«Громоздкие театры – это заводы по производству прекрасного», – считают гуру contemporary dance в Казани

Марсель Нуриев: «Каждый раз, работая над новой идеей, мне кажется, что она уже была, что так уже ставили другие хореографы. И часто начинаю заново» Фото: Оксана Король

«Мы не ощущаем себя заслуженными профессионалами»

— Марсель, Мария, мы общаемся после вашего мастер-класса по движению в театре имени Тинчурина для драматических актеров из регионов. Как они отнеслись к вашим экспериментам и можно ли преодолеть барьер между профессиональным танцовщиком и артистом драмы?

Марсель Нуриев: Все прошло хорошо. А вопрос интересный. Даже среди танцовщиков есть люди, открытые к информации, а есть те, кто закрыт. Так же и с актерами. Кто-то уже знает, как нужно двигаться. Я, например, не знаю. (смеется.) Поэтому постоянно ищу новые ощущения, новую лексику. Возможно, насмотренным хореографам она уже знакома, но мне — нет, и это чувство я стараюсь передать артистам. Взрослым людям порой сложнее идти на эксперименты в силу опыта и здоровья. Для меня это тоже вызов — понять возможности актера и максимально его раскрыть. Иногда получается, иногда — нет.

У меня пока небольшой опыт работы с драматическими актерами — всего пять лет. Хотя первое образование у нас профильное. Маша окончила Казанское театральное училище как актриса, а я — институт культуры как режиссер. Потом увлекся  танцем, а сейчас снова вернулся в театр.

Мария Нуриева: Мне кажется, мы иногда думаем одинаково. Я тоже считаю, неважно актер ты или танцовщик. Мы работали и с теми и с другими. Если есть взаимопонимание, дело идет легко. Но Марсель прав, любого артиста нужно чувствовать и уважать. Ведь это его тело.

— Перед показом «Дөр» в Москве вы рассказали нашей газете, что номинантами на «Золотую Маску» стали неожиданно для себя. Почему? Ведь вы уже зарекомендовали себя как яркие хореографы-экспериментаторы и за пределами Татарстана. Сомневаетесь в себе или не верите, что мастера из Казани, где современный танец развивается с трудом, могут получать такие награды?

Марсель Нуриев: Я всегда сомневаюсь в себе: думаю, что и как мне делать дальше. Каждый раз, работая над новой идеей, мне кажется, что она уже была, что так уже ставили другие хореографы. И часто начинаю заново. Мы действительно не ожидали приглашения на «Маску». Эксперты приезжали в Казань, смотрели спектакль, и вдруг оно раз — и случилось. Как художник, я спрашиваю себя не о том, почему попал на фестиваль, а о том, что нового могу предложить зрителю в плане импровизации, техники. Изучаю опыт топовых балетмейстеров (благо сейчас все доступно в сети). У всех нас две ноги, две руки и одна голова, но настоящие мастера изобретают свой, уникальный язык тела.

Мария Нуриева: Мы не ощущаем себя заслуженными профессионалами. Я тоже часто сомневаюсь в себе. Работая над «Дөр», о «Золотой маске» не думала. Просто делала то, что нравится. Каждый новый проект для меня — большая радость.

«Создавая спектакль, мы с музыкантами наслаждались. Буду рада, если «Дөр» оценит кто-то еще, но сверхзадачи понравиться каждому зрителю у нас нет» Фото: Дарья Нестеровская, предоставлено пресс-службой фестиваля «Золотая маска»

— «Дөр» был единственным спектаклем-номинантом от Татарстана в этом году, по-своему это большая ответственность. Но кажется, что официальные награды вас не так сильно беспокоят.

Марсель Нуриев: Это правда. Для меня ничего не поменяется. Разве что о нашей работе узнает больше людей. А любые оценки современного танца крайне  субъективны. Педагоги на классе не зря говорят: «Не оценивайте себя, это мешает свободно мыслить». Нужно просто давать процессу быть. «Маска» для меня — важный этап, для которого я аккумулировал энергию. Но жизнь продолжается, и теперь мы дышим чем-то другим. Это естественно: земля вращается, солнце светит, природа дышит, Нуриевы танцуют.

