Валентин Катасонов

Зачем понадобилось маскировать капитализм

Еще за несколько лет до развала СССР в информационное пространство нашего общества был вброшен термин «рыночная экономика». Его как бы противопоставляли другому новому термину «административно-командная система». Первый термин подавался в положительном свете, второй имел ярко выраженный отрицательный смысл. Советского человека искушали «светлым будущим», которое можно выстроить лишь на базе «рыночной экономики».

Советский Союз был разрушен. В возникшем на его обломках государстве «Российская Федерация» была окончательно уничтожены остатки ненавистной тогдашним революционерам «административно-командной экономики», было провозглашено строительство «рыночной экономики». Книжный рынок страны был заполонен книгами, на обложках которых красовались словосочетания «рыночная экономика», «рыночная система», «рыночная модель» и т. п. В вузах моментально были пересмотрены учебные программы. В частности, на экономических факультетах были запущены новые курсы, которые чаще всего так и назывались: «рыночная экономика».

Правда, почему-то обещанного «светлого будущего» не наступало. Экономика, наоборот, слабела и разрушалась. Россия по своей экономической динамике не дотягивала даже до среднемировых темпов экономического роста. По оценкам МВФ, в 1992 году доля РФ в мировом валовом внутреннем продукте (ВВП), рассчитанная по паритету покупательной способности валют, равнялась 4,85%. А по итогам прошлого, 2023 года она уже упала до 2,89%. Согласно прогнозу МВФ, в 2028 году она сократится до 2,61%.

Я уже многие годы говорю и пишу о том, что высшее экономическое образование превратилось в средство «промывки мозгов» и превращения молодых людей из homosapiens в homoeconomicus. В учебных программах и учебниках заложено много откровенной лжи, дезинформации, а порой и тонкого лукавства. В том числе для этого используются термины, которые можно квалифицировать как оксюмороны.

Оксюморон — слово из древнегреческого языка. Оно означает термин, который содержит в себе противоречащие друг другу понятия. Например, в статье «Религия капитализма. Как либеральные басни стали «экономической наукой» я разбирал такой персональный оксюморон: «Политэконом Адам Смит». Есть еще термины, которые можно отнести к категории мифов. Один из таких мифологических терминов — «рыночная экономика».

Я не единственный, кто говорит о лукавстве и мифологической природе термина «рыночная экономика». На память приходит книга «Экономика невинного обмана. Правда нашего времени» всемирно известного американского экономиста Джона Гэлбрейта (1908−2006). Он ее написал незадолго до своей смерти. Своего рода книга-исповедь.

В ней Гэлбрейт решился рассказать правду об экономической науке, которую вынужден был до этого скрывать.

Он говорит о том, что до поры до времени та модель экономики, на которую после буржуазных революций перешли страны Старого и Нового света, не стесняясь называли «капитализмом».

Но эта модель продемонстрировала свою несостоятельность в 1929 году, когда на Нью-йоркской фондовой бирже началась паника, которая затем переросла в мировой экономический кризис.

В 30-е годы прошлого столетия «профессиональные экономисты» стали активно подыскивать синонимы дискредитировавшего себя понятия «капитализм». Один термин менялся на другой в поисках наиболее подходящего. В 80-е годы прошлого века «естественный отбор» выдержали термины: «рыночная система», «рыночная экономика», «рыночное хозяйство» и т. п.

Вот как описывает этот процесс «научных» поисков Дж. Гэлбрейт: «Были начаты поиски неопасной альтернативы термину «капитализм». В США предприняли попытку использовать словосочетание «свободное предпринимательство» — оно не прижилось. Свобода, подразумевавшая принятие свободных решений предпринимателями, не являлась убедительной. В Европе появилось словосочетание «социал-демократия» — смесь капитализма и социализма, сдобренная состраданием.

Однако в США слово «социализма» вызывало в прошлом неприятие (да и в настоящем это неприятие осталось). В последующие годы стали использовать словосочетание «новый курс», но все же его слишком отождествляли с Франклином Делано Рузвельтом и его сторонниками. В итоге в научном мире прижилось выражение «рыночная система», так как оно не имело негативной истории — впрочем, у него вообще не было истории. Вряд ли можно было отыскать термин, более лишенный всякого смысла…»

Вспоминая Ленина

«Прорабам перестройки» в нашей стране не надо было ломать голову по поводу того, как назвать экономическую модель «светлого будущего». Термины «рыночная система», «рыночная экономика», «рыночная модель» с самого начала «реформ» в нашей стране оказалось самыми употребительными. Ведь «вдохновить» бывших советских людей на строительство «светлого капиталистического будущего» по целому ряду причин было сложно или даже невозможно.

