Зимняя война: почему Россия решилась на наступление только в феврале?

Текущая зимняя кампания — это не просто битва за пригороды Донецка, а прежде всего попытка понять, как можно наступать, потому что действительно большое наступление Российскую армию ждет летом Фото: © Евгений Биятов, РИА «Новости»

Штурмовик надевает каску

Итак, можно сказать уверенно, что, как я предполагал в конце декабря, кратковременное зимнее наступление российских войск началось. В своих ожиданиях я исходил из нескольких факторов. Во-первых, военная кампания «Зима-2024» будет проходить со второй половины января и до первой половины марта, что обусловлено погодными условиями — сначала осенней, а после весенней распутицей. До и после этого периода вести осмысленные боевые действия просто не получится: земля мокрая и мягкая, застревает все, включая танки.

Второе обстоятельство плавно вытекает из первого: раз период возможностей для наступления сокращается до полутора месяцев, то и поставленные задачи не могут выходить за пределы этого временного интервала, в противном случае силы и средства будут потрачены если не впустую, то КПД будет гораздо ниже предполагаемого.

Как следствие, наступление должно быть ограниченным. Также в его задачу входит получение необходимых навыков: понимание того, как проходить минные поля, двигаться в условиях степной местности, когда цель видна за много километров и не прикрыта ни лесом, ни складками рельефа, а также что делать с многочисленными FPV-дронами, которые, безусловно, изменили картину боевых действий до неузнаваемости, сначала став эрзацем артиллерии, а теперь и вовсе превращаясь в отдельный род войск.

В декабре я писал, что российские части все-таки завершат осаду Авдеевки, вероятно, выйдут к линии Славянско-Краматорской агломерации под Донбассом. На севере с некоторой долей вероятности дойдут до Купянска, на южном направлении, может быть, будет взят Угледар, что даст предпосылку для осады Курахово, взятие которого впоследствии ставит под вопрос существование группировки ВСУ восточнее Покровска. Там же, в районе Запорожья, можно ожидать начало сражения за Гуляй-Поле, а также выход под Орехов. Стоит отметить, что в данном случае это будет не столько масштабное наступление, сколько совокупность иных действий.

Посмотрим, в чем я оказался прав и по каким признакам сделал вывод, что наступление началось.

Удары наносились по военным объектам, разведанным складам боеприпасов, скоплению техники и живой силы противника, а также по тому, что принято называть критической инфраструктурой Фото: © Алексей Майшев, РИА «Новости»

Объем боевых действий

Когда рассматриваешь карту боевых действий, важно понимать, что сражение ведут не только части, стоящие на линии боевого соприкосновения, но и в целом весь государственный аппарат, который за ними находится. Еще раз повторим, что танк без топлива и боеприпасов — это очень дорогой металлолом, а батальон солдат, лишенный снабжения, — банда мужиков, ищущих, что бы сожрать. Как следствие, уничтожение логистических цепочек по подвозу провианта, боеприпасов и топлива — важнейшее условие для боевых действий.

В нашем случае фиксируется российскими средствами объективного контроля и подтверждается украинскими источниками, что со второй половины января серьезно выросло количество ударов по военной и критической инфраструктуре. На данный момент наиболее крупный удар был зафиксирован с 5 на 6 февраля, когда, по данным Киева, было выпущено не менее 44 ракет и 29 дронов-камикадзе.

Удары наносились по военным объектам, разведанным складам боеприпасов, скоплению техники и живой силы противника, а также по тому, что принято называть критической инфраструктурой. В данном случае имеются в виду операционные узлы, которые позволяют координировать действия вооруженных сил, НПЗ, перевалочные базы, а также иные цели.

«На этой неделе мы нанесли самый мощный удар (воздушный, морской, наземный) по объектам противника, в том числе стратегическим. Это склады, НПЗ, пункты управления, места дислокации наемников, резервы ВСУ. Атака шла до Западной Украины. Даже поляки подняли истребители, опасаясь, что и до них долетит. Мы использовали всю нашу авиацию, видимо, и „Кинжалы“, и „Ониксы“, и, конечно же, „Герани“, которые прорывали противовоздушную оборону Киева. По Киеву двумя ударами прошлись. Это была уже комбинированная ракетная операция. Полагаю, она связана с нашими действиями на земле», — говорит в разговоре с «БИЗНЕС Online» капитан первого ранга в запасе, военный эксперт Василий Дандыкин.

