Марат Сафиуллин: «Я считаю, что ставку надо поднять до 24 процентов»

Марат Сафиуллин: «Моя задача сейчас координация, согласование, корректировка, отслеживание выполнения целей, которые поставил президент АН РТ для упомянутых структурных подразделений» Фото: Андрей Титов

«В Поволжье нет равных центру перспективных экономических исследований АН РТ»

— Марат Рашитович, центру перспективных экономических исследований 20 лет, из которых около 15 вы являетесь его научным руководителем. Для каких целей центр был создан, какие темы сегодня во главе угла?

— Сначала немного истории. В год создания Академии наук РТ также появился как одно из основных структурных подразделений Институт правовых, юридических и экономических наук. В нем работали порядка 100 человек. В то время я был советником при президенте РТ. Минтимер Шарипович Шаймиев высказал идею создания аналитического центра, чтобы ученые могли проводить углубленные региональные исследования и рекомендовали, как улучшить проводимую экономическую и социальную политику. Выбор пал на Институт правовых, юридических и экономических наук, его реструктурировали. Часть института — это и есть центр перспективных экономических исследований АН РТ. Так что по гамбургскому счету в декабре прошлого года нам исполнилось 30 лет, а в реструктурированном виде — 20 лет.

В настоящее время мне, как вице-президенту АН РТ, поручено курировать работу двух центров — центра перспективных экономических исследований и центра семьи и демографии. Научный руководитель — это скорее философская, менторская должность. Управленческие решения принимает директор центра, а моя задача сейчас координация, согласование, корректировка, отслеживание выполнения целей, которые поставил президент АН РТ для упомянутых структурных подразделений.

— Штат центра большой?

— В нем всего 16 ставок научных работников, а вместе со вспомогательными подразделениями — чуть больше 25. В вузах есть кафедры, штат которых кратно больше.

— Такой компактный штат позволяет проводить серьезные исследования?

— Конечно! По наукометрическим показателям, по относительным показателям наш небольшой центр вполне сопоставим с лидерами — КФУ, а по ряду и превышает. Если брать только гуманитарный и экономический профили вузов, то в Поволжье равных ему нет. Речь идет не только о количестве статей на одного ученого, но и об их востребованности, цитируемости, причем без самоцитирования.

— За рубежом ученых вашего центра тоже цитируют?

— В основном в странах ближнего зарубежья, поскольку мы занимаемся темами региональной политики. Самый большой наш партнер — аналогичный научный центр Казахстана. Ведутся переговоры о сотрудничестве с центром экономических исследований Киргизии.

— Кстати, сколько получают сотрудники вашего центра?

— Немного. В КФУ преподаватели больше получают. Там есть оборудование, которое позволяет участвовать в грантах и работать с предприятиями. Кроме того, у нас ниша очень конкурентна, потому что многим кажется, что без особых вложений можно что-то сделать. Например, через интернет скопировать, причесать, адаптировать какие-то аналитические материалы и выдать за свои.

— «Чем конкретно занимается центр, какую пользу приносит реальной экономике, имея госфинансирование? Какие экономические прогнозы, стратегии стали прорывными, реализованными?» (Шамиль Гатауллин)

— Центр перспективных экономических исследований — единственная организация в Татарстане, которая сегодня системно занимается региональными социо-экономическими исследованиями на фундаментальном научном уровне. Вроде как пока с прогнозами не ошибались. Поставленные задачи по подготовке программных документов тоже выполняли в установленные сроки. В аспирантуре Академии наук РТ обучаются порядка 90 человек, и более трети из них — это аспиранты нашего центра. Практически все они занимаются подготовкой диссертаций по региональной экономической сфере, социальным вопросам и демографии Татарстана.

— По каким темам у центра госзадание?

— В первую очередь это моделирование и прогнозирование ключевых социально-экономических процессов: основных параметров развития, социального самочувствия.

­— «Какими достижениями центра гордитесь?» (Алексей)

— Открытый конкурс на разработку стратегии компании Uber в РФ выиграл наш центр. Справочно, ее капитализация больше совокупной капитализации крупнейших компаний страны — Сбербанка и «Газпрома», вместе взятых, порядка трех ВРП Татарстана. И реструктуризация партнерства данной компании с «Яндексом» была реализована на основе наших рекомендаций относительно возможных перспектив развития.

Если конкурс проводится честно, мы, как правило, выигрываем. Выигрывали конкурсы в Сибири, на Дальнем Востоке, в Республике Карелия. Самый большой конкурс по разработке стратегии, который был за последние 2–3 года, тоже выиграли мы — по актуализации программы социально-экономического развития Ханты-Мансийского автономного округа. Причем в конкурсе участвовали и Высшая школа экономики, и МГУ, и ряд других крупных университетов и ведущих зарубежных и отечественных консалтинговых компаний. И мы выиграли не за счет цены, а за счет квалификации сотрудников в области стратегического управления территориальными экономическими системами. Практически все стратегии развития регионов Поволжья подготовлены нашим центром, причем без всякого соавторства и партнерства.

— А есть нечестные конкурсы?

— Когда был 94-ФЗ и все было достаточно прозрачно, мы даже не успевали все это сделать и приходилось отказываться от ряда проектов. А при 44-ФЗ, к сожалению, существует много возможностей «подвязать», «заточить» заказ под конкретного исполнителя, добавить дополнительные уникальные показатели или требования. Нередко грешат заказчики и с установлением нереалистических сроков разработки документов.

— На выполнении конкурсных заданий много зарабатываете?

