Андрей Мишенькин: «Подумают, что мы пытаемся обелиться… Но, став публичным, я смогу больше сделать»

Андрей Мишенькин: «Гуманитарной деятельностью стал заниматься с первого дня спецоперации. Потом началась мобилизация. И уже в октябре для наших ребят из Верхнеуслонского района собрали продовольственный обоз и повезли к ним»

О начале гуманитарной деятельности

— Андрей Валерьевич, расскажите для начала немного о себе.

— Предприниматель. Проживаю в Верхнеуслонском районе, в Детском санатории (поселок в составе Введенско-Слободского сельского поселения — прим. ред.).

— Как вы стали заниматься гуманитарной деятельностью?

— С первого дня спецоперации. Потом началась мобилизация. И уже в октябре для наших ребят из Верхнеуслонского района, которым мы помогали в «Казань Экспо», собрали продовольственный обоз и повезли его сразу к ним.

— В «Экспо»?

— Нет, уже туда. Еще не на фронт, но в места их дислокации. Это был наш первый выезд, с которого все началось. Так мы начали ездить туда постоянно. Знакомились с людьми, бойцами, командирами, и после каждой поездки расстояние до мест выгрузки кратно возрастало. То есть сначала мы отвозили четырем подразделениям, потом 8, 16, 20. Предпоследний наш обоз проходил от Херсона через Запорожье, Донецк до Луганска. У нас было три фуры, и мы прямо по всей линии фронта все это развозили. Адресов, куда возим, достаточно много.

— Как к вам поступают заявки?

— С фронта идет прямой запрос. С командирами, бойцами — со всеми на связи. Что им надо, когда, куда — связываемся и получаем заявки.

— Как сейчас поменялись запросы, скажем, в сравнении с октябрем 2022 года?

— По большому счету в октябре 2022-го люди просили в основном бытовое: поесть, попить, утеплиться — в общем, то, что касается жизнеобеспечения. В настоящее время актуальны все запросы, связанные с транспортом и вооружением: тепловизоры, квадрокоптеры — их и тогда просили, но сейчас на них основной акцент. Квадроциклы нужны — раненых вывозить. FPV-дроны, средства РЭБ. То есть сейчас они запрашивают то, что помогает им побеждать, а ранее просили то, что позволяло выживать. Может быть, грубо звучит, но так оно и есть.

— А с кем вы в основном работаете?

— С теми, кто больше стреляет. Кто прямо на передовой находится и выполняет какие-то специальные задачи. Таких у нас по всему фронту были четыре разные группы. Из них на конец 2023 года у меня осталась одна. Не потому, что их не стало. Просто были активные штурмы. Допустим, из 20 человек один «двухсотый», 4–5 «трехсотые». Но этого достаточно для оттяжки группы, и они пока не работают. С учетом того что у нас там наработаны определенные связи, сейчас всех их перетаскиваем в одну бригаду. Так будет удобнее всем. На войне многое зависит от хорошего командира.

В общем, сегодня мы концентрированно помогаем оружейными вещами. Если раньше просили бронежилеты, то сейчас уже все это есть. Обратно они нас грузят тушенкой уже. Мы отказываемся, а они все равно загружают. Они эту тушенку уже есть не могут. В 80 процентах случаев обеспечение везде очень хорошее.

«Я называю нашу группу «Председатели колхозов». Потому что там собрались председатели всех деревень Верхнеуслонского района. У них там долг. Они все эти повестки вручали, всех знают, и их все знают»

Кто входит в группу «Фронтовые перевозчики»

— Как часто вы ездите на фронт?

— За последние 30 дней был там 3 раза. Но это рекорд.

— Получается, вы здесь практически и не были.

— Вопрос даже не в этом. Стандартно в 20-х числах мы готовим груз, это 2–4 фуры, и туда везем.

— Каждый раз по несколько фур?

— Да. Все знают, что мы отвозим в такие-то части. Нам постоянно накидывают еще адреса. Мы формируем колонны, все развозим. Я же говорю, что мы заходим в Херсон и оттуда вверх, проезжаем все области. Так проходят наши обычные рейсы. Бывают специальные, когда мы отвозим что-то очень срочное и конкретное. Тогда фура едет по прямой и быстро. В крайний раз так было: фура поехала под Донецк и только там выгрузилась в четырех местах. Обычно по 7–8 точек.

— Вы говорите «мы». А кто эти «мы»?