Сначала был ковер: казанский «Дөр» в поисках почетного места в тувинской юрте

Мария Нуриева: Создавая спектакль, мы с музыкантами наслаждались. Буду рада, если «Дөр» оценит кто-то еще, но сверхзадачи понравиться каждому зрителю у нас нет. Результат — не то слово, которое я и Марсель часто используем в жизни.

— Перед поездкой в Москву вы говорили, что для вас важно поговорить со зрителем на языке тела. Но при этом «Дөр» оказался спектаклем для элитарной публики. Он получил восторженные оценки критиков, но по лицам некоторых балетоманов в зале было видно, что они мало поняли из увиденного. Что скажете по этому поводу?

Марсель Нуриев: Сегодня полезно оставлять зрителю возможность подумать. Дать опереться на свой опыт, обратиться внутрь себя, задать себе вопросы и попытаться на них ответить. А если кто-то правда заинтересуется, то всегда может прийти к нам и поговорить. После спектакля в MOÑ в гримерку зашла девочка и долго с нами беседовала. Меня тронуло, что она была неравнодушной и открыла для себя что-то новое. А вообще по лицу не всегда ясно, о чем думает человек, ведь зачастую мы прячем свои эмоции. Зритель с отсутствующим на первый взгляд видом может напряженно думать.

Мария Нуриева: Я думаю, в театре нет «универсальной» публики, разве что она была в Древней Греции. Иногда осмыслить танец помогает анализ. А иногда — нет. Сегодня на мастер-классе одна девушка хотела точно знать, какие геометрические формы повторяют движения. Мне кажется, это мешает естественному восприятию, загоняет в ненужные рамки. Важно дать себе свободно двигаться и мыслить. Если зритель хочет смотреть contemporary dance, пусть смотрит. Если нет, то не надо. Может, у человека такая карма, что он уже все видел в прошлых жизнях.

Марсель Нуриев: Любой мыслью движет любопытство. Не зря сейчас так активно развивается наука о космосе, ведь мы еще не все знаем о внеземных цивилизациях. В пластике то же самое. В работе я постоянно обращаюсь к своему внутреннему ребенку: ему не надо объяснять, зачем я прыгнул или взмахнул рукой. Но иногда насмотренность помогает увидеть истоки, понять, почему движение развивается именно так. Порой люди, впервые увидев современный танец, говорят удивительные вещи. Поэтому после премьер мы часто устраиваем фидбэки — они помогают хореографу заметить то, что он не заметил в процессе работы, заглянуть в бессознательное, повести публику за собой, найти что-то вместе со зрителем. Но всему тоже, увы, не откроешься. И зритель нам ничего не должен.

«Талантливых артистов на мастер-классах тоже много. Они легко отзываются на импровизацию и это приятно» Фото: Оксана Король

«Contemporary dance в России всегда двигала частная инициатива»

— Почему в Казани не только мало ценителей современного танца, но и хорошего танцевального модерна. Дело в отсутствии талантов, в недостатке образовательных учреждений (известно, что в местном хореографическом училище современному танцу почти не уделяют времени) или в отсутствии практики? Ведь кроме фестиваля Олега Ивенко #StagePlatforma, гала-концертов Нуриевского фестиваля и нескольких спектаклей, которые можно поставить в MOÑ, молодым хореографам практически негде оттачивать мастерство.

