«Никакой музыки эпохи СВО не существует»: куда движется российский шоу-бизнес?

«Весь мир живет под музыку Штатов, и мы тоже так долго жили, в стране, где была убогая музыкальная индустрия» Фото: El Universal/ZUMAPRESS.com / www.globallookpress.com

«Русские люди слушают в основном русскоязычную музыку»

— Олег, вы еще в одном из интервью 2017 года, до всех глобальных политических событий последнего времени, говорили о том, что в российской музыке наконец состоялось полноценное импортозамещение. СВО и все, что за ней последовало, этому тренду помогает?

— Тренд на импортозамещение дополняется тем, что западные компании ушли с российского рынка, и в отечественные стриминги не отгружаются новые релизы иностранных артистов. Поэтому этот тренд, когда русские люди слушают в основном русскоязычную музыку, не то что усилился — он стал единственно возможным.

Я прошу обратить внимание, что так происходит далеко не во всех странах мира. Если вы откроете чарты Германии, Италии, Франции, то там будут песни преимущественно не на родном языке жителей этих государств, а песни на английском, мировые звезды, американские как правило. Новый альбом певицы Бейонсе, Тейлор Свифт, Адель или рэперы всевозможные. Весь мир живет под музыку Штатов, и мы тоже так долго жили, в стране, где была убогая музыкальная индустрия.

Если вы откроете любые чарты покупки дисков, например в 2001 году, то это вообще ни разу не русская музыка. Не было такого, чтобы русскоязычная музыка кем-то всерьез обсуждалась. В детстве девчонки слушали Бритни Спирс, а мальчишки — группу Limp Bizkit. И это все американская музыка, что означало — все деньги от прослушивания музыки шли в Америку, так была устроена экономическая модель. Она в принципе и сейчас так устроена, потому что, когда недавно вышел какой-то очередной альбом великой американской певицы, он был в чартах везде, кроме РФ, а здесь его не было, потому что его, во-первых, не отгрузили, а во-вторых, России это не очень интересно. И мы варимся в собственном соку, в собственной музыке.

Но я всегда говорю и готов это подтвердить: если ты слушаешь Бритни Спирс, то ты отдаешь пять копеек американскому лейблу, а если слушаешь группу «Моя Мишель» или «Три дня дождя», то ты отдаешь эти пять копеек российским лейблам, российскому артисту, условному соседу по лестничной клетке. Мне кажется, это гораздо созидательнее для нашей страны. Так что все эти изменения работают на развитие нашей индустрии. Сколько бы мы ни вспоминали о том, как это происходило в былые времена, да, была поп-музыка, по ней можно ностальгировать, по каким-то двум-трем песням «Гостей из будущего», тем не менее все это было довольно убого. Музыки было мало, она была скопирована с Запада, вся основная музыкальная история вершилась за пределами нашей страны.

— Мы встали с колен в плане популярной музыки?

— Сейчас мы можем гордо встать и расправить плечи. Это влияет и на западных людей. Когда мы приползали к Западу на коленях, условная Катя Лель переводила песню «Мой мармеладный» на английский и говорила: «Только не бейте, послушайте, пожалуйста, компания Universal, мою песню». Ей отвечали: «Это смешно, женщина, до свидания. Идите в свою страну петь, это просто смехотворно». На английском языке Катя Лель никому не была нужна даже в те времена, когда геополитическая ситуация была замечательной.

«Вымарали из титров сериала»: как мир «шазамит» татарское техно от дуэта «Аигел»

Сегодня наша музыка воспряла, у нас есть довольно развитая музыкальная индустрия, тиктокеры сами берут песни Кати Лель на русском языке, а песня «Пыяла» дуэта «Аигел» на татарском языке в мировых чартах Shazam. Если вы сегодня откроете чарты, там не будет практически ни одного иностранного исполнителя, только, может, какие-то новогодние песни, Last Christmas группы Wham! , которую переслушивают по старой памяти. В нашей популярной музыке иностранная уже не существует как явление.

— Как менялось сознание нашей аудитории?

