«Если б Колчак служил британской короне, закончил бы жизнь на даче под Лондоном»

Николай Черкашин: «Если бы Колчак действительно служил британским интересам и британской короне, то, наверное, закончил свою земную жизнь где-нибудь на даче под Лондоном или в Эдинбурге» Фото предоставлено Николаем Черкашиным

«Уже из первой полярной экспедиции он вернулся абсолютно разбитым больным человеком»

— Николай Андреевич, сегодня исполняется 150 лет со дня рождения Александра Колчака. Его фигура до сих пор вызывает массу споров. Вы автор книги о нем в серии «Жизнь замечательных людей». Что мы знаем и чего не знаем об этом человеке?

— О Колчаке знаем очень много и очень мало. Очень много знаем о нем как о флотоводце, ученом-полярнике, но как политик он по-прежнему остается для нас всех, к сожалению, неоднозначной фигурой. Споры о том, прав он был или нет, кем реально был для России, ведутся уже больше 100 лет. Но на фоне нынешних событий, чудовищного генеральского казнокрадства, свидетелями которого мы стали, Колчак выступает абсолютно знаковой, абсолютно четкой, незапятнанной ничем фигурой.

Это личность, которая достаточно весомо заявила о себе и в годы Гражданской войны, и в годы Первой мировой воны, и до того. Сегодня его пытаются использовать как яблоко раздора, как почву для раздора, сталкивания мнений и политических сил. Спекуляция в основном строится на том, что он продался англичанам, что был английским офицером. Берется факт, и на нем строится какая-то своя версия, теория.

— Но то, что Колчак был английским офицером, — исторический факт.

— Да, был офицером британского флота. В 1917 году, когда Россия сепаратно закончила войну, правильнее будет даже сказать, не закончила, а подписала капитулянтский мир, естественно, многие офицеры и адмиралы, в том числе Колчак, не были согласны с таким большевистским ходом. Большинство из них разными способами решили продолжить свою борьбу с Германией. Колчаку оставалось сделать это только в рядах британской армии, которая продолжала вести бои с кайзеровской империей. Он написал рапорт и был принят в ряды британской армии, хотя никогда в ней толком не воевал и не участвовал.

Но это дает повод различного рода деструктивным силам и политическим противникам обвинять Колчака в служении Британии. На самом деле это полный абсурд, поскольку если бы Колчак действительно служил британским интересам и британской короне, то, наверное, закончил бы свою земную жизнь где-нибудь на даче под Лондоном или в Эдинбурге. Но англичане, убедившись в том, что он не собирается служить их интересам, выполнять их волю, просто сдали его революционерам, как ненужную вещь. Они никогда бы не позволили расправиться с человеком, который служил короне, который многое для них сделал. Он ничего для них не сделал.

Поэтому утверждать, что Колчак — западная креатура и проводник британских интересов, нелепо. Но у нас, к сожалению, этот козырь переходит из одних рук в другие. И не только этот. Находят очень много причин и поводов для того, чтобы обвинять Колчака в расстрелах, в приказах о массовых репрессиях и казнях, которые он якобы подписывал.

Что можно сказать по этому поводу. Во-первых, даже специальный комитет по расследованию деятельности Колчака так и не смог найти ни одного документа подобного рода или расстрельных списков, под которыми стояла бы подпись верховного правителя России. Во-вторых, за все то, что творили на местах воеводы, атаманы, разного рода вожди, ответственность легла на плечи Колчака постольку, поскольку вся сибирская армия формально ему подчинялась, хотя в реальности это было далеко не так. Это один из самых свирепых аргументов, который сегодня выдвигается против Колчака. Что он кровавый, расстрельный палач-каратель. Но авторы этих обвинений забывают о красном терроре 1917–1918 годов и том, сколько расстрельных списков было подписано Лениным, Свердловым и другими большевиками. Что Гражданская война, в которой брат шел против брата в прямом смысле, изобиловала жестокими и кровавыми эксцессами с обеих сторон.

