Семен Багдасаров — эксперт центра аналитических исследований, директор центра изучения стран Ближнего Востока и Центральной Азии Семен Багдасаров эксперт центра аналитических исследований, директор центра изучения стран Ближнего Востока и Центральной Азии
— Конфликт давно назревал. Это идея, овладевшая [премьер-министром Израиля Биньямином] Нетаньяху достаточно давно: смена режима власти в Иране. Проблема ядерной программы Ирана — это лишь причина. Повод. Не было бы ее — нашли [бы] другое. Главная задача операции, которую Израиль начал — это смена режима и надежда на восстание, которое там произойдет. Израиль хочет привести к власти человека Нетаньяху, наследного принца династии Пехлеви Шехзаде Реза.

Чем это закончится? Идея Нетаньяху о смене власти [в Иране] очень опасная. Как сказал Пехлеви, обращаясь к населению Ирана, вместо этого режима придет монархия. За свое обращение, кстати, он был назван министром обороны Пакистана «паразитирующей имперской шлюхой». Но это нереально. И внутри Ирана, и вне его есть силы, которые также борются против режима, но не разделяют идею монархии. Поэтому если даже это и произойдет (чего исключать нельзя, в Иране достаточно много людей, недовольных существующей властью), то это будет гражданская война. Но, надеюсь, этого не случится.

Почему Иран оказался уязвимым? У него две программы всегда были на хорошем уровне: это ракетная программа и беспилотники. Что касается систем ПВО, у нее всегда было серьезное отставание, они это дело не развили. Отсюда и уязвимость первых дней. Сейчас Иран продемонстрировал свои возможности в ракетной технике, по беспилотникам и достаточно неожиданно для многих, в том числе и в Израиле, наносит серьезный ущерб Израилю. Впервые за всю историю Израиль несет такие потери.

А для России какие уроки? Надо все прогнозировать и все анализировать, но для нас важен международный транспортный коридор «Север – Юг», который ведет к портам Ирана. Порты Шахид Раджаи, Чабахар. Мы заинтересованы, чтобы там была стабильность.
Максим Шевченко — журналист Максим Шевченко журналист
— Я считаю, что [президент США Дональд] Трамп не хочет вступать в этот конфликт. Но Трамп, по-видимому, повязан какими-то обязательствами с сионистским лобби, у которого он брал деньги, очень много денег. И это лобби приходило ему на помощь, когда у него были всякие финансовые авантюры в Атлантик-Сити. Семья Адельсон, знаменитая еврейская произраильская семья, которая участвует в игорном бизнесе, находится в США на достаточно высоких позициях.

Поэтому Трамп не хочет вступать в этот конфликт и ищет возможности избежать вмешательства. Именно поэтому [журналист] Такер Карлсон и другие стали резко выступать против ударов по Ирану. Но я думаю, что его очень сильно подталкивают к этим ударам. Поэтому все зависит от того, справится ли Трамп, сумеет ли он внутри США сплотить такую коалицию, указав на которую, он сможет сказать своим кредиторам, сионистам, которые требуют удара по Ирану: «Посмотрите, общественность США и политический истеблишмент против. Что я могу поделать?»

С другой стороны, Трамп может нанести удар фиктивный, какой он в свое время нанес по [бывшему президенту Сирии Башару] Асаду, когда послал «Томагавки», которые просто формально по чему-то ударили, а было заявлено о великой победе. Может быть, он так решит эту проблему, косметически. Но он сильно не хочет и этого, потому что война с Ираном — это катастрофа для всех его политических проектов.

Иран оказался так уязвим, потому что Иран — это гуманистическая культура и цивилизация. Которая с высоким пиететом относится к человеческому достоинству и к человеческой свободе. Многие принимают разные религиозные внешние форматы жизни за какую-то жесткую тоталитарную систему, но это не так. Поскольку они исходят из самой многовековой истории Ирана, его народов, а не навязанной ему извне или как-то еще. И либерализм для Ирана — это извне навязанная система. Какие-то левые взгляды и национализм тоже извне навязаны. Иран как государство реально ориентировано на мир. Как и все исламские страны, которые всегда грезили о мире. А разного рода исламские террористические организации или создавались западными спецслужбами, или просто были реакцией на унижение и разорение исламских государств.