Кроме того, также усилился и общий фон боевых действий, военные карты, которые составляют любители в интернете, запестрели обновлениями. Фиксируются незначительные изменения по всей линии боевого соприкосновения от Угледара до Купянска. Относительно стабильной линия фронта остается только на запорожском и херсонском направлениях. Это связано, скорее всего, с тем, что там наименее благоприятные условия. В Херсоне в лучшем случае получится, как у Киева, — бессмысленные «мясные десанты», цель которых остается загадкой, пожалуй, даже для самой Украины. На Запорожье просто голая степь, без каких-либо фронтальных прикрытий, в текущей конфигурации обе стороны предпочитают «баловать» друг друга небольшими группами, а также FPV-дронами.

На остальных участках российские части с тяжелым рвением пытаются идти вперед, а также спрямлять линию фронта там, где уже давно пора. Наиболее характерным участком на этом направлении безоговорочно можно назвать Авдеевку, которая находится почти в полном окружении и прямо сейчас рассекается надвое российскими штурмовиками. Взятие этого населенного пункта не только позволит выйти к более западным территориям, усилив натиск на них, не только развалит крупнейший укрепрайон, создававшийся под Донецком с 2014–2015 годов, но и позволит, выпрямив линию фронта, увеличить количество войск на единицу пространства. А значит, войска смогут продвинуться дальше, вплоть до небольшой речки Дурной, которая является естественной преградой Авдеевской агломерации.

Это, в свою очередь, высвободит часть сил на участке Новомихайловки, что позволит выйти в сторону Карловки, стоящей на реке Волчьей, которая подпирает один из крупнейших водоемов — Карловское водохранилище. Все вместе это обеспечит начало сражения за Покровско-Мирноградскую агломерацию, на данном этапе являющуюся ближним тылом киевских войск, а также одним из основных узлов снабжения как в целом донецкой, так и запорожской группировок войск. Понятно, что до данного сражения еще далеко, но тем не менее именно взятие Авдеевки является первым условием для начала этого мероприятия.

Под Артемовском дела обстоят схожим образом, российские части пробуют занять западные агломерации города, чтобы вплотную выйти к узлу этого участка — населенному пункту Часов Яр, освобождение которого открывает дорогу на Константиновку, через которую идет снабжение Торецка и Нью-Йорка, территорий, вплотную примыкающих к Горловке и также выстроенных, как крепости, с 2015 года. В случае если Константиновка будет освобождена, то российские части смогут пройти вдоль трассы Н20, что позволит взять гарнизон торецко-нью-йоркской группировки в котел, тогда его падение станет вопросом времени.

С другой стороны Артемовска, на севере, также идет наступление на Северск. Пока российские части снова занимают несчастную деревню Белогоровка, пытаются продвинуться со стороны Соледара в деревню Раздоловка. Опять же, в случае успеха этих действий будет открыта дорога с юга на Красный Лиман, а также на Славянск.

Уточним, я вовсе не утверждаю, что произойдет именно так. Проблем, трудностей у российских войск много, а главное, они сталкиваются с упорством противника. Поэтому ждать в краткосрочном периоде, что фронт противника посыплется целиком, как минимум неразумно. При всей жестокости, с которой киевские полководцы и их западные кураторы относятся к собственным солдатам, они сумели наладить слаженный армейский механизм, который, пусть ценой больших потерь, умеет удерживать позиции. Данное рассуждение прежде всего о том, какие могут быть теоретические планы у российского командования на тактическом уровне по данным участкам. Я понимаю, что любые теоретические изложения всегда регулируются объективной практикой.

Грубо говоря, это представление хорошо всем, кроме того что в нем совсем не учитываются действия противника. Киевские войска здесь выполняют роль статистов, что, разумеется, в реальной жизни вовсе не так. Киев, повторюсь, ценой большой крови доказал, что, несмотря ни на что, умеет отчаянно сопротивляться.

Вместе с тем есть и другой аспект, а именно: неужели все наступление сводится к борьбе за поселки средней полосы? Если так, то вся кампания — это множество разнесенных между собой битв за избушки лесника, приобретение которых, конечно, приятно, но никак не решает главной задачи — стратегического разгрома противника.

Российским частям необходимо учиться тому, как действовать на тактическом уровне с минимально возможными потерями и при этом наступать Фото: © Евгений Биятов, РИА «Новости»

Школа боевых действий

Теперь я перехожу к ничем не подтвержденным рассуждениям, потому что планов Генерального штаба не знаю. Как я уже написал, битва за малые населенные пункты — это именно тактические сражения, окружение относительно небольших городков в рамках фронта — оперативный уровень. А вот стратегические действия — это те, которые происходят на участке, превышающем по полномочиям фронт.