— В марте 1917 года Колчак пишет своей фактической жене Анне Тимиревой: «Подлодки и аэропланы портят всю поэзию войны; я читал сегодня историю англо-голландских войн — какое очарование была тогда война на море. Неприятельские флоты держались сутками в виду один у другого, прежде чем вступали в бои, продолжавшиеся двое-трое суток с перерывами для отдыха и исправления повреждений. А теперь стрелять приходится во что-то невидимое, такая же невидимая подлодка при первой оплошности взорвет корабль, сама зачастую не видя и не зная результатов, летает какая-то гадость, в которую почти невозможно попасть. Ничего для души нет. <…> Современная морская война сводится к какому-то сплошному беспокойству и предусмотрительности, так как противники ловят друг друга на внезапности, неожиданности и тому подобном. Я лично стараюсь принять все меры предупреждения случайностей и дальше отношусь уже по возможности с равнодушием. Чего не можешь сделать, все равно не сделаешь». Из этого письма видно, что он какой-то романтик-фаталист. Или это не так?

— Я думаю, вы правы. Кроме того, не будем забывать, что письмо адресовано женщине и в нем романтические мотивы обязательно должны были присутствовать.

То, что противник становится на море невидимым, раздражало не только Колчака, но и британцев, и многих наших адмиралов, которые считали, что война бесчестна, когда ты не видишь противника в лицо. То же было и в средние века, когда появилось огнестрельное оружие. Оно считалось подлым, потому что противники стреляли друг в друга издалека, не сходились лицом к лицу, не пускали в ход свое холодное оружие и не могли продемонстрировать мастерство владения им. В итоге убить издалека искусного бойца и знатного рыцаря мог кто угодно. Это совершенно естественная реакция на те новшества, которые появились на Первой мировой войне, точно так же как сегодня многие сетуют на неуловимые беспилотники, наносящие такой вред. Это с одной стороны.

С другой стороны, Колчак прекрасно понимал значение и силу и морской авиации, и подводных лодок, и многое делал для того, чтобы учитывать все эти новые факторы в ведении войны на морских театрах боевых действий.

Что касается его фатализма, то, на мой взгляд, это, что называется, здоровый фатализм верующего человека, который считает, что все в руках господа, пути господни неисповедимы, как будет, так и будет. Колчак — очень верующий человек. Даже в полярной экспедиции, когда он был всего-навсего лейтенантом, руководитель экспедиции барон Толь назначил его исполняющим обязанности корабельного священника. Колчак читал псалмы, молитвы и производил всякие ритуальные религиозные действия. Поэтому для него икона в каюте не посторонний предмет, а знак и символ глубокой веры. Отсюда и фатализм. Отсюда неслучайность его любимого романса «Гори, гори, моя звезда», потому что в нем тоже есть нотки фатализма.

— Современники пишут, что в 1919 году он уже был серьезно больным человеком, что после полярных экспедиций из-за цинги у него почти не осталось своих зубов, был тяжелый ревматизм, мучил артрит. А ему было всего 45 лет. Это действительно так?

— Да, это действительно так, учитывая то, что он совершал северные походы далеко не в самых комфортных условиях. Например, когда он искал барона Толя, ему пришлось 40 суток идти на веслах на вельботах и в течение этих дней не было возможности просушиться. Это на севере в мокрой одежде! В результате у него были и легочные заболевания. Что касается цинги, тоже верно, поскольку очень многие полярники страдали выпадением зубов. Уже из первой полярной экспедиции он вернулся абсолютно разбитым больным человеком. Но, поскольку началась Русско-японская война, он забыл о всех своих болезнях и отправился воевать на Дальний Восток.

— А почему его не комиссовали, раз он был так серьезно болен? У нас же даже в советские времена, если двух-трех зубов нет, в военное училище уже не брали.

— Дело в том, что военно-врачебная комиссия проверяла в основном тех, кто собирается служить, будущих гардемаринов, юнкеров. Там было строго, в том числе и в советские времена при отборе в военные училища. А когда уже офицер состоялся, когда он уже служит, когда за его плечами серьезные заслуги и достижения, то тут все упиралось в желание самого Колчака. Захотел бы он уйти со службы — написал бы рапорт, его бы мгновенно и почетно уволили. Все болезни, приобретенные в период службы Отечеству, были бы приняты в зачет. Но он хотел воевать. Болезни его, конечно, донимали, и сегодня мы можем только удивляться мужеству этого человека.

— Фильм «Адмирал» о нем сделали, получается, не совсем реалистичный. Константин Хабенский, играющий роль Колчака, здоровый, красивый. У молодежи, которая не читает книг, создается совершенно искаженный образ реальной и весьма спорной исторической личности. Вы считаете правильным, что у нас проделывают такие художественные эксперименты над реальными историческими личностями?

