«Кыпчакская увертюра», ариозо Кул Шарифа и «Ай, былбылым»: новая татарская музыка

«Мирас» уже 9 лет держит курс на сохранение и продвижение национальной академической музыки, знакомя публику с шедеврами татарских композиторов ХХ века и достижениями действующих авторов

«Впервые в исполнении большого оркестра»

«Мирас» сегодня — это сердце татарской музыкальной культуры и один из самых прогрессивных проектов худрука ГАСО РТ Александра Сладковского, хотя все равно хотелось бы, чтобы национальный репертуар главный оркестр республики исполнял чаще. Данный же фестиваль уже 9 лет держит курс на сохранение и продвижение национальной академической музыки, знакомя публику с шедеврами татарских композиторов ХХ века и достижениями действующих авторов.

В прошлом году он дал концертную жизнь первой опере Миляуши Хайруллиной «Кави – Сарвар», которой музыканты и критики уже предрекают войти в историю. В этом году изюминкой программы стал вечер «Только премьеры», где ГАСО РТ сыграл сочинения современных авторов разных поколений: Хайруллиной, Рашида Калимуллина, Ильяса Камала, Ильгама Байтиряка и Эльмиры Галимовой. Часть опусов, к примеру фрагменты из оперы Галимовой «Кул Шариф», до этого не звучали. Другие, скажем, «Кыпчакская увертюра» Камала для струнных, впервые исполнили в оркестровой редакции для «татарстанских симфоников».

«Она войдет в историю»: «Кави – Сарвар» – новая татарская музыка

«Все представленные сочинения впервые прозвучат в исполнении большого симфонического оркестра, — рассказала „БИЗНЕС Online“ перед концертом Хайруллина. — И хотя некоторые из них, в частности моя пьеса, уже исполнялись другим составом, это все равно премьеры (так же, как спектакль, который играют в театре второй или третий раз). Особенно если мы говорим о произведениях для такого состава, как ГАСО РТ. К тому же сегодня будут представлены произведения не в самых малых формах. Любая возможность послушать музыку, написанную сегодня, — большой подарок и для композиторов, и для зрителей».

Остается только пожалеть, что не все воспользовались представленным шансом. Несмотря на броское название вечера и уже известные в Татарстане имена, в зале оставались свободные места, почти не было медийных лиц и журналистов. Зато пришли персональные поклонники композиторов и ГАСО РТ с букетами цветов. Цветочные подношения между частями программы и стоячая овация в финале оказались вполне заслуженными — на вечере фестиваля «Только премьеры» было на что посмотреть и что послушать.

Ильяс Камал

Конные баталии и любовные терзания

Сегодня в приоритете у действующих мастеров РТ камерность, доступность, опора на фольклорные корни, размышления о проблемах национальной идентичности и творческого поиска. Отзвучавшие опусы по-разному раскрыли эти темы в русле программной и театральной музыки. Открывшая вечер «Кыпчакская увертюра» Камала — пример «вкусного» картинно-пейзажного симфонизма. Он воплощен в звуковых образах конных баталий, девичьих плясок, богатых застолий и девственного пленэра. Все это композитор умещает в стройную, лаконичную форму. При этом оркестровка, созданная специально для «Мираса», добавляет музыке выигрышного объема и тембрового богатства — пение струнных в ней оттеняет стук кастаньет (конский топот), фанфары валторн (военные горны) и графичная женская кантилена «дерева».

Многослойную партитуру нетривиально подал опытный Василий Валитов, вставший за дирижерский пульт ГАСО РТ. Образным деталям он предпочел стремительные темпы, внешним эффектам — сдержанный жест, координируя мощные оркестровые волны и рельефные тембровые соло.

Чувственной экспрессии маэстро поддал в прозвучавшей следом «Ай, былбылым». Симфоническая поэма Байтиряка отсылает к теме одноименной татарской песни и экспонирует лирико-психологический симфонизм. Любовные терзания-томления, доверенные соловью, композитор отразил в щемящем «хоре» скрипок, громовых ударах барабана и роковой поступи меди (все это по-прежнему в оправе мелкой пассажной техники и приподнятой динамики). А колокольный звон в кульминации добавил поэме флер мистики и фантасмагории.

Многослойную партитуру нетривиально подал опытный Василий Валитов, вставший за дирижерский пульт ГАСО РТ.