— Сначала это происходило в умах российского слушателя, затем появились стриминги, а стриминг — это возможность зарабатывать артистам. Такая возможность мотивирует писать музыку, так появилось большое количество музыкантов, которых мы сегодня знаем, начиная с Artik & Asti, заканчивая Macan, Instasamka, OG Buda, Xolidayboy, Токсисом. Это новое поколение артистов появилось именно благодаря стримингам.

У нас был долгий период в поп-музыке, когда были условные Валерий Леонтьев и Александр Буйнов, и только они и выступали на телевидении. Но примерно с 2017 года выяснилось, что у нас много молодых артистов, за секунду появилось целое поколение. Получилось так из-за стримингов и возможности зарабатывать на музыке, русские люди начали слушать наших артистов и все меньше и меньше западных, а те потом и сами ушли.

Я, если честно, не понимаю этого прикола, наверное, это какие-то большие геополитические явления. Вместо того чтобы, как в перестроечные годы, захватывать умы российской молодежи своей культурой: «Бегите все к нам, мы вас приглашаем, мы вас зовем, мы вас любим, все к нам». Можно же было так сказать и зарабатывать на российских подростках кучу денег, но Запад выбрал другой путь: отказываться, банить, изымать музыку из российских сервисов. Но то, что ее нельзя послушать, сейчас практически не заметно для массового отечественного потребителя, он просто не обратил на это внимания.

«Instasamka уже лет пять вполне себе прекрасно существует в медийном поле и даже меняется — это довольно серьезный игрок» Фото: Bulkin Sergey/news.ru / www.globallookpress.com

«Большая политика настолько токсичная среда, что тут уже не до песен»

— Вы говорите о множестве молодых артистов, появившихся в российском шоу-бизнесе за последние годы, но нет ли такого, что все они быстро загораются и тут же быстро куда-то исчезают?

— Instasamka уже лет пять вполне себе прекрасно существует в медийном поле и даже меняется — это довольно серьезный игрок. Повторю, целое поколение появилось по щелчку, как советский рок. Тусовка групп, которую мы знаем по формату «Наше радио», возникла в течение двух-трех лет в середине 1980-х. Так же и эти герои. Кто-то добежит до финиша, кто-то уже сошел, и в этом нет ничего страшного. Как показывает история музыки, большинство артистов — это однодневки, певцы одного хита. 1 процент из этих артистов может выпустить еще и пару удачных альбомов. А тех, кто долго-долго находится на сцене и готов меняться в зависимости от времени, вообще единицы. Добежит до финиша самый сильный.

Я знаю много артистов, которых подкосил кризис 1998 года, их буквально смыло со сцены. Люди пели: Александр Шевченко, Органическая Леди, певица Диана. Они пели, а потом бац — и кризис 1998 года, все, они больше не поют и не существуют как проекты. Так же и здесь: тот, кто продерется сквозь вечеринки, кризисы и политические сложности, останется.

— Музыкальным трендом 2022 года многие называли патриотическую песню. Теперь, когда прошла точка кипения и, кажется, настало время более глубокой рефлексии, можно ли выделить жанры или отдельную группу артистов, с которыми будет ассоциироваться этот период? Есть ли те, кто выражает сейчас «пульс времени», как вы когда-то писали о Mujuice?

— Тут легко что-то придумать для заголовка, но жизнь-то сложнее, она более унылая, чем наши заголовки. В 2022-м Shaman был явлением, хотя и с натяжкой. Shaman — это очень нишевый артист. Я побывал на двух его концертах, а на днях посетил концерт группы «Винтаж». Никто не говорит, что «Винтаж» — явление на нашей эстраде. Так вот, я могу сказать, что истерика, экстаз и абсолютная любовь, обожание, сумасшествие, радость, счастье на концерте группы «Винтаж» в тысячу раз больше, чем на концерте прославленного Shaman, где люди просто сидят, а некоторые ковыряют в носу. И шоу у Shaman никакое по сравнению с группой «Винтаж», хотя их журналисты не обсуждают, но я думаю, публики у «Винтажа» даже больше. Это как раз смещение внимания журналистами. Тем же грешат и в Америке, где Тейлор Свифт — это какой-то символ года, что довольно странно.