— По-разному, ведь стратегии не разрабатывают каждый год. Когда мы работали над стратегией Ханты-Мансийского округа, внебюджетная составляющая была в 2,5 раза выше, чем бюджет на госзадание.

— И сколько это в рублях?

— Около 56 миллионов. А бюджет центра порядка 20 миллионов рублей.

«В год создания Академии наук РТ был создан как одно из основных структурных подразделений Институт правовых, юридических и экономических наук» Фото: «БИЗНЕС Online»

«В Татарстане хотят искусственный интеллект срастить с госуправлением»

— «Принимаете ли вы участие в мониторинге реализации стратегии „Татарстан-2030“, в ее донастройке под нынешние реалии?» (Александр Федулов)

— Одной из последних работ, которую выполнял наш центр, была государственная программа научно-технологического развития РТ. В прошлом году была принята стратегия научно-технологического развития: новые национальные цели, новые национальные проекты, приоритетные области технологического лидерства. Мы разработали эту программу для Татарстана как пилотного региона.

Сегодня очень сильно поменялись регуляторика, приоритеты и задачи, поэтому президент АН РТ вышел с инициативой внести соответствующие корректировки в основной документ — «Программу социально-экономического развития РТ». Наверное, в этом году будем менять в стратегии и приоритеты, и технологические фокусы.

— Сегодня есть резон что-то планировать на длительный срок, когда все так быстро меняется?

— Конечно, поскольку есть фундаментальные вещи, от которых зависит устойчивость нашей экономики. Если мы хотим, чтобы экономика была стабильной в будущем, то появляются новые направления, например связанные с беспилотной техникой, аддитивными технологиями, искусственным интеллектом. Если сейчас не создавать научные группы по этим темам, то высок риск, что мы вообще выпадем из общего контекста.

В целом за реализацию «Программы социально-экономического развития РТ» отвечает министерство экономики РТ. Мы вносим свои рекомендации, но право министерства — принять или не принять их. Иногда мы даем достаточно резкие, прямо скажем, неудобные предложения. Но мы с минэкономики всегда в диалоге. Когда готовится очередной бюджет республики и защищаются контрольные цифры и планы, мы даем свое видение.

Но надо понимать, что бюджет, план и программа — это во многом политические документы, поэтому есть определенные ограничения, рекомендации федерального министерства экономического развития. А то, что делает наш центр, — это сугубо научная задача. Наше преимущество в том, что мы лишены политических обязательств и политических шор. На основе эконометрических моделей и имеющихся у нас баз данных мы даем рекомендации, каким видится рост экономики в следующем году, какие есть угрозы, подводные камни, на которые стоит обратить внимание. Министерство запрашивает у нас не только сухие цифры по отраслям, но еще и мероприятия, которые могли бы способствовать решению социально-экономических задач.

— В этом году подводятся итоги пятилетнего срока раиса РТ и запускается новая пятилетка. Как считаете, какие задачи стоят на следующие пять лет?

— «Цифра». Четвертая промышленная революция дает уникальную возможность для того, чтобы «выстрелить», обеспечить новый качественный прорыв. Помните, какой был эффект, когда Рустам Нургалиевич ввел электронный документооборот? Сразу стало видно, кто что не сделал, и можно быстро отрегулировать и поправить, настроить. А сегодня появилось много новых секторов: генетика, биотехнологии, квантовые технологии, искусственный интеллект. И у нас сегодня есть хорошая инфраструктура поддержки предпринимательства. Наша задача — в новых перспективных направлениях найти свое место. А «цифра» дает эту возможность.

В Татарстане хотят искусственный интеллект срастить с госуправлением. Если это сделают, у нас будет самое быстрое и эффективное правительство! А это значит, будет самая эффективная и адаптивная экономика и социальная сфера. Мы сможем видеть, что не работает, что мешает, где новые ниши, и своевременно корректировать, даже превентивно регулировать. Более того, появится возможность работать индивидуально с каждым человеком, семьей и предприятием, включая малые.

— Какие еще точки роста есть у экономики Татарстана? Наука, инновации и IT, что еще?

— Хотелось бы так, но наука — это самая сложная и консервативная сфера. Или надо идти по принципу Иннополиса — много денег и все и всех купить. Но деньги имеют свойство заканчиваться и многие могут уехать. Не дай бог, вместе с ними уедут еще и наши! Наука должна быть национальной, патриотической. Кроме того, мы находимся в сложной ситуации, потому что подобные центры есть в Москве, Дубне, Сарове, Димитровграде, Новосибирске. Все регионы и страны включились в гонку за научно-технологическое лидерство. И надо понимать, что в новой экономике большую науку только на компьютере и доске не сделаешь. Если хотим сделать прорыв, мы должны сформировать крупный федеральный центр в Татарстане, потому что там все полномочия и возможности по финансированию. Для понимания: в этом году, думаю, на татарстанскую науку выделят порядка 40 миллиардов рублей, из которых сама республика вложит в лучшем случае 3 миллиарда.

— На что пойдут эти 40 миллиардов?

— На развитие университетов и научно-образовательных организаций.

— То есть сюда входит зарплата преподавателей, стипендии, услуги ЖКХ?

— Да. Это финансирование и тем, и самих учреждений науки.

