«Никакой «заморозки» на зиму не будет»: бывший советник Захарченко о сроках капитуляции Украины

Александр Казаков: «Если на 300 тысяч мобилизованных у нас тысяча, 1,5 или даже 3 тысячи ошибок и нарушений, то это очень мало» Фото: «БИЗНЕС Online»

«Мобилизация прошла довольно быстро и на самом деле, если посмотреть объективно и без эмоций, при минимальном количестве ошибок»

— Александр Юрьевич, в России близится к завершению частичная мобилизация. Часть резервистов уже на фронте, среди них есть, к сожалению, раненые и убитые. Во время самой кампании звучало много критики в связи с нарушениями и ошибками при ее проведении. А как вы оцениваете мобилизацию в целом?

— Если честно, я удивлен, насколько хорошо прошла частичная мобилизация, если учесть, что подобных мероприятий у нас не было с 1941 года. Более того, ключевые элементы мобилизационной инфраструктуры, которые существовали в начале 2000-х, были ликвидированы во время армейской реформы. Поэтому я удивлен, что мобилизация прошла довольно быстро и на самом деле, если посмотреть объективно и без эмоций, при минимальном количестве ошибок. Если на 300 тысяч мобилизованных у нас тысяча, 1,5 или даже 3 тысячи ошибок и нарушений, то это очень мало. К тому же ошибки исправляются. И тут я нашему государству вынужден поставить пятерку, потому что оно не всегда ведет себя таким образом. А сейчас государство исправляется, извиняется, более того, некоторые виновники понесли различного рода наказания.

— Вы считаете, наказания исполнителей за нарушения и ошибки при мобилизации адекватные?

— Наказания адекватные и вполне серьезные — от простого увольнения до уголовных дел. В вопросах наказания желательно всегда подходить дифференцировано и адресно. Но наказания необходимы как пример для остальных, чтобы люди держали себя в тонусе и понимали: если они станут разгильдяйничать и совершать ошибки (мы сейчас не берем в расчет проблему с тайными врагами), то будут наказаны.

— Этой мобилизации будет достаточно или, может быть, придется проводить следующий раунд, как считают некоторые военные эксперты, которые говорят о том, что нам нужен миллион?

— Я думаю, что ответа на этот вопрос сейчас реально нет ни у кого, включая военно-политическое руководство страны. Военная кампания — это не только движение солдат по земле на своих ногах или бронетехнике, но и комплексное воздействие на противника. Например, нынешнее поражение инфраструктуры Украины вносит не меньший вклад в то, чтобы одолеть противника, чем количество людей в окопах. Я знаю, что на «Госуслугах» зарегистрированы более 100 тысяч добровольцев. Более 40 тысяч из них уже получили одобрение. Если получат одобрение все 100, тогда у нас будет не 300 тысяч мобилизованных, а 400 тысяч вместе с добровольцами.

По официальной версии, которая соответствует действительности, они должны укрепить наш фронт длиной в 1,1 тысячи километров. Но вопрос в том, какое количество людей понадобится для этого. Мы его должны фактически зацементировать. Тогда встает логичный вопрос, после ответа на который можно переходить к вопросу о том, будет ли вторая волна мобилизации.

Я напомню, что на текущий момент часть территории Российской Федерации оккупирована. Это как минимум западная часть Донецкой Народной Республики и северная часть Запорожской области. Они находятся не под нашим контролем, а это значит, что их нужно освободить. Для этого надо не в обороне находиться, а наступать. Соответственно, 300 тысяч мобилизованных и под 100 тысяч добровольцев придут на фронт в том числе для того, чтобы заместить штурмовые части на их позициях и дать возможность опытным и боеготовым частям двигаться вперед.

То есть мобилизация была организована не только для укрепления нашей обороны, но и для наступательных операций. После этого, учитывая наше воздействие на противника еще и при помощи дальнобойного высокоточного оружия, будет понятно, получается ли выполнить поставленные Верховным главнокомандующим задачи или нет. И тогда будет решаться вопрос о том, нужна или нет вторая волна мобилизации и какая волна. Нам же нет необходимости проводить ее так же, как на Украине, где берут и кривых, и хромых, а скоро уже начнут и женщин призывать.