Марсель Нуриев: Возможно. Но не скажу, что в Казани мало талантливых хореографов. Мне нравится то, что делают Ильдар Алекбаев, Венера Галимова, Марат Казиханов, Нурбек Батулла, Ксения Мазилкина. Кто-то из них работает с детьми, кто-то — со взрослыми. Да и на мастер-классах вижу много молодых ребят, которые экспериментируют с движением. Пока — на уровне формы, но потом они совершенно точно будут искать нечто новое. Contemporary dance в России всегда двигала частная инициатива. У нас до сих пор мало танцкомпаний, а артистов, получающих зарплату за современный танец, можно пересчитать по пальцам. Но при этом люди горят, выбивают гранты, находят пространства, делают интересные проекты и демонстрируют их публике. Мне нравится фестиваль «Пантера», форум «Площадь свободы», который делают Венера и Ильдар. Жаль, его не проводили в этом году. Наверное, не было финансирования.

«Хотелось сделать триллер-балет»: Олег Ивенко сыграет в Казани знаменитого психопата

Мария Нуриева: Таких фестивалей хочется побольше. Они компактные и всегда находят теплую аудиторию. Мне очень нравится форум #StagePlatforma. С его помощью Олег корректно раскрывает границы академического театра, дает возможность артистам попробовать что-то новое. Также я люблю миниатюры Айрата Багаутдинова, Ольги Лабовкиной, Константина Кейхеля, который сейчас ставит спектакль в Казани. Это все значимые проекты для города, но, увы, частные. Талантливых артистов на мастер-классах тоже много. Они легко отзываются на импровизацию и это приятно.

Если говорить об институциях, в Европе, да, их, наверное, побольше. А вот в Индии современного танца вообще не существует на федеральном уровне. Там нет ни одной государственной танцкомпании, но есть такие же горячие ребята.

— Возможно, Казани нужен новый театр современного танца, где молодые талантливые хореографы смогут экспериментировать?

Марсель Нуриев: Конечно! Но я не знаю, как это осуществить. Наверное, надо кому-то писать или звонить. Мы сейчас ставим спектакли в MOÑ, но там идет не только современная хореография. Репертуар в MOÑ довольно обширный, разноплановый, а площадка ограничена в масштабе. Это камерный зал, и его возможности негигантские. А так MOÑ — прекрасное свежее перформативное пространство. Просто не такое большое.

Мария Нуриева: Да и не надо большое. Все эти громоздкие театры…

Марсель Нуриев: Заводы…

Мария Нуриева: Да, заводы по производству прекрасного.

— Какое место в таком новом театре мог бы занять национальный балет? Ведь это тоже большая проблема. Тот же «Шурале» в театре имени Джалиля идет редко, а из относительно новых спектаклей есть только «Золотая Орда».

Мария Нуриева: Значимое. Татарская культура — кладезь благодатного материала, в частности для балета. В пространстве МОÑ авторы внедряют его в музыкальные проекты, перформансы, детские спектакли, которые ставят на двух языках (русском и татарском). В академическом театре это тоже происходит, но хотелось бы больше. Поэтому, да, идея хорошая.

Марсель Нуриев: Такие вещи обычно возникают по надобности. Их остается только поддерживать и искать для них адекватное пространство. В Национальной библиотеке РТ, например, прошел интенсив татарского языка: зал был битком. Значит, есть потребность. Так и в театре. Зритель привык к классическим общеевропейским спектаклям и порой его нужно удивлять, просвещать, в том числе с помощью национального искусства. Я сравниваю это с появлением смартфонов и интернета: когда-то они были в диковинку, а сейчас прочно вошли в нашу жизнь. Нельзя игнорировать новые принципы и подходы. Если хореограф что-то талантливо делает, а его встречают в штыки, это может мешать развитию современного танца.

— А в ваших авангардных перформансах есть элементы татарских танцев? И дают ли они в сумме с пластикой модерна качественно новый для современного танца результат?

Марсель Нуриев: Думаю, да. Национальные элементы проскальзывают, но неявно. Мы ведь не народники. Да и аутентичный народный танец, возможно, совсем не такой, как в современных фолк-дэнс-коллективах. Вопрос в том, есть он у тебя внутри или нет. У нас есть. Мы с рождения живем в Татарстане, впитали его культуру, звуки, движения. Сейчас все это льется из нас на сцену.

