Николай Азаров: «Еще летом 2013 года нам стало известно, что в Литве, Польше готовили боевиков!»

Николай Азаров: «Все так называемые лидеры «Евромайдана» — Петр Порошенко, Александр Турчинов, Андрей Парубий и другие — принимали активнейшее участие в «оранжевой революции» 2004 года» Фото: «БИЗНЕС Online»

«Сказать, что мы ничего не ведали о готовящемся госперевороте, я не могу»

— Николай Янович, спустя 10 лет после «Евромайдана» в Киеве можем ли мы назвать силы, которые стояли за этим событием? Кто вдохновлял и направлял тех, кто скакал в те ноябрьские и январские дни на киевской площади Независимости? Курировала ли это, условно говоря, Демократическая партия США? Некоторые представители правительственной элиты Германии? Коллективный Запад? Кому с помощью госпереворота удалось прервать естественный ход событий на Украине?

— Вы задали интересный вопрос. Чтобы ответить на него, давайте посмотрим, кто из западных дипломатов и политиков приезжал тогда на площадь Независимости (майдан Незалежности) в Киеве и выступал там с публичными речами. Это ведь выглядело довольно необычно, когда иностранные визитеры самого высокого ранга при действующем демократически избранном президенте и правительстве Украины появлялись тем не менее на несанкционированных митингах, которые даже внешне выглядели не слишком благопристойно. Вспомните фото того времени: какие-то непрерывные пожары на майдане, чадящие и тлеющие шины, мусор, вонь, полупьяные люди. И вот на таком фоне возникает, к примеру, американский сенатор Джон Маккейн, специально приехавший, чтобы вдохновить людей, собравшихся на площади, на революцию. При этом он произносит речи, которые фактически содержат требование свержения действующей украинской власти. А Виктория Нуланд вместе с тогдашним послом США на Украине Джеффри Пайеттом? В декабре 2013 года они вместе раздавали печенье на майдане. А сейчас Пайетт, занимающий пост помощника госсекретаря по вопросам энергетических ресурсов, высказывается в том ключе, что хорошо бы вообще уничтожить все энергетические возможности России. Так вот просто и незатейливо.

Впрочем, нам еще 10 лет назад было известно, что Джеффри Пайетт если и не кадровый сотрудник ЦРУ, то во всяком случае человек, очень близкий к этому ведомству. Я могу и дальше перечислять. На майдане перебывали визитеры из Прибалтики и Польши, официальные представители Европарламента. Практически каждый день на протяжении тех двух с половиной месяцев, что продолжались эти печальные события, кто-то из иностранных политиков и дипломатов выступал на площади Независимости и воодушевлял митингующих на «продолжение борьбы». Известно, что «Евромайдан» то и дело затухал, уменьшался в своей численности, но потом снова набирал обороты.

Еще летом 2013 года из агентурных источников нам стало известно, что в Литве, Польше и на Западной Украине были созданы лагеря, где готовились боевики. Подготавливали их к январю 2015-го для опротестования итогов президентских выборов, которые к этому времени должны были состояться на Украине. Если бы Виктор Янукович вдруг победил на этих выборах, боевики должны были заявить, что результаты голосования сфальсифицированы, а затем принять участие в митингах протеста по образцу майдана 2004 года, также известного как «оранжевая революция».

«Евромайдан» Фото: © Pravda Komsomolskaya / Russian Look / www.globallookpress.com

Таким образом, мы об этом знали. Однако численность обучаемых в этих лагерях была небольшой — по 16–18 человек в каждом. И наши украинские силовики рассуждали примерно следующим образом: «Ну вот возьмем мы их прямо сейчас, и что? Во-первых, взять их не за что. Формально это просто молодежные лагеря, где воспитанники занимаются спортом и проходят через некое „патриотическое воспитание“. Значит, с юридической точки зрения они ничего не нарушают. Конечно, можно что-то найти, если постараться, но зачем? Даже если задержать будущих боевиков на какое-то время, суд вряд ли найдет в их действиях состав преступления. Во-вторых, даже если удастся их арестовать, на освободившееся место непременно придут другие, подстрекаемые теми же силами. И все начнется сначала. А этих активистов мы, по крайней мере, уже всех знаем и можем установить за ними наблюдение». Примерно такие были соображения. Поэтому сказать, что мы ничего не ведали о готовящемся госперевороте и вдруг на нас это свалилось, я не могу.

Еще один важный момент. Все так называемые лидеры «Евромайдана» — Петр Порошенко, Александр Турчинов, Андрей Парубий и другие — принимали активнейшее участие в «оранжевой революции» 2004 года. Соответственно, у них уже наличествовал опыт участия в массовых уличных беспорядках. А у Януковича и иных представителей украинского руководства имелся лишь наивный расчет на то, что сейчас эти люди не станут устраивать госпереворот, потому что зачем он им, когда всего через год грядут президентские выборы? В те дни я, помнится, тоже встречался с Викторией Нуланд и другими зарубежными деятелями, но в основном эту работу осуществлял тогдашний президент Виктор Федорович Янукович. Речь шла о том, что народ выступил против того, что мы отложили подписание соглашения об ассоциации Украины и ЕС, но все еще можно сдать назад, кое-что изменив и переделав в предварительном тексте документа. Первоначально думали подписать соглашение на саммите в Вильнюсе 28 ноября (это самая первая неделя «Евромайдана»), затем сроки переносились на январь, февраль… Тем самым рассчитывали снять напряженность в Киеве.

Сенаторы США Крис Мерфи и Джон Маккейн (слева направо) на площади Независимости в Киеве Фото: © Илья Питалев, РИА «Новости»

«Мы понимали, что европейцы не желают разговаривать с нами на равных»

— Да, в самом деле, поводом к проведению «Евромайдана» послужила, как известно, приостановка процедуры подписания соглашения об ассоциации между Украиной и ЕС. Будучи премьер-министром Украины, вы охарактеризовали условия соглашения как кабальные для вашей страны. Почему?

