«Мы президентская гвардия. За Путина встанем все, включая инвалидов»: из бизнесменов – в штурмовики

В сентябре 2023-го, подписав контракт с министерством обороны РФ, Северов отправился на СВО. В ноябре был ранен, лечился в госпитале. До недавнего времени находился в Казани в отпуске по ранению. Недавно вернулся за «ленточку» Фото предоставлено Дмитрием Северовым

О герое статьи

Дмитрий Северов родился в Казани 28 августа 1971 года. Окончил 10 классов школы №24. Устроился на КМИЗ, получил 4-й разряд как токарь и слесарь механосборочных работ. В 1989-м был призван в Вооруженные силы: служил в инженерных войсках, воинская специальность — водолаз-сапер. После вернулся на завод, а через три месяца поступил в батальон специального назначения полка патрульно-постовой службы УВД Казани. В 1996 году перевелся в управление охраны. Уволился из органов по собственному желанию в 1999-м в звании старшего прапорщика. Работал в руководстве ЧОПов. Заочно окончил Казанский инженерно-строительный институт. В 2010-м организовал строительную компанию «Дик-Строй», которая среди прочего участвовала в возведении объектов Универсиады-2013. Четыре года возглавлял федерацию хоккея на траве Татарстана.

Бизнес шел нормально, пока компания не стала субподрядчиком Казанского Гипронииавиапрома на модернизации и строительстве объектов Казанского авиазавода — филиала «Туполева». Северов был среди руководителей компаний-субподрядчиков, направивших в 2021 году в адрес президента РТ Рустама Минниханова обращение о противоправной деятельности подрядчика. Авторы письма сообщали, что в результате специфики постановки работ их фирмы оказались на грани банкротства.

Против ряда субподрядчиков были поданы заявления в арбитраж и полицию. Дело «Дик-Строя» рассматривал Вахитовский районный суд Казани. Изначально компании вменили хищение аванса в 49,2 млн рублей. По версии обвинения, она отработала только 4 млн из них и вообще не собиралась исполнять обязательства по договору, а деньги вывела под видом закупки строительных материалов. Тогда же Северов рассказал «БИЗНЕС Online», что работы выполнены на все выданные деньги. «Есть исполнительная документация, все подписано, — заверил он. — Экспертиза, в том числе МВД, показала, что все качественно». Почему выполненных работ насчитали всего на 4 млн рублей? «Это их арифметика, — отметил Северов. — Кому-то надо было подсчитать именно так».

«В итоге изначальную сумму в 49 миллионов спустили до 1,9 миллиона рублей, — рассказывает сегодня Северов. — Как вам такое? Но и от этого в суде я отбился — не смог документально подтвердить только работы на 450 тысяч». В итоге предприниматель получил условный срок — 3,5 года.

В сентябре 2023-го, подписав контракт с министерством обороны РФ, Северов отправился на СВО. В ноябре был ранен, лечился в госпитале. До недавнего времени находился в Казани в отпуске по ранению. Недавно вернулся за «ленточку».

«Там люди сдруживаются — не преувеличиваю — за полчаса, становятся родными. И уже без разницы, кем ты был раньше — полицейским или на другой стороне баррикад. Мы все братья» Фото предоставлено Дмитрием Северовым

«Когда хохлы к нему полезли, подорвал себя и троих из них с собой утащил»

— Дмитрий, почему решили пойти на СВО?

— В определенной степени сыграла история с судом. Раз в две недели я должен отмечаться в УФСИН и в один из приходов туда увидел человека в военной форме. Начальник инспекции говорит: «Пообщайтесь, пожалуйста». Военный мне: «По закону, если пойдешь за „ленту“, впоследствии с тебя снимут судимость». Подумал. Почему нет? Во-первых, считаю, что я осужден несправедливо, и та история легла на мою биографию пятном, а апелляцию подавать бесполезно по той причине, что… Да все понимают почему. Во-вторых, опыт есть: в милицейском спецназе участвовал в боевых задержаниях — пули свистели, в общем. К тому же и патриотизм присутствует. В армии был комсоргом роты и батальона.

Обратился в центр «Батыр», прошел медицинскую комиссию. Так оказался в зоне СВО. Приехал в бригаду. У меня армейское звание — старший сержант, но, поскольку есть высшее образование, комбат поставил командиром взвода. Штурмового. Порядка 10 дней — обучение, боевое слаживание на полигоне, после чего нас перебросили на авдеевское направление.

— Первые впечатления?

