной Корее северокорейское здание.

Камчхон — один из районов Пусана, города, куда на время войны перенесли столицу страны — Сеул-то был захвачен через три дня. Если в 1945 году население Пусана было 300 тыс. человек, то к концу войны, в 1953-м, перевалило за миллион. Беженцев размещали во всех общественных зданиях, церквях, в школах и на промпредприятиях. Они жили в палатках, землянках, строили дома из фанеры и брусьев.

В 2009 году власти Пусана вместе с жителями и местными художниками придумали элегантный ход — превратить беднейшие трущобы в «культурную деревню». Маленькие дома, стоящие вплотную друг к другу, выкрасили в яркие цвета (обязательно отличающиеся от соседских), украсили росписями и скульптурами, организовали художественные мастерские и кофейни. И получилась туристическая достопримечательность.

Это, например, улица.

Церковь. Да, прямо в сувенирном магазине.

А это символ Пусана, беженцев и… северокорейцев в целом. Трогательный Маленький принц, навсегда улетевший со своей планеты, в сознании местных жителей олицетворяет северян, потерявших родину.

Говорят, что на старейшем рынке Сеула основная часть продавцов тоже потомки беженцев из Северной Кореи.

Но за всем этим ностальгически идиллическим флером стоит мощная военная компонента. Граница двух Корей — одна из самых милитаризованных в мире. О вооружении КНДР с громкими баллистическими испытаниями и ядерными кнопками даже говорить не приходится, а сейчас у страны благодаря СВО будет еще и уникальный для современной Азии опыт реальных боевых действий. Территория Южной Кореи — многочисленные американские военные базы. Служба в армии здесь обязательна, уклонистов ждет самая страшная кара — социальное порицание, сложности с устройством на работу и т. д. Служат и айдолы — местные поп-кумиры, приостанавливая творческую деятельность и превращая свой призыв и дембель в событие для фанатов. Из плюсов — молодой человек может сам выбрать, когда и куда ему пойти служить, в любое время до 35 лет. Срок службы — 18–21 месяц, в зависимости от рода войск.

На каждой станции метро Сеула шкафы с противогазами, сухпайком и водой (инструкции продублированы на английском). Это воспринимается местными как должное, жизнь между войной и миром идет своим чередом.

«Я никогда не задумывалась, хотят ли корейцы воссоединения, пока не стала водить туристов и они меня не начали ежедневно об этом спрашивать, — признает гид, кореянка Джои. — Тогда я поговорила с друзьями, с учеными и поняла, что не хотят. По двум причинам: во-первых, кто за это будет платить? У нас же сразу взлетят налоги! А второе — у нас и так очень сильная конкуренция за рабочие места, а после объединения она станет невозможной». Экономика, конечно, сильный аргумент, но идеологический фактор еще мощнее. Корейский полуостров — это мастер-класс, как за каких-то полвека одну нацию превратить в двух врагов, лишенных точек соприкосновения. Похоже, эксперимент оказался вполне тиражируемым.