Новый «Кул Шариф»

Театральную ноту в программу внесли фрагменты из оперы Галимовой «Кул Шариф» на либретто Фарита Яхина. Ее автор посвятила главе духовенства Казанского ханства, павшего при защите города в 1552 году. Прозвучавшие соло и ансамбль намекают о том, что оперное наследие Татарстана пополнилось любопытным образцом на стыке академической и эстрадной культур. Сложная инструментальная партитура в «Кул Шарифе» местами сопряжена с яркой вокальной песенной мелодикой.

Иркен Мустафин представил свободно льющийся поток звука

Это почувствовал баритон Иркен Мустафин — в ариозо Кул Шарифа «Наша жизнь» он представил свободно льющийся поток звука (микрофон на сцене добавил классическому вокалу эффект эстрадного пения). В арии героя «Я клянусь» с элементами татарской пентатоники артист сконцентрировался на детальной передаче текста.

Национальный флер усилился в дуэте матери Сюмбель и Юлбарыс-бека «Участь Зулейхи». Сюмбель Киямова и Айрат Ганиев выводили голосами витиеватые рулады, а вторил им вышитый татарский узор на платье солистки.

Заглянуть в душу художнику позволила симфоническая зарисовка Хайруллиной «Каллиграф», созданная несколько лет назад в рамках большого фестиваля каллиграфии в Казани

Каллиграф-шамаилист

Заглянуть в душу художнику позволила симфоническая зарисовка Хайруллиной «Каллиграф», созданная несколько лет назад в рамках большого фестиваля каллиграфии в Казани. Источником вдохновения автора стала тематика арабской каллиграфии, возникшая из традиции копирования текста Корана. На «Мирасе» Хайруллина представила вторую редакцию пьесы, адаптированную для оркестра. В таком формате ГАСО РТ уже исполнял «Каллиграфа» в Нижнекамске, но казанцы в ГБКЗ им. Сайдашева услышали его впервые.

«Каллиграф в моем сочинении приравнивается к художнику-шамаилисту, — отметила в беседе с нашим корреспондентом композитор. — И вообще, здесь субъектом становится не само каллиграфическое письмо, а человек, который несет это искусство. Мы погружаемся во внутренний мир художника-каллиграфа. Мастер работает с сурами из Корана, и слово пишется настолько мастерски красиво, что становится и воспринимается как произведение искусства. У моей симфонической зарисовки есть обобщенная программа: вначале, как и любой художник, лирический герой не знает, с чего начать свой труд, но затем слышит молитву внутри себя, его воображение разгорается творческим огнем, узоры сами приходят на ум, и рождается прекрасная молитва-картина. В финале пьесы каллиграф обретает гармонию, потому что смог услышать внутри себя вдохновение, послание, которое ниспослал ему Всевышний».

Внутренний мир творца оживает в многоуровневой симфонической ткани, столь же переменчивой, как и его мысль. Темы, мотивы, созвучия перетекают друг в друга бесшовно, формируя контрастное, но спаянное полотно. Муки творчества выражают скорбный речитатив фагота, гнев — поединки тембровых групп, молитву — «надмирное» соло гобоя под перебор арфы. Озарения оживают в громогласных тутти, душевная гармония — в умиротворенном альянсе струнных и деревянных духовых. Несмотря на то что программа пьесы в буклетах не представлена, связать услышанное с названием и домыслить «сюжет» вполне реально. Образы «Каллиграфа» упорядоченные и выпуклые, а тонкая, детализированная звукопись подобна росчеркам пера.

Под занавес вечера публику настигли «Семь сыновей Вьюги». Восьмая симфония Калимуллина стала его апофеозом

Сыновья Вьюги

Под занавес вечера публику настигли «Семь сыновей Вьюги». Восьмая симфония Калимуллина стала его апофеозом. Масштабная эпико-драматическая партитура отсылает к ингушской версии древнегреческого мифа о Прометее и национальным темам, но не копирует их. Точным цитатам композитор предпочел переосмысленные и заново воссозданные элементы ингушских песен. Прямой изобразительности — обобщенные звуковые картины природных катаклизмов и портреты героя — олицетворение стойкости человеческого духа.

В итоге «этническая» симфония воспринимается как общемировое высказывание о жизни и смерти, добре и зле, свободе и заточении, смелости и жертвенности, а ее автор — как проводник между этим высказыванием и публикой. Слова благодарности Калимуллина в зал в финале вечера убеждают в том, что он делает это с удовольствием.