К слову «капитализм» в наших условиях «неполиткорректные» граждане начнут добавлять всякие «нехорошие» определения типа «криминальный», «бандитский», «компрадорский», «колониальный» и т. п. Мало того, люди старшего поколения, услышав слово «капитализм», могут вспомнить о советских учебниках политической экономии капитализма и освежать в памяти, что такое капитализм.

С учетом этого идеологи «реформ» с самого начала наложили «табу» на употребление слова «капитализм». Лишь недавно (в 2021 году) президент РФ Владимир Путин решился озвучить слово «капитализм». Он признал, что в России имел место «дикий капитализм». Видимо, Владимир Владимирович намекал, что отныне Россия будет строить капитализм, который следует назвать «цивилизованным». Правда, непонятно, где в мире можно найти образчик «цивилизованного капитализма».

Тот же Джон Гэлбрейт американский капитализм также называл «диким». Гэлбрейт — не марксист, но, тем не менее, по его мнению, любой капитализм по определению является «диким». В современных учебниках по экономике вы можете вообще не обнаружить слова «капитализм», зато термин «рыночная экономика» встречается на каждой странице, иногда несколько раз. При этом смысл термина толком не объясняется.

Так почему «рыночная экономика» — миф? Да потому, что никаких признаков «рынка» мы также не наблюдаем ни в «самой рыночной» стране мира — США, ни у себя дома.

Важнейшим признаком рынка, как нам объясняют учебники по «экономике», является конкуренция, которая обеспечивает «автоматическое» («стихийное») формирование цен. Последние являются «равновесными», «справедливыми», «оптимальными» и т. п. При рыночных отношениях продавцы и покупатели имеют свободу (и возможность) выбора контрагентов, право прямого общения между собой и т. п. и т. д.

О «рынке» с его «невидимой рукой» еще около двух с половиной веков назад говорил и писал Адам Смит, которого считают отцом-основателем классической политэкономии и главным идеологом экономического либерализма.

Не хочу утомлять читателя пересказом учебников по «экономике», а задам вопрос: «Где вы видели такой рынок?» Отвечу: такого рынка давно уже нет нигде в мире. Может быть, он был во времена Адама Смита, а, может быть, даже до него. Рынок давно «умер». Главная причина его «смерти» том, что в экономике стали господствовать монополии (тресты, концерны, синдикаты, картели), которые стали диктовать свои условия другим участникам «рынка».

О монополиях и «смерти» рынка можно почитать в уже упоминавшейся книге Дж. Гэлбрейта. Поэтому слово рынок для описания современного общества также следует использовать только в кавычках. Добавим, что «смерть» рынка наступила также потому, что сегодня участники «рынка» давно уже утратили возможность свободного общения между собой.

Между ними образовались мощные «кордоны» разных посредников, в том числе «финансовых посредников» в лице банкиров. Сегодня они не только «посредники», но также монополисты, причем самые главные. Почему? Потому, что «производят» самый дефицитный в «рыночной экономике» «товар» — деньги.

Впрочем, о «смерти» капитализма свободной конкуренции еще почти за 90 лет до Джона Гэлбрейта весьма обстоятельно написал В. И. Ленин в известной книге «Империализм, как высшая стадия капитализма» (1916). Вот фрагмент из книги, в котором описывается переход от капитализма свободного рынка к монополистическому капитализму: «Итак, вот основные итоги истории монополий: 1) 1860 и 1870 годы — высшая, предельная ступень развития свободной конкуренции. Монополии лишь едва заметные зародыши. 2) После кризиса 1873 г. широкая полоса развития картелей, но они ещё исключение. Они ещё не прочны. Они ещё преходящее явление. 3) Подъём конца XIX века и кризис 1900–1903 гг.: картели становятся одной из основ всей хозяйственной жизни. Капитализм превратился в империализм».

Даешь свободный рынок без ограничений!

Итак, уже как минимум полтора века, как «свободный рынок» начал умирать, а затем и приказал долго жить. А нам до сих пор твердят, что покойник жив и помогает человечеству созидать экономику.