А исламская цивилизация — цивилизация мира. И Иран — тоже. Поэтому они допустили чудовищные проколы в сфере безопасности, не подготовившись к израильским ударам. Но Советский Союз тоже прозевал удары Гитлера 22 июня 1941 года. Все время говорили: «Если завтра война, если завтра в поход...» — а на самом деле немцы беспрепятственно смогли уничтожить авиацию, многие части 22 июня на аэродромах. Иран — огромная, многоплановая страна, которая, надеюсь, сейчас перейдет в режим военного времени. И лучше поздно, чем никогда.

Для нас из этого можно сделать такие выводы, что давно пора уже внутри страны перейти на военное положение, хотя бы частично, если уж мы воюем. И защитить территорию страны от диверсантов и террористов. Либо завершите эту войну миром, либо уж, если воюете, так воюйте тогда…
Дмитрий Дробницкий — политолог, американист Дмитрий Дробницкий политолог, американист
— Чем этот конфликт закончится, большой вопрос. Тут очень много разных вариантов. Очевидно, что окончательно победить ни одной из сторон не удастся просто по причине того, что сухопутным войскам будет весьма проблематично проводить операцию друг против друга. Как известно, без сухопутных войск достичь полной победы невозможно. Но существенный урон они нанести друг другу могут.

Вообще-то, если говорить серьезно, по состоянию на сегодня, конечно, поставлено на карту существование обоих этих режимов — и иранского, и израильского. А в Соединенных Штатах идет огромная внутренняя борьба, в которой побеждают, скажем так, изоляционисты. Но на самом деле другое крыло побеждает в этой внутрипартийной дискуссии. И поэтому Трамп на две недели взял паузу. От него все ждали, что он все-таки вступит в эту войну, но на самом деле он взял паузу. Это, наверное, хорошая новость для многих, но общей ситуации это пока что не меняет, потому что внутриполитическая борьба в США продолжается и она очень жесткая. И в том числе эта борьба ведется за суть внешней политики Соединенных Штатов.
Что касается Нетаньяху, то он, судя по всему, просто пользуется окном возможностей. С его точки зрения, это, возможно, последнее окно возможностей, когда Соединенные Штаты можно втянуть в войну с Ираном и, соответственно, уничтожить Иран в том виде, в котором он существует сейчас. Уничтожить одного из главных региональных политических противников, самых серьезных.

Я думаю, что Владимир Путин уже сделал выводы из этой ситуации. Очень коротко и очень аккуратно подвел уроки всего этого дела. Я еще раз могу сказать, что то, насколько уязвимым оказалось руководство Ирана, насколько уязвимыми оказались многие объекты Ирана, говорит о том, что к ударам Израиля Иран оказался не совсем готов. И в этом смысле, я думаю, на карту поставлено существование правящего режима в Иране в его нынешнем виде. У которого, кстати, и внутри Ирана сложная ситуация. Все знают, что там не все довольны нынешним режимом.

Да, надо понимать, что отчасти этот режим складывался вынужденно, тем не менее не все им там довольны. И понятно, что на выходе из конфликта Иран ждут большие внутренние изменения. Но это, что называется, возможность. И на самом деле Иран, конечно, не сделал всего того, что требовалось для защиты страны.
Евгений Сатановский — президент Института Ближнего Востока Евгений Сатановский президент Института Ближнего Востока
— Я не знаю, чем конфликт закончится, и ни один человек на планете этого не знает. Пока что похоже, что Соединенные Штаты вмешаются в достаточно короткое время, все признаки говорят именно об этом. И прямые, и косвенные. От того, что перебрасывается соответствующая техника, до того, что американских военнослужащих начали кормить стейками и лобстерами. Хорошая, как в ресторане, пища обычно перед боевыми действиями. Вчера началась эвакуация американского посольства в Багдаде. Это очень о многом говорит. Американский флот выведен с военных баз в Бахрейне.

Я не знаю, о чем это может свидетельствовать, кроме как о достаточно скором вступлении в войну Соединенных Штатов. А все слова, которые на эту тему говорятся по поводу сроков в две недели, — это все вещи, относящиеся скорее к дымовой завесе. Это может произойти в субботу, в воскресенье, в любой день на будущей неделе.

