Евгений Минченко: «Тема укрупнения регионов рано или поздно войдет в повестку дня»

Евгений Минченко: «В мирные переговоры я верю. Но я не верю в то, что удастся глобально решить эту проблему» Фото: «БИЗНЕС Online»

«Политическая жизнь стала жестче и бессовестнее»

— Евгений Николаевич, какие события, тенденции в России и мире, на ваш взгляд, стали наиболее важными и значимыми в 2024 году? Что можно отнести к успехам России, а что — к поражениям?

— Я бы сказал, что 2024 год стал переходным. Мы видим колебания разных тенденций, но в целом подтвердилось то, что мы надолго зашли в то, что можно назвать «железным веком». В целом политическая жизнь стала жестче и бессовестнее. Все меньше и меньше оглядок на приличия, принципы и все больше ставок на грубую силу. Причем законодателями мод здесь являются страны глобального Запада.

Происходит ужесточение политической цензуры. Мы видим судебные и юридические преследования политических оппонентов, использование таких методов, как террор, политические убийства. Достаточно вспомнить несколько попыток покушения на кандидата в президенты США. Мир, наверное, всегда был таким, но сейчас никто не стесняется. Это первая глобальная тенденция.

Вторая тенденция — антиистеблишментная, антиглобалистская волна, казалось бы, уже потухшая, вновь демонстрирует успехи. Самый яркий пример — это, конечно же, новая победа Дональда Трампа на выборах президента США, а также глубочайший кризис политической системы в Великобритании, который рано или поздно приведет к обновлению политического ландшафта. Я думаю, что следующие парламентские выборы там, скорее всего, тоже будут досрочными.

Третья тенденция — на фоне внутренних проблем больших игроков, таких как США, Индия, Китай, начинают себя проявлять державы второго эшелона. Та же самая Турция, которая пока является бенефициаром событий на Ближнем Востоке.

Следующая тенденция — революция в сфере искусственного интеллекта. Это вызов, с которым пока не очень понятно, что делать, и с технологической точки зрения, и с точки зрения того, что технология очень энергоемкая, требующая большого количества энергомощностей, а это бросает вызов «зеленому» переходу. Откуда брать новую электроэнергию, еще и дешевую? В общем, не очень понятно.

Я, кстати, думаю, что это одна из причин, почему Трампу удалось выиграть выборы президента. Интересы американского хайтека пришли в противоречие с «зеленой» повесткой Демократической партии США.

Что еще очень важно, был преодолен кризис идеи протестного лидера-одиночки. Есть запрос на команды. Если брать того же самого Трампа, он и его советники смогли продемонстрировать очень разнообразную и яркую команду. Более того, они заранее предложили достаточно масштабную и детально проработанную программу реформ.

Вот такие мировые тенденции.

— Для России они также характерны? Или у нас есть свои особенности?

— Россия на самом деле тоже в тренде. В условиях противостояния с глобальным Западом режим неизбежно становится более жестким и возникает тенденция к упрощению системы управления, системы принятия решений, устранению ненужных, по мнению многих во власти, сложностей, хотя мы видим, что это наталкивается на очень серьезное противодействие, в том числе со стороны системных игроков. Как, например, произошло с переносом реформы местного самоуправления. Это первое.

Второе, я думаю, что у нас есть серьезное объективное стремление системы к тому, чтобы делать ставку на понятных, предсказуемых и не очень инициативных людей. Но, с другой стороны, мы видим, что иногда это приводит к кадровым ошибкам, особенно в экстремальных ситуациях, как это произошло в Курской области, когда поставили послушного администратора. Он избрался на выборах и оказался неспособен эффективно действовать в кризисной ситуации. В итоге его заменили на неформатного харизматика Александра Хинштейна, который как минимум показал, что умеет коммуницировать с жителями региона и которому я желаю всяческих успехов.

«И «Крокус», и вторжение ВСУ в Курскую область, и падение Асада в Сирии — эти три истории говорят о наших проблемах в системе получения информации и быстрого реагирования в контуре безопасности» Фото: © Сергей Бобылев, РИА «Новости»

«В мирные переговоры я верю. Но не верю в то, что удастся глобально решить эту проблему»

— Заход ВСУ в Курск — это как раз одно из серьезных поражений России в 2024 году?