«Мобилизация была организована не только для укрепления нашей обороны, но и для наступательных операций» Фото: «БИЗНЕС Online»

«Освободить территорию бывшей Украины от бандеровского режима могут только солдаты на земле. Никакие ракеты этого не сделают»

— У нас есть ответ на вопрос, почему мобилизация в России не проводилась раньше, если было очевидно, что мы проигрываем в живой силе Украине, которая занялась мобилизацией значительно раньше и продолжает ее проводить?

— Я отвечу так. На мой взгляд, основная задача военной кампании на территории бывшей Украины — это не уничтожение противника и даже не военная победа на полях сражений. Главная цель — заставить противника сдаться, капитулировать. Это предотвратит дальнейшие жертвы, в том числе среди вооруженных формирований Украины. Во время первой фазы СВО в рамках блицкрига наши бронетанковые колонны с трех сторон (с севера, юга и востока) начали глубокое проникновение на Украину. Это должно было навести ужас на руководство Киева и вызвать у них ощущение бесполезности сопротивления. Такого не произошло по той простой причине, что в голове у Зеленского находится канал прямой связи с Вашингтоном и Лондоном. И ему дали приказ не сдаваться. Сработала история с внешним управлением.

Во время второй, более жесткой фазы в летний период, когда мы переместились в Донбасс, была задача по его освобождению, а также цель — проложить сухопутный коридор в Крым. В это время количество живой силы противника все время нарастало, а у нас находилось на том же уровне. Но у нас были минимальные потери, это правда, а у противника — огромные. Тем не менее наращивание живой силы Украины превышало количество потерь.

Так мы пришли к сентябрю, когда было соотношение 4 или 5 против одного не в нашу пользу. При позиционной войне, на которую мы вышли в силу военной логики, это, конечно, критическое соотношение. И на северном фланге в Харьковской области в начале сентября противник этим воспользовался.

Но я понимаю логику наших военных стратегов. Того контингента, который у нас был на первом и втором этапах (Вооруженные силы, Росгвардия, МВД, первый, второй корпус ДНР, ЛНР, добровольческие подразделения, ЧВК Вагнера и так далее), могло хватить. Кроме того, я не хочу называть это ошибкой или просчетом (это военные действия, и планы меняются в зависимости от того, как идет ход боев), но стало понятно, что быстрой кампании не получается. И тогда понадобились дополнительные ресурсы — человеческие и технические.

Кроме того, у нас на протяжении линии фронта в 1,1 тысячи километров идет разновекторное движение. Если в Сватово, Кременной мы строим фундаментальную оборону, то в районе Соледара и Артемовска ведем наступательные действия. В одно и то же время. Так что в рамках стратегического замысла этой кампании решение о том, что мы справимся ограниченным контингентом, было обоснованным. Но к концу августа стало ясно, что быстрой кампании не получается.

Также один из главных факторов заключается, думаю, в том, что никто из нашего военно-политического руководства не предполагал, до какой степени в эту военную кампанию включится НАТО. Потому были изменены ее основные параметры, понадобилась мобилизация. И сейчас на наших глазах разворачивается третья фаза, при которой будут браться большие города и наноситься ущерб гражданской инфраструктуре на Украине.

— В четырех новых регионах России введено военное положение. Из Херсона была организована эвакуация людей. Генерал Сергей Суровикин в своем интервью, комментируя ситуацию вокруг Херсона, назвал ее очень непростой. Назревают серьезные боевые действия?

— Жителям Херсонской области предложили покинуть свои дома и выехать с территории неслучайно. Почему не предложили то же самое, например, жителем Запорожья? Потому что настоящие генералы, как генерал Суровикин, прекрасно знают, что мирные жители страдают от ведения рядом, а тем более внутри их населенных пунктов военных операций независимо от того, оборонительные они или наступательные. Во время большого наступления всегда возможны точечные контрудары, диверсии и прочее. Я заранее отмечал, что сам факт предложения жителям Херсонской области выехать в другую часть России говорил о том, что именно эта территория станет локальным театром военных действий в ближайшее время и возможным направлением главного удара.

Сейчас очевидно, что Украина готовится к широкомасштабному наступлению. Мы сформировали военную группировку, чтобы отбить это наступление. К тому же существует непосредственная опасность затопления территорий в связи с планируемым разрушением