— Мы принципиально не могли подписать этот документ. Причем наше решение было основано на глубоком изучении всех возможных последствий такого шага. И оно готовилось далеко не спонтанно. Надо заметить, что текст соглашения достался нашему правительству «в наследство» от кабмина Виктора Ющенко и Юлии Тимошенко, именно они начинали над ним работать, в частности министерство экономики прежнего состава. Что до нас, то мы всерьез стали заниматься проектом соглашения преимущественно в 2013 году, когда в стране установилась нормальная ситуация: Украина развивалась, была достигнута макроэкономическая стабильность, росли доходы населения. В мае мы подписали соглашение с ЕврАзЭС (Евразийским экономическим советом) о том, что наше государство начинает работать в Таможенном союзе в статусе наблюдателя. Таким образом, мы вели политику, которая позволяла нам использовать все преимущества зоны свободной торговли с СНГ (соответствующее соглашение было подписано в 2011 году) и одновременно — с Европейским союзом, предварительные договоренности с которым тоже включали в себя создание зоны свободной торговли. Правда, если уж говорить откровенно, везде нам высказывали возражения. И Россия была не согласна с тем, что мы получим зону свободной торговли сразу и с СНГ, и с ЕС, и Европа. Говорилось о том, что Украина в результате может сделаться своего рода транзитной страной, через которую товары Европейского союза начнут беспошлинно поступать на украинский рынок, а оттуда — свободным ходом в Россию, чего в Москве сильно опасались. В свою очередь, опасения ЕС были очень похожими, и европейские чиновники заявляли нам, что нужно определиться: либо туда, либо сюда. Тем самым Украину, как выражаются в просторечии, ставили «на растяжку».

В свою очередь, мы прекрасно понимали, что рынок Европейского союза представляет для Украины огромный интерес: он высокотехнологичен и перспективен, особенно если удастся провести попутную модернизацию украинской промышленности. При этом рынок СНГ для нас тоже был чрезвычайно важен, поскольку на его долю у нас и прежде приходилось до 40 процентов внешней торговли. Партнеры в этой области нам хорошо знакомы, язык известен… Поэтому летом 2013 года у нас зрело решение, что же делать в такой непростой ситуации. И мы все больше склонялись к мысли, что с ЕС нам нужно разговаривать пожестче и тогда в конечном итоге мы выторгуем себе то, что хотим.

— А чего именно вы хотели добиться от Европы?

— Чего мы хотели? Прежде всего мы нуждались в большом переходном периоде — от 7 до 10 лет. Реализацию своего рынка мы хотели сделать поэтапной. Что это значит? По мере того как Украина начнет переходить на европейские стандарты качества и технические условия, мы будем приоткрывать свой рынок. Как только добьемся в какой-либо отрасли создания конкурентоспособной продукции, сразу же откроем ее. Добились того же в следующей отрасли — открываем и ее. Таким образом постепенно двигаемся к реальной экономической ассоциации с ЕС. Вот каким был ход наших мыслей.

Но я хочу сказать, что Европейский союз в ответ на наши предложения вел себя очень неконструктивно. Когда я перед господином Жозе Баррозу (тогдашний глава Еврокомиссии — прим. ред.) поставил вопрос ребром — дескать, хватит играться, давайте либо так, либо сяк, — он прислал к нам своего европейского комиссара по торговле Карела де Гюхта. С ним мы провели долгие переговоры, порядка двух часов. Я говорил ему: «Мы готовы пойти на компромисс. Мы соглашаемся с вашими условиями, но и вы согласитесь с нами. Куда, к примеру, мы денем наши вагоны и железнодорожные рельсы, если Россия от них откажется?» Ну и так далее — я перечислил целый спектр товаров украинского производства, на которые РФ могла бы установить определенные таможенные пошлины. Однако на каждое наше предложение, имевшее под собой четкое основание, де Гюхт отвечал одно: «No, no». Спрашивается, зачем же он тогда приехал? Что может предложить Европа? Оказывается, немного. Например, беспошлинную квоту на поставки 40 тысяч тонн пшеницы. Но что такое 40 тысяч тонн, если в то время мы экспортировали 40 миллионов тонн пшеницы?! Это просто насмешка. В итоге раунд переговоров, затянувшийся на два дня, привел лишь к пониманию того, что европейцы не желают разговаривать с нами на равных. И это понятно: наше правительство, так скажем, не очень нравилось европейской стороне. Во-первых, мы слишком жестко отстаивали позиции нашей страны, а не соглашались огульно на все, что выдвинет ЕС, как это делало до нас предшествовавшее правительство. Во-вторых, у западных политиков было свое видение того, каким должен быть их партнер на Украине, и мы сейчас на примере Владимира Зеленского, благоговеющего перед Западом, видим, какой партнер им в действительности был нужен. Точнее, не партнер, а просто марионетка.

Кстати, мы предлагали провести и трехсторонний формат переговоров по вопросу соглашения — между Россией, Европейским союзом и Украиной. Дескать, пусть Москва и Брюссель выскажут свои опасения и предостережения, а мы попробуем найти какой-то выход. Но от такого круглого стола тогда отказались обе стороны — и РФ, и ЕС. А значит, у нас не оставалось другого выхода, кроме как принять простое решение: мы не прекращаем вести переговоры с Евросоюзом, но откладываем подписание соглашения. На полгода, на год, пока не найдем компромисс.

Однако, после того как мы заявили о приостановке процедуры подписания, в наш адрес последовали прямые угрозы. Я вспоминаю один из своих разговоров с Баррозу, в котором он как бы между прочим сказал: «Ну если не вы подпишете соглашение, тогда это сделает другой премьер-министр». Вот вам и вся нехитрая дипломатия ЕС: в какой-то момент европейцы просто теряют внешний лоск, отбрасывают какие-либо правила и переходят к прямому давлению.