— Учитывая то обстоятельство, что об этой личности столько лет молчали и вообще ничего не говорили, любая картинка важна. Даже то, что молодежь, да и не только она, получает о нем такие пряничные впечатления, — хорошо. Это исторический ликбез. Люди должны знать это имя. Должны хотя бы вчерне себе представлять, что он сделал и каковы его заслуги.

А что касается надуманного конфетного романтизма, то кино есть кино. Понятно, что нужна красивая картинка на экране. К сожалению, у нас к материалам художественного кино относятся как к некой исторической данности и очень многие люди нашу историю воспринимают через художественные фильмы.

«Несмотря на то что Колчак был океанографом, ученым, он проявил себя как блестящий артиллерист, знаток артиллерийского дела, и японцы очень скоро на себе это почувствовали» Фото: Общественное достояние, https://commons.wikimedia.org/...

«Колчак был одним из инициаторов создания Морского генерального штаба»

— В период Русско-японской войны его сначала с корабля отправили на берег в качестве артиллерийского офицера, а затем, когда Стессель сдал Порт-Артур без боя при полной возможности продолжать оборону, Колчак раненым попал в плен. Что там произошло?

— Ввиду того, что у него, как мы уже отмечали, были серьезные легочные и ревматические заболевания, служить на корабле ему было очень трудно. Врачи это понимали. Поэтому его списали на берег. Он командовал береговой батареей, которая защищала Порт-Артур. Это тоже была очень важная служба — отвечать огнем на огонь, прикрывая Порт-Артур.

Несмотря на то что Колчак был океанографом, ученым, он проявил себя как блестящий артиллерист, знаток артиллерийского дела, и японцы очень скоро на себе это почувствовали. Он командовал батареей разнокалиберных орудий на артиллерийской позиции «Вооруженный сектор Скалистых гор», так она называлась, почти до самой капитуляции Порт-Артура, до самых последних его дней, и был тяжело ранен в руку точно так же, как и его отец, который когда-то оборонял Севастополь во время Восточной, или Крымской, войны 1853–1856 годов. Вот так, совпало даже место ранения отца и сына. Поэтому нет ничего удивительного в том, что он оказался в японском плену вместе с сотнями других офицеров, которые до последнего защищали Порт-Артур.

— В 1906 году Колчак был избран действительным членом Русского географического общества, а также стал одним из первых членов Морского генштаба — занимался разработкой оперативно-стратегических планов на Балтийском флоте. Интересно, это его, что называется обязывали с двух сторон или он сам не мог выбрать и определиться, чем хочет заниматься — наукой, быть исследователем-океанографом или стратегом войны на море?

— Нет, его не разрывали между ведомствами. Просто он как офицер прекрасно понимал, какое поражение и какой урон понесла Россия в этой войне и надо было кардинально менять всю нашу структуру военного министерства и военного дела. Колчак — один из инициаторов создания Морского генерального штаба. Поэтому он абсолютно сознательно отвел все остальные интересы (научные, гидрографические, океанографические) в сторону и решил вместе с группой таких же толковых офицеров начать военно-морское строительство с перевернутого чистого листа, с создания Морского генерального штаба, которого не было до того времени.

— Да, он, казалось бы, с головой ушел в это дело, а потом вдруг мы видим, что в 1909–1910 годах он снова участвует в арктической экспедиции, командует ледоколом «Вайгач», целью экспедиции был проход в Берингов пролив и обследование этого района. А в 1911–1912 годах Колчак снова занимается подготовкой флота к войне. Почему все-таки столь частая смена позиций?

— Главное русло его интересов — это, конечно, Арктика и изучение русского Севера. Его все время тянет в эти широты. Но заниматься чистой наукой он не мог себе позволить ввиду того, что флот пребывал, можно сказать, в плачевном состоянии и претерпевал серьезные изменения. Авторитет военно-морского флота и флотского офицера резко упал в глазах гражданского российского общества. Его надо было поднимать, и Колчак внес свой вклад в то, чтобы авторитет флота вырос, чтобы были построены новые корабли, составлены новые кораблестроительные программы, заложены новые суда. В этом плане он свой офицерский долг выполнил. И если он возвращался к каким-то министерским делам в ущерб своей науке, то я не думаю, что претерпевал по этому поводу какие-то разрывы, душевные страдания и так далее. Он знал, что всему свой черед.

Но главные силы своей души он все-таки отдавал Арктике. И, даже когда был верховным правителем России, в качестве которого его провозгласили, находясь на этом очень неуютном посту, все равно продолжал организовывать северные экспедиции.