— Да. Если говорить о проблемных составляющих, то все они, на мой взгляд, связаны с недостаточной информированностью и медленным принятием решений. Так было не только в Курске, но и во время теракта в «Крокусе», и с дальнейшей террористической активностью. Получается, что после теракта в «Крокусе» соответствующих выводов не сделали.

И «Крокус», и вторжение ВСУ в Курскую область, и падение Асада в Сирии — эти три истории говорят о наших проблемах в системе получения информации и быстрого реагирования в контуре безопасности.

А из плюсов я бы отметил…

— …Выборы президента, БРИКС, «Орешник»?

— Вы очень точно перечислили. И конечно, то, что нам в целом удалось сохранить экономическую стабильность. Несмотря на колоссальное давление, экономика в общем-то справляется.

Я приведу такой пример. Мы в МГИМО ежегодно проводим международную конференцию, посвященную современному управлению. У нас всегда выступают губернаторы, в этот раз было 10 глав. И наблюдаем интересную тенденцию. В 2022 году губернаторы говорили о том, какие антикризисные меры они принимают. В 2023-м все говорили о долгосрочной стратегии и отчитывались о том, что победили безработицу. А в 2024 году мы говорили о том, как решать проблему дефицита трудового ресурса и человеческого капитала. Конечно, можно сказать: «Какие мы молодцы, у нас практически нулевая безработица». Но, с другой стороны, если безработица нулевая, то это значит дефицит рабочих рук.

Об этом у нас была очень яркая дискуссия, представители губернаторского корпуса предлагали разные модели, друг друга взаимодополняющие, связанные с предложением новой системы территориального планирования ресурсов. Это то, что, в частности, предлагает губернатор Архангельской области Александр Цыбульский. Или детальная программа роботизации — фирменная фишка челябинского губернатора Алексея Текслера. Было очень много ярких, интересных выступлений. Владислав Шапша рассказывал о том, как они в Калужской области одними из первых в стране сделали массовую систему среднего профессионального образования, а также активно затаскивают в регион кампусы ведущих вузов страны.

— Еще за год до начала СВО вы предсказывали неизбежность войны на Украине.

— Причем в интервью «БИЗНЕС Online».

— Да. Как вы оцениваете ситуацию сегодня, когда все чаще говорят о мирных переговорах? Верите ли вы, что они могут начаться в ближайшее время?

— В мирные переговоры я верю. Но не верю в то, что удастся глобально решить эту проблему. На заключительном заседании осенней сессии Госдумы Геннадий Зюганов логично об этом сказал. Сейчас ключевая дискуссия внутри нашей власти — надо или не надо идти на перемирие, на замораживание конфликта, что считать достижением целей специальной военной операции. Ключевой аргумент такой. Окей, допустим, мы «заморозились», сохранился нынешний киевский режим или какая-то его модификация, допустим, нам пообещали демилитаризацию Украины.

Но возникает вопрос. Если нам на протяжении последних лет все время врали, почему сейчас-то скажут правду? Если никаких своих обязательств они не выполняли, почему мы решили, что они вдруг возьмут и начнут их выполнять? И дело не только в военном противостоянии, которое может через какое-то время после передышки возобновиться, но и в масштабной террористической активности на территории России. Мы можем получить ситуацию, когда горячая война не ведется, но в то же время происходят активные теракты на территории Российской Федерации, включая новые регионы. Возможный сценарий? Возможный. Как мы можем это предотвратить? Тем более что украинские спецслужбы выработали технологию использования в качестве исполнителей терактов выходцев из Центральной Азии и граждан России.

«Мы можем получить ситуацию, когда горячая война не ведется, но в то же время происходят активные теракты на территории Российской Федерации, включая новые регионы» Фото: «БИЗНЕС Online»

«Одна из ключевых потенциально горячих точек — это Центральная Азия»

— Могут нас принудить завершить спецоперацию, попытавшись втянуть в новый военный конфликт? И где еще по периметру России может вспыхнуть?

— Я думаю, что одна из ключевых потенциально горячих точек — это Центральная Азия. На самом деле пока относительно стабильно выглядит Кавказ. Но там две проблемные территории.