Еще более откровенно с нами разговаривали еврокомиссары. При этом, если честно, мы не предвидели никакой угрозы госпереворота по этому поводу, поскольку, пожалуй, 99,9 процентов населения Украины ничего не слышали, не читали и не знали о том, что такое ассоциация с Европейским союзом. Более того, в нашем правительстве мне приходилось даже обязывать министров читать это соглашение. Мы разместили его на своем сайте и вообще всячески распространяли. Мы надеялись, что хотя бы депутаты Верховной рады прочитают документ, однако никакие порошенки и яценюки, по всей видимости, не одолели ни одной строчки. Поэтому в реальности лишь десяток человек или около того представляли себе содержание соглашения.

В ходе переговоров особое внимание мы уделили нашим производствам, таким как металлургия, машиностроение и так далее. Просили генеральных директоров предприятий ознакомиться с соглашением и просчитать возможные последствия, но этого так никто и не сделал. Все относились к происходящему по принципу: «Ну занимается правительство каким-то соглашением, и пускай. Очередная пустая бумажка — мало ли их уже было подписано. Все равно ничего не изменится». Чтобы преодолеть такое равнодушное отношение, мне приходилось ездить в регионы, собирать людей и говорить им: «Не так все просто, потому что этим соглашением мы устанавливаем у себя в стране абсолютно все таможенные и налоговые пошлины, различные льготы и квоты, технические условия и множество других параметров, которые затруднят вам выход на свободные рынки или даже сделают его невозможным. Вот вы, к примеру, производите холодильники, а у вас влажность на одну десятую процента меньше, чем принято по стандартам ЕС. И все — тогда ваш холодильник никогда не пустят на европейский рынок. И таких параметров — сотни!» Я не хочу сказать, что все у нас были такими недальновидными, и все же в массе преобладало настроение: есть правительство, вот оно и разберется. Надо будет — подпишет, а не надо — не подпишет. Отсюда мы, естественно, предполагали, что никакого майдана из-за этого соглашения не произойдет. Тем более что среди активистов митингов, думаю, на 100 процентов никто этого документа не читал.

«С каждым днем «Евромайдан» набирал обороты. Хотя с активистами велись переговоры» Фото: © Emeric Fohlen / ZUMAPRESS.com / www.globallookpress.com

«Янукович сказал мне, что я своими резкими заявлениями мешаю ему проводить переговоры с заговорщиками»

— Однако первыми возбудились и вышли на площадь киевские студенты. Что их привело туда? Разве им так важно было «ассоциироваться с ЕС»?

— Здесь надо заметить, что Киево-Могилянская академия, студенты которой активнее прочих участвовали в «Евромайдане», была когда-то воссоздана именно нами и названа в честь старинного учебного заведения. История академии уходит в глубину веков, в XVII столетие. Мы отдали под ее нужды прекраснейшее здание, которое отремонтировали за счет бюджета, и надеялись, что постепенно академия станет современным вузом, достойным своих традиций. Но вместо этого она превратилась в настоящий рассадник бандеровщины. Выяснилось, что средств на содержание вуза мы давали маловато, поэтому нашлись дяди побогаче и взяли Киево-Могилянскую академию в свой оборот. Да и тамошний ректор Сергей Квит был вполне пробандеровским деятелем. Поэтому чего удивляться, что в стенах академии стали воспитываться студенты, словно сошедшие со страниц соросовских методичек. И в событиях «Евромайдана» они сыграли основную роль.

Впрочем, первоначально ни наш Киевский университет имени Тараса Шевченко, ни Политехнический институт, два крупнейших столичных вуза, не воодушевились участием в митингах на площади Независимости. А вот Киево-Могилянская академия — сразу же. Уже 21 ноября 2013 года они вышли на майдан, а со следующего дня к ним стали присоединяться студенты других вузов. Таким образом, в первые дни на площади было в основном студенчество. В связи с этим я обязал министра образования и всех его замов собрать коллективы и подробно рассказать, что представляет собой соглашение об ассоциации с ЕС. На ту же тему несколько докладчиков выступили на телевидении.

Тем не менее с каждым днем «Евромайдан» набирал обороты. Хотя с активистами велись переговоры. 28 ноября, как я уже говорил, в Вильнюсе состоялся саммит «Восточного партнерства», на котором Янукович, несмотря на угрозы, занял решительную позицию. На саммите присутствовал и мой заместитель, который провел там ряд кулуарных встреч. После одной из них он позвонил мне и сказал: «Николай Янович, в принципе, компромисс намечается. В подтверждение европейцы согласны в первый же год выделить 20 миллиардов евро на модернизацию Украины». Честно говоря, я не поверил услышанному, поскольку сам уже не однажды беседовал с европейскими чиновниками. Чтобы убедиться, я набрал телефон Штефана Филе, еврокомиссара по вопросам расширения и политики добрососедства. Именно он отвечал за соглашение по ассоциации и в этом качестве приехал тогда в Вильнюс. Я звоню ему и говорю: «Слушай, у меня есть информация, что вы предлагаете компромисс». Филе отвечает: «Конечно, мы всегда предлагали компромисс». Тогда я уточняю: «Раньше вы вообще отказывались разговаривать о деньгах, максимум — о миллиарде евро в течение пяти лет, а теперь мне передают, что вы готовы дать 20 миллиардов». Разговор шел на русском языке, поскольку Филе — чех по национальности. И вот еврокомиссар на чистейшем русском мне говорит: «Николая Янович, это просто выдумано. Вы, разумеется, можете позвонить Баррозу, чтобы перепроверить, но я вас уверяю, что это какая-то ловушка, чтобы вы все-таки подписали соглашение. В реальности никто вам этих денег не даст. Имейте это в виду». Что ж, мы позвонили Жозе Баррозу, и тот подтвердил, что никаких предложений по 20 миллиардам нет. «Это вам надо вступать в ЕС, и это вы нуждаетесь в соглашении, а не я. Нам все равно, подпишете вы его или нет». Вот такое было отношение.

Естественно, я ответил на это, что ни я, ни Виктор Федорович Янукович не готовы подписывать невыгодный для Украины документ. В результате 28 ноября на майдане последовала вспышка активности, а 29-го все снова улеглось, так что мы подумали, что выступления сходят на нет. Но тут случилось 30 ноября.