— Очень обтекаемая формулировка: «Колчак занимался подготовкой флота к войне». А в чем она заключалась? В чем его конкретная заслуга в подготовке флота к войне?

— Как я уже сказал, он один из основателей Морского генерального штаба. А это очень важная организация, это мозг флота, и Колчак приложил немало личных усилий, чтобы Морской генеральный штаб встал на ноги. Он вошел в историю нашего флота как великий специалист минного дела, уделял огромное внимание развитию средств минной борьбы и оказался блестящим тактиком в этом плане. Россия вступила в Первую мировую войну с серьезно подготовленным флотом. С линкорами, крейсерами и современным минно-торпедным оружием.

— Он занимался атакующим минным оружием, расположенным на миноносцах и эсминцах, или оборонительным, то есть установкой минных заграждений и минных полей?

— Занимался и теми и другими. Он сам ходил в торпедные атаки, но главную славу снискал себе в организации и установке минных полей, на которых подрывались немецкие корабли. Эти минные поля использовались и при обороне Рижского залива, и при обороне Севастополя, и при осаде Константинополя. Он был настолько преуспевающим специалистом в этом деле, что обращал на себя внимание и англичан, и американцев. Они предлагали ему быть преподавателем в их морских академиях. Но Колчак остался верен России.

— Весной 1916 года Колчак был произведен в контр-адмиралы, а в июне стал вице-адмиралом и командующим Черноморским флотом. За какие заслуги такой взлет?

— У него не было здесь «мохнатых лап», высоких покровителей и родственников. Все свои чины он добывал сам. Получив назначение на должность командующего Черноморским флотом, он получил, соответственно, и новое звание — адмиральского орла на погоны, потому что это вице-адмиральская должность. До этого он командовал соединением, но не флотом. В 1913–1916 годах Колчак принял командование гвардейской минной дивизией Балтийского флота, руководил обороной Рижского залива и минировал Финский залив. В 1916 году ему было присвоено звание контр-адмирала, а уже летом того же года стал вице-адмиралом и принял на себя руководство Черноморским флотом. Поэтому тут все логично. Он получил под свое руководство огромный и очень важный для России Черноморский флот и, соответственно, был повышен в звании.

— Как Колчак оценивал свое назначение и свою миссию на черноморском театре войны?

— Он с большим удивлением отнесся к своему назначению на должность командующего Черноморским флотом, потому что никогда там не служил, не знал театра военных действий. Он считал, что север, Балтика — это его поле деятельности. Колчак бы не удивился, если бы его назначили командующим Балтийским флотом, это было бы логично. Но в верхах, очевидно, посчитали, что нужна его сила воли, энергия, распорядительность и опыт, чтобы он командовал очень важным на тот момент флотом, который мог реально выйти к стратегическим проливам Босфору и Дарданелле и реализовать заветную мечту российского Генштаба осуществить и закрепить выход России в Средиземное море.

— По своему складу он был в большей степени наступательным флотоводцем или все-таки оборонщиком, коль скоро был специалистом в области постановки минных полей? Как ему виделась война в стратегическом плане?

— Трудно прикрепить ту или иную мерку к его деятельности, поскольку оборона — это, как известно, тоже разновидность наступления, то есть активной борьбы с противником. Колчак был очень осмотрительным. Он очень внимательно и вдумчиво относился к той или иной стратегической ситуации. Поэтому то, что он прикрывал выходы германских кораблей из Босфора, не говорит о том, что он был приверженцем только оборонительных действий, поскольку одновременно с постановкой мин он готовил крупный и мощный десант для высадки в Константинополе, для захвата первого черноморского пролива Босфор. Фактически эта десантная дивизия была подготовлена к высадке с кораблей. Были розданы топографические карты. То есть провели полноценную работу к наступательным действиям. Таким образом, он соизмерял оборону с наступлением, был взвешенным флотоводцем, стратегом и тактиком.

«Все наши командующие фронтами, армиями и даже корпусами надеялись, что со сменой правительства произойдет резкое изменение ситуации на фронтах, начнутся активные боевые действия. Ну и, помимо всего прочего, вся либеральная российская пресса того времени чернила царскую семью как хотела, и вкривь и вкось» Фото: Общественное достояние, https://commons.wikimedia.org/...