«Сегодня наша экономика находится в очень сложных условиях, но ряд отраслей получил большой шанс на развитие» Фото: «БИЗНЕС Online»

«Российская экономика не рухнула из-за большого сектора теневой экономики»

— «Как можно объяснить выживаемость экономики России в условиях масштабных западных санкций? Это экономическое чудо, неведомое науке, или что? И ждать ли нам обвала экономики в ближайшее время?» (Тимур Шарипов)

— Сегодня наша экономика находится в очень сложных условиях, но ряд отраслей получил большой шанс на развитие. Если раньше была жесткая конкуренция с западными компаниями, которые даже демпинговали, чтобы разрушить наши ключевые цепочки производителей, то сейчас высокие цены стимулируют практически все промышленные и сельскохозяйственные предприятия ускоренно занимать освободившиеся ниши и наращивать объемы производства. К сожалению, при этом практически всех вводит в соблазн повысить цену, а не занять освободившуюся нишу.

Самая большая проблема состоит в том, что есть два серьезных ограничения. Первое — система расчетов, но благо, что появились криптотехнологии, основанные на блокчейне, и цифровые активы, которые позволяют несколько нивелировать это ограничение. Второе ограничение состоит в том, что изначально наша экономика была рассчитана на другие логистические транспортные коридоры, управление было построено соответствующим образом и давало больший экономический эффект. Сегодня мы делаем ставку на другие страны, а инфраструктура для обслуживания новых коридоров и транспортных потоков пока еще недостаточно развита и подготовлена. И вся экономическая политика нашей страны направлена сегодня на формирование новых коридоров, в первую очередь с юга, чтобы обеспечить устойчивость развития экономики.

Что касается Татарстана, то он, понимая, что занимает специфическую геополитическую позицию, пытался формировать свою логистическую инфраструктуру. Это было заложено в программе социально-экономического развития РТ. Вокруг Казани давно появились логистические центры и складские помещения, а спрос на них растет именно сейчас. Резко возросла торговля через интернет. Вложения в логистическую инфраструктуру позволили решить проблемы, связанные с быстрой адаптацией товаров к изменившейся конъюнктуре. Кстати, обоснование транспортного коридора Западный Китай – Восточная Европа и соответствующие расчеты, на основе которых были приняты федеральные документы, были сделаны центром перспективных экономических исследований АН РТ лет 20 назад. Мы рассчитали и показали, какой огромный эффект это дает не только для тех территорий, через которые коридор будет проходить, но и в целом для социально-экономического развития страны.

— Почему же все-таки российская экономика не рухнула, как этого ждали на Западе?

— Из-за большого неучтенного сектора серой и теневой экономики. Когда были «тучные» времена, предприниматели были в тени, а сейчас эти капиталы быстро заполняют освободившиеся ниши рынка.

— Заполняют, оставаясь в сером сегменте, или они легализовались?

— Безналичные расчеты растут, и это показывает, что теневые сектора уменьшаются. В серой зоне ряд бизнесов оказался потому, что была высокая конкуренция и низкие цены и, чтобы укладываться в рыночные условия, предприниматель должен был как-то оптимизировать свой бизнес. А сегодня по некоторым позициям цены выросли в 2 раза.

— Но ключевая ставка выросла тоже и кредиты подорожали.

— Ставка выросла из-за того, что спрос на деньги растет. Это хорошо! Экономический рост невозможен без спроса на деньги. Инфляция — это еще и рост спроса на деньги. Государство очень много вкладывает в развитие ВПК, новых транспортных коридоров, инфраструктуру, и это увеличивает количество денег в обращении, что приводит к инфляционному росту.

Экономика — это очень эмоциональная среда. Как только появился слух, что Трамп и Путин хотят разговаривать, сразу фондовый рынок поднялся. Я всегда стараюсь рассказывать о прогнозах в экономике с оптимизмом, потому что позитивные ожидания и оптимизм очень важны для того, чтобы частный сектор планировал и вкладывал в будущее развитие.

— Многие западные компании рассматривают возможность вернуться на российский рынок. Их возвращение не помешает ли местному бизнесу, который уже занял эти ниши?

— Мы это уже проходили. Можно ставить какие-то административные барьеры на пути западной продукции, а можно для защиты российского рынка просто кратно увеличить курс доллара. Валютный курс хорош тем, что это честный экономический способ регулирования, он не разрушает равные конкурентные возможности, в отличие от тарифов, которые устанавливаются субъективно, в режиме ручного управления. Когда мы манипулируем курсом валют, люди страдают, но выигрывает экономика. Это значит, что производитель может инвестировать вдолгую. Но политически это плохо, потому что люди могут начать возмущаться.

— На ваш взгляд, сколько сегодня должен стоить доллар?

— По нашим расчетам, 160 рублей. Это чистая стоимость, если убрать наши доходы от углеводородного сырья. Такой курс соответствует уровню производительности нашей экономики. Но введение подобного курса может привести к социальному взрыву.

Татарстан находится в лучшей ситуации, потому что более 60 процентов продуктов питания производится внутри республики. Но пренебрегать этим фактором — это значит опять попасть в ту ловушку, когда помидор из Китая, привезенный за тысячи километров, дешевле, чем произведенный совхозом «Майский».

«С общими подходами Эльвиры Сахипзадовны Набиуллиной я во многом не согласен, но в данной части она делает все правильно. Всех нас спасает» Фото: duma.gov.ru

«Эльвира Сахипзадовна всех нас спасает»

— Ряд экономистов считает, что паритетный курс доллара к рублю — 1 к 25. Как вы относитесь к этому?

— Это неправда. У нас существует масштабный диспаритет и курс, не соответствующий нашей производительности.