Этот день, наверное, навсегда останется в моей памяти. Поздно вечером 29 ноября, уже, наверное, в 22:00–23:00 я созвонился с руководителем наших спецслужб и спецподразделений, и он доложил мне, что на площади осталось, быть может, от силы сотни две народа. Горят костры, люди сидят около палаток, все тихо и спокойно, и все идет к умиротворению. Тем более что переговоры со студенческими коллективами уже ведутся. Хотя к этому времени в майданное сообщество уже вклинились приезжие с Западной Украины — тоже человек 100–150, которые и ночевали в палатках.

Однако в 8:00 следующего дня выяснилось, что ни о каком умиротворении не может быть и речи. Мне позвонил министр внутренних дел и рассказал, что за эту ночь случилось на площади. И не просто рассказал, а прислал мне свои видеозаписи, которые велись с разных камер, так что все произошедшее я смог увидеть своими глазами.

Конечно, никакого грандиозного побоища, о котором потом в красках рассказывали, на площади не произошло. Но где-то около трех часов ночи на майдане появились телекамеры. Это должно было бы насторожить правоохранителей: ночь, ничего не происходит — что там делать телевизионным камерам и журналистам? Если вдруг появились репортеры, значит, что-то ожидается? Но нет, никто из наших силовых ведомств и бровью не повел. Часа в четыре утра подъехало несколько автобусов к зданию гостиницы «Украина». Если кто-то из ваших читателей представляет, как выглядит киевская площадь Независимости, то напомню: она находится на холме и от гостиницы вниз идут ступени. Так вот, из автобусов десантировался так называемый «Правый сектор»*. Впрочем, тогда они так еще не назывались — это были просто футбольные фанаты.

Как показала впоследствии расшифровка телефонных переговоров Игоря Коломойского** с неким Суркисом, в ведении которого находились фанатские движения, появление фанатов было хорошо спланировано. Эти двое в вульгарной форме обменялись по телефону мнениями о том, что их подопечные хорошо сработали. Там были в основном фанаты «Динамо», а Коломойский** финансировал это выездное мероприятие. Задачей боевиков было спуститься вниз от гостиницы и завязать драку с постовыми милиционерами, которые охраняли палаточный лагерь. Постовые там присутствовали как раз для того, чтобы не допустить драк и конфликтов. Я хорошо видел на видеозаписи, которую мне прислал глава МВД, как приезжие молодчики выхватывали поленья из костров и пытались ударить ими милиционеров.

К большому сожалению, последовательность событий в деталях до конца так и не изучена. А дальше, скорее всего, происходило вот что. Естественно, старший милиционер из числа тех, кто находился на площади, вызвал подкрепление. Дело в том, что дежурившим на майдане сотрудникам милиции запретили применять силу и они были безоружными, без средств защиты. Поэтому они стали легкой добычей для этих хулиганов: их побили, многие оказались травмированы. Но в качестве подкрепления вскоре прибыло спецподразделение МВД «Беркут». Это были превосходные специалисты, однако и они не обратили внимания, что на площади включены осветительные приборы и работали телекамеры. Разумеется, они начали разгонять толпу, и под горячую руку отчасти попали и те, кто пытался на площади что-то снимать. Какому-то поляку ударили дубинкой по голове, и он со следами крови позировал под софитами. Позднее все это было широко растиражировано украинскими, а следом и западными СМИ с восклицаниями: «Как вы могли? Они же дети! А вы их избиваете!»

В утреннем телефонном разговоре министр внутренних дел сказал мне, что не может дозвониться до президента. Я ответил: «Давай пробуй, а мы будем думать, что делать». Прежде всего я пригласил к себе министра здравоохранения и поставил перед ней задачу: посмотреть, чем можно помочь пострадавшим. А то у всех такое впечатление, что сотни людей попали под горячую руку. Я попросил министра лично проехать по больницам и госпиталям, подключить специальные службы, чтобы к обеду ко мне на стол лег список пострадавших. И чтобы там было перечислено: вид травмы, какие меры предпринимаются, что необходимо для лечения и откуда в центре Киева взялись эти люди.

Естественно, никаких детей среди пострадавших не оказалось. Насчитали около 70 человек, некоторые из них действительно студенты, но в основном выходцы с Западной Украины. Некоторые в возрасте 45–55 лет.

— А те, кто приехал на автобусах, — что сталось с ними?

— Они мгновенно разбежались при появлении «Беркута». А может, даже и раньше. Когда началась драка с патрульными, люди в палатках проснулись, вышли наружу и стали участвовать в событиях на стороне боевиков, и именно им достались тумаки от «беркутовцев». Между тем никто из футбольных фанатов под раздачу не попал. Это была достаточно подлая тактика: развязать конфликт и смотаться. Мне сразу стало ясно, что совершена колоссальная провокация и последствия ее будут очень серьезными.

Тогда же я и другие представители правительства выступили с заявлениями, сказав, что никаких студентов в ночь на 30 ноября на площади не было, привели фамилии и назвали вид полученных травм. Между прочим там не было тяжелых ранений: большинство просто смазали зеленкой и отправили гулять. Некоторых все же госпитализировали. Но все равно начались протесты с требованием отправить в отставку министра внутренних дел, секретаря совета национальной безопасности и обороны и так далее. В Киев начали стекаться толпы с Западной Украины, и «Евромайдан» постепенно приобрел тот вид, который он имел в последующие два месяца. Его работоспособность, как я уже говорил, поддерживали западные дипломаты, и все наши попытки хоть как-то найти общий язык с протестующими не увенчались успехом.

Последнее, что хочу добавить к этому рассказу. Вся эта история длилась довольно долго и проходила у меня на глазах — достаточно сказать, что из моих окон премьер-министра была хорошо видна площадь с «Евромайданом». От эпицентра событий меня отделяла буквально сотня метров. На майдане случались и избиения, и даже убийства сотрудников правоохранительных органов, в них метали горюче-смазочные материалы, так называемые коктейли Молотова. К тому времени, когда я ушел в отставку, счет получивших травмы во время этих так называемых протестов уже приближался к 200. Так вот, 21 января 2014 года на заседании кабмина я заявил, что все красные линии давно пройдены боевиками майдана и вовсю идет подготовка к государственному перевороту. «Почему же министр внутренних дел не предпринимает никаких действий в соответствии с законом?» — этот вопрос я задал публично, но не получил на него ответа — было ясно, что министры подчиняются только президенту и лишь от него ждут команд. По сути, этот вопрос косвенно был задан Виктору Януковичу, который потом мне позвонил и сказал, что я своими резкими заявлениями мешаю ему проводить переговоры с заговорщиками.