«Он оставался верен себе, своей идее, что разгон Учредительного собрания — это акт государственного вандализма»

— Согласно протоколам допросов арестованного Колчака, он говорит, что Февральскую революцию «приветствовал всецело». Почему? Чем ему так не нравился царь?

— Прежде всего надо иметь в виду, в какое время он это сказал и где. Это не произошло в феврале 1917 года. В тот момент он с большой осторожностью отнесся к тому, что произошло в Петрограде. Он был из тех немногих генералов и адмиралов, которые не подписали обращение к императору с настоятельной просьбой сложить полномочия и отречься от престола.

Что касается его принятия действий Родзянко и Временного правительства, то справедливости ради надо сказать, что в тот момент ликовала вся Россия. Люди надеялись на благие перемены. Все рассчитывали на новую волну наступлений и победное завершение войны. Обвинять Колчака в каких-то либерально-радикальных восторгах не стоит, поскольку он все-таки не политик. Серьезные профессиональные политики прокололись на этой так называемой Февральской революции. Да, он так сказал, есть у него такое высказывание, но вся его прежняя деятельность во многом рисует его как другого политического деятеля и другого человека.

— А почему все-таки все командующие фронтами да и будущие белогвардейцы, от Корнилова, который позже пришел лично арестовывать царскую семью, и до Деникина и Колчака, предали Николая II и поддержали его насильственное отстранение от власти? Царь, как известно, после этого написал в своем дневнике: «Кругом измена, трусость и обман».

— Во-первых, свою роль сыграла затяжная война. Все рассчитывали на более скорый исход. А во-вторых, были довольно серьезные поражения. В частности, печально известная битва под Барановичами летом 1916 года, результатом которой должен был стать прорыв укрепленной полосы германских войск силами Западного фронта, а вместо этого превратившаяся в одну из самых позорных и кровопролитных страниц истории России периода Первой мировой войны.

В результате все наши командующие фронтами, армиями и даже корпусами надеялись, что со сменой правительства произойдет резкое изменение ситуации на фронтах. Начнутся активные боевые действия. Ну и, помимо всего прочего, вся либеральная российская пресса того времени чернила царскую семью как хотела, и вкривь и вкось. Создавалось общественное мнение о том, что царица-немка — предательница, шпионка, что Николай II находится целиком под влиянием жены, а через нее — под влиянием «темных сил» в лице Распутина и его ставленников. Поэтому, несмотря на то что все наши генералы и адмиралы получали свои высокие звания, назначения и награды из рук императора, тем не менее они сочли за лучшее отправить его в отставку.

Я думаю, не только у нас такие вещи были. Если покопаться и посмотреть, то можно обнаружить, что похожие события имели место в истории и Франции, и Британии. Все хотят быстрых военных результатов, но не всегда это получатся.

— Большинство из этих командующих позже горько пожалели о своем решении. Тот же генерал Алексеев, Эверт и другие писали, что самым подлым образом предали государя, дескать, нет нам за это прощения и кара будет жестокой. Так оно в итоге и вышло. Генерала Рузского, который топал на царя ногами и стучал кулаком по столу, принуждая подписать отречение, Эверта и многих других уже в 1918 году убили большевики. Что Колчак думал впоследствии, жалел ли о своем поведении в феврале 1917 года и о падении монархии?

— Я не встречал таких откровенных его сожалений. Да он никогда и не был монархистом. Что касается роли этих генералов в свержении царя, то это была самая первая, эмоциональная и необдуманная реакция. Что называется, эмоции выхлестнули. Потом многие разобрались, посмотрели в корень, вглубь, многое стало ясно. А в тот момент им казалось, что такая радикальная перемена в руководстве страны приведет к чему-то лучшему.

— После прихода к власти большевиков многие известные генералы, от Брусилова и генерала Ольдерогге (которому приписывают главную заслугу в окончательном разгроме Колчака в Западной Сибири) до последнего военного министра империи и убежденного монархиста генерала Шуваева, перешли на службу к большевикам. Колчак никогда не хотел последовать их примеру?

— Нигде, ни в каких письмах, ни в каких документах не встречал его поползновений на этот счет. Здесь он оставался верен себе, своей идее, что разгон Учредительного собрания — это акт государственного вандализма и государственный переворот. Поэтому не думаю, что у него когда-то возникала даже такая мысль. Тем более что он был легитимным правителем. Его все-таки выбрали выборщики-делегаты от Учредительного собрания. Пусть не в большом количестве, но все-таки в этом есть некая легитимность. Ленин это учитывал всегда. Он считал, что нельзя Колчака в чем-то в лоб обвинять, а нужно делать это хитро и скрытно. Как он в последующем и поступил с ним.