Например, «Грузинская мечта», которая выиграла парламентские выборы в Грузии, воевать не хочет. Но сами же грузинские чиновники рассказывают, что на них было давление со стороны американцев с требованием открыть второй фронт против России. Типа: «Повоюете, отвлечете на себя внимание, решите проблему». Они отказались. Но понятно, если вдруг паче чаяния там удастся осуществить государственный переворот и придут к власти прозападные политические силы, то вероятность новой войны на Кавказе может стать гораздо более высокой.

Плюс Азербайджан, который, активно используя поддержку Турции, вернул себе Нагорный Карабах. Но этим объем территориальных претензий к Армении со стороны Баку не исчерпывается, тем более что формально Карабах не являлся частью Армении, это было непризнанное государство, его и сам Ереван не признавал. Но азербайджанцы требуют еще прямой коридор в свой анклав Нахичевань. При этом армянское общество сегодня деморализовано, не готово к сопротивлению, в значительной степени настроено антироссийски и фактически приостановило свое членство в ОДКБ. В этих условиях Еревану очень сложно будет удерживать Баку от новых попыток военного обострения. В общем, это тоже потенциально проблемная история хотя бы потому, что формально все равно Армения остается пока членом ОДКБ и у нас с ней есть взаимные союзнические обязательства. Это может быть совсем другая ситуация по сравнению с той, какая была вокруг Карабаха.

Когда предъявляли претензии, почему Россия тогда не вмешалась, мы могли ответить: «Ребята, вы же сами Карабах не признаете, вы сами за него не воюете. А каким образом тут мы?» Но, кстати, и не было никаких обращений к России с просьбой оказать военную помощь. А когда Пашинян говорил, почему ОДКБ не помогает, ему отвечали: «А вы направили официальное обращение с просьбой решить этот вопрос?»

В Центральной Азии потенциально проблемными являются Таджикистан, Узбекистан. В Казахстане достаточно серьезные внутренние противоречия. Любая республика там может полыхнуть, включая жестко авторитарно управляемый Туркменистан. А это в свою очередь, учитывая высокий уровень прозрачности границ, создает определенные потенциальные проблемы для нас.

В целом при более миролюбивой риторике американской администрации я бы отметил, что элиты Евросоюза прямым текстом говорят, что собираются воевать с Россией. Это обосновывается тем, что якобы они собираются обороняться. Но понятно, что, скажем, тот же Калининград находится в очень угрожаемом положении, учитывая его анклавную ситуацию.

Я бы не сбрасывал со счетов и сценарий, который уже обсуждался, — это возможное вторжение в Беларусь с территории Польши или Литвы оппозиционных формирований, которые получили боевой опыт во время военных действий на Украине. А так как белорусская оппозиция достаточно жесткая и радикальная, то эти риски тоже не нулевые.

— А со стороны Турции, которая становится все сильнее, могут ли быть серьезные угрозы? Вы не допускаете, что столкнемся в новой российско-турецкой войне?

— Я думаю, что все возможно. Но в Турции устойчивость режима Эрдогана постепенно снижается. Понятно, что он использует свои внешнеполитические успехи как элемент легитимации внутренней политики. Но все равно противоречия между прозападными побережьями и исламистской глубинкой в Турции никуда не делись.

Я думаю, у Эрдогана или ставленника правящей группы очень высокие шансы проиграть следующие президентские выборы, что может вызвать разворот в сторону Запада и более активную антироссийскую политику. Хотя надо заметить, что эмиссары потенциальных оппозиционных кандидатов уже активно бороздят всевозможные коридоры в России, пытаются наладить контакты, стать более понятными и объяснить, что они для нас не являются большей угрозой, чем Эрдоган. Но я, честно говоря, в больших сомнениях.

— Но европейцы сегодня самые агрессивные?

— Европейцы используют образ врага в лице России как инструмент внутриполитической консолидации. История с отменой выборов президента в Румынии, потому что один из кандидатов активно работал в TikTok, — это просто край бессовестности. Уголовное дело в отношении Марин Ле Пен, в общем, тоже к вопросу об уровне бессовестности. Ле Пен своими голосами дала Макрону возможность поставить своего премьер-министра, после чего в благодарность он решил ее посадить.