На самом деле мне кажется, что никакой военной, политической, музыки эпохи СВО не существует, потому что даже репертуар Shaman состоит из любовной лирики, а самая его популярная песня — это кавер «Танцев на стеклах» Макса Фадеева. Думаю, в действительности народ хочет эскапизма, от музыки ждет хорошего настроения и какого-то успокоения, а не политического высказывания.

В музыке политическое высказывание, как правило, довольно тупое. Ты всегда поешь «Долой что-то» или «Да здравствует кто-то», и это звучит по-идиотски, как абсолютная примитивщина. В то же время если ты поешь абстрактную лирику… «Видишь, там, на горе, возвышается крест», как пел Бутусов, — это гораздо больший простор для размышлений.

— Год назад в интервью «БИЗНЕС Online» вы говорили, что артисты не находят нужных слов, чтобы высказаться о происходящих событиях не однобоко, а таких песен не хватает.

— Тогда я думал, что артисты не могут найти нужных слов, но события 2023-го показали полную дискредитацию новостей: политических, сводок с фронтов и так далее. Я слышал о гигантском падении интереса к политическим новостям в этом году, народ больше не хочет ни слышать, ни видеть новостей на данную тему. Все это уже становится токсичным для обычного человека, потому что ему понятно, что со всех сторон пытаются как-то обмануть и манипулировать, новости оказываются не новостями, а какими-то фейками. Большая политика настолько токсичная среда, что тут уже не до песен. Самый оптимальный способ существования артиста в текущей ситуации — ничего лишнего не говорить.

Я для себя в этом году принял решение, что больше на тему политики не высказываюсь, потому что мне звонили разные ребята из уехавших СМИ и спрашивали о Shaman. А я понимаю зачем — чтобы написать о нем статью-пугалку: «Какой чудовищный артист, поет Z-песни, его слушают оболваненные люди»… А я им говорил, что ничего подобного, это просто артист, который хочет петь в стразах, светящихся лосинах и с блондинистой прической с укладкой. У него пара песен есть политических, но в целом он просто эстрадный артист из «Песни года». Рядом с Николаем Басковым и Филиппом Киркоровым он бы смотрелся нормально. А люди пытаются из меня выжать ответ, который вмонтируется в уже готовый сюжет. Но так искусство, музыка не работают, это что-то более абстрактное.

«Мы думаем, что у нас была великая культура, но на самом деле ничего подобного»

— В последнее время стало появляться все больше музыкальных ремейков и каверов. Чем объясним этот феномен? Еще одна отсылка к «светлому прошлому»?

— Есть такой феномен, это правда. Сейчас огромное количество перепевок, и это делается из-за простоты подхода и работающей бизнес-модели. Купить песню «На заре» у группы «Альянс» или правообладателей стоит Х миллионов рублей. Но заработаешь ты с этой песни, тем более если ты Баста, — X миллионов рублей умножить на два. Этот бизнес всегда работал, так как люди хотят слышать что-то знакомое. Да, это инвестиция, это стоит денег, и ты можешь еще больше заработать. Но бывает, что и меньше зарабатываешь. Например, Big Baby Tape брал у Мистера Кредо «Медляк», если не ошибаюсь, за 15 миллионов и, по-моему, не отбил. Это риск, как и в бизнесе.

Есть и сфера иностранных каверов. Сейчас мало кто обращает на это внимание, но это очень интересный тренд. Из-за того что ушли западные компании, они стали менее пристально следить за соблюдением авторских прав. Есть такой диджей Oniel, у которого 5 миллионов слушателей за месяц на «Яндекс.Музыке». Как так получилось? Дело в том, что этот диджей, российский парень, делает ремиксы на иностранные песни, на все, которые вы можете представить, на самые популярные в мире: Уитни Хьюстон, Джордж Майкл, The Beatles, Aerosmith. У него какая-то девчонка перепевает на танцевальную музыку иностранные суперхиты. Понятно, что это нелегально. Если бы мы находились в 2019 году, это было бы невозможно, там одна песня стоит миллионы долларов. Но в России сегодня ты их можешь перепеть, и никто не обратит внимания, у них там свои дела. Появляется большое количество музыкантов, которые, прямо как у станка, делают такие каверы, это целая сфера бизнеса.