— Давайте вернемся к тому, о чем вы уже отчасти сказали в начале. Колчак ведь не желал участвовать в братоубийственной Гражданской войне, а хотел продолжить воевать с немцами после того, как Россия подписала, по словам Ленина, «похабный Брестский мир» и попросился для этого к англичанам. Те приняли его на службу, но он в итоге оказался не на Босфоре, а в России и гуще этой самой братоубийственной Гражданской войны. Как так получилось?

— Он проделал в этом направлении многоступенчатый путь. Когда его приняли на британскую службу, то направили далеко-далеко на Ближний Восток, в Месопотамию. Я думаю, что сделали это впопыхах, не найдя ему места на других фронтах. И он отправился туда. Но, по-видимому, нашелся какой-то умный человек, который сказал: а что делать Колчаку в Месопотамии, на Ближнем Востоке, которого он не знает? Его придержали до лучших времен. Далее он ждал какого-то решения своей судьбы в Японии, но не дождался и отправился в Севастополь где жили его жена и сын в надежде, что, пока он будет туда добираться, определится и его судьба.

Англичане тем временем очевидно формировали и выстраивали какую-то интервентскую политику для участия в Гражданской войне в России. Им нужны были авторитетные вожди не только на севере или в Крыму, но и в Сибири. Они решили, что Колчак будет замечательной фигурой для осуществления их планов. Он, как британский офицер, должен был подчиняться указаниям из Лондона и делать то, что нужно англичанам в этом регионе. Но этого не произошло. Колчак не стал слепо выполнять то, чего от него требовали. Более того, в начале же хотели поставить главнокомандующим российскими силами Сибири французского генерала Мориса Жанена, но Колчак не согласился быть вторым лицом и стал верховным правителем России. Это тоже говорит о его взглядах, стойкости и человеческих качествах.

А когда англичане узнали, что он не дает разворовывать то имущество, которое сосредоточено на складах во Владивостоке и не только в нем, не отдает нужных им приказов, то потеряли к нему всякий интерес. Колчак действовал уже независимо от своих английских шефов, как полагал сам и как подсказывала его офицерская честь. Он фактически вышел из подчинения Британской империи, образовав свою колчаковскую Сибирь, которая очень противилась всяческим английским вмешательствам и влияниям.

— Кто его надоумил или убедил сначала присоединиться к Директории, а потом разогнать ее и стать верховном правителем России? Кто-то подсказал ему такие идеи или он сам принял такие решения?

— Его уговаривали. Колчак же не рвался к власти. В Омске к нему пришла целая делегация бывших думцев, тех, кто возглавлял сибирское правительство, и уговаривали хотя бы войти в состав правительства в качестве министра, полагая, что авторитет Колчака во многом поднимет и авторитет нового правительства. Он и вошел туда не как глава, а как один из министров. А дальше уже по ходу дела, когда политическая обстановка обострялась, нужен был действительно верховный правитель, или, проще говоря, командир, человек, который мог принимать решения и брать на себя за них ответственность. В условиях Гражданской войны требовался единоначальник, поэтому ему предложили пост верховного правителя.

Англичане в этих условиях заняли выжидательную позицию и следили за тем, как их креатура впишется в новую политическую реальность Сибири, сможет ли она победить и войти в столицу. Много тут было всяких ожиданий, разочарований, интриг. Но англичане быстро поняли, что Колчак, опираясь на них, на финансы, на какую-то военную поддержку, все равно проводит какую-то свою личную политику по отношению к своего родному государству.

«Оказавшись без помощи, а она, естественно, была нужна, у армии Колчака закономерно начались проблемы на фронте, пошли поражения и в конце концов великое отступление» Фото: Общественное достояние, https://commons.wikimedia.org/...

«Нужно было как можно быстрее его ликвидировать»

— В советских учебниках истории было написано о том, что в распоряжении Колчака оказался золотой запас страны, также он получал военно-техническую помощь от США, Великобритании, Франции и других союзников. К весне 1919 года верховному правителю удалось создать армию, в которую вошли до 400 тысяч человек. В марте — апреле 1919 года армия Колчака заняла Урал. Однако вскоре начались поражения, и в ноябре Красная армия взяла Омск. Почему последовали военные поражения и разгром?