— «Практически все экономисты и политики уверены, что столь высокая ключевая ставка Центробанка вредит экономике России в целом, промышленности в частности. А вы как считаете? Можно ли по-другому бороться с инфляцией? И надо ли вообще бороться?» (Ишмуратов Камиль)

— С общими подходами Эльвиры Сахипзадовны Набиуллиной я во многом не согласен, но в данной части она делает все правильно. Всех нас спасает. Если сегодня не держать такую ставку, запустится гиперинфляция. И все рухнет! Денег слишком много, и надо их ограничивать. Да, промышленные предприятия страдают, особенно те, кто не имеет доступа к программам господдержки. В первую очередь это касается частного бизнеса. Мы находимся сегодня в очень сложной ситуации: СВО, нам нужно ускоренно развивать оборонные предприятия, и туда вложены большие деньги. В результате масса денег кратно выросла против рынка товаров и услуг.

— Каковы перспективы у малого и среднего бизнеса при этой ставке Центробанка? И каковы перспективы по снижению ставки?

— Ситуация, конечно, не самая лучшая. Стоимость инвестиций и ресурсов сильно возросла. Более того, на это накладываются и новые сложности. Мы создали большой пузырь в строительной отрасли. Строительство — хорошая отрасль, она создает много рабочих мест, стимулирует производство строительных материалов и рост во многих смежных отраслях. И посмотрите стоимость квартир в Казани. Наверное, уже в Нью-Йорке дешевле! (Смеется.) Это как раз показывает, насколько перефинансирована данная сфера. Пузырь должен лопнуть, а это значит, будет волна больших банкротств. Денег настолько много, что начнут банкротиться финансовые группы. А это очень опасно, потому что пострадают даже не аффилированные, а обслуживаемые ими компании, поскольку их средства будут заблокированы. Серьезно в таких случаях страдает малый и средний бизнес. Это основная угроза.

Путей выхода из такой ситуации несколько. Один из них — продолжать и дальше накачивать этот пузырь. Мне кажется, надо продолжать развивать социальную ипотеку. Потому что у нас другого, действенного драйвера пока нет. Но года через три нужно менять вектор, чтобы сокращать все программы поддержки.

— Какие шансы у МСБ, если кредиты дорогие?

— Там не все так плохо — маржинальность-то тоже выросла кратно. Спрос стимулирует развитие малого и среднего бизнеса, поскольку цены на их продукцию высокие. Они же по рыночным ценам продают, а не исходя из себестоимости. Помидоры, которые недавно стоили 200 рублей, сегодня продают за тысячу!

— Какие перспективы понижения ключевой ставки? В 2025 году снизят?

— Даже близко к этой вероятности нет! Я считаю, что ставку еще надо поднять до 24 процентов. Ее пока политически держат, но ситуация в экономике и уровень инфляции пока не дают поводов для оптимистичных прогнозов в коротком горизонте.

— Вы не анализировали экономическую ситуацию в Турции, где инфляция двузначная, а бизнес живет, крутится?

— Там параллельно ходит евро. Сильная валюта уничтожает эту страну. Там везде расплачиваются евро, тем самым укрепляя чужую валюту и резко ослабляя интерес к своей.

«Спрос стимулирует развитие малого и среднего бизнеса, поскольку цены на их продукцию высокие» Фото: «БИЗНЕС Online»

— Почему не запретят хождение евро?

— У них нет такой подушки безопасности, какой в России является фонд благосостояния, накопленный в благополучные годы. Поэтому власти Турции вынуждены идти на социальный компромисс. И в Турции также высок процент серого рынка.

— А в России какой процент серой экономики?

— По грубым оценкам, около 40 процентов. Как я уже сказал, серый рынок позволил экономике страны быстро адаптироваться к новым условиям. Кроме того, нам помог наш фонд благосостояния, а также благосклонность к России стран Юга — бывшие союзные республики СССР, Китай, Иран, Турция.

— Михаил Хазин говорит, что в Евразийский экономический союз (ЕАЭС) войдут Иран и Турция. Вы согласны с этим?

— Вопрос в другом. Мы должны создать более привлекательную модель, чтобы к нам приезжали не низкоквалифицированные рабочие, а специалисты высокой квалификации с идеями, проектами, близкие нам по ценностным установкам. Для нас интересна модель США, где есть деньги и условия, поэтому туда едут выдающиеся предприниматели и ученые. Сегодня выигрывает та страна, где живет и работает больше людей. Люди — самый ценный капитал. России надо сделать так, чтобы людям с высокой квалификацией было интересно реализовать свой проект и свою мечту у нас.

— Для этого нужны большая зарплата и лаборатории, оборудование?

— Нет, здесь важен доступ к ресурсам, а у нас их много. Но надо торопиться, поскольку с развитием технологий цена на наши углеводородные ресурсы может упасть. Кроме того, чтобы собрать таланты, нужна еще созидательная философия и созидательная экосистема.

У людей во многих странах есть запрос на социальную справедливость. Идеи Ленина и Карла Маркса до сих пор живы и совсем неслучайно они реализовались именно в нашей стране. Цифровая экономика делает многие процессы прозрачными, и с точки зрения более справедливого распределения средств она предоставляет очень хороший инструмент для нового осмысления и внедрения идей классиков.

— Социальная справедливость не самый сильный магнит, чтобы к нам приехали таланты. Что еще должно быть в стране?

— Не согласен. Социальная справедливость — высшая цель не только коммунистических теорий, но и христианства, мусульманства. Миллионы адептов по этим принципам выстраивают свою жизненную модель и поведение. Нужна для Российской Федерации большая, красивая и привлекательная цель.