Иран и сейчас не менее уязвим [чем в начале атаки Израиля]. В Иране полное господство в воздухе у израильской авиации. У Ирана гораздо меньше оказалось реального потенциала и совсем ноль понимания того, какой у него реальный потенциал. Но они же до сих пор рассылают в интернете ролики, сгенерированные искусственным интеллектом, о полностью разрушенном Тель-Авиве, о горящем Израиле, о тысячах и тысячах ракет, которые сыплются огненным дождем с неба.

В России никто никаких уроков извлекать из этого не будет. Опыт последних трех с половиной десятилетий об этом говорит. Именно поэтому у нас осталась половина от той страны, в которой я вырос. Она называлась СССР. И не было ни одной причины, чтобы она распалась: ни экономической, ни военной, никакой другой. Более того, ее военные технологии, экономика, промышленность были на порядок сильнее и серьезнее, чем у нас сегодня. Мы живем в угасающей цивилизации, теряющей одну отрасль за другой, одну компетентность за другой. Но при этом наши чиновники радостно говорят о том, что все наоборот. Поэтому какие уроки могут быть?

Я стараюсь придерживаться некоторого позитивного нейтралитета, потому что если уж я занимаюсь Ближним Востоком и на меня кто-то ориентируется (в том числе среди тех, кто принимает решения), то это значит, что необходимо давать взвешенную информацию. Мы ее и даем. Если посмотреть материалы Института Ближнего Востока, вы это увидите. А чисто в личном плане, как и несколько десятков миллионов жителей России, я имею достаточно близких, знакомых, родственников и друзей в Израиле. В Иране я их не имею. Так карты легли. В данном случае я знаю людей, у которых есть бизнес с Ираном, и это нормально. Я знаю людей, которые работают на Иран, и у меня нет на них ни малейшей обиды.

А вообще-то говоря, если говорить о Русском мире, то в Израиле больше миллиона людей, которые говорят по-русски, читают по-русски. Из них приблизительно треть миллиона — это этнические русские или украинцы, или татары, или белорусы, башкиры. В Иране ничего подобного нет. А мощные геополитические конструкции, высосанные из пальца, и гроша ломаного не стоят. Это к Дугину и Проханову. Иран, понятно, наш партнер. Деловой партнер, вынужденный. Важный в целом ряде проектов, связанных, во-первых, с ситуацией на Украине, и это важно. А во-вторых, с гипотетическим мироустройством, как его видит начальство.
Борис Межуев — главный редактор сайта АПН, профессор Института философии РАН, политолог, соредактор портала Terra America Борис Межуев главный редактор сайта АПН, профессор Института философии РАН, политолог, соредактор портала Terra America
— Я думаю, что варианта два. Первый вариант менее вероятный, но 15 процентов на него есть. Это то, что в Иране произойдет государственный переворот, к власти окончательно придет президент, а рахбар (высший руководитель Иранаприм. ред.) будет тем или иным способом устранен. Придет светское руководство, насколько я знаю, ориентированное не сказать что на капитуляцию, но во всяком случае на какие-то серьезнейшие уступки Израилю и США в первую очередь. Этот вариант мне кажется маловероятным, но у него определенная вероятность все-таки есть. В таком случае становится возможно договориться. Но только в этом случае. Я не думаю, что можно будет договориться при наличии действующего руководства Ирана.
Второй вариант — если переворота в Иране не произойдет. Тогда, я думаю, США вступят в этот конфликт, причем действия их будут максимально жесткими. И хотя сейчас обсуждается, что на Трампа давят те, на Трампа давят эти, я думаю, что, кто бы ни давил на Трампа, он не сможет отказаться и не участвовать в конфликте. Потому что Израиль, судя по всему, сам по себе не победит. В одиночку он Иран не одолеет, и в конечном счете опасность для него резко возрастет. В этом случае США, скорее всего, вступят в конфликт и, возможно, им удастся резким ударом изменить баланс сил внутри Ирана. А если этого не произойдет, то в этом случае, я уверен, будет наземная операция. Рано или поздно. Она, может быть, не сразу произойдет, но в конечном итоге в течение года она осуществится.