Европейцы очень активно милитаризуются, они накачивают население, запускают программы технологического перевооружения своего военно-промышленного комплекса. Сегодня, если брать в отраслевом разрезе, глобально выигрывает военно-промышленный комплекс, энергетики, хайтек, потому что растет спрос на энергоресурсы, и стройка. У европейских элит такой большой, что называется, национальный проект — строить укрепления против российских войск, которые якобы вот-вот вторгнутся, создавать укрепрайоны, заливать это все бетоном, и на этом заработать сильно больше, чем они заработали на вакцине от ковида.

«Примерно в августе прошлого года был достигнут какой-то консенсус внутри американских элит, в результате которого даже оппоненты Трампа согласились на его победу» Фото: © Aimee Dilger / Keystone Press Agency / globallookpress.com

«Я не верю во все эти рассказы о «непредсказуемом» Трампе»

— В нашем прошлогоднем итоговом интервью вы фактически предсказали победу Дональда Трампа. А что с его приходом можно ждать в разных регионах мира и в самой Америке? Будет ли в США пресловутая гражданская война?

— Во-первых, гражданской войны в США не будет. Видимо, примерно в августе прошлого года был достигнут какой-то консенсус внутри американских элит, в результате которого даже оппоненты Трампа согласились на его победу. Дескать, ну ладно, пусть приходит к власти. И я думаю, что он тоже дал какие-то неформальные обязательства и гарантии.

Что будет? Республиканцы, в общем-то, подробно все описали. Правда, Трамп сильно отнекивался от «Проекта-2025», где описана стратегия его администрации по всем направлениям. Но все то, что его команда сейчас анонсирует, ровно про то, что написано там.

Поэтому я не верю во все эти рассказы о «непредсказуемом» Трампе. Елки-палки! Да он абсолютно предсказуемый! На самом деле он и в прошлый срок пытался делать ровно то, что в своих книгах писал и в предвыборных выступлениях говорил.

И сейчас, я думаю, будет ровно то же самое делать. Это антимиграционная политика, чистка государственного аппарата, жесткий разговор с позиции силы и финансовой выгоды с партнерами: «Платите деньги нам за защиту». Тот же самый жесткий подход к европейским членам НАТО: «Раскошеливайтесь. Хотите войну на Украине? Пожалуйста, но за свои деньги, а не за наши».

Ровно это он и будет делать.

— Из НАТО Америка не выйдет?

— Нет, конечно, не будет выхода Америки из НАТО. Но союзники должны будут больше платить за американскую военную силу.

Ключевой элемент деятельности Трампа — это чистка государственного аппарата, перенастройка его под себя и заполнение вакансий лояльными по отношению к нему людьми. Но я думаю, что здесь есть очень большая уязвимость. В прошлый раз Трамп пришел к власти в коалиции с истеблишментом Республиканской партии. И он вынужден был им отдать ряд значимых позиций. Тот же самый Пенс, который, как считает Трамп, его в итоге предал, стал вице-президентом. Большое количество людей пришли или по рекомендациям истеблишмента, или фактически с улицы.

Сейчас Трамп собирает свою команду, с одной стороны, из родственников и знакомых, а с другой — из публичных лиц МАГА-республиканизма (движение внутри Республиканской партии США, восходящее к лозунгу Трампа «Сделаем Америку снова великой», — прим. ред.). Министр обороны кто? Он имеет какой-то военный опыт и был обозревателем Fox News на военные темы. Ну нормально. Это как у нас Валерия Ширяева предложили бы на пост министра. Он, кстати говоря, неплохой военный обозреватель, но его или Юрия Подоляку вряд ли бы приняло военное сообщество в качестве главы минобороны.

При этом у Трампа есть еще один блок назначенцев. Это его личные союзники или их представители. В частности, Илон Маск, Джей Ди Вэнс как ставленник Питера Тиля. То есть это крупный американский высокотехнологичный бизнес. И здесь в какой-то момент могут возникнуть проблемы. Встанет вопрос: «А кто на самом деле главный?» Потому что Маск, конечно, очень серьезно лично вложился в кампанию Трампа и финансово, и ресурсами своей социальной сети. Думаю, может начаться выяснение отношений.