— Вам по фамилиям? Непосредственно на «передок» ездят Сергей Валерьевич Бурукин (глава Бурнашевского сельского поселения — прим. ред.), Роман Евгеньевич Тарасов (глава Кураловского сельского поселения — прим. ред.), Ильнур Хазинурович Гаязов (глава Набережно-Морквашского сельского поселения — прим.ред.), Дмитрий Владимирович Морозов (глава Введенско-Слободского сельского поселения — прим. ред.), Роман Николаевич Каштанов (по данным сервиса «Контур.Фокус», директор транспортной компании «Комсомолец» — прим. ред.), Алексей Владимирович Балашов (ветеран, по данным сервиса «Контур.Фокус», соучредитель ООО «Транснефть-Синтез» — прим. ред.), Наиль Хайдарович Гилязутдинов (по данным сервиса «Контур.Фокус», соучредитель строительно-производственной компании «Намус» — прим. ред.).

Я называю нашу группу «Председатели колхозов» (смеется). Потому что там собрались председатели всех деревень Верхнеуслонского района, и все они ездят. Почему? Потому что у них там долг. Они все эти повестки вручали, всех знают, и их все знают, особенно жены, которые, если что, так сразу. И это нормально абсолютно!

— А кто такие «Фронтовые перевозчики»?

— Так называется наша группа. Сначала хотели назвать «Наша рать», но как-то не подошло. А «Перевозчики» — фильм такой был, очень хороший. И мы вроде как тоже перевозчики. Поэтому и прижилось. Сама организация существовала достаточно давно, вышла на свет только сравнительно недавно. Поэтому решили как-то назваться.

Наша команда — это пять «председателей колхозов», которые сами по себе уже организованы, молодые, активные. Есть в команде Роман [Каштанов], у него своя транспортная компания, он нам фуры дает. Тут просто так совпало.

— Я слышал, что вам очень мощно помогает еще и Джаудат Миннахметов…

— Да, помогает, закупает помощь. У него даже есть медаль за это.

— Какая медаль?

— За помощь, участника СВО.

«Дружба не всегда измеряется материальным. Мы вообще стараемся денег не касаться, не работать с ними, чтобы не было кривотолков разных потом»

О сборах

— Вот вы говорите, что отвезли и помогли на сумму более 100 миллионов рублей. Это ваши личные вложения или общий тоннаж грузов?

— Часть собрали непосредственные участники нашего движения. Немалую часть. Но и они не очень богатые люди, тоже ищут спонсоров, подтягивают кого-то. Также обращаемся за помощью. Ходим и просим. Где-то что-то сами покупаем, когда что-то не можем потянуть, тогда просим о помощи. А суммы получаются немаленькие. От 5 до 7 миллионов у нас одна отправка в месяц. По старым друзьям ходим, тем, с кем в мединституте учился. Говорю: «Так, ребята, надо помогать». Из 10 трое согласились, что-то да дали.

— А остальные семеро отказавшихся помогать перестали быть вашими друзьями?

— Ни в коем случае. Дружба не всегда измеряется материальным. Кто знает, может, это их жизненная позиция? Тем более что я же не себе беру деньги. Мы вообще стараемся денег не касаться, не работать с ними, чтобы не было кривотолков разных потом. Если надо купить квадрокоптер, прямо говорим: «Дай мне квадрокоптер. Не знаешь где? Вот тебе номер магазина, звони, сам перечисляй оплату, мы заберем».

— Деньги имеют свойство развращать?

— В моем возрасте меня уже тяжело развратить, но это другая головная боль. Это абсолютно иная энергия. В Казани вот есть одна очень хорошая гуманитарная организация, называется «Спасем жизнь». Там есть парень, руководитель ее, с позывным «Счастливчик». Он сам медик, мобилизовался, сейчас создал группу. Они там шьют, аптечки собирают. У него работают на фронт порядка 100 женщин. Человеку, который руководит всем этим, ведь тоже не хватает постоянно денег. И он своим сотрудникам говорит: «Давайте мы 50 штук продадим, 50 штук на фронт отправим. Так у нас хоть как-то будут собираться оборотные деньги». Эти женщины ему сразу сказали: «Хоть одну продашь — мы все уйдем тут же!» Понимаешь, о чем речь? Народ тут по-другому относится к таким вопросам.