Мария Нуриева: В спектаклях мы транслируем весь накопленный нами опыт в Татарстане и за его пределами. Постоянно думаем, ищем, по возможности, ездим куда-нибудь. Мое ощущение танца неразрывно связано с этой землей, но в целом язык тела универсален. У всех нас две ноги, две руки, одна голова. Кажется, Марсель уже об этом говорил.

«Современная хореография имеет столетнюю историю. За это время выработалось много подходов к движению, телесным практикам, и, чтобы освоить их, нужно время» Фото: «БИЗНЕС Online»

«К танцу модерн должно быть готово не только сознание, но и тело»

— Ваш талант уже успели заметить авторитетные столичные критики. Татьяна Кузнецова после московской премьеры «Дөр» написала в «Коммерсанте»: «По природной естественности танцевального текста „Дөр” стоит рядом с шедевром Сиди Ларби Шеркауи — „Послеполуденным отдыхом фавна”. А его создатели, танцовщики Марсель и Мария Нуриевы, ничем не уступают другому знаменитому автору-исполнителю — Акраму Хану». Возможно, после таких оценок вы уже должны ставить спектакли не в Казани, а на лучших мировых сценах?

Мария Нуриева: Ой, я так смутилась. От таких оценок хочется спрятаться под стол (смеется). А о работе за рубежом и тем более переезде не думала. Мы очень любим уезжать из Казани и очень любим возвращаться.

Марсель Нуриев: Мы несколько лет подряд ездили на Запад учиться на мастер-классах и, конечно, хотели бы поработать с зарубежными артистами и хореографами. Но и сюда из Европы приезжали наши знакомые мастера — танцевали, ставили, делились опытом. Диалог через разные культуры и формы всегда обогащает, даже если проходит за чашкой чая. А в пространстве можно открыть удивительные вещи. Мой однофамилец, танцовщик из Екатеринбурга, пару лет назад объявил в сети акцию для артистов: «Приезжайте двигаться и импровизировать, я готов к танцевальным беседам!» Я подумал: прикольно. Но, к сожалению, не смог приехать.

— Возможно, вам предлагали постоянную работу в Москве или Петербурге?

Марсель Нуриев: Нет, но я и сам не думаю об этом. Пока мы с Машей работаем в казанских коллективах — в Казанском ТЮЗе, Тинчуринском театре.

Мария Нуриева: Это очень интересно.

— А предлагали ли вы директору ТГАТОиБ Рауфалю Мухаметзянову или худруку балета Владимиру Яковлеву поставить полнометражный спектакль для театра имени Джалиля?

Марсель Нуриев: Для Нурлана Канетова (экс-премьер балета театра им. Джалиля — прим. ред.) мы ставили в ТГАТОиБ 15-минутный  спектакль «С.О.Н.»(Сентябрь – Октябрь – Ноябрь). Это абстрактная работа, своеобразный диалог с танцовщиками, основанный на совместно обретенном опыте.

Мария Нуриева: Для меня это спектакль о красоте тела и духа, разных состояниях души. Жаль, что «С.О.Н.» мало прожил на сцене. Его показали на юбилее у Нурлана, один раз — на Нуриевском фестивале и где-то еще.

— В данном случае речь идет фактически о миниатюре. А полноценный спектакль в Татарском театре оперы и балета вам поставить не предлагали?

Мария Нуриева: Нет. Но, наверное, мы бы с радостью согласились. Поработать с хорошими артистами всегда приятно.

Марсель Нуриев: Не знаю, с радостью ли… Но в любом случае это было бы любопытно. Другой вопрос — насколько современно? Пока я даже не представляю, как это можно осуществить.

Мария Нуриева: Почему же? В балетной классике хореографы тоже говорят современным языком на актуальные темы.