— Пока на «передке» не оказался, все нормально. Коллектив отличный. Сплачивание начинается, когда пересекаешь «ленту»: все понимают, куда идут и что предстоит прикрывать друг друга. Там люди сдруживаются — не преувеличиваю — за полчаса, становятся родными. И уже без разницы, кем ты был раньше — полицейским или на другой стороне баррикад. Мы все братья. У моего замкомвзвода Дмитрия за плечами 13 лет судимости, особо тяжкая статья. Две командировки у него были в ЧВК Вагнера, потом подписал контракт с минобороны. Вот это был ас войны. Меня научил многому, и взвод мы хорошо натаскали. Димка погиб 30 декабря. Его тяжело ранили, а вытащить было невозможно — такая сложилась боевая ситуация. Когда хохлы к нему полезли, он подорвал себя и троих из них с собой утащил. Мы написали рапорты, чтобы его к Герою представили.

У каждого из нас возле плеча всегда висит граната: если что, дергаешь — и полетели. В плен сдаваться не вариант, особенно к полякам и «азовцам»*. Нам много рассказывали о том, что они вытворяют, — такое, что повторять не хочу. Поэтому и тех и других в плен не берем — обнуляем на месте. Это не приказ — сами так решили. Когда я туда зашел, «азовцев»* почти не было, а сейчас, говорят, их остатки опять начали на позиции заползать.

— А украинцев в плен берете?

— Обычные солдаты ВСУ к нашим пленным лояльно относятся (во всяком случае есть шанс), и мы к их — тоже.

«Отряд «Шторм-Z» стоял неподалеку — бывшие заключенные, которых привезли из колонии. Они под контролем военной полиции. Но с ними контактируем, только когда заходим в бой, и там они резвые ребята» Фото: © РИА «Новости»

— Наемников других национальностей у врага встречали?

— Только пару молдаван (причем у меня во взводе тоже молдаванин есть), а поляков на той стороне минимум процентов 30. Воюют они неплохо.

— А с нашей стороны иностранные наемники есть?

— В моем взводе нет. А в госпиталях я с египтянином и колумбийцем лежал. По-русски они здорово научились. Египтянина спрашиваю: «Чего ты сюда приперся? Лотерейка же». А у него, оказывается, отец коммунист. Для них мы до сих пор не Россия, а Советский Союз. То есть то, что мы тогда туда принесли, у их старшего поколения в мозгах осталось и детям передалось. А колумбиец здесь учился в университете. И у него тоже отец коммунист, и вся родня, вот он и решил подписать контракт. У обоих до этого не было никакого боевого опыта. Сам не видел, но ребята рассказывали, что никарагуанцы за нас воюют.

— Встречали там тех, кто решил смыть кровью уголовную судимость?

— Отряд «Шторм-Z» стоял неподалеку — бывшие заключенные, которых привезли из колонии. Они под контролем военной полиции. Но с ними контактируем, только когда заходим в бой, и там они резвые ребята. Среди них был мужик из Зеленодольска. Срок — 24 года (что-то особо тяжкое), из них остался один. Я ему: «Ты чего? Здесь у тебя шансов мало». Бывших заключенных ведь бросают на самые тяжелые направления, особенно если где-то горит. А за ними идут армейские штурмовики. То есть типа штрафбата времен войны, да и есть штрафбат. И ротный у них всегда идет позади, а у нас ротные и взводные вместе с личным составом… Так вот этот из Зеленодольска отвечает: «Нет, хочу с себя все снять». Больше его не видел.

«Как-то по нам работал 120-миллиметровый миномет, от одного казанского парня мина в 2 метрах разорвалась, а его даже не задело. Чудеса. Но это же война» Фото предоставлено Дмитрием Северовым

«Женевская конвенция? О чем вы!»

— Что за люди во взводе?

— Половина без опыта даже армейской службы. Но поддерживаем, обучаем. И все молодцы, красавцы. Трусов там вообще не видел. Возраст моих — за 35. Много из Пермского края, Свердловской области, Казани, еще из Челнов, например, мой механик-водитель Ринат — геройский парень, сейчас после госпиталя в бригаду возвращается.

— Вагнеровцы есть?

— Нет, с ними только в госпиталях лежал, но и даже там по ним было видно, насколько серьезные ребята. Надо пожалеть, что ЧВК Вагнера больше нет. И это такая закрытая каста. Да, они с тобой хорошо общаются, но у них все равно свой мир.

— В каких операциях участвовали?