На рубеже XIX–XX рука монополий полностью и бесповоротно заменила «невидимую руку рынка». Государство (тогда еще не успевшее полностью подпасть под контроль крупного капитала) должно было как-то реагировать на это беспардонное вмешательство крупного капитала в функционирование «свободного рынка». Стали приниматься антимонопольные законы.

Первый такой закон, получивший название «Акт Шермана», был принят в США в 1890 году (назван по имени сенатора и руководителя фракции республиканцев в Сенате). Его принятие было обусловлено злоупотреблениями корпорации Дж. Д. Рокфеллера «Standart Oil», в руках которой было сосредоточено до 90 процентов нефтепереработки.

Правда, в течение десятилетия закон «спал», пока президент Теодор Рузвельт не начал активно использовать его в своей антитрестовской кампании. В 1914 году был принят «акт Клейтона», который устранил недоработки, выявленные в «законе Шермана». «Акт Клейтона» стал вторым антимонопольным законом США. Уже после второй мировой войны, в 1976 г. был в США принят еще один антимонопольный закон — «Акт Харта-Скотта-Родино», ставший поправкой к «Акту Клейтона» 1914 года. Органами антимонопольного контроля в США являются Антитрестовский отдел Министерства юстиции и Федеральная торговая комиссия.

Похожие антимонопольные законы и похожие регуляторные органы в прошлом столетии появились и в других экономически развитых странах Запада. Не буду тратить время на их описание.

Однако эффективность антимонопольного регулирования и в США, и в других странах Запада неуклонно падала. Государство в данном случае напоминало «ночного сторожа», который забыл о своей службе и преспокойно спал. Об этом можно, в частности, узнать из появившейся в 2004 году на российском книжном рынке работы «Спасение капитализма от капиталистов», авторами которой являются Луиджи Зингалес и Рагхурам Раджан (преподаватели Высшей школы бизнеса Чикагского университета).

В книге приводится много цифр, свидетельствующих о непрерывно растущей монополизации экономик США и Западной Европы. За последние три десятилетия ХХ века в промышленных отраслях американской экономики доля в продажах четырех крупнейших компаний увеличилась в среднем с 38% почти до 44%, а топ-20 — с 68% почти до 74%, в ритейле — с 15% до 30% и с 30% до 45% соответственно.

В начале XXI века концентрация, по данным ОЭСР (INDUSTRY CONCENTRATION IN EUROPE AND NORTH AMERICA. 2019) росла не только в США (где на разных рынках рыночная доля 10% крупнейших компаний выросла на 4−8 процентных пункта), но и в Европе (там этот рост составил 2−3 пункта). Это касается как промышленности, так и сферы нефинансовых услуг и интернет-компаний.

Подробнее о тенденциях роста монополизации капиталистической экономики в XXI веке можно узнать из только что вышедшей книги: Комолов О. О. Монополизация как фактор кризисных процессов и трансформации современной рыночной экономики. — М.: НИЦ ИНФРА-М, 2024. О монополизации российской экономики я недавно писал в статье «Игры» в монополию: Россия давно обогнала Америку по части концентрации капитала»

Отмечу, что последним словом теории экономического либерализма является замена понятия «свободный рынок» понятием «свободный рынок без ограничений». Наиболее рьяные либералы требуют, чтобы государство не совалось на рынки со своими антимонопольными законами.

Сказочки о свободном рынке

Из всего сказанного вытекает вывод о том, что государство перестаёт выполнять функцию поддержания режима «свободного рынка», отдавая рынки на откуп монополистическому капиталу.

Более или менее честные экономические исследователи, считая, что государство своим вмешательством могло искажать действие рыночных механизмов, признают, что монополии рынок просто уничтожают.

Об этом, в частности, очень убедительно пишет Наоми Кляйн в книге «Доктрина шока. Расцвет капитализма катастроф» (М.: «Добрая книга», 2015), ставшей мировым бестселлером.

В ней говорится о том, как крупнейшие корпорации (в первую очередь, американские) завоевывают мир под флагом «свободной рыночной экономики». Завоевание идёт с помощью силы тех государств, где базируются эти корпорации (т. е. в первую очередь, США).

Если на Западе капитализм сначала действительно развивался поначалу на базе относительно «свободного рынка» и лишь затем этот «свободный рынок» был убит монополиями, то в Российской Федерации капитализм с самого начала не имел ничего общего со «свободным рынком». А нам до сих пор рассказывают сказочки о том, что в России экономика является «рыночной».

Русское экономическое общество им С. Ф. Шарапова