— То, что армия Колчака была прекрасно вооружена, оснащена и экипирована, — домысел. Не хватало всего, подчас самого основного. Есть фотографии, на которых солдаты армии Колчака стоят в лаптях и каких-то зипунах. Не хватало не только аэропланов и бронепоездов, а элементарных вещей — теплого обмундирования, полевых кухонь, перевязочных материалов, лекарств и много другого. Колчак вынужден был сам на омских артиллерийских заводах выступать перед рабочими и просить, чтобы ему дали орудия. Во многом это все англо-американское бахвальство: «Мы экипировали и снабдили, что у него было все». Ничего у него не было.

Когда англичане и американцы поняли, что он не будет служить их интересам, что проводит свою национальную, русскую политику в Сибири, они от него отвернулись и вообще перестали снабжать. Поняли, что ошиблись, и сделали ставку не на того человека. Оказавшись без помощи, а она, естественно, была нужна, у армии Колчака закономерно начались проблемы на фронте, пошли поражения и в конце концов великое отступление.

— Но у него же был в руках золотой запас. Он же мог им воспользоваться, как верховный правитель России, и если англичане прекратили поставки, то почему не купить за золото все необходимое у тех же японцев или еще у кого-то?

— Это тема для отдельного разговора, потому что оно вроде бы действительно у него имелось, и в то же время его не было. Все не так просто, как кажется. По факту золото находилось у белочехов. Они его охраняли, транспортировали и не собирались никому выдавать, даже по распоряжению Колчака. Они его схватили и повезли. Это была их добыча. В результате все это золото оказалось в американских банках. Я отдельно занимался этой темой и могу сказать: то, что Колчак сумел у них в буквальном смысле вырвать, он сумел израсходовать, что-то купить на эти деньги, это в платежках отражено, что, у кого и когда он купил.

А остальной золотой массив ушел с чехами. Они очень хорошо его охраняли и никого к нему не подпускали. А Колчака они просто сдали в Иркутске, выплатив некую золотую мзду партизанам и всем, кто там перекрывал им путь. По большому счету они просто купили себе путь, а Колчаком расплатились заодно и золотом. С оставшимся золотом они ушли в Китай. Там они купили несколько кораблей, погрузились на них, погрузили золото и ушли к себе на родину, которая теперь стала называться Чехословакия. В этом новом государстве они основали свой Легиобанк — Банк чехословацких легионов (Banka československých legií) на русском золоте, которое помогало строить новую чешскую республику. А поскольку банковская система была намертво завязана на американской банковской системе и все платежки шли через американские банки за развитие Чехословакии как самостоятельного государства, то эти авуары перекочевали в американские банки как средства платежа для развития чехословацкой промышленности, индустрии и так далее.

У Колчака не имелось возможности распоряжаться этим золотом в качестве полновластного хозяина. Чехи контролировали Транссиб, золото шло в их эшелонах, а у Колчака не было сил, способных этих чехов смести.

— А он не мог обратиться к народу, к белым партизанам, сказать, что, ребята, русское золото вывозят за границу, давайте их остановим? Царский поезд же в свое время так остановили, рабочие просто разобрали пути и поезд не доехал ни до Петрограда, ни даже до Царского Села. А если бы доехал, может, и революции никакой не было. Здесь что мешало так сделать?

— Для начала надо разобраться с белыми партизанами, кто они такие и что они могли сделать. Они в основном обосновывались и действовали вокруг крупных городов. Они не бегали по лесам, не ломали рельсы и не препятствовали движению поездов.

На железных дорогах действовали главным образом не белые, а красные партизаны. С ними Колчак общего языка не нашел. В 1920 году, собственно говоря, вся власть Колчака распространялась на два-три эшелона, которые сопровождали его вагон. Все остальное ему уже не подчинялось. Это был поток отступающих, можно сказать, беженский поток. Он не мог выйти на связь даже с теми же белыми партизанами. Есть записки его адъютанта, где он разводит руками и говорит: «Мы можем управлять только тем, что прицеплено к нашему поезду. Все остальное уже вне нашей власти».

— Почему из Крыма Белая армия ушла как-то организовано, Врангель сумел вывезти на 126 судах и людей, и технику, и основную массу беженцев (всего порядка 145 тысяч человек), тех, кто решил уйти со старой Россией, а здесь, как вы говорите, был поток, все бежали кто куда? Почему так развалилась вся организация?