Я вот почему об этом вспомнил. 22 января 2014 года я вылетел в Швейцарию, где как раз открылся Всемирный экономический форум в Давосе. У меня была договоренность о встрече с президентом Швейцарии Дидье Буркхальтером, который к этому времени вступил в должность председателя ОБСЕ. Также я договорился о беседе с генеральным секретарем Совета Европы Турбьёрном Ягландом, который мог взять на себя роль посредника в истории с соглашением. Встреча состоялась, я выступил, показал фотографии «Евромайдана», привел свои аргументы. Но президент Швейцарии сидел, как-то съежившись, и все его коллеги съежились, не зная, что сказать. Наконец Буркхальтер заявляет: «Все равно надо находить мирные решения и как-то договариваться». Тогда я не выдержал и говорю: «Представьте: вот мы сейчас мирно сидим в этом замечательном шале и ведем переговоры. Вдруг боевики нападают на наше шале и создают угрозы для наших жизней. Что вы будете делать? В вашем распоряжении лишь час, а то и меньше. Как вы будете с ними переговариваться? А я ведь точно так же сижу в своем кабинете министров, охраняемом лишь небольшой цепью постовых. В любой момент эти люди могут быть опрокинуты, а здание кабмина — захвачено…» И опять мой высокопоставленный собеседник замялся: «Надо договариваться, стараться не допустить кровопролития…»

Но ведь оно уже есть, это кровопролитие! В очередной раз тогда мне стало ясно, что все происходящее у нас в Киеве организуется с ведома западных спецслужб, а Буркхальтер как председатель ОБСЕ здесь ничего не решает, да и никогда решать не будет. Все мои надежды на то, что он может понять нас и что-то кому-то сказать и сделать, оказались напрасными.

«Когда Янукович отправился в Запорожье, его там уже ждали засады. Государственный переворот уже фактически осуществлялся как очень хорошо продуманное и организованное действо» Фото: © Thomas Trutschel/photothek.net / imago stock&people / www.globallookpress.com

«Среди шахтеров шел разговор: «Да что мы тут церемонимся? Давайте просто выкинем Бандеру из Киева!»

— Кроме «Беркута», был ли у Януковича какой-то другой силовой ресурс, который можно было задействовать против «Евромайдана»?

— Конечно, был! Условно говоря, «Альфа», «Бета», «Гамма» — у нас было несколько спецподразделений, заточенных на борьбу с терроризмом. Они как раз были нацелены на защиту конституционного строя. Однако в это время сложилась непростая ситуация. Регионы Западной Украины уже были настолько расшатаны в политическом отношении, что там начались неподконтрольные процессы. Кое-где даже были захвачены администрации, звучали заявления о том, что «мы Киеву не подчиняемся» (в частности, это происходило в Ивано-Франковской, Закарпатской, Львовской и Тернопольской областях — прим. ред.). По этому поводу мои коллеги уже начинали недоумевать: а зачем мы, дескать, перечисляем деньги тем, кто нас не признает?

А на майдане — дождь со снегом, зимняя непогодь, и беркутовцев, несущих дежурство на площади в постоянном нервном напряжении, вроде бы давно пора менять. Но где взять замену? Уже вышли из-под нашего контроля некоторые воинские части, и надежными мы могли считать только юго-восточные силовые подразделения. Но и с ними было не все так просто. К примеру, когда мы приняли решение о переброске определенной воинской части из-под Днепропетровска в Киев, то на пути ее передвижения просто взяли и перекрыли железнодорожную ветку. И подобных случаев было не так мало. К несчастью, мы вели себя вяло и нерешительно, а американцы, наоборот, очень активно и к этому времени настолько вошли во вкус, что начали подсказывать заговорщикам планы захвата власти. Отряды боевиков стали направляться нашими противниками буквально во все регионы Украины — не только на запад страны, но даже на восток, хотя и получали там отпор, как, например, в Запорожье. Но если с ними молча соглашались, то они устанавливали свои порядки. Даже в Харькове для президента все стало выглядеть не слишком надежно. То же самое впечатление сложилось у него, когда он приехал в Донецк. А когда Янукович отправился в Запорожье, его там уже ждали засады. Государственный переворот уже фактически осуществлялся как очень хорошо продуманное и организованное действо. Это уже не было цепочкой спонтанных и хаотических действий. В Киеве 18 февраля сожгли штаб-квартиру Партии регионов, и в этом пожаре погибли наши сотрудники. Вовсю распространялись угрозы — членам Верховного суда, заместителю министра внутренних дел… Ходили по квартирам и нагоняли страх — действовали бандеровскими методами запугивания целых семей.

— Но оставалась ли у Виктора Януковича возможность проявить политическую волю и подавить «Евромайдан» силовым способом? Вырвать у змеи жало?

— Таких возможностей было множество, но для этого не надо было тянуть до февраля 2014 года. 28 января состоялась отставка правительства и лично моя. Когда Виктор Федорович предложил мне подать в отставку, я, помнится, ответил ему: «Я за кресло не держусь, хотя считаю, что в такой обстановке правительство отправлять в отставку нельзя». И тут же объяснил почему. Дело в том, что в процессе отставки каждый вновь назначаемый чиновник становится исполняющим обязанности. И особенно это сказывается на силовых структурах. Гражданские структуры — еще ладно, бог с ними, а вот силовики, предназначенные к ответственным действиям, — другое дело. В структуре МВД очень важно, будешь ли ты в конечном итоге министром, замом, руководителем департамента или не будешь. Утвердят ли тебя в должности? Из-за этой неопределенности вся вертикаль власти сразу становится неустойчивой.