Юлия Чичерина Фото: Pravda Komsomolskaya/Russian Look / www.globallookpress.com

— А если об этом рассуждать не только с позиции бизнеса, почему этот феномен каверов стал так выделяться?

— С одной стороны, это всегда было. Возьмем «Старые песни о главном», где перепевались советские песни. Сейчас перепеваются российские песни времен «Старых песен о главном». Этот феномен всегда имел место, но в России никогда не было столько музыки (как сейчас). Если вы откроете каталоги, которые издавались в 2001 году, то удивитесь, как мало музыки тогда было в стране. Земфира*, может, выпустила новый альбом, еще пара групп, «Сплин», «Би-2», возможно, Чичерина выпустила альбом «Жара». Больше музыкальных событий не было. Остальное — песни-однодневки, мусорные сборники.

Мы думаем, что у нас была великая культура, но на самом деле ничего подобного. Все было довольно грустно, уныло, и сейчас в тысячу раз больше музыки производится в нашей стране, просто потому, что у каждого школьника дома есть компьютер, на котором можно писать музыку.

Сегодня огромное количество музыки и, конечно, какой-то процент — каверы, их делать сподручнее. Соответственно, в этом мы поддерживаем самих же себя. Мы, группа «Моя Мишель», покупаем песню Юры Усачева и перепеваем «Зиму в сердце». Так деньги работают внутри страны, это вполне замечательно.

— Но сейчас, когда открываешь топ-чарты и видишь кучу неизвестных имен, это немного расстраивает. Кажется, что постоянно делать хорошую музыку стало меньшее количество артистов.

— Нет, люди просто сегментировались, каждый в свою тусовку. И это очень хорошо. Когда я гуляю по улицам Европы, меня радует, что там может быть лавочка, на которой абсолютно неиронично сидит бабушка и шьет какие-то платья. Это какая-то туристическая улица, и видно, что эта лавочка уже 50 лет находится здесь, тут пошивочная какая-то мастерская, и там бабушка шьет что-то. И это прекрасно, так и должно быть. Все должно сегментироваться. Не надо все укатывать в асфальт и говорить: «Это туристическая улица, у нас тут будут только матрешки продаваться и сувениры». Нет, мир устроен сложно, не обязаны все слушать одну Аллу Пугачеву. А так было в советское время. Не нужно так делать.

Красота музыки как раз в разнообразии. Чем она разнообразнее, тем здоровее наша музыкальная индустрия. Чем больше люди будут разбиваться по кружкам по интересам, субкультурам и в этих группах развивать свое дело, тем лучше для музыки в целом, как для индустрии, как для атмосферы. Раньше зарабатывал только условный Виктор Дробыш, ну певица Валерия что-то. А группа «Психея» не могла много заработать, хотя это была очень популярная музыка. Дельфин даже особо сильно не зарабатывал, несмотря на то что являлся мегазвездой, к концу нулевых у него были очень плохи дела по заработку в музыке.

Так устроена была музыкальная индустрия: есть звезды «Субботнего вечера», Киркоров например, он и зарабатывает. У него корпоративы, телеэфиры, не вылезает из телика уже 40 лет. А обычные средние музыканты не имеют таких шансов, они обязаны днем работать в офисе, а вечером приходить и на гитаре играть. Это очень нездоровая ситуация для музыкальной индустрии. Я напомню, как в Европе появился блэк-метал. Норвежские подростки сидели на велфере, им просто платили деньги как пособие. И они, офигевая от безделья, создали жанр блэк-метал. Таким образом они развили норвежскую культуру, весь мир об этом узнал, пошли инвестиции, лейблы, куча денег, появились масштабные группы в этом жанре, которые принесли в копилку Норвегии кучу денег. Просто нужно дать творческим людям нормальную возможность заниматься искусством, не устраивать гонку на выживание в духе «победит сильнейший». Победит всегда Филипп Киркоров.