— На прошлых гала-концертов Нуриевского фестиваля вашу хореографию танцевали многие звезды балета ТГАТОиБ. С какими трудностями вы сталкивались в работе с ними?

Марсель Нуриев: Почти всем было сложно работать с полом. Это нормально: балетные используют партер гораздо реже, чем современные танцовщики. Классический танец исповедует вертикаль, идеальные линии тела, и порой ребятам было сложно воплотить наши задумки. Мы старались найти компромисс, сделать так, чтобы им было удобнее двигаться. Хотя иногда полезно ставить и неудобно: тогда танцовщик получит новый опыт и профессионально вырастет.

Мария Нуриева: С другой стороны, это может быть опасно. Сроки постановки спектакля обычно сжаты. А для балетных артистов, которых всю жизнь учат парить над землей, наша техника абсолютно новая. Прийти и просто поломать их — почти кощунство. Поэтому, прежде чем что-то предложить, мы действительно 100 раз думаем.

— То есть казанские танцовщики сегодня не готовы исполнять современную хореографию?

Марсель Нуриев: Есть открытые ребята, которые хотят пробовать что-то новое, — Олег Ивенко, Миша Тимаев, Аманда Гомес, Вагнер Карвальо, Антон Полодюк, Алессандро Каггеджи. К танцу модерн должно быть готово не только сознание, но и тело. Я уже говорил, что классике артисты балета учатся всю жизнь. Но нельзя забывать, что и современная хореография имеет столетнюю историю. За это время выработалось много подходов к движению, телесным практикам, и, чтобы освоить их, нужно время. Вот если бы потихоньку параллельно с классикой подключать другой тренаж, хотя бы на полчаса в день… Тогда бы пошла трансформация. Но все должно быть постепенно, иначе может навредить.

Мария Нуриева: Опыт топовых европейских трупп показал, что нет. На Западе артисты спокойно танцуют и классический танец, и современный.

«Почему-то этих шедевров у нас нет»: английский итальянец из Казани о своих мечтах и чужих страхах

— Ваш коллега Алессандро Каггеджи уверен: если артисты ТГАТОиБ глубже прикоснутся к contemporary dance, то будут лучше танцевать классику. Вы согласны с этим?

Марсель Нуриев: Не знаю, у меня нет такого опыта. Я понимаю теорию, но точно не станцую вариацию Зигфрида так, как надо. Это очень трудоемкая работа, как и интерпретация современного танца. Важно быть к ней готовым.

Мария Нуриева: Я в детстве занималась балетом и согласна с тем, что contemporary dance помогает глубже понять классику. Но при этом в современный танец можно прийти в любом возрасте, а классическим нужно заниматься с детства. Это один из самых традиционных и консервативных видов искусства.

«Иногда спрашивают, кем я прихожусь Рудольфу. Отвечаю: однофамилец»

— У вас нет солидного хореографического образования, которым можно козырнуть в балетных кругах. И вы изначально тяготели к драме. Чего в итоге в ней не хватило, раз в вашей жизни возник танец?

Марсель Нуриев: Я увлекся движением в институте культуры. Сначала сценическим, а потом и балетным. Ребята из параллельной группы показывали мне видеокассеты со спектаклями Матса Эка, Уильяма Форсайта, Мэтью Борна. Я смотрел и думал: «Вау, что-то интересное проходит мимо меня, люди двигаются совсем не так, как я вижу». А потом благодаря нашему педагогу влюбился в танец и начал заниматься.

Мария Нуриева: Я с детства танцевала. Сначала в балетной студии, но подростком устала от балета. Меня никто не заставлял, в 14 лет я сказала, что больше не пойду в студию и хочу быть актрисой. В театральном училище меня «переформатировали», хотя и там были классические экзерсисы. Параллельно я искала свой язык, компульсивно пыталась снова затанцевать, но в балет уже не вернулась.

— Это не помешало вашей карьере хореографов. Выходит, мастерам танцевального модерна не нужны дипломы?