— Успел только в одной. В районе Авдеевки штурмовали корпус коксохимического завода. Сначала отработали «Грачи» и вертолетчики. Видно, что классные летчики — на уровне крыш ходили. Ты знаешь, что сейчас они наковыряют и нам проще будет. Ночью пошли на штурм. Никто не ожидал, что нас так быстро накроют. Дроны нас серьезно зацепили. У них с этим дело здорово поставлено. Но сейчас, ребята говорят, по дронам мы гораздо сильнее стали и по радиоэлектронной борьбе тоже…

Словом, то, что мы должны были взять, взяли, но раньше меня ранило осколком в ногу и контузило. Сдал взвод Диме, и он повел его вперед. Потом был прилет, рацию посекло осколками, и я остался без связи. Сижу на «закрепе» (старые украинские окопы и блиндажи), пришли два «разведоса»: «Чем помочь?» — «Да все нормально, пацаны перевязали». — «Ты отсюда уходи, потому что сейчас будут долбить». Только сказали — началось. Снаряд разорвался рядом, меня откинуло метра на два. Заполз в лесополку, за подбитый БТР спрятался. А вся эта хрень в воздухе постоянно висит — не высунуться. Но есть момент — серая зона, когда дневные дроны уже не могут работать, а ночные еще не могут. Минут 40. В это время можешь передвигаться. Смотрю, эвакогруппа возвращается. Говорю: «Парни, залягте, сейчас начнется». — «Нет, мы пойдем». Пошли. Накрыли их, конечно. Может, хотели быстрее оттуда убраться. А надо было всего лишь переждать.

Ребят из эвакогрупп вообще гибнет много. По ним специально работают, хотя на них нашиты красные кресты. Женевская конвенция? О чем вы! Нет никакой Женевской конвенции, по крайней мере на этой войне. Фосфорные бомбы запрещены, а они по нам ими долбят. Если фосфор на тебя попадает, потушить его невозможно, сгорает бронежилет и ты сам… Вот недавно комиссовали «эвакуатора» с позывным «Панда»: 27 лет, а уже три микроинсульта. Понятное дело — полтора года даже на день не уходил с передовой…

Идти было невозможно — и «птички» летают, и нога не дает. Приходилось ползти. А на мне еще броник, автомат. Некоторые просто бросали их и уходили. Но это не вариант: а если на ДРГ нарвешься? Автомат — твоя жизнь. Почти сутки до своих добирался. Теперь точно могу сказать: я побывал в аду.

— Где лечились?

— Вывезли в Старобельск, наложили гипс. Оттуда вертолетом перекинули в Белгород. Дальше — Смоленск, операция. Потом в отпуск домой, но выяснилось, что несращение кости, и вторую операцию делали в казанском госпитале. Сейчас пластина в ноге стоит.

— Есть боевые суеверия, обереги?

— У меня такого нет. Только Иисусова молитва. Благодаря ей и выжил. Пока шел — твердил про себя.

— Были невероятные спасения?

— Одного пацана так посекло осколками, что думали, не выживет, но броник спас: осколок, который должен был дойти ему до сердца, встал в предсердии. Мы его вытащили, инструктор кричит: «Он 200-й!» Но нет. В госпитале вместе оказались. Или как-то по нам работал 120-миллиметровый миномет, от одного казанского парня мина в 2 метрах разорвалась, а его даже не задело. Чудеса. Но это же война.

«Нет ничего лучше нашего. У поляков М16, но они в основном тоже нашим оружием воюют — безотказное же. Самый лучший автомат даже не АК-74, а АК-47 — убойная сила больше» Фото: © Илья Питалев, РИА «Новости»

«Как сами против себя воюем»

— Ваши представления о том, что такое боевые действия, изменились?

— Конечно, по фильмам и книгам представлялось иначе. Но там не та война. Мы идем на штурм, нас прикрывают дроны, а стрелковый бой начинается в основном только тогда, когда к противнику в окопы прыгаешь. Нет такого, что на расстоянии в кого-то стреляешь. Вот брали здание железнодорожной станции. Мы знали, что они там сидят, они по нам стреляли. Сначала отработала «арта». Мы бежим, надо добраться до определенного участка и успеть окопаться. Никогда в жизни за пять минут окоп не выкапывал, но жить захочешь… Самое страшное — это дроны-камикадзе. Если раньше они применяли их только по группам бойцов, то сейчас не жалеют тратить на одного.

— С иностранной техникой приходилось сталкиваться?

— Bradley по нам работала. Мы ее подбили. Смотреть не стали. Когда хохлы уходят, все минируют. Нам сразу сказали: что лежит — не трогать. Поскольку все адекватные, выполняют — жить хотят, и горький опыт все знают.

— А в повседневности на минах часто подрываются?