Надо создать атмосферу, чтобы музыкант мог просто целый день писать альбом у себя дома. У тебя есть для этого компьютер, музыкальный инструмент, и ты можешь что-то сочинить, и тебе легко показать это народу. Прямо сейчас огромное количество молодых людей занимаются музыкой и бесконечно ее выкладывают, и многое из этой музыки — замечательные песни, которые раньше нельзя было сочинить, потому что те же самые люди поколение назад работали в офисе или на заводе и не могли себе позволить писать музыку. А сейчас могут.

Филипп Киркоров Фото: Pravda Komsomolskaya/Russian Look/ www.globallookpress.com

— Получается, у музыканта в России сегодня больше возможностей и он даже свободнее, хотя много и говорят об ограничениях в творческой деятельности.

— Я понимаю, что людям всегда хочется быть чуть-чуть недовольными, это, может быть, и правильно. Но в 1990-е в России не печатался ни один музыкальный журнал, из тех, что мы помним и любим, — журнал Play, даже журнал Cool печатался в Польше. Когда Леня Бурлаков отправлял Илью Лагутенко писаться в Лондон просто потому, что в России не было студий, а не потому, что он такой богатый мажор. Да, была студия в Твери, где записывался Агутин и вся топовая попса, но там забронировано на год вперед. Записывались здесь только туц-туц-туц «Руки Вверх!», но там же ужасный звук. А если ты хочешь что-то посерьезнее, гитару красиво записать, то, пожалуйста, в Лондон можешь съездить. Сегодня у музыкантов есть все возможности записаться и прозвучать, потому что раньше, например, была даже ротация на телике — выложи 5 тысяч долларов. У кого есть такие деньги? У Иосифа Пригожина есть, больше ни у кого.

«Унифицированной музыки больше не существует, наверное, это и к лучшему»

— Одноименный сериал подстегнул интерес к группе «Король и Шут», трек «Пыяла» на татарском языке благодаря «Слову пацана» стал самым прослушиваемым на постсоветском пространстве. Музыкальные тренды формируют немузыкальные пространства?

— Так просто устроен шоу-бизнес. Так устроено в Америке. Знаете, смотришь в 1995 году фильм «Один дома», где супермаркеты огромные, и думаешь: «Как они живут, вот это страна». А сейчас пересматриваешь и думаешь: «А я так же живу, это моя обычная жизнь». А в 90-е супермаркет в России казался космическим пространством. То же самое и с музыкой из сериалов. Да, так устроено, поп-культура, шоу-бизнес. Америка так жила последние 50 лет.

Возьмите песню Селин Дион из «Титаника». Песня стала хитом, фильм стал хитом. Я как раз радуюсь, что у нас есть нормальная механика, что появляются сериалы о наших героях. Мы наконец-то обнаруживаем в самых неказистых людях, которых чопорные музыкальные продюсеры не очень любили, я говорю о группе «Король и Шут», наших героев. А оказалось, что это национальные герои наши, о которых не стыдно снять шикарный большой сериал, прямо героический. Я считаю, что это именно изучение нашей культуры в таких подробностях, брать не Филиппа Киркорова или Аллу Пугачеву… «Король и Шут» — народная группа, но неочевидная для создания сериала. И это как раз то, что нужно делать: брать таких героев и укрупнять их. Юра Хой из «Сектора газа» тоже вполне трагический герой, может, герой для следующего сериала.

Вы посмотрите, как американцы делают: кто такой Оппенгеймер? Мы не знали о нем. Почему вы не снимаете про президента Америки? Про Трумена, Кеннеди? Нет. Они берут неочевидного, негероического персонажа и делают из него героя. Они изучают свою вселенную в таких мелких подробностях, когда Оппенгеймер становится главным героем огромного фильма, а президент США где-то на фоне, в эпизодической роли. Я считаю, что это очень хорошо, так и нужно делать. Надо брать забытых героев и снова делать их великими.