Что касается уязвимости Ирана, то уязвимым-то он не оказался. Он оказался более силен. Я думаю, Израиль, скорее всего, не оценил ракетную мощь Ирана, наличие у него гиперзвуковых ракет и большое количество дронов. И то, что предыдущие удары Ирана носили, в общем-то, ритуальный характер. И переоценил этот свой так называемый купол. Израиль подумал, что «купол» полностью освобождает его от любых акций возмездия со стороны Ирана. Что касается неуязвимости, то я ее особо у Ирана не вижу. Просто Израиль думал, что продемонстрировал 100-процентную победу и участие Соединенных Штатов будет как бы политически важным, но не столь обязательным.

Считаю, что Нетаньяху с самого начала понимал, что он рассчитывает на Трампа и без Трампа едва ли будет осуществлять эту акцию. То есть, что бы там Трамп ни думал, он понимает, что сам факт его прихода к власти предопределил его участие в этой войне. Собственно, и в первый свой срок он совершенно не хотел в этом участвовать и всячески пытался этого избежать, но избежать этого было невозможно. Оба раза Трамп приходит к власти в значительной степени усилиями тех сил, которые нацелены на войну с Ираном.

Какие уроки для Российской Федерации можно извлечь из этого конфликта? Вы знаете, я думаю, уроки разные. Но в первую очередь то, что мир опасен. То, что сейчас происходит между Израилем и Ираном, — это в прообразе война между Севером и Югом. Это война между глобальным гегемоном, агентом которого на Ближнем Востоке является Израиль, и мировым большинством. И мы можем много кричать об Армагеддоне, обо всех этих вещах, но главная задача России — оставаться вне этого конфликта. Это сделать очень сложно, но это сделать необходимо, потому что любое участие России в подобного рода действиях либо на той, либо на другой стороне для России будет означать внутренний раскол и серьезнейший конфликт. И очевидно, что наличие ядерного оружия является сейчас критически значимым фактором для обладания суверенитетом.
Константин Калачев — руководитель Политической экспертной группы Константин Калачев руководитель политической экспертной группы
— Несмотря на то что решительность и последовательность не являются сильными чертами президента США Дональда Трампа, мне кажется, все подталкивает его к тому, чтобы принять решение о нанесении авиационного удара супербомбами по ядерным объектам Ирана. Поясню: есть данные опросов, проведенных в США, которые показывают, что большинство сторонников движения Make America Great Again, все эти сторонники MAGA, поддерживают нанесение удара по Ирану. То есть американский изоляционизм весьма относительный. Аятоллы даже у глубинных американцев популярностью не пользуются. И важно то, что как раз бо́льшая часть республиканцев — за нанесение ударов, в отличие от демократов, которые говорят Трампу, что не дадут ему это сделать. Что, вообще-то, его к этому толкает и провоцирует.

Условно говоря, когда его (Трампаприм. ред.) политические враги против нанесения ударов, а сторонники за, у него соблазн большой, как бы он ни хотел быть миротворцем. Особенно тогда, когда надо будет просто закончить работу, начатую израильскими ВВС. Дело в том, что Трамп, мне кажется, сам в каком-то смысле сжег мосты, когда заявил, что Иран вообще не должен заниматься обогащением урана. А для [верховного руководителя Ирана] Али Хаменеи это категорически неприемлемая позиция, поскольку отказ от обогащения урана выглядит как капитуляция. А с точки зрения поддержания режима и сохранения лица для Хаменеи важно, чтобы Иран из этого конфликта вышел с правом заниматься мирным атомом. И потихонечку, втайне делать бомбу.

Что я могу думать о конфликте, в котором одна из сторон ставит задачу уничтожения другой страны? Условно говоря, Иран не скрывает, заявляя, что такова их идеология махдизма, что Израиль должен быть повержен. Как раз для того, чтобы пришел Махди накануне Судного дня, надо для начала разгромить Израиль. Еврейское государство, естественно, такой поворот событий не устраивает. Поэтому для Израиля это экзистенциальная война и ему, Нетаньяху в частности, надо довести это дело до конца. А доведение этого дела до конца — это полное уничтожение иранской ядерной программы. А ее уничтожение невозможно без участия США. Поэтому здесь, конечно, у Трампа будет трудный выбор. Я бы сказал, что 50 на 50. И поскольку он человек противоречивый, иногда непредсказуемый, то 50 на 50, решится он или нет.