Поэтому, когда у меня состоялся разговор с Януковичем, я ему сказал: «Виктор, необходимо сразу же утвердить нового премьер-министра, который придет на мое место. Это первое. А второе — подписать указ о моей отставке только тогда, когда заговорщики очистят площадь, а всех боевиков разоружат и уберут. А ты зачем-то идешь им навстречу…»

Ведь каким было главное требование «Евромайдана»? «Правительство в отставку!» Никого там не интересовала ассоциация с ЕС, они, как я уже говорил, даже понятия не имели о том, что это такое. Но вот правительство, которое якобы зарубило план интеграции Украины в Евросоюз, надо свергнуть — это было их главным лозунгом и магистральной линией. Хорошо помню девушку, которая стояла на площади с плакатом про кружевные труселя. «Я девочка. Я не хочу в ТС. Я хочу кружевные трусики и ЕС», — гласил этот плакат. То есть она не хотела в Таможенный союз, куда ее якобы тянули старые правители. А вот новое правительство, дескать, будет другое — оно восстановит курс на Европу и даст каждой девушке по кружевным труселям. Такой точки зрения придерживалась какая-то часть населения Украины, но далеко не большинство. Юго-восток страны как работал, так и продолжал работать в прежнем формате. Более того, каждый день оттуда в Киев направлялось по десятку автобусов на «Антимайдан», который проходил в Мариинском парке и на Европейской площади и по своей численности в отдельные дни оказывался значительно больше «Евромайдана». Но, естественно, он не попал ни в какие СМИ, ни в западные, ни в отечественные, — его как бы не было. Еще один момент: боевики имели квартиры вблизи площади Независимости, где могли ночевать, и питание для них было организовано, а у нас превалировал вахтенный метод — утром приехал, вечером уехал, люди постоянно менялись. К тому же наши активисты не были вооружены. Хотя ребята на «Антимайдан» приезжали весьма серьезные — в основном шахтеры, и среди них шел разговор: «Да что мы тут церемонимся? Давайте пойдем все вместе и просто выкинем Бандеру из Киева!»

— Почему же этого не было сделано?

— Потому что мы понимали, что от этого могли произойти большие жертвы. Шахтеры — это ведь не спецподразделения, которые хорошо обучены и могут противостоять противнику с наименьшими потерями. Скорее всего, случилось бы кровопролитие, и немалое.

Возвращаясь к моей отставке: условия, которые я озвучил Виктору Януковичу, так и не были выполнены, и до самого момента переворота никто так и не был назначен новым премьер-министром. Все зашаталось в украинском государстве. Исчезло наше большинство в Верховной раде — для этого пошли в ход угрозы и подкупы. В общем, все, как обычно — нечто подобное мы наблюдали в 2004 году, да и не только тогда.

Кстати, я всегда считал, что политические партии должны быть прежде всего идейными. Они должны комплектоваться не по принципу «это мой хороший знакомый, и я ему доверяю» или исходя из того, какие платежи внесены за то или иное место в партийной иерархии. Это вообще дикость. Идейность мало кем там ценилась. Между тем это первостепенное качество. Кстати, недавно переживший покушение Олег Царев был одним из немногих депутатов Верховной рады, который в те тяжелые дни, ничего не боясь, обращался к президенту с требованием о принятии мер по предотвращению государственного переворота. О такой угрозе он говорил еще за два месяца до того, как это случилось. Олег всегда выступал честно и откровенно, и неслучайно он стал такой ненавидимой фигурой для всех майдановцев. Однако таких людей, как он, выступающих с идейных позиций, было, к большому сожалению, едва ли больше, чем пальцев на одной руке. По этой причине в Верховной раде пошатнулось наше большинство и сформировать новое правительство оказалось проблематично (фигуру премьера и других ключевых министров у нас традиционно согласовывал парламент). Это также повлияло на то обстоятельство, что с момента моей отставки до момента переворота новый глава кабмина так и не был определен.

Заговорщикам это было на руку. Ведь когда им удалось свергнуть Януковича, то, по украинской Конституции, обязанности президента должен был временно исполнять премьер-министр. Для этого они меня и убирали — им не нужен был в качестве и. о. президента такой, как я. Поэтому, захватив власть, они с легкостью наделили статусом и. о. президента председателя Верховной рады, которого накануне специально переизбрали — вместо Владимира Рыбака они привели в это кресло проходимца Александра Турчинова. И он, соответственно, уже стал исполнять обязанности главы государства.

«Каким было главное требование «Евромайдана»? «Правительство в отставку!» Никого там не интересовала ассоциация с ЕС, они, как я уже говорил, даже понятия не имели о том, что это такое» Фото: © Roman Pilipey / ZUMAPRESS.com / www.globallookpress.com

«В отличие от нас, Порошенко и ему подобные просто задушили бы «майдан» без всяких слез и соплей»

— Одной из причин «Евромайдана» считаются слухи о коррупции в окружении Виктора Януковича, которые активно распространялись среди боевиков и активистов. Наглядной иллюстрацией для этого стала вилла Януковича в Межигорье, куда после госпереворота в Киеве даже стали водить экскурсии. Но исчезла ли коррупция на современной Украине? Такое впечатление, что она лишь многократно возросла, и все это на фоне бедности и войны, затронувшей многие украинские регионы…

— Все это у меня даже в голове не укладывалось. Я не стану отрицать, что и в наше время коррупция представляла из себя серьезную проблему. Но появилась она не при нас, а сразу же после распада Советского Союза. Причем в большом объеме. Одна из причин ее возникновения — начавшееся имущественное расслоение населения, иногда принимающее просто вопиющие формы. Очень большие доходы у одних и полная нищета у других. Особенно это сказалось в 90-е годы, когда, скажем, судья имел зарплату, на которую он просто не мог содержать свою семью. Зная об этом, к нему приходили решать какие-то вопросы «авторитетные люди» и говорили: «Ты сейчас получишь столько, что на год забудешь о своей зарплате». Я такого явления не оправдываю — просто объясняю, как это происходило.