Я такое в своей жизни много раз видел. В свое время — страшно подумать, насколько я не юн, — в 1996 году мне пришла идея сделать Александра Ивановича Лебедя губернатором Красноярского края. А в 1998 году Лебедь губернатором Красноярского края стал при поддержке Бидзины Иванишвили, который ныне управляет Грузией, Бориса Березовского, а на региональном уровне — авторитетного предпринимателя Анатолия Петровича Быкова, который внес в победу Лебедя очень серьезный вклад. И буквально за полгода Лебедь перешел с Быковым в острый конфликт.

Понятно, что сейчас ситуация в США более сложная, интересы более глобальные, тем не менее человеческую психологию никто не отменял.

— В общем, в команде Трампа могут быть трения и кто-то кого-то «съест»?

— Я думаю, что для Трампа гораздо более опасным, чем противостояние с Демократической партией, является риск конфликта с Илоном Маском и другими своими спонсорами. Например, коалиция Маска и Питера Тиля — это уже достаточно серьезно.

— Развяжет ли Трамп горячий конфликт с Китаем или ограничится торговой и тарифной войной?

— С Китаем история следующая. Основная идея США — сделать свои вооруженные силы гораздо более эффективными, в том числе за счет масштабной программы перевооружения. Сейчас американцы работают над системами, аналогичными нашему «Орешнику», над гиперзвуковыми ракетами. И они считают, что их преимущество в глобальной системе получения и обработки информации, она позволяет управлять вооруженными силами в режиме реального времени, вплоть до самого низового подразделения. Это очень-очень быстрая скорость обработки сигнала. Здесь мы на самом деле отстаем от американцев, в том числе по спутникам.

У США ставка не на разрушительную мощь, а на точность попадания, систему опережения, нейтрализации оппонента, глобального сбора информации и высчитывания тех или иных сценариев. К примеру, позапрошлогоднее наступление украинских войск в Харьковской области — это, как мне рассказывали, первая в истории военная операция, полностью спланированная искусственным интеллектом.

— США могут воевать и с Китаем с помощью искусственного интеллекта?

— В том числе. Там идея следующая. Обложить Китай американскими союзниками, американскими военными базами. Грубо говоря, идея «тихоокеанского НАТО». И вдобавок к этому тарифные войны.

— Как США будут действовать на Ближнем Востоке?

— Тут им нужно устранить угрозу Израилю и сделать так, чтобы Израиль себя чувствовал спокойно. Например, от Ливана еще не устранена угроза. По «Хезболле» они нанесли достаточно серьезный удар. Но там проблема в том, что сами по себе условия жизни являются питательной базой для рекрутирования все новых и новых боевиков. Социальные причины не устранены. Ну убили они несколько тысяч боевиков, но появятся десятки тысяч новых.

— Как будут развиваться отношения у США с Россией? Позитивные сдвиги возможны? Или все останется примерно так же?

— Все будет по-другому. Примерно так же не будет. Трамп попытается достичь какой-то быстрой сделки по Украине. Я думаю, их не волнует, что она не будет иметь долгосрочного характера. Потому что для них это вторичная история. Им надо быстро этот конфликт завершить, нарисовать себе звездочку на фюзеляже и переключиться на противостояние с Китаем.

— Как писали американские СМИ, команда Трампа собирается продолжать спонсировать Киев, параллельно добиваясь завершения конфликта.

— Я не исключаю, что более высокий уровень поддержки американцами Киева может использоваться как элемент давления на Россию. Но опять же, когда я читаю, что они накачают его оружием, то у меня возникает вопрос: «А они откуда это оружие возьмут?» Уже сейчас достаточно серьезные проблемы связаны с тем, что у них не безграничный арсенал, не остается оружия для нужд армии Соединенных Штатов Америки, для оборонных территорий США.

«Насчет Ирана я бы больших иллюзий не питал» Фото: «БИЗНЕС Online»

«Пока лучше всех как реальный союзник проявляет себя Северная Корея»

— Саммит БРИКС в Казани подтвердил, что мы не изолированы от мира. Но, учитывая разные интересы и противоречия, существуют ли какие-то опасности, угрозы и вызовы в связи с нашим разворотом на Восток, в сторону стран БРИКС и глобального Юга?