Марсель Нуриев: Не хочу говорить, что это формальность. Диплом нужен, чтобы устроиться на официальную работу. А на свободных проектах в бумажки не смотрят. Там главное — навыки и талант. Я, правда, учился в Академии Вагановой в лаборатории современных форм танца. Меня обучали настоящие мастера — Татьяна Гордеева, Александр Любашин, Нина Гастева. Именно благодаря им я изменил свое сознание и тело. Сначала не понимал, как двигаться, а потом пришла легкость.

Мария Нуриева: Высшее академическое образование предлагает стандартный срез знаний и навыков. А когда мы сами выбираем классы и практики, то следуем за своими желаниями. Не знаю, хорошо это или плохо, но порой открываются удивительные вещи. Для меня важна не только техника танца, но и его история, его философия.

— Танцовщиков и хореографов фамилия Нуриев ко многому обязывает. Почему вы оставили ее, а, допустим, не воспользовались псевдонимом? Не боитесь сравнения с Рудольфом? 

Марсель Нуриев: Нет, даже не думаю об этом. А Нуриев — распространенная фамилия в Казани. Иногда люди спрашивают, кем я прихожусь Рудольфу Хамитовичу. Отвечаю, что просто однофамилец.

Мария Нуриева: Я с радостью взяла фамилию мужа, она мне не мешает.

— Как два хореографа-экспериментатора выживали в 2000-х годах, когда современный танец не был востребован не только в Казани, но и в России? Говорят, вы долго танцевали в ночных клубах и на эстрадных фестивалях. Вспомните интересные истории из того времени?

Мария Нуриева: Да, это был способ выжить и хороший профессиональный опыт. Мы не могли сказать: «Здесь я не танцую», — иначе бы остались голодными. Но всегда понимали, когда зарабатывали деньги, а когда высказывались как художники.

Марсель, помнишь как мы танцевали на фестивале татарской песни «Татар җыры»? Мы были на подтанцовках и постоянно путали музыку: она казалась нам одинаковой. Но это оказалось полезным: если запомнил и чисто, синхронно, исполнил 15 подтанцовок, уже ничего не страшно.

Марсель Нуриев: Кстати, там мы узнали много национальных движений. До сих пор иногда видимся с вокалистами, вспоминаем, как вместе пели и танцевали… Важную роль в моей жизни сыграл коллектив «Дорога из города» — одни из первых проводников европейского танца в России. Тогда мы активно познавали contemporary dance. Ходили смотреть на приезжие труппы, например на «Провинциальные танцы» Татьяны Багановой. Все это трогало и притягивало. Я хотел разобраться, почему именно так выстроен тот или иной номер. Поэтому сейчас уже имею опыт, и даже новая хореография вызывает у меня много ассоциаций. Танец может быть и там, где люди просто стоят.

— Где вы познакомились друг с другом и как формальные отношения перешли в личные?

Мария Нуриева: В ночном клубе. Наши коллеги лишний раз не рвались на сцену, и мы часто выступали вместе. Придумывали связки, дуэты. Сначала это было медленно. Сейчас есть много информации о танце в соцсетях, функционируют онлайн-классы, а мы в начале 2000-х не знали, как правильно двигаться, пока не начали ездить на мастер-классы. Так потихоньку сблизились.

Марсель Нуриев: Все верно (смеется).

— В вашей паре есть лидер или вы равноправны на сцене и в жизни?

Мария Нуриева: В творчестве всем заправляет Марсель, но в быту начальник я.

Марсель Нуриев: Маша успевает все, я ей поражаюсь. Она с утра может заниматься йогой, за 10 минут до выхода убираться, а сразу после премьеры заставлять меня лечь спать. Я стараюсь прислушиваться и во всем ей помогать.

«Мы с Машей очень любим музыку — слушаем и классику, и эстраду, и джаз, и фольклор. Любая мелодия или ритм могут дать импульс движению» Фото: Оксана Король

«Пока хотим остаться свободными художниками»

— Кем видите себя в будущем — худруками в государственном театре, создателями авторской труппы или  свободными художниками?