Когда я работал руководителем государственной налоговой администрации, то предпринимал очень жесткие меры по борьбе с коррупцией в среде налоговиков. Во-первых, мы весомо подняли заработную плату, а во-вторых, установили целый ряд серьезных льгот для сотрудников и сделали хотя бы относительно престижной работу налоговика. В-третьих, мы предприняли целый ряд мер по замене и перемещению кадров. Лично я считал, что если руководитель подразделения пришел в область и отработал там год, то после этого его надо менять. Год вполне достаточный срок для того, чтобы он ознакомился со всеми делами, наладил рабочий процесс и при этом не свыкся со средой. Для того чтобы эта среда его не затянула, его следовало перевести в другое место. Если же он проработал в какой-то области два-три года и более, то его уже можно было считать коррупциогенным. Конечно, наиболее совестливые руководители еще как-то держались, но против них работала целая система: для этого возбуждались даже уголовные дела по совершенно смехотворным поводам. Например, за то, что поставил памятник своему отцу и не заплатил за него (я вспоминаю реальный случай). Но что такое памятник в сравнении с теми масштабами коррупции, которые она приобрела в настоящее время? Чепуха по большому счету. Тем не менее прокуратура арестовывала такого «подозреваемого», и мне приходилось доходить до президента, чтобы его освободить.

Чтобы руководитель той или иной службы брал взятки, он должен был создать целую систему, в которую оказывались включены и какой-нибудь зам, и помощник, и так далее. Таким образом формировалась среда, которая позволяла самому руководителю незаконно обогащаться. Но эта же среда могла в любой момент его погубить.

Лично у меня всегда была служба по борьбе с коррупцией, которая отслеживала доходы всех подотчетных мне руководителей и начальников. К примеру, когда я наведывался в Черкассы, то брал на заметку, на каких машинах приезжают сотрудники, какие имеют дома и так далее. Эти действия мы особо не афишировали, но потом отдельно приглашали к себе этих людей и понижали их в должности. Существовал и целый ряд других мер по преодолению коррупции.

Почему я всегда считал коррупцию страшным злом, мешающим развитию экономики? Да потому что это дополнительный серьезный налог на бизнес, который искажает природу тех экономических законов, которые мы принимали. Второй момент: когда я стал первым вице-премьером Украины, а затем и премьер-министром, то начала работать над тем, чтобы создать прозрачные и исключающие двойное толкование законы. Именно двойное толкование позволяло руководителям говорить: «Я могу решить и так и сяк, и все это будет по закону. Если ты мне дашь, я решу так. А не дашь — вот так». Я даже пригласил специалистов-филологов по украинской мове (потому что все законы писались, естественно, на украинской мове) и сказал им: «Постарайтесь сделать так, чтобы каждая строчка закона исключала двузначное толкование. Она должна быть простая и понятная».

Вообще, это целая тема для разговора, и я могу привести в пример еще много мер, которые мною предпринимались, когда я занимал ту или иную должность внутри государственной системы. Все это позволяло уменьшить коррупцию, но сказать, что мы ее полностью побороли, я, разумеется, не могу. В противном случае я погрешил бы против истины. Однако самые одиозные случаи коррупции как-то преувеличенно раскручивались, подвергались смакованию и публиковались в целой плеяде СМИ. Но тогда я даже не мог себе представить, что, когда к власти придет Петр Порошенко, это все будет возведено в систему до такой степени, что все коррупционные цепочки начнут идти от самого президента Украины. Когда во всех, как выражался сам Порошенко, «сладких министерствах» будут расставлены свои люди, которые просто станут «отстегивать» своему патрону.

Причем, как в случае со схемой «Роттердам плюс», это даже не скрывалось. Что значит «Роттердам плюс» в данном контексте? Это когда уголь берется на своих шахтах по стоимости, грубо говоря, 60 долларов за тонну (с учетом транспортировки), но поставляется для государственных или частных теплоцентралей уже по цене угля, который якобы был закуплен, например, в Австралии. Почему так? А потому, что непосредственно с шахт он приходит в Роттердам, там разгружается, затем составами идет на Украину и доставляется на электростанции. Так вот, внутри этой схемы работали два человека: собственник этих станций и сам президент Порошенко. А какова разница в цене, судите сами: с нашей стороны — 60 долларов, а после прохождения схемы «Роттердам плюс» — 150–160 долларов. Поделим эту сумму пополам, и получится, что с каждой тонны Порошенко и его подельник зарабатывали по 50 долларов каждый (считается, что украинские граждане благодаря этому за несколько лет переплатили более $1,5 млрд, — прим. ред.).

И таких махинаций, пока шоколадный король работал главой государства, проворачивалось огромное количество. Более того, один из его приближенных по имени Александр Онищенко, народный депутат Верховной рады, занимавшийся махинациями с газовыми поставками, когда приходил к нему на прием, всегда включал в своих часах записывающее устройство. Он понимал, что, раз его патрон такой жадный человек, когда-нибудь они непременно поссорятся, и тогда ему пригодятся эти записи. Когда же они действительно поссорились и Александр вынужден был бежать в Германию, то там он дал интервью и привел в качестве доказательства записанные им аудиофайлы встреч с Порошенко. И на них было отчетливо слышно, как они рассуждают на тему, сколько и кому отстегнуть и за какие дела (впоследствии по мотивам своих аудиозаписей Александр Онищенко даже издал книгу — прим. ред.). Правда, мы знаем, что потом произошло с бывшим нардепом: власти ФРГ его арестовали, целый год он провел в тюрьме, наконец освободился… Так что я не преувеличиваю, когда говорю, что Петр Порошенко сделал коррупцию системной.

— И при этом они ведь не боялись «майдана»!

— Какое там! Они ничего не боялись. В отличие от нас, Петр Порошенко и ему подобные просто задушили бы «майдан» без всяких слез и соплей. В свое время я надеялся, что когда придет Владимир Зеленский, то он, как новый человек, эту систему поломает — тем более что он рассуждал о «посадках», но этого не случилось. Систему, созданную до него, Зеленский взял себе на вооружение, лишь заменив ставленников Порошенко собственными «доверенными людьми» и прочими проходимцами.