— Выходит, Россия должна родить новую идеологию?

— Совершенно верно! В противном случае у нас возникнет феномен, когда, несмотря на достаточно неплохие условия, граждане, не видя и не понимая общей цели и будущего, будут пытаться ее искать и реализовывать в других экосистемах.

«Если не будешь конкурентоспособным на международном уровне, нет смысла этим заниматься. Ты заштопаешь дырку, которая опять прорвется через 5–6 лет» Фото: Андрей Титов

«У нас кадров хватает в любом секторе экономики»

— «Все буквально трубят о дефиците кадров — и социалка, и промышленники. Почему возникала эта проблема? Только ли дело в демографии? Может, это результат провальной кадровой политики правительства? Что посоветуете компаниям, которые испытывают кадровый голод?» (Даниил)

— У нас доля заработной платы в валовом продукте одна из самых низких. Работникам мало платят, поэтому у руководства предприятий нет экономической мотивации для автоматизации. За рубежом автоматизируют не из-за того, что любят робототехнику, а потому что это экономически целесообразно. Еще со времен Советского Союза у нас многие работы недооценены. Когда рынок диктует, зарплата водителя или сантехника растет быстрее, чем у профессора. Как 100 лет назад, в эпоху становления социалистического государства, сейчас реализуют на общефедеральном уровне в промышленности специальный проект по стимулированию повышения производительности труда, субсидируя из бюджета страны проекты компаний по оптимизации занятости.

— У нас действительно такой дефицит кадров?

— У нас кадров хватает в любом секторе экономики. Даже на предприятии с высокой автоматизацией людей занято на треть больше, чем надо, чем в других странах. На треть!

— Везде требуется оптимизация?

— Не только. Чтобы обеспечить высокую производительность, необходимо более совершенное оборудование, развитие станкостроения. А у нас подобного нет, и это проблема. Сегодня пытаются восстанавливать данную отрасль, но это очень сложная компетенция. Если не будешь конкурентоспособным на международном уровне, нет смысла этим заниматься. Ты заштопаешь дырку, которая опять прорвется через 5–6 лет.

— И где же выход?

— Можно перенять индийскую модель. Индия покупает оборудование с условием, что через определенное время технологии ей тоже будут переданы. Китай идет по другому пути: отправляет граждан учиться и работать в развитые страны, чтобы они потом вернулись и на основе зарубежного ноу-хау сделали свое. Но у нас нет, к сожалению, такого количества людей и времени.

Нам надо искать новые решения, новые рынки. А мы пытаемся воссоздать ранее существующее. Приведу пример. До недавнего времени двигатели внутреннего сгорания были лидирующей парадигмой и на рынке автомобилестроения доминировали Германия, Япония, США. Но вдруг появился новый аккумулятор, и сегодня никакие заградительные пошлины не могут остановить поток машин из Китая.

Вот на стыке таких решений нам надо искать выход, причем на основе нашей ресурсной базы. Например, природный газ. Это же Клондайк! Транспорт и экономика на природном газе — это будущее. Многие опасаются использовать газ, потому что он взрывоопасный. Вот надо искать технологию его более стабильного состояния, чтобы было проще его использовать. И это решит большинство наших проблем.

Наша задача сейчас — развивать предпринимательство, причем со студенческой скамьи. Чтобы студент имел право на ошибку и что-то творил. Думаю, этот вектор развития был бы правильным.

— Вектор развития — предпринимательство?

— Нечто среднее: предприниматель – инженер – творец. Мы понятие «предприниматель» сводим к понятию «коммерсант», но это совсем другое понятие. Коммерсант — это больше о купле-продаже, чтобы заработать на ней свои проценты. А предприниматель — это тот, кто старается сделать мир лучше. У него другая задача! Но сегодня в промышленности малых предприятий почти не создается. И мы очень плохо используем цифровые возможности.

Приведу пример. Сегодня за рубежом есть инструменты, которые позволяют не изобретать велосипед, а сразу находить хорошее решение. Например, это Кiсkstarter, Boomstarter и многие другие. Будет здорово, если мы станем создавать такие системы, которые обеспечивают предпринимательству доступ к лучшим идеям и решениям.

Почему именно студенчество? Да, большинство их стартапов окажутся неуспешными — так во всем мире, и это нормально. Но движение и навыки будут очень полезными. Статистика показывает, что успешный предприниматель уже немолодой человек. Большинство предпринимателей успеха достигают после 50 лет! Значит, у него не получилось с первого и второго раза, но он сформировал команду, понял технологию. И вот это его стремление дает ему развитие.

«Какая самая большая статья расходов в Татарстане? Образование, сельские школы, потом идут расходы на здравоохранение! И это правильно» Фото: «БИЗНЕС Online»

«Бо́льшую часть денег забирает федеральный центр, а обязательства перед населением оставляет субъекту»

— «Татарстан является богатым регионом с четырьмя долларовыми миллиардерами. И казалось бы, татарстанцы должны производить больше, чем регионы и Россия в целом в расчете на душу населения, но это не так! Номинальный ВВП РФ в 2024 году немного превысил 200 триллионов рублей, а ВРП РТ — 5 триллионов рублей. Численность населения РФ — 146 миллионов, а РТ — 4 миллиона. Следовательно, на одного россиянина приходится 1,37 миллиона рублей, а на одного татарстанца — лишь 1,25 миллиона! А вот миллиардеров в Татарстане больше, чем в России: там на одного миллиардера приходится 1 168 000 немиллиардеров, а в РТ на каждого миллиардера — 1 миллион человек без миллиарда! Так мы булдырабыз или не булдырабыз?» (Василий Афимолл)

— Люди не видят всю ту работу, которая делается, поэтому им кажется, что неправильно деньги расходуются. Какая самая большая статья расходов в Татарстане? Образование, сельские школы, потом идут расходы на здравоохранение! И это правильно. Если мы хотим сохраниться как нация, то должны быть и малокомплектные школы, и огромная инфраструктура.