Мария Нуриева: Пока хотим остаться свободными художниками. Марсель сейчас с удовольствием работает по контракту в театре имени Тинчурина.

Марсель Нуриев: С авторской труппой сложнее. Я наблюдал за теми, кто стоял у истоков. Например, за Охадом Нахариным, создавшим Batsheva Dance Company. За годы работы между хореографом и танцовщиком рождается связь, они понимают друг друга с полуслова. Когда артист уходит (а это неизбежно из-за роста его карьеры, амбиций, возраста), найти замену очень трудно. Я восхищаюсь хореографами, которые работают даже в условиях смены поколений танцовщиков.

— От вас тоже уходили артисты. Тяжело ли переживали разрыв?

Марсель Нуриев: Это сложно для любого хореографа, но ведь жизнь продолжается. Расскажу одну трогательную историю. Еще до пандемии мы были на фестивале в Индии и познакомились с Вимом Вандекейбусом (бельгийский хореограф и режиссер, основатель танцкомпании Ultima Vez — прим. ред.). После классов нас пригласили в соседнюю резиденцию, где тоже показывали перформансы. И Вим сказал: «Пойдемте скорее, сейчас будет танцевать мой бывший солист». Вы бы видели, как этот мастер смотрел на своего экс-подопечного, как тепло обнял его после премьеры, как искренне советовал что-то. Я стоял и думал: какое чудо, так могут далеко не все. Люди по-разному переживают разрыв отношений. Кому-то слишком больно, он жестко обрубает контакты, и это тоже трудно осуждать. За 15 лет работы в детских коллективах я видел всякое, но очень рад, что многие артисты (для которых я приглашал педагогов и ставил спектакли) продолжают танцевать. Некоторые участвуют в крупных проектах. Так что ничто не прошло даром.

Мария Нуриева: В душе все равно бывает больно. Но я, отпуская человека, порой понимаю, что ему со мной уже тесно и желаю ему дальнейшего профессионального роста.

— Вы оба хореографы-музыканты, которые выстраивают пластику спектакля с оглядкой на композиторскую партитуру.  В случае очного сотрудничества как выстраиваете работу с авторами музыки? Например, в «Дөр» вы, как Петипа, бились за каждый такт или давали композиторам свободу?

Марсель Нуриев: Мы с Машей очень любим музыку — слушаем и классику, и эстраду, и джаз, и фольклор. Любая мелодия или ритм могут дать импульс к движению. В «Дөр» я хотел поработать с живыми музыкантами, стереть границы между звуком и движением. Мы все были авторами спектакля. Где-то я настаивал на своем, но мягко, например: «Это прикольно, давайте попробуем оставить». Иногда мне казалось, что тема не ложится на танец (хотя она была очень красивой), и я советовался с ребятами. Какие-то вещи они видели даже глубже, чем мы с Машей.

Мария Нуриева: Главное, мы вместе находили удачные решения. Думаю, ребятам был интересен сам процесс.

— Не думали обзавестись постоянным автором музыки? Ведь многие балетные шедевры рождались именно в сотрудничестве композиторов и хореографов — Стравинского и Баланчина, Кейджа и Каннингема, Форсайта и Виллемса. И есть ли у вас кто-то на примете в Казани?

Марсель Нуриев: Было интересно сотрудничать с Алиной Каримовой в пространстве театра имени Тинчурина. Также мне нравится электронная музыка Тимура Батыршина, эксперименты Эльмира Низамова, Фархада Бахтияри, с которым мы недавно сделали «Идегея» в Тинчуринском театре, — он любопытно смотрит на звук. О других контактах говорить сложно: у нас пока нет новых спектаклей. Но мы думаем, разговариваем, ищем, и, кажется, уже есть неплохая идея.

Мария Нуриева: Оставим ее для следующей работы.