— В нашей газете выходило интервью тоже о группе энтузиастов, которые делают прекрасные беспилотные самолеты для фронта. Там пошли по бизнес-модели и для оборотки своей гуманитарной деятельности продают продукцию.

— Все люди разные. Они делают 100-процентную наценку?

— Нет, конечно, по себестоимости.

— Тогда какие вопросы? Ему же надо закупать комплектующие на что-то. Другое дело, что есть и такие коммерсанты, которые говорят: «Сейчас мы тут договоримся. Будем брать здесь товары всякие по себестоимости, туда отвозить. Станем сдавать в фонд, а нам для организации будут платить плюс 30 процентов». Я им говорю: «Ребята, ну вы как бы… А если оружейные детали на 100 миллионов везете, получается, 30 миллионов вам просто за организацию?..» Понимаете, людей вокруг войны много хороших и еще больше плохих.

— Вы с такими пересекаетесь?

— Постоянно. Это жизнь. Бог все видит, всех пометит, как надо, потом. Мы стараемся с деньгами вообще не работать. Но многие люди делают большие деньги на войне, вот эти все «купи-продай». Есть тут один мальчик, занимается тем, что продает машины, — не секрет, что на фронте они сейчас нужны. Он мне говорит: «Проработал всю схему, Андрей Валерьевич. За 150 [тысяч] берем. 50 — мне, 50 — вам. За 250 тысяч потом продаем». Я ему говорю: «Спасибо, что ты сказал про 150. Я эту цену услышал. Вот по такой цене теперь и буду брать у тебя». И такие есть. Куча нюансов. Но сказать, что все плохо, тоже нельзя, потому что жизнь все равно улучшается с каждым днем.

«Раньше все как-то бездумно сгружалось и часто помощь уходила просто в песок. Сейчас вся организация и координация поставок настроены. Один из инструментов для этого — наши «Народная накладная» и «Солдатское спасибо»

«Прямо сейчас на передовой формируется новый класс людей»

— Почему вы решили помогать фронту?

— Почему? Потому что меня там нет. Если бы я был там, значит, мне бы помогали. Я помогаю тому человеку, который заменяет меня на фронте.

— А вы сами военный?

— Бывший. Вопрос не в этом. Я люблю Родину. И за нее готов на все. А там реально герои, просто супергерои. Там совершенно удивительные люди. Вот мы недавно ездили к ребятам на фронт. Отвезли им разведывательные, боевые дроны, Mavic. Ездили без фур, такая быстрая доставка, потому что дроны очень срочно нужны были ребятам. Вот мы все доставили, сидим, разговариваем. А чтобы вы понимали, там у них жарко, уже под 30 градусов тепла на улице.

Я говорю ребятам: «Давайте, я вам одежду привезу? Какой-нибудь SIMMS (американская компания, производит снаряжение для рыбаков, — прим. ред.), у них очень крутая и хорошая, легкая, дышащая одежда». Ребята отвечают: «Нам это не надо. Нам бы такую, чтобы не горела…» Понимаете, как они мыслят — думают не об удобстве, а о безопасности. Они смотрят на вещи уже совершенно иначе. Прямо сейчас там, на передовой, формируется новый класс людей.

— Вы о наших мобилизованных?

— Конечно. Это раньше со всем снабжением было сложно. А сейчас они воюют будь здоров. Что было еще год назад и теперь — небо и земля просто. Страна стала настолько патриотичной… Если еще два года назад процентов 20 в России были патриотами, то сегодня таких уже процентов 50.

— В чем причина?

— Появился смысл жизни у людей. До этого как было? iPhone купить новый, машину, за границу в отпуск поехать… А сейчас за Родину стоять надо, всех победить, ты понимаешь, что ты кому-то нужен. Нет, конечно, есть негативные люди. Но их все меньше и меньше. А те, кто остается негативным, уже скрывают это, и получается так, что все уже Путина любят. Обстановка меняется. И армия наша становится намного профессиональнее, чем раньше. Можете хаять, не хаять ее, но сейчас ребята наши очень сильны. То же самое касается и гуманитарщиков.

— В каком смысле?

— Раньше все как-то бездумно сгружалось и часто помощь уходила просто в песок. Сейчас вся организация и координация поставок настроены. Теперь мы четко понимаем, составляем список, кому и что нужно. Но мы и на этом не остановились, а пошли дальше, усовершенствовав весь механизм гуманитарной работы. Один из инструментов для этого — наши «Народная накладная» и «Солдатское спасибо».