Почему Российская армия не проводит стратегических или хотя бы оперативных наступлений? Ответ очевиден — противник осведомлен о наших группировках в режиме реального времени, враг оснащен значительным количеством высокоточных средств поражения, применение которых не позволяет концентрировать значительные силы на ближнем расстоянии от линии боевого соприкосновения. Если в годы Великой Отечественной войны в 40 км от фронта войны уже не было, то сейчас на расстоянии в сотни километров объекты находятся под потенциальной угрозой. Стоянка бронетехники, припаркованной в 50 км от передовой, — лакомая цель для системы вроде HIMARS или дрона типа «Ланцет», не говоря уже о ракетах, способных бить на дальность в сотни километров.

Еще один важный аспект — относительно низкая численность личного состава. Разумеется, боевые действия, которые ведут Россия и коллективный Запад, используя Украину в качестве прокладки, далеки от масштабов Второй мировой войны, пусть и являются крупнейшим за последние 80 лет сражением на Европейском континенте. Как следствие, даже 100-тысячная группировка, делающая прорыв на 70–100 км, растягивается в узкую линию соединений, каждое из которых вынуждено быть звеном достаточно тонкой цепочки, разорвать которую вполне по силам киевским воеводам.

Второй аспект — это перманентный ущерб, который получают войска от атак противника. В случае если группировка насчитывает полмиллиона человек, то потери даже в несколько тысяч в сутки принципиально не меняют ее боевых характеристик. Но если впятеро меньше, то, теряя в сутки даже по несколько сотен человек, она объективно начинает стачиваться, а возможности как по продвижению, так и по удержанию территории сильно сужаются. Это мы видели весной 2022 года.

Но вместе с тем нельзя не отметить, что противник также оперирует относительно незначительными силами. Владимир Зеленский отметил, что численность ВСУ — 880 тыс. личного состава. Это примерно сопоставимо с тем, сколько сейчас находится войск с российской стороны. Классическая военная наука предполагает, что наступать нужно, имея троекратное преимущество, однако оно при текущем уровне добора личного состава достигнуто будет нескоро. Как следствие, на данном этапе российским частям необходимо учиться тому, как действовать на тактическом уровне с минимально возможными потерями и при этом наступать.

То, что мы видим сейчас, — это в том числе попытка понять, как действовать, когда на тебя нацелены десятки FPV-дронов. Как работают РЭБ, какие именно и для чего подходят, эффективны ли дымовые завесы, имеет ли смысл подтягивать к передовой тяжелую артиллерию или можно ограничиться своими дронами разной величины? Как лучше действовать авиацией во время такого натиска — бить по опорным пунктам противника или наносить удары по удаленной инфраструктуре? Как проходить минные поля, сколько нужно тральщиков? Сколько живет тральщик в условиях прорыва минного поля несколькими группами на одном участке? На данный момент точно известно, что тральщик — это потенциальный мертвец, т. к., завидев его, противник мгновенно переключается на него как на основную цель. Кроме того, постоянно тестируются экспериментальные образцы, скажем, беспилотная машина для прохода через минное поле, насколько эффективна она? Быстро ли ее сожгут и сколько к этому времени она успеет пройти?

Аналогичным образом изучают действия пехоты. Как действовать пехоте на занятом опорнике? В тот момент, когда противник отходит из опорного пункта, по его расположению тут же наносится удар дружественной артиллерии, закрепиться в нем практически невозможно. Сможет ли пехота нарыть нужные укрепления сама? Сколько времени для этого требуется, а главное, как ее прикрывать? И таких вопросов перед военным командованием стоит очень много. Все эти сведения, к счастью или горю, не взять из формализированных учебников. Во-первых, потому что теория — это одно, а практика — совсем другое, а во-вторых, все они были написаны еще до этой войны.

Повторимся, текущая зимняя кампания — это не просто битва за пригороды Донецка, не просто ожесточенная попытка отогнать людоедов от деревни с людьми, а прежде всего попытка понять, как можно наступать в текущей войне, потому что действительно большое наступление Российскую армию ждет летом, а сейчас она, как говорится в образовательных учреждениях, проходит производственную практику, примеряя на себя то, с чем столкнется после.