А вообще, порядка 76 процентов доходов уходит в федеральный бюджет. Да, стране надо обеспечивать свою боеспособность, чтобы оставаться суверенной. Но дело в том, что бо́льшую часть денег забирает федеральный центр, а обязательства перед населением оставляет субъекту. Причем делает так, чтобы не было никакого «жирка».

Вопрос читателя был бы справедлив, если бы все заработанные деньги оставались здесь, а руководство республики не очень эффективно ими распоряжалось бы.

— «Почему Татарстан не процветает на уровне ОАЭ, ведь у нас тоже много нефти? Какая у региональной экономики ахиллесова пята»? (Айдар)

— Вот если бы у нас оставались все наши доходы, то мы, думаю, жили бы лучше. Что касается ахиллесовой пяты, мы несвободны в экономическом регулировании. Не можем проводить самостоятельную повестку, у нас очень узкий коридор возможностей. Да, мы его эффективно используем, но не имеем возможности масштабировать результаты.

— Мало полномочий на местах, так?

— Нет, я говорю о другом: ты не создаешь новое, а работаешь в коридоре. У нас очень разнообразная страна и по природно-климатическим параметрам, и по объему ресурсов, и по логистике, поэтому использование универсальных методов и внеэкономического регулирования очень опасно. Да, сейчас Татарстан на коне, но эти рамки могут очень быстро сыграть против нас, сделать неконкурентными.

— За счет чего можно расширить коридор?

— У нас пытаются идти по уравнительному пути: получается у региона или не получается, ему все равно дают деньги — на социалку, инфраструктуру и прочее. А сингапурская модель экономики говорит, что надо давать тому, у кого получается. Более того, нужно создавать кластер: если у тебя получилось, то присоединяй соседний регион и развивайся дальше. А мы сейчас варимся как суп в котле.

— Вы согласны с тем, что лучше, чем сейчас, в нашей стране люди никогда не жили?

— Я об этом писал и давал интервью вашей газете еще 9 лет назад. Наш центр занимается экономикой во взаимодополнении с социологией. Например, нам важно понять и объяснить, почему люди плохо оценивают развитие одних сфер, когда вроде как формальные показатели хорошие. И наоборот, почему хорошо оценивают другие направления при сравнительно худших показателях. Благодаря цифровизации произошла инклюзия: люди получили оперативный доступ к самой разносторонней информации и сейчас хотят участвовать в общегосударственных процессах принятия решений и их реализации, понимать, как и куда тратятся их налоги, быть сопричастными к происходящему. Цифровые технологии позволяют быстро делать опросы населения, даже проводить голосование по тем или иным вопросам. Если власть не будет подобного делать, разрыв между нею и населением станет увеличиваться.

— Почему же люди это не ценят?

— Потому что нет их вовлеченности в принятие решений. Люди очень часто не понимают, что происходит, и пытаются выстроить свою логику и теорию, даже не имея минимальной квалификации по обсуждаемому вопросу. Посмотрите комментарии и реакции на публикации в вашей электронной газете «БИЗНЕС Online». Когда кто-то решает за меня, возникает вопрос: почему от меня скрывают? Значит, там что-то не так!

«Минтимер Шаймиев говорил: «Не твоя задача формулировать решения — я решение приму сам. Твоя задача — дать мне объективную ситуацию, без прикрас» Фото: shaimiev.tatarstan.ru

«Науку двигает амбициозный и голодный человек»

— «В нулевые годы вы были госсоветником по экономическим вопросам президента РТ Минтимера Шаймиева, затем — министром экономики, а в 2010-м ушли в науку. Можете ли сравнить стили работы Шаймиева и Минниханова?» (Андрей Федоров)

— Мне было очень почетно и комфортно работать с Минтимером Шариповичем, мы и сегодня работаем по его принципам. Он говорил: «Не твоя задача формулировать решения — я решение приму сам. Твоя задача — дать мне объективную ситуацию, без прикрас». И президент АН РТ Рифкат Нургалиевич также не боится проблем, для него не надо сглаживать картину, он всегда пытается вникнуть и найти решение, помочь.

— Ваша команда разработала новую стратегию?

— Да, конечно. Программа научно-технологического развития РТ была принята в 2022 году, но в реальном денежном исчислении она появилась только в 2024-м. Пытаемся заложить вектор преобразований по всей цепочке, начиная со школ, вузов, и даже речь идет о финансировании передовых инженерных школ. В 2023 году впервые начали поддерживать конкретных ученых, чтобы помочь им провести исследования и написать докторские диссертации по тем направлениям, которые интересны Татарстану. До этого никогда республика не финансировала ни фундаментальные, ни прикладные научные исследования! Инновационные проекты финансировали, но это проекты, а не исследования.

— Большой масштаб финансирования научных исследований?

— Нет, всего 140 миллионов рублей, но вопрос в другом: если будет показан результат, станет понятно, стоит финансировать или нет.