«Появился смысл жизни у людей. До этого как было? iPhone купить новый, машину, за границу в отпуск поехать… А сейчас за Родину стоять надо, всех победить, ты понимаешь, что ты кому-то нужен»

О «Солдатском спасибо» и «Народной накладной»

— Расскажите, что это такое.

— Смотрите. Вот есть у нас хорошая организация, которая занимается трудными детьми с ДЦП. Руководитель этой организации звонит мне: «Андрей, мы знаем, что ты поедешь. Мы собрали 17 тысяч рублей. Куда их перевести?» Я им говорю: «Давайте мы вам их переведем. Ничего нам не надо! Лучше просто нарисуйте письма, картинки».

Наша «Народная накладная» — это не для чиновников, а для себя, для души. Вот ты передал что-то для ребят на фронт — составляется бумага о переданном имуществе. Ты там расписываешься. В бланке будет стоять номер воинской части, дата отправки и так далее. Бланк «Солдатское спасибо», который составляется при получении груза, оформлен так же, в нем солдаты сами расписываются.

— Давайте поподробнее о «Народной накладной».

— Вот ты взял с кого-то и говоришь: «Андрей, у меня есть вот то и то. Я хочу передать на фронт». Я спрашиваю: «А что есть?» Записываю, что ты мне передаешь. Дальше ищем среди ребят, которые скажут: «О, это нам надо». Мы все грузим в фуры, отвозим конкретно в то подразделение, которое сказало, что им это нужно. Мы им передали все: «Вот вам от этого человека, вот накладная». Они берут, подписывают приемку груза. Получается такой некий документ человеческий, между людьми. Потом они тебе выписывают «Солдатское спасибо». За теплые палатки, носочки и так далее. А если мы проходим несколько подразделений, то набирается очень много подписей таких. По возвращении мы это «Солдатское спасибо» вручаем тебе вместе с заверенной накладной.

— Понятно, это форма обратной связи.

— По сути, да. Она адресная, точечная. Ты знаешь, куда и кому передается. Эти бумажки для сердца. Это не почетные грамоты, а для души. Труднее же всего бороться с самим собой. Врагов еще победить как-то можно. А если ты будешь жить неправильно… Если понимаешь, что ты сделаешь это лично и получишь такой личный ответ, то будут выстраиваться именно отношения личные, как человека с человеком.

Есть вот женщины, сетки вяжут. Мы эти сетки берем и отвозим ребятам. Они их там расцеловывают, пишут ответное письмо. Что происходит дальше? Женщины потом вешают такое письмо с благодарностью у себя там, где они вяжут сети. С чем сравнить можно это «спасибо»? С грамотой от мэра города? Нет, это ни с чем не сравнится. Разве что от президента страны личная грамота.

— Получается, «Солдатское спасибо» — это форма отчетности перед условной бабушкой, связавшей носочки бойцу?

— Конечно. Вот они плетут сети. Кто их благодарит за это? Вот они сделали 100 сетей, составили накладную, где прописали, что изготовили 100 сетей. Такое и для себя приятно — видеть результат своего труда.

— Это же очень сложно организационно для вас: все прописать, проследить…

— Ничего сложного. Бюрократии никакой нет. На этом листке пустое место составляет две трети. Там каждый солдат расписывается. Если у бабушки каждый боец из партии в 20 носков взял себе по паре — каждый солдат и расписывается. Это же все для души.

Солдаты плачут. Им это очень надо. С нашим «Солдатским спасибо» это будет вообще прямая связь, когда все четко будут знать друг о друге.

Мне вообще кажется, что за такой темой будущее. Как было в свое время с «Георгиевской ленточкой». Сколько грамот может выписать министерство обороны или администрация республики? Ну 10 тысяч. Сколько «Солдатских спасибо» за месяц можно подготовить? Миллионы. Если по всей стране возьмут это на вооружение.

— А вы хотите на всероссийский уровень такое продвинуть?

— Обязательно! У нас уже есть те гуманитарные организации, кто это применяет.

— Что вы делаете для продвижения своей идеи?

— Мы пойдем другим, более сложным путем. Найдем пятерых своих знакомых перевозчиков по стране. У них у каждого есть еще пять своих знакомых… И так вот по сарафанному радио. Всем такая тема нравится. Если подобное станет массовым, то потом можно сделать это официальной бумагой.