— Ваши музыкальные открытия года?

— У меня очень специфичные открытия. Мне очень нравится из последнего группа «Ягода» — девчонки, которые в основном делают стримы, но очень хорошо играют, поют, чаще фольклор, а мне всегда фолк-рок-тема нравилась, потому что я вырос на Ольге Арефьевой. Мне очень нравится сама идея, что есть стримеры-музыканты, которые могут играть музыку по запросам и все это красиво оформлять, что людям хочется задонатить. Это как будто бы игра в переходе, но на новом технологическом уровне. Это прекрасно. Девчонки — большие профессионалы, они прямо живут музыкой в новом понимании этого. Я хочу заметить, что многие молодые музыканты намного лучше играют на инструментах, чем их предшественники. То, что вытворяют современные YouTube-музыканты и стримеры, — это совершенно другой уровень профессионализма. И мне кажется, тенденция на фольклор существует. Я стал обращать внимание, что огромное количество людей делает что-то на фольклорные темы.

Мне очень нравится группа «Нееет, ты что» из Дагестана, у них очень удачный альбом вышел в этом году. Собственно, их первый полноформатный альбом называется «Песни и танцы Дагестана». Это ребята из Махачкалы, которые играют фанк, причем настолько стильно, это не какие-то подпольные записи, как будто дело происходит в Лос-Анджелесе. Вот до чего мы дошли, это даже не в Москве, там такой музыки не пишут, а в Дагестане. Ну и Шура Журавлева — камерная, акустическая музыка и красиво поющая девушка. Тихая, уютная, красивая, мелодичная музыка под гитару.

— Почему такие артисты остаются камерными? У упомянутого дуэта «Ягода» не слишком большая аудитория.

— Так устроен мир, но у них очень крепкая фан-база. Они объявили о том, что у них проходит концерт в Москве, и за пару дней билеты были раскуплены все. Мне тем и нравится современный мир, разнообразием, тем, что в каждом местечке что-то происходит свое, и людям нравится кучковаться по группам интересам, каждый интересуется своим, но очень крепко. Унифицированной музыки больше не существует, наверное, это и к лучшему.

«Музыки стало так много, и настолько неограниченное количество музыки в нашей стране делается, что даже отмена 10–15 человек по большому счету на шоу-бизнес не влияет радикальным образом» Фото: «БИЗНЕС Online»

«Я же не просил рекламировать Земфиру* на протяжении стольких лет»

— Российские музыканты научились играть на инструментах, вышли на хороший звук, но что теперь с лирикой?

— Я, наверное, никогда не любил текстоцентричность и всегда считал ее черной меткой в отношении в основном рок-музыки. Текст песни в музыке — это не стихи. Текст — это музыкальное ощущение, выраженное в словах. Текст, как правило, пишется на псевдоанглийском языке: у тебя есть ритм, мелодия, и дальше ты напеваешь. Выстраивается ритмическая структура, и ты зажеванные слова превращаешь в реальные, просто пытаясь это осмыслить, сделать эту речь, во-первых, на русском, во-вторых, хотя бы немного осмысленной.

Так раньше появлялись странные песни группы «Мумий Тролль», когда вообще не понятно, что происходит: «Ба-бац, открываешь глаза / Клац, зубы выдерживают / Щетки, пасты, духи и бусы / Больше чем спасают / Здорово, великолепно». Понятно, что это родилось из псевдоанглийского языка, и человек рандомно поставил слова, которые подходят в этот ритм. И это нормально. Или Иван Дорн: «Мишка виновен, надо делать ноги». Ну какой мишка? Почему он виновен? Понятно, что это попалось под звук, рифму. Поэтому я не жду от песен ничего великого в плане текстов. Наоборот, текст должен попадать в нерв мелодии, настроения. Если все совпало, текст совпал с мелодией и ритмом и, главное, произношением, получается магия.