— За 30 лет недофинансирования науки что от нее осталось в республике?

— Я преподаю, занимаюсь подготовкой аспирантов, и мне очень досадно, когда выдающиеся люди не идут в науку. Это было так и в лучшие годы.

— Наверное, не идут в науку из-за невостребованности?

— Нет, дело в другом. Людей, которые способны понимать, всего 15 процентов. А  способных создавать новые знания, созидать вообще ничтожное количество! Если человек умный, он многое может, поэтому у него есть правильное понимание ситуации и возможность выбора. Умный человек идет по пути наибольшей эффективности самореализации.

«Президент АН РТ Рифкат Нургалиевич также не боится проблем, для него не надо сглаживать картину, он всегда пытается вникнуть и найти решение, помочь» Фото: «БИЗНЕС Online»

— Чем можно завлечь в науку способных молодых людей?

— Мне кажется, большинством ученых движут амбиция и тщеславие. А главное, ученый чувствует, что способен что-то сделать. Нужны большая красивая цель и амбиции.

— А что может сделать преподаватель вуза, чтобы увлечь наукой способных студентов?

— Большинство не понимает, чем школьный учитель отличается от преподавателя. Поэтому многие вузы превращаются в ПТУ. Говорят: главное — профессия. А для получения профессии не нужен преподаватель, достаточно учителя. Учитель — это тот, кто хорошо знает тему и может ее донести, научить. Но он не создает новое знание. Создает и передает знание, вовлекает в него преподаватель. По большому счету преподаватель отличается от учителя тем, что у него есть своя картина мира в той предметной области, которой занимается. Это и привлекает студентов — альтернативные подходы, возможность самопознания и формирования своей прорывной картины мира.

— Согласитесь, ученые в советское время имели особый статус в обществе.

— Главное, что у них было, — возможность самореализации.

— Может быть, прежде всего надо платить достойную зарплату? При Сталине у академиков были шикарные квартиры, дачи, машины.

— Думаю, это и погубило науку! Материальные блага и тяга к ним привели к тому, что в науку и образование пришли не люди науки, а потребители.

— Какой бюджет у Академии наук РТ?

— Порядка 700 миллионов рублей.

— А бюджет хоккейного клуба «Ак барс» — более 4 миллиардов! Вот приоритет общества Татарстана и России! Когда наука станет приоритетом, тогда туда пойдут талантливые молодые люди.

— Согласен, социальный статус науки надо поднимать. Но я считаю, что науку двигает амбициозный и голодный человек. У сытого нет амбиций — у него и так все хорошо.

Я говорил уже о 94-ФЗ и 44-ФЗ. Почему я поклонник 94-го и ненавижу 44-й? Потому что без конкуренции нет свободного, прозрачного и честного распределения конкурсных денег. Вот если это обеспечить, то не будет никаких проблем! Кто лучше, тот и должен получать заказ и финансирование. Можно заниматься, когда ты видишь, что в эту сферу вкладывают.

«КФУ сегодня сильно растет в количестве студентов» Фото: «БИЗНЕС Online»

«В общем зачете КФУ вошел в пятерку лучших университетов страны»

— Вы 15 лет являетесь проректором КФУ. Что сегодня происходит с главным вузом республики?

— Происходят тектонические сдвиги. В 2010 году, когда я пришел в КФУ, на инженерных специальностях учились порядка 400 студентов, а сейчас их 8,7 тысячи. В декабре 2024-го вышел приказ министерства науки и высшего образования РФ, где КФУ определен вузом России по развитию инженерного образования. Таких 38 в стране, а в Татарстане всего два — КФУ и КНИТУ-КХТИ. В 2022 году стали создаваться передовые инженерные школы (ПИШ) и КФУ присоединил к себе Камский политехнический институт. А сегодня эта ПИШ по рейтингу на уровне Бауманки (МГТУ им. Баумана — прим. ред.)! Исторически в Татарстане много вузов с хорошей инженерной компетенцией, КФУ заметно их сейчас опережает. В общем зачете университет вошел в пятерку лучших университетов страны!

В январе 2025 года состоялось большое совещание руководства вузов и ряда министерств, где было сказано, что парадигму подготовки кадров в вузах надо менять. Главной задачей становится технологическое направление. Сегодня вузы должны воспитывать не винтик, не элемент системы, а человека, способного выжить везде: и креативного, и чтобы умел работать руками. Надо воспитывать не социального иждивенца, а человека, способного генерировать идеи и достигать цели. И чтобы уже в студенческие годы человек попробовал быть руководителем своего проекта, предпринимателем.

— Чем еще живет КФУ?

— КФУ сегодня сильно растет в количестве студентов. И конечно, на новом этапе будем повышать качество преподавания. Самый большой прорыв — это развитие сотрудничества с индустрией. И самый лучший наш партнер даже не КАМАЗ, не «Татнефть», а компания «Газпромнефть», с которой мы сотрудничаем в области нефтегазовых технологий. Наш Институт геологии и нефтегазовых технологий сегодня на 29-й позиции в мире! В 2010 году такого направления в университете вообще не существовало. Кроме нас, в этот список входят Томский политех и Санкт-Петербургский горный университет. В России был создан научный центр мирового уровня «Рациональное освоение запасов жидких углеводородов планеты», и КФУ там является ядром. У нас кластер сотрудников и оборудования — лучшие в стране!