— Через минобороны?

— Думаю, даже через президента. И я вам скажу, определенный интерес к нашей идее уже есть.

«Очень давно работаем и будем дальше работать. Мы даже и не хотели светиться, просто помогаем. Все меня отговаривали от общения с прессой. Но я понимаю, что если стану публичным, то смогу больше сделать»

О родстве с Артемом Хохориным и уголовном деле сына

— Андрей Валерьевич, читатель нас не поймет, если мы не спросим вас еще об одной очень важной вещи. Когда читатель увидит фамилию Мишенькин, закономерно возникнет вопрос, связанный с родственными отношениями с бывшим министром внутренних дел по РТ Артемом Хохориным…

— Так, а кто такие родственники? Скажу так. Юридически мы не родственники с бывшим министром Хохориным, но мы братья. Троюродные.

— Станислав Мишенькин — это ваш сын?

— Это мой сын. Он косячный, я согласен. Но он уже наказан.

— Как?

— Домашний арест, сидит в деревне, работает, дрова колет. Под пристальным присмотром отца. Косяк есть. А что касается самого Хохорина… Как говорится, страна забыла своего руководителя. Все-таки 12 лет спокойной жизни, без скандалов, без всего этого… Он полностью самостоятельный человек.

Опять же говоря о сыне. Вопрос как возник? Это был понедельник, сын ко мне должен был приехать до обеда. Он ко мне не приезжает, трубку не берет. Я начинаю беспокоиться и искать его по всем инстанциям, отправляю товарища к нему домой — его и там нет. У меня уже откровенная паника, начинаю всем звонить. В их числе был и Артем Валерьевич. Говорю ему: «У меня пропал сын. Можем посмотреть, где он там?». Он мне не отвечает. Через какое-то время перезванивает: «Он в Юдино, задержан за отказ от освидетельствования». Это было около двух часов ночи. Я сразу еду туда, в Юдино. И когда приезжаю, выясняется, что его уже отпустили. Никто никаких правил не нарушал, там не было основания для ареста. Я вроде успокоился. И только на следующий день сына привозят ко мне. Он рассказывает, что вообще не при делах.

— Если его отпустили, где он сутки был?

— Спал. Там не совсем сутки. Его задержали в 8 часов вечера, то есть его часа в 3 следующего дня отпустили. Я приехал в 4 — его уже не было. Телефон у него забрали, через друзей он мне передал, что приедет ко мне на следующий день, то есть уже 3 октября. Вот он и приехал. Я спрашиваю: а чего телефон не отдали, при каких делах? Телефон осмотрели при нем и потом вернули. Понимаете? Какой надо было кому заводить кипиш, если там статья-то подразумевает только штраф? Нет, зацепились, раздули. Политика.

— Когда вы звонили Хохорину…

— Вопрос был только один: где мой сын? Он сказал, что его задержали в Юдино за отказ от освидетельствования.

— То есть вы ни о чем таком не просили?

— Вы не знаете моего брата. Это самый честный человек. С ним вообще невозможно ни о чем договариваться, ни о чем просить. Он в этом смысле максимально честен.

— Понятно. Вы же понимаете, почему мы спрашиваем? Читатель может решить: «Своей гуманитарной деятельностью, помощью фронту вы пытаетесь обелить свою фамилию…»

— Мне за что обеляться? В чем моя вина?

— Вашей вины нет.

— Тогда какие ко мне вопросы? Сын? Понятно, я его лично накажу. Он уже наказан — вы же сами пишете обо всех судах. Его не должны были арестовывать по закону, там вообще ничего нет! Все раздуто и во многом вашей газетой. Вы же те, кто все всегда первыми рассказываете.

— Мы просто делаем свою работу.

— Возможно, да. А может, до вас доходит просто какая-то часть информации, вернее до вас доходит вся информация, но вы пускаете только нужное.

В противовес вашему же аргументу о том, что мы там хотим сейчас обелиться. Во-первых, мы очень давно работаем и будем дальше работать. Во-вторых, мы даже и не хотели светиться, просто помогаем. Все меня отговаривали от общения с прессой. Но я понимаю, что если стану публичным, то смогу больше сделать. Может быть, кто-то и подумает, что мы там пытаемся как-то, как вы выразились, обелиться. Что мне сейчас? Я не при делах. Юридически мы с ним не родственники.

— Вы с Хохориным общаетесь?

— Благодаря вам нет.