Текст можно произнести как-то не круто, не стильно, как раньше рэп читали. «Би-би такси, би-би, би-би / Это рэп и стиль Эм-Си» — это же тупость, так нельзя рэп читать. Рэп надо читать с ленивой губой, производя крутое впечатление на слушателя, а не стоя на табуреточке перед родственниками и читая стишок. Поэтому нужно уметь еще, помимо того, чтобы сочинять, подавать. Наши ребята наконец учатся подавать. Выясняется, что подавать труднее, чем сочинить умные стихи. Вот ты сочинил умный стих, а подал его как дурак какой-то. Это стендаперы хорошо знают: некоторые из них не шутят, а просто говорят: «А почему вот так?» — и все ржут, потому что это сказано смешно, сама конструкция фразы и интонация, это даже не шутка была. А бывает, когда рассказывают полноценную шутку с завязкой, панчлайном и добивкой, но это не смешно. То же самое с текстами песен. Важно то, как ты их поешь.

— Но, скажем, бардовские песни слушают, чтобы услышать «те самые» строчки.

— Бардовская песня — это стихи. Сейчас, кстати, многие современные поэты выступают под аккомпанемент гитары или фортепиано. Выходит поэтесса, а ей подыгрывают. Мы же не будем это считать музыкой. Мне кажется, что бардовская песня — это больше в этом стиле.

— А если мы говорим о российском рэпе?

— Послушайте Токсиса. Вы удивитесь, насколько там текст не имеет значения, он распадается на звуки, это такой футуризм, футуристическая поэзия. И мне кажется, что это нормально, потому что современный рэп — это флоу, общее настроение звука, просто круто звучит, а что там внутри — не особо важно. Но мы не осуждаем.

— Давайте подведем какой-то промежуточный итог. Как сегодня себя чувствует отечественная поп-сцена?

— Я думаю, что поп-сцена — это вода, которая течет и всегда найдет свою щель. Музыки стало так много, и настолько неограниченное количество музыки в нашей стране делается, что даже отмена 10–15 человек по большому счету на шоу-бизнес не влияет радикальным образом. Мы можем грустить по тому или иному поводу, и мы грустим, что странно.

Я же не просил рекламировать Земфиру* на протяжении стольких лет, не просил Малахова устраивать шоу по поводу выхода ее альбома «Вендетта» на Первом канале. Я же не просил, когда выходил альбом Земфиры*, звонить мне и предлагать прокомментировать его. Я же не просил устраивать весь этот ажиотаж. Я просто находился в состоянии слушателя, так же как и вся страна, поедал эту Земфиру*, которую мне буквально втюхивали все это время. Да, она прекрасна, спасибо, но нужно признать, что ее мне специально давали по расписанию, как в больнице таблетки. И в какой-то момент шоу-бизнес решил, что теперь она запрещена, иноагент. Я не понимаю, как так может произойти: это же вы мне ее давали, и вы теперь мне говорите, что мне слово «Земфира»* нельзя произносить без плашки. Это отдельный абсурд, которого я не понимаю, потому что я не просил ни того ни другого — ни восхвалять ее, ни унижать.

Что касается грустной справедливости жизни — это то, что многие уехали или не добежали до финиша 2023 года, как музыканты в РФ. Но дело в том, что в России найдутся музыканты, которые их заменят. К сожалению или к счастью, но музыкальная индустрия уже не та, как 20 лет назад, что ее можно было легко сломать. Если бы 20 лет назад ушли все иностранные компании, то разговор был бы совершенно другим. Если бы тогда все уехали, нам объективно было бы нечего слушать. Сейчас ситуация такая, что все настолько сегментировано и музыки так много, каждый занимается чем-то своим, и люди не замечают, что бывшие большие звезды больше не с нами: «Не с нами, и ладно, тогда послушаю что-то другое». Или, наоборот, продолжают слушать ту самую звезду, которая у нас считается сегодня запрещенной. Песни никто не отменит, они были прекрасными, и мы продолжаем их слушать. Мир меняется, поколения музыкантов меняются, и в этом нет ничего страшного. Наши великие звезды всю свою славу получили, а теперь начинается новое время, возникают новые люди, которые тоже могут стать звездами.