— Нет. Если хочешь жить — внимательно смотришь. В основном подрываются по глупости. Саперы говорят: «Ходите туда, а вот туда не надо». Но нет, бывают желающие что-то где-то посмотреть. Пошел и проморгал «лепесток». Насмерть не убьет, но по колено точно оторвет.

— Трофейным оружием приходилось пользоваться?

— Оно нам неинтересно. Нет ничего лучше нашего. У поляков М16, но они в основном тоже нашим оружием воюют — безотказное же. Самый лучший автомат даже не АК-74, а АК-47 — убойная сила больше. А у поляков минометные боеприпасы примечательные. 120-миллиметровая мина-полька, она бесшумная — не слышно, как подлетает и откуда.

— Как с экипировкой?

— Проблем нет — республика все выдала. Но стандартное обмундирование неудобное. Если бронежилет наденешь на общевойсковой бушлат, станешь неповоротливым. В таком бушлате только спать хорошо в блиндаже. Под Енакиево есть рынок, поехал и купил другой, удобный. Вот сейчас возвращаться — кое-что заказал в питерском магазине, где «вагнера» закупаются. Но почти все можно и в Казани найти.

— Бронежилет спасает?

— Меня спас: когда его сняли, увидели, что два здоровенных осколка торчат. Сначала мне выдали стандартный, но он тяжелый — иностранные броники (и каски) легче. Потом сам купил. Стандартный весит 16 килограммов, мой на 5 легче. В полной боевой комплектации это много. А держат они одинаково. Иностранные еще и поудобнее — есть система самосброса. А чтобы снять наш штатный, надо расстегнуться, через башку его скинуть, а в бою секунды много чего решают. Наши с самосбросом только облегченные, не совсем держат.

— Как оцените боевые качества украинцев?

— Нормально воюют. Мы же по одним учебникам учились. Тактика одинаковая. Мы, по сути, как сами против себя воюем. И если там, как хотят, натовские нормы введут, пусть вводят — нам проще будет. И по-любому преимущество на нашей стороне. И у нас силы духа больше — мы знаем, за что воюем.

— Как работают их снайперы?

— Эффективно. Как и наши.

— Уберечься можно?

— Только чудом. Вот моему ротному повезло — попало не туда, куда должно было, и наш пулеметчик снайпера снял. Может, неопытный был.

— Ненависть к украинцам есть?

— Нет. Есть задача, которую надо выполнить. Они стали нашими врагами по стечению обстоятельств — им промыли мозги. Ведь были нормальные люди. Я вырос на Украине: бабуля жила в Мелитополе, все детство каждое лето там. С ними общался очень даже нормально.

— С гражданскими украинцами приходилось общаться?

— Нам сразу сказали, что в деревнях — никакого общения, потому что под личиной мирного жителя может оказаться кто угодно. Пару раз в села заезжали, чтобы что-то купить. Вроде нормально к нам относятся.

«Мы по большому счету президентская гвардия» Фото предоставлено Дмитрием Северовым

«Микки-Маусов», конечно, прорва. Из-за кошек чуть не до драк доходит»

— Как вам окопный быт?

— Как себя обустроишь, так и будешь жить. Повседневно — в блиндажах. А если временное пристанище в лесополке — палатки, одно-двухместные. Сидишь больше недели — копаешь блиндаж. Но это все на нуле, не на «передке»… «Микки-Маусов», конечно, прорва. Из-за кошек чуть не до драк доходит. Мы их специально отлавливаем, потом в блиндаж, и не дай бог, если кто выпустит. На перевалочных пунктах, полигонах живности бесхозной полно. Дрессируем, кормим. Приятно, когда животина рядом бегает.

Самая большая сложность — помыться: либо обтираемся влажными салфетками (это наиболее удобное), либо армейский сухой душ — тряпочка и пакетики с водой. Мы в расположении сами две баньки поставили. Скинулись, купили на рынке что надо. Бревна вбили, набили досок, обтянули все это хозяйство полиэтиленом.

— Как платят?

— Как обещали. Вопросов нет.

— Вернетесь за «ленточку»?

— Да. Еще предложили продлить контракт и, раз есть высшее образование, стать командиром роты. Обучение обещают провести быстро. Пока в раздумьях.

— Когда вернетесь, бизнес продолжите?

— Я от этого не ухожу и надеюсь вернуться в строительство.

— Сейчас нередко говорят о том, что вернувшиеся с СВО во многом надежда страны, ее будущая элита…

— Там много образованных, грамотных. И скажу так: если кто против нас встанет, им хуже будет. Мы по большому счету президентская гвардия. За Владимира Владимировича встанем все, включая инвалидов. Мы его ценим, уважаем. А если кто против моих родных движение сделает — один звонок, и приедет столько людей…