В КФУ также активно развивается педагогическое образование. У нас своя модель распределенного обучения и подготовки учителей. Сейчас мы в сотне лучших вузов мира по данному направлению и вторые по стране после МГУ. А наш Институт фундаментальной медицины и биологии занимает третью позицию — после Первого и Второго московских мединститутов. Конкурс туда просто сумасшедший, много иностранцев учится. Там стопроцентно целевой набор: министерство здравоохранения направляет и забирает всех, кто учится на бюджетных местах. Мы готовим врачей-исследователей.

— А какая ситуация с базовыми дисциплинами университета — физикой, математикой, химией?

— Эти институты обеспечивают кадрами многие отрасли, например нефтянку. Михаил Варфоломеев, заведующий кафедрой разработки и эксплуатации месторождений трудноизвлекаемых углеводородов Института геологии и нефтегазовых технологий КФУ, по итогам 2024 года стал лучшим ученым Татарстана и получил премию «Научный прорыв» от Академии наук республики.

— В КГУ всегда много училось иностранцев. Сегодня в КФУ это направление развивается?

— Интернационализация очень хорошо пошла. В Каире индустриальный партнер сам построил здание нашего филиала, и там учат по естественно-научным дисциплинам. Также планируется открытие нашего филиала в ОАЭ. Сила бренда Казанского университета работает!

«Ильшат Рафкатович Гафуров — большой молодец, он сделал очень много для университета. Создал мощнейшую даже по мировым меркам структуру» Фото: «БИЗНЕС Online»

«Ильшат Гафуров создал мощнейшую даже по мировым меркам структуру»

— «Что изменилось с приходом нового ректора КФУ Ленара Сафина? Чем его стиль руководства отличается от стиля Ильшата Гафурова?» (Алексей Романов)

— Имея колоссальный управленческий опыт и политический вес, и Ильшат Рафкатович, и Ленар Ринатович в равной мере могли бы эффективно адаптировать подходы в конкретном «историческом моменте» под определенные внешние запросы и набор внутренних активов. Поэтому, на мой взгляд, не совсем корректно проводить их сравнение, не принимая во внимание контекстность разных периодов трансформации университета.

Необходимость сборки экосистемы «большого» университета требовала иных качеств и стиля управления, который как нельзя лучше подходил под профессиональные (опыт создания ОЭЗ «Алабуга») и личностные качества Ильшата Рафкатовича. Сейчас фокус внимания больше смещается на отход от модели дальнейшего экстенсивного роста, на оптимизацию и гармонизацию бизнес-процессов. Кроме того, серьезным образом изменился запрос со стороны учредителя на модель и подходы к дальнейшему развитию университета. Классическому университету сложнее встраиваться в эту новую парадигму. Чтобы поменять ментальность, преодолеть инерцию, требуются другие подходы и управленческие инструменты.

— Как в целом оцениваете работу Гафурова на посту ректора?

— Ильшат Рафкатович Гафуров — большой молодец, он сделал очень много для университета. Создал мощнейшую даже по мировым меркам структуру, массу новых эффективно действующих гринфилдов (в индустриальном строительстве означает возведение объектов на свободном участке — прим. ред.), реализовал много успешных проектов, восстановил и ввел в исследовательский и учебный процессы большое число зданий. Он заложил хорошее материальное и интеллектуальное наследие для дальнейшего развития.

«Основной принцип Ленара Сафина — «там, где это хорошо работает, пусть работает дальше» Фото: «БИЗНЕС Online»

— Что нового вносит Ленар Сафин?

— Главное, на что хотелось бы обратить внимание: Ленар Ринатович не предпринимал серьезных кадровых перестановок ни в проректорском корпусе, ни в составе руководителей основных структурных подразделений, несмотря на то что он уже третий год руководит университетом. Он вообще не сторонник что-то искоренить, разрушить, выстроить заново. Его основной принцип — «там, где это хорошо работает, пусть работает дальше». Задача — найти новые ниши для повышения престижа и привлекательности учебы и работы в КФУ, сохранить статус лидера высшей школы. Запустил программы поддержки аспирантов («Чеботарев»), второй год действует программа социальной поддержки семей студентов и сотрудников, у которых рождается ребенок, пакет дополнительных социальных опций, связанных с детским отдыхом, лечением и других. Практически все общежития приведены в новое состояние.

По проектам Ленара Ринатовича новый импульс получила катализаторная тема, развивается малотоннажная химия. Новый кластер воссоздан в Столбище, на Модельной улице в Казани строится новое производство. Ну и особо хотел бы отметить, что таких отношений с учредителем — министерством науки и высшего образования РФ — и с руководством госкорпораций у университета не было на моей памяти никогда. Ленар Ринатович не очень публичный руководитель, поэтому многие важные трансформации не видны, не обозначаются в медиапространстве, не на слуху, но, надо отдать должное, он большой мастер налаживать стратегические коммуникации.

— За судьбой Гафурова следите, переживаете?

— Конечно. Я работал с ним еще с 90-х годов. Мы познакомились, когда готовили закон об особой экономической зоне, потом он учился у меня в Казанском финансово-экономическом институте. Конечно, очень переживаю. Благодаря публикациям вашей газеты могу отслеживать, как продвигается это дело. Надеюсь, оно благополучно для него разрешится.

— «БИЗНЕС Online» часто читаете? Какие есть пожелания?

— Мне нравится, что вы очень быстро реагируете на события. Ваша оперативность мне помогает быть в курсе новостей. Конечно, когда читаешь о самом себе, всегда кажется, что можно было бы написать лучше (смеется).

— Марат Рашитович, спасибо за откровенный разговор. Успехов вам!