— Пока очень большие вопросы насчет экономической кооперации с Китаем. Мы видим высокую готовность продавать нам свои товары. Но практически нулевая, я бы даже сказал отрицательная, готовность строить, локализовать производство на территории России, тем более передавать нам технологии.

— Кто сегодня самые надежные наши союзники: Беларусь, Северная Корея и Иран?

— Пока лучше всех как реальный союзник проявляет себя Северная Корея, тем более если верить информации о северокорейских военных в Курской области.

Насчет Ирана я бы больших иллюзий не питал. Во-первых, там есть очень серьезная негативная инерция историческая по отношению к России: и XIX век, и оккупация во время Второй мировой войны, и участие в антииранских санкциях современной России. Второе, в Иране очень сильно сегодня реформистское крыло. В том числе очень мощное вестернизаторское движение в городах, направленное против религиозного максимализма. Такое впечатление, что значительная часть иранской элиты хочет добиться какого-то компромисса и замирения с Западом.

Пока все, что они делают в последнее время, говорит о том, что они пытаются как-то пропетлять. То есть, с одной стороны, сохранить в общих чертах действующий режим, а с другой — выйти из-под санкций. Это невероятное толстовство, которое демонстрировали иранские лидеры в течение последнего года в ответ на израильские атаки, абсолютно демонстративные и неэффективные ответные удары говорят о том, что они надеются сдаться. Но не глобально, не тотально. Такое впечатление, что их этим манят, но пока не готовы дать, да в итоге на самом деле и не дадут.

«Та модель, которую в свое время предложила Евгения Стулова, — «Россия воюющая», «Россия глубинная», «Россия столичная» и «Россия уехавшая» — таковой и остается» Фото: © Рамиль Ситдиков, РИА «Новости»

«Диаспоры в регионах становятся реальными политическими игроками»

— У вас недавно вышла книга «Политбюро 2.0: система власти в эпоху Владимира Путина».

— Да, я хочу похвалиться. Мы выпустили наши доклады за 12 лет, и каждому из них добавили комментарий из сегодняшнего дня, где мы были правы, а где ошибались. По-моему, такого не делал еще никто.

Где мы были молодцы? Например, предсказали досрочные выборы мэра Москвы в 2013 году, референдум по Конституции, усиление роли совета безопасности. Очень многое из того, что мы озвучивали, произошло. За несколько лет до выборов в Госдуму 2021 года описали, какой может быть новая партия, которая пройдет в Государственную Думу. А потом и помогли этот проект реализовать.

С другой стороны, я могу сказать, что у нас какое-то время был оптимизм по поводу того, что удастся договориться с Западом. В первом докладе о «Политбюро 2.0» в 2012 году мы писали о том, что одной из стратегий власти было стремление стать пусть инкорпорированной, но частью Большого Запада. Действительно в тот момент еще была инерция этой попытки.

Мы в том же году взялись за большой проект изучения политических технологий на Западе. Провели несколько недель в США, изучая кампанию по выборам президента, когда второй раз выбирали Обаму. Затем были в странах Евросоюза и начали плотно общаться с представителями западного экспертного сообщества, западных политических элит. И очень быстро поняли, что никто там нас за своих не принимает, никто на Западе не хочет инкорпорировать российские элиты.

Собственно, как Путин в свое время говорил, что мы им: «Мы же свои, уже буржуинские». А они нам: «Нет». В тот момент мы добросовестно заблуждались вместе с большей частью российской элиты. Но достаточно быстро эту свою ошибку обнаружили и признали. На мой взгляд, очень важно, когда ты занимаешься публичной политической экспертизой, не занимать позицию типа «я всегда прав, всегда даю верные прогнозы», а признавать свои ошибки. Но все равно получается, что соотношение точных и неточных прогнозов, предсказаний и тенденций у нас в соотношении 95 на 5. Я думаю, что это хороший результат.

— А есть ли в России свое «глубинное государство»?