Какие уроки из этого может извлечь Российская Федерация? Начнем с того, что умные учатся на чужих ошибках, а дураки — на собственных. Не надо, может быть, провоцировать, как это делал Иран. С моей точки зрения, Иран сам в значительной степени спровоцировал этот конфликт. Это не только использование прокси против Израиля. Это постоянные заявления о достижениях иранской ядерной программы. Как на самом деле Иран близко подошел к атомной бомбе, мы узнали практически из уст самого Ирана. И здесь вопрос. То есть понятно, что Россия — страна ядерная, на нее никто не нападет. Потому что ядерное оружие — это оружие сдерживания и оно сдерживает от нападения. Но что похоже, с моей точки зрения? Мы в значительной степени сами разбудили НАТО и заставили его идти на беспрецедентную программу перевооружения. Иран сам фактически разбудил Израиль и заставил еврейское государство действовать так, как оно сейчас действует.

В общем, мне кажется, что, помимо игры мускулами, надо еще уметь вести переговоры. И надо уметь идти на компромисс. То есть что мы сейчас видим на примере Ирана? Он не готов идти ни на какие компромиссы, которые позволили бы эту историю красиво и удобно для всех сторон закрыть. То есть нашла коса на камень: Израиль не готов на компромиссы, Иран — тоже. А я думаю, что в политике слово «компромисс» не только уместно, но даже необходимо.
Сергей Марков — политолог, общественный деятель, кандидат политических наук, директор Института политических исследований, член Общественной палаты РФ Сергей Марков политолог, общественный деятель, кандидат политических наук, директор Института политических исследований, член Общественной палаты РФ
— У этого конфликта есть несколько составляющих. Первая — это вековая ненависть мусульман и иудеев. Она проявляется во многих моментах, например, сектор Газа. А Иран выступает как самая радикальная исламская сила. Это базовое основание для этой войны. На основе этой парадигмы Иран своей государственной политикой считает необходимость уничтожения Израиля как государства, [хочет] сбросить его в море.
Вторая составляющая — это то, что Иран находится, так или иначе, на пути к созданию ядерного оружия. Можно по-разному оценивать сроки, но суть в том, что все-таки Израиль рассматривает это как угрозу. Он боится, что оружие будет применено по отношению к нему. Поскольку это некая радикальная исламская ядерная бомба, то атаки Израиля поддерживаются со стороны США и Европы.

Здесь мы приходим к третьей составляющей: ненависти сотен миллионов мусульман к западной цивилизации. И в этом смысле Израиль выступает как копье западной цивилизации, которое бьет в исламский мир. Это основные такие стратегические причины.

Есть тактические причины, связанные с тем, что Иран отказался от своего ядерного оружия, которым являются террористические спящие ячейки. И на протяжении многих лет, даже десятилетий, когда иранский режим был молодым, жестким и тоталитарным, американцы и израильтяне боялись, что эти ячейки в случае начала войны буквально зальют огнем и кровью и США, и Израиль. Но, как показала война против «Хезболлы», никакой такой террористической армии у Ирана нет. Может, ее никогда и не было. Может, они отказались от нее, но этого у них нет. Поэтому Иран с Израилем оказался в ракетно-дроновой, ПВО-разведывательной войне, а в ней Иран слабее. Почему? Потому что Иран под санкциями 40 лет, а Израиль — это одна из частей всей глобальной западной экономики. Израиль получает колоссальную поддержку со стороны США поэтому же.

Для России самый главный урок заключается в том, что если показать слабость, то затопчут ногами и будут готовы поддержать любые преступления. Сейчас Израиль убил простых ученых-физиков с их семьями — и ничего, все поддержали. Я в этом конфликте на стороне Владимира Владимировича Путина и мира.
Каринэ Геворгян — политолог, иранист Каринэ Геворгян политолог, иранист
— Поскольку с самого начала пошла интернационализация этого конфликта, все, видимо, пошло по сценарию, на который не очень-то рассчитывало руководство Израиля. С моей точки зрения, благодаря той помощи, которая была Ирану оказана (в том числе Китайской Народной Республикой, и сейчас эти китайские суда с установками РЭБ находятся в Персидском заливе), план блицкрига не удался. И сейчас совершенно очевидно, что определенные ультраглобалистские силы внутри Соединенных Штатов пытаются как-то вовлечь США в конфликт. Что чревато, естественно, еще бо́льшим разрастанием и эскалацией.