— Во-первых, разная география: там море, здесь железная дорога. Во-вторых, там Черноморский флот, и Франция была заинтересована в том, чтобы его корабли остались во французских портах. Они им их открыли и всячески способствовали переходу именно во французские порты, в ту же Бизерту. А здесь у союзников не было никакой заинтересованности. Ни у британцев, ни у французов. Вся масса двигалась по железной дороге, поскольку это был единственный путь, по которому можно было куда-то выйти. Вся Гражданская война вокруг этого единственного железнодорожного стержня была сосредоточена. Гражданской войны не было ни севернее, ни южнее.

Что касается исхода, то из Владивостока тоже был исход русских кораблей, и довольно организованный. Даже есть фильм об этом. Там ушли десятки военных кораблей. Пусть не таких крупных и мощных, как на Черноморском флоте, но тоже уходили. И тоже вывозили беженцев, и спасали их. Это был второй исход после Крыма. Был и третий исход, из Мурманска, с севера. Менее заметный, менее крупный, тем не менее он был. А до Владивостока еще надо было добраться. А добраться можно было только по Транссибу.

— Ряд историков пишут, что, вероятно, приказ расстрелять Колчака исходил лично от Ленина. Это так? И почему решили расстрелять Колчака, а не посадить и попытаться поработать с ним, склонить на свою сторону?

— Ленин хотел судить Колчака, устроить над ним показательный суд, но московское правительство того времени объясняло такую поспешность в расстреле Колчака тем, что стремительно надвигались бело-партизанские отрады, Иркутск вот-вот могли освободить, и тогда Колчак попал бы в руки своих белых соратников. Поэтому нужно было как можно быстрее его ликвидировать. Это такая официальная присказка. Можно ей верить, можно нет, но факт остается фактом. Его расстреляли без приговора, без суда, при начавшемся следствии, которое ничего криминального против Колчака не сумело собрать и выдвинуть. Оно бы и не нашло ничего. Может быть, все это понимали, и отсюда проистекала эта поспешность. Не было у Колчака очевидных преступлений против России и ее народа. Поэтому надо было его побыстрее расстрелять.

С Врангелем тоже не все просто. Если он ушел, если ему повезло, это не значит, что его оставили в покое. По разным данным, его все-таки отравили за рубежом. Выкрали генерала Кутепова, затем выкрали, вывезли в СССР и расстреляли бывшего главнокомандующего всеми сухопутными и морскими вооруженными силами России, действующими против большевиков на Северном фронте, генерала Миллера. Всех подробностей работы советских спецслужб против вождей белого движения мы не знаем. Документов об этом либо нет, либо они до сих пор засекречены. А те немногие, что есть, очень разноречивые. Из них можно выстроить практически любую историческую мозаику.

— Сейчас ряд авторов пишет, что и царскую семью похожим образом ликвидировали. Вначале тоже пытались устроить следствие и судить. Даже Временное правительство делало подобные попытки. Но дело в отношении царя развалилось, поскольку собрать какую-либо доказательную базу его деятельности против России и ее народа не удалось. Поэтому уничтожили без суда и судебного приговора.

— Да, это точно такая же «отмазка» была, что вот-вот освободят, поэтому надо скорей-скорей. Никто не собирался никого судить, ни Колчака, ни царскую семью, потому что суд был бы явно не в пользу большевиков. А вот расстрелять втихаря в подвале сработало.

— По вашему мнению, что все-таки должны написать о Колчаке в учебниках истории? В каком виде и в каком качестве мы должны представить его своим детям и внукам?

— Я бы представил его как человека, который совершенно искренне хотел добра России. Совершенно искренне, не юля и никак не выгадывая, служил ей. Умело или неумело, но то, что смог сделать для страны, он сделал. До сих пор по его северным изысканиям определяются карты движения льдов. Они до сих пор действуют. Колчак внес свой вклад и в науку, и во все войны, которые вела Россия при нем.

За то, что он взялся не за свою роль верховного правителя России, Колчака и не осудишь, потому что кто мог бы это сделать еще? У него был огромный авторитет, он думал, что за ним пойдут и удастся действительно спасти страну и привести ее к порядку. Я написал четыре книги о Колчаке, в которых изложил свое отношение и позицию. Если сравнивать его с тем, что происходит сегодня, с нынешними генералами и адмиралами, то Колчак вообще покажется святым. Невозможно себе представить, чтобы такое казнокрадство было в армии Колчака.