— На самом деле у нас во власти достаточно понятная система интересов и межгрупповая динамика. Помимо того, что мы описываем в «Политбюро 2.0», есть несколько дополнительных сетевых структур, которые тоже оказывают достаточно серьезное влияние на управление в стране. В частности, это диаспоральные структуры, которые за последнее время очень серьезно усилились.

Кстати, их чрезмерное усиление привело в том числе к активно используемой властями антимигрантской риторике. Сегодня тот же самый Александр Бастрыкин выступает с такими лозунгами, за которые лет 10 назад оппозиционеров у нас сажали. А теперь это вполне себе часть мейнстримного образа мысли. Но это в том числе реакция на то, что диаспоры в регионах становятся реальными политическими игроками. И не только диаспоры, потому что многие имеют уже российское гражданство, а этнические мафии. Я думаю, что наше правящее «Политбюро 2.0» начало воспринимать это как реальную угрозу.

— В июньском докладе о «Политбюро 2.0» вы писали о том, что у нас сложилось два контура управления: гражданский и военно-распределительный. Какие в этой конфигурации есть преимущества и какие риски? Эта система сохраняется?

— Да, конечно, она работает. Пока, насколько я понимаю, считается, что достаточно успешно. Собственно, это как раз одно из противоречий во властной корпорации. Та модель, которую в свое время предложила Евгения Стулова, — «Россия воюющая», «Россия глубинная», «Россия столичная» и «Россия уехавшая» — таковой и остается.

Да, у нас есть горячие головы, которые кричат криком, что вся Россия должна стать воюющей. Но пока, как я понимаю, у властей идея такая: не надо торопиться с этим. И, собственно, у нас получается очень серьезное разделение, которое позволяет обеспечивать достаточно высокий уровень социальной и политической стабильности. Хочешь быть в авангарде борьбы с неонацизмом? Пожалуйста! Хочешь спокойно жить своей жизнью, просто занимать свое место в российской экономике, зарабатывать свои деньги? Так тоже можно. Те, кто хотел уехать, уехали. В общем понятная логика.

«Единственное, что помешает Минниханову переизбраться на следующих выборах региона, — это если он вдруг сам не захочет» Фото: «БИЗНЕС Online»

«Знаю, что Минниханов развернул беспрецедентную лоббистскую активность»

— Система двух правительств работает?

— Да, конечно. Пока считается, что это вполне работающая схема. Разумеется, есть предложения по альтернативе курсу. Первое. Это очень высокая критичность по отношению к политике Центробанка и взвинчиванию учетной ставки. Второе, я от многих достаточно высокопоставленных людей слышал, что нужна система планирования, что у нас должен появиться какой-то аналог Госплана, в том числе система распределения ресурсов.

Исходя из этого должны быть перенастроены и KPI глав регионов. Потому что, например, у нас есть единые для всех регионов требования по росту ввода жилья. Но в одних регионах идет постоянный рост — это Москва, Московская область, Краснодарский край. А где-то, наоборот, происходит убыль населения и там не нужно новое жилье. Но все равно в KPI у этих губернаторов рост жилья стоит. Много нюансов. На мой взгляд, логичная история с увеличением в критериях оценки глав регионов еще и социологических показателей.

Тем не менее мне кажется, у власти есть очевидный дефицит функции стратегического планирования. Я слышал много критичных отзывов в адрес правительства по этому поводу. С одной стороны, они в своем знаменитом бункере постоянно проводят стратегические сессии. А с другой — депутаты Госдумы вполне логично говорят: «Ребята, вы у себя в подземелье какие-то стратегии принимаете, а почему нас не зовете?»

— Как в целом вы оцениваете работу кабинета Мишустина после смены правительства в мае прошлого года?

— В правительстве выстроен баланс элитных групп, произошло очевидное усиление группы самого Мишустина. Но есть претензия в целом к системе управления. Как я уже сказал, это дефицит стратегического планирования ресурсов, в том числе территориальных. Этот вопрос, думаю, рано или поздно приведет к перенастройке административно-территориального деления. Думаю, не сейчас, потому что идет включение новых регионов. Дмитрий Медведев анонсировал, что новые регионы могут войти в состав России.