«И сейчас, в случае с Зеленским, все зависит от США. Но не конкретно от Джо Байдена. Я не знаю, решает ли он вообще что-нибудь или просто кивает головой, когда надо окончательно что-то подтвердить, и нуждаются ли в его кивке американские спецслужбы» Фото: © Ukraine Presidency / Keystone Press Agency / www.globallookpress.com

«России надо становиться сильной и способной давать отпор»

— Почему же именно на ваш период правления всевозможными украинскими журналистами и блогерами было вылито столько грязи?

— Особенность всех цветных революций заключается в том, что власть, которую они свергают, должна быть скомпрометирована до последней степени. Она должна превратиться в глазах людей в некоего жуткого монстра. Для этого все, что есть негативного в жизни, требуется на нее списать. Дескать, они и «лживые», и «откровенные бандиты», и «коррупционеры». И вообще, «Янукович раньше участвовал в грабежах» и построил себе невиданный «замок» в Межигорье. Но я хочу сказать, что по сравнению с поместьем Петра Порошенко дом Януковича в Межигорье смотрится бедновато. Это не значит, что он совсем невзрачный, но сравнения с домами шоколадного короля и некоторых других украинских олигархов он не выдерживает.

Конечно, хотелось бы, чтобы в наш период не было никакой коррупции. Но негатив, разумеется, присутствовал и в ту пору. При этом страна стремительно развивалась. Если бы могли пожить таким образом лет 10–15, то Украину было бы не узнать. И этого уровня мы могли достигнуть реально — тем более что к нам в страну шли инвестиции и сами мы вкладывались и в инфраструктуру, и в промышленность очень прилично. Большим достижением стало то, что мы, скажем, модернизировали нашу фармацевтическую отрасль и она у нас перешла на стандарты GMP — европейские стандарты качества. Если поначалу среди импортных лекарств мы имели до 70 процентов фальсификата, в лучшем случае мела, а в худшем — непонятно чего, то после модернизации, оснастив каждую область страны станциями изучения качества и состава лекарств, мы фактически создали новую фармацевтическую отрасль, которая стала свободно выходить на рынок Европы. Можно нечто подобное сказать и по молочной отрасли и привести еще немало других примеров. Поэтому мне чрезвычайно обидно, когда нас мажут грязью, — ведь все, что мы делали, оказалось перечеркнуто и размазано, а сегодняшняя Украина представляет из себя просто жалкие обломки от той страны, что была прежде. Никакой перспективы она, к несчастью, не имеет — ни в промышленности, ни в экономике в целом.

— Последнее время выросло число прогнозов, предсказывающих, что дни Зеленского как президента сочтены. Как вы полагаете, это действительно так?

— Я ведь не оракул, чтобы говорить о таких вещах. Однако с самого начала, когда мне стало известно, что нами занимаются американцы, я понял, что мы имеем дело с очень серьезным врагом, недооценивать которого нельзя. Об этом свидетельствует тот факт, с какой легкостью они взяли под свой контроль все украинские силовые структуры: МВД, суды, прокуратуры, СБУ и прочее. Причем они настолько подмяли все под себя, что даже районного прокурора невозможно поставить на должность, пока американцы его не согласуют.

И сейчас, в случае с Зеленским, все зависит от США. Но не конкретно от Джо Байдена. Я не знаю, решает ли он вообще что-нибудь или просто кивает головой, когда надо окончательно что-то подтвердить, и нуждаются ли в его кивке американские спецслужбы. Однако в том, что кто-то на хорошем уровне «ведет» Украину, у меня нет никаких сомнений. Впрочем, я знаю, кто в свое время занимался нами. Да и сейчас по линии госдепа украинскую тему курирует Виктория Нуланд — решительная женщина без особых эмоций. Если, исходя из каких-то своих расчетов, они захотят заменить Зеленского, то сделают это без особого труда. Причем поменяют его на человека, который им будет представляться более подходящим для настоящей ситуации, более способным держать удар. Тем более что нынешняя ситуация откровенно заходит в тупик. Но я точно могу сказать: никакого военного переворота, которым пугают окружение Зеленского, не будет без отмашки американцев. Ни главнокомандующий ВСУ Валерий Залужный, ни начальник ГУР Кирилл Буданов даже рта не откроют без позволения — иначе их сразу ликвидируют.

Как повлияет на Украину будущая смена американских президентов, мне тоже трудно сказать. Скажем, после Барака Обамы в Белый дом пришел Дональд Трамп. Как это повлияло на политику Киева? Да никак. И сейчас, с точки зрения американцев, военный конфликт на Украине в любом случае должен продолжаться, до тех пор пока России не будет нанесен капитальный ущерб. Это их стратегическая позиция. Уничтожить такого важного соперника и врага, как РФ, для них представляется вопросом стратегии. И что с того, что президента США переизберут? Разве от этого поменяется стратегия Вашингтона? К сожалению, нет — от Аллена Даллеса до сегодняшних дней эта стратегия остается неизменной. Поэтому России надо становиться сильной и способной давать отпор этим современным вызовам.

Историкам в будущем предстоит разбираться, что же на самом деле произошло на Украине в 2014 году. А произошло, на мой взгляд, эпохальное событие — из разряда тех, что случаются раз в 300 лет. Феномен того, как бывшая часть Российской империи и Советского Союза за какие-то 30 лет превратилась в «анти-Россию», а абсолютно родные люди вдруг стали смертельными врагами (и ладно если бы только бандеровцы, но и обычные наши ребята), надо обстоятельно изучать. Делать это следует взвешенно и объективно. Нынешние авторы, к сожалению, грешат необъективностью, стремлением кого-то очернить, а себя обелить. Я этого стараюсь избегать. Виноваты все мы, кто находился у власти в тот момент, — кто-то больше, а кто-то меньше. Обелять себя на фоне той огромной трагедии, которая происходит сейчас на Украине, по меньшей мере, нечестно. Пусть уж историки лет через 20 оценивают, кто что делал в роковой час и как себя вел.