Понимая, что глава национальной разведки [США] Тулси Габбард категорически была против, я на сегодня даю осторожные 60 процентов на то, что США все-таки не ввяжутся в полной мере в этот конфликт. Потому что результат и для Трампа, и для вооруженных сил США не предопределен.
Алексей Макаркин — первый вице-президент Центра политических технологий Алексей Макаркин первый вице-президент центра политических технологий
— Думаю, Трамп очень не хотел бы вступать в этот конфликт. Он вообще бизнесмен по своему характеру. Он деньги делает, даже Газу думает превратить в Ривьеру. Правда, как это сделать, никто не знает, но мечты такие есть. И он действительно искренне не понимает, зачем люди воюют. Жили бы себе, зарабатывали, богатели, торговали… А тут вот люди из-за каких-то непонятных вещей, из-за какого-то там Западного берега реки Иордан или сектора Газа, из-за какого-то Иерусалима… Непонятно из-за чего они воюют! Хотя могли бы выгоду извлекать, как все нормальные люди.
Поэтому для него такие войны — это что-то жуткое и иррациональное. Плюс, конечно, это опыт Джорджа Буша – младшего, который блестяще завоевал Афганистан, Ирак, а потом очень долго и тяжело оттуда выходил. И в Афганистане сейчас снова талибы, которые у нас раньше были террористами, а сейчас вроде нет. А в Ираке усилился Иран, у власти — шииты, и что-то с этим нужно сделать. Но непонятно зачем. Поэтому Трамп воевать не хочет.

Но здесь сложилась такая интересная ситуация, что у него был помощник по нацбезопасности, Майк Уолтц, которого он уже успел уволить. Он его перевел в ООН, но это явное увольнение. А Уолтц как раз подталкивал его к максимальному сближению с Израилем в феврале, в марте, и у Трампа это вызвало сильное недовольство: «Собственно говоря, на кого он работает? На меня или на Биньямина Нетаньяху?» В результате Уолтц был сильно понижен в должности. То есть Трамп воевать не хочет. Но Нетаньяху поставил его перед фактом. Нетаньяху ударил по Ирану, прекрасно понимая, что Иран ударит в ответ. Он понимал, что в этой ситуации значительная часть американского истеблишмента будет за максимальную поддержку Израиля. Опасно втягиваться, когда речь идет о каких-то намерениях, но здесь уже бьют, здесь уже удары. И когда показывают телевизионную картинку, как иранцы бьют по Тель-Авиву и Хайфе, то в Америке немалая часть сенаторов, бизнесменов хочет, чтобы Америка встала на сторону Израиля со своим военным ресурсом.
Чем все это кончится? Не знаю. А гадать не хочу. Дальше будет самое интересное. Потому что Трамп сначала сказал, что должна быть безоговорочная капитуляция. А ведь это ультиматум, после этого нажимают на какую-то кнопку. А с другой стороны, он сейчас говорит уже о переговорах. Появилась формулировка о двух неделях, а за двумя неделями могут еще две недели последовать. То есть он все-таки хочет каких-то переговоров.

А дальше мы смотрим на Иран. Там же не только Трамп, но и Иран. А последний уступать Трампу сильно не хочет. Вот в чем проблема. Они такой удар пропустили от Израиля, столько генералов уже погибло, что сейчас уступать Америке по ядерному вопросу (а там еще и другие вопросы были) — это сильнейший моральный удар для иранского режима. Поэтому здесь такая ситуация, что вроде по логике Трамп воевать не хотел. Но на самом деле многие военные действия [начинаются вопреки желанию]. Когда начиналась Первая мировая война, никто не хотел воевать, это хорошо известно. В результате — война на четыре года. Поэтому и здесь может сложиться такая ситуация, что Трамп не хочет воевать, но на каком-то этапе он скомандует: «Вперед!»