Но в какой-то момент нужна будет территориальная перенастройка. Думаю, может измениться численность субъектов федерации. Скажем, два месяца назад у нас была дискуссия с губернатором Курганской области Шумковым, и меня поразило, что он очень спокойно сказал, что Курганскую область можно было бы «прирезать» к какому-нибудь региону, например к Тюменской области.

— То есть возможно укрупнение регионов?

— Да. Я думаю, что тема укрупнения регионов рано или поздно войдет в повестку дня. Неслучайно обсуждается и тема местного самоуправления, хотя она сейчас подвешена благодаря очень жесткой критике со стороны оппозиционных партий, в первую очередь «Новых людей» и КПРФ, и серьезной оппозиции со стороны руководства Татарстана. Минниханов проявил себя суперэффективным лоббистом. Я знаком с некоторыми кулуарными нюансами, о которых не могу говорить, к сожалению. Но я знаю, что Минниханов развернул беспрецедентную лоббистскую активность не только публичную, но и непубличную, с большим количеством руководителей он поговорил лично. Это очень серьезный успех рациональной дипломатии переговоров.

— Активность Рустама Минниханова, особенно в последнее время, поражает.

— Да. И кстати говоря, в нашем индексе плотности международных контактов глав регионов он прямо улетел вверх. Оторвался в разы от второго места.

— На выборах главы региона в 2025 году Минниханов наверняка без проблем переизберется?

— Единственное, что помешает Минниханову переизбраться на следующих выборах региона, — это если он вдруг сам не захочет. А так, я думаю, никаких вопросов не возникнет.

— При укрупнении регионов могут ликвидировать национальные республики?

— Я думаю, что это маловероятно. Это же очень важный психологический фактор.

«Сегодня вероятность ядерной войны как минимум самая высокая в этом тысячелетии»

— Как на управлении отразились аресты в минобороны?

— В целом объем посадок таков, что он серьезно деморализует чиновничество. Потому что одна история — дело Тимура Иванова с его показной роскошью, а есть люди, которые не выглядели столь вызывающе, но тем не менее тоже попали под этот каток. Особенно региональное чиновничество сейчас в таком состоянии, что кажется, что лучше ничего не делать.

— Вы недавно предположили, что выборы в Госдуму могут состояться досрочно, если в противостоянии на Украине будет поставлена какая-то точка или многоточие. Вы по-прежнему это не исключаете? Или они все-таки пройдут по графику, в 2026 году?

— Конечно, если будет какая-то точка или многоточие в СВО, то нужно будет фиксировать результат, в том числе и политический. В этом случае вероятность досрочных выборов достаточно высока. Мы разговаривали с политическими юристами, они говорят, что механизмы есть. То есть технически это возможно.

Надо заметить, несколько депутатов Госдумы сказали мне большое человеческое спасибо за то, что я взбодрил практически все парламентские партии по поводу того, что не надо расслабляться и нужно начинать готовиться к выборам уже сейчас. По крайней мере, такую полезную профилактическую функцию этот мой вероятностный прогноз уже выполнил.

А в целом я думаю, что плановые или досрочные выборы в Госдуму напрямую зависят от того, будет ли какое-то качественное изменение на украинском направлении.

— В начале лета 2024-го вы говорили, что мы в двух шагах от «Карибского кризиса 2.0». Осенью дистанция стала еще короче. Чего нам ждать в 2025 году? Не успеет ли Байден ввергнуть нас в третью мировую войну?

— Байден, похоже, не успевает. У него, судя по последним утечкам в американских СМИ, уже практически полная утрата дееспособности.

— Но его же функции еще кто-то осуществляет, то же самое «глубинное государство»?

— Да, конечно, но все равно очень важные решения должны приниматься лично президентом. При военных решениях те, кто какие-то кнопки нажимает, должны хотя бы понимать, кто дает эти команды. Ясно, что история, когда Байден уходит в отставку, а Камала Харрис становится президентом на несколько недель, уже достаточно смешная. Но думаю, что «Карибский кризис 2.0» будет, скорее всего, в 2025 году.

— Главное, чтобы он не перешел в ядерную войну.

— «Карибский кризис 2.0» может перейти в ядерную войну. Вероятность далеко не нулевая. Сегодня вероятность ядерной войны как минимум самая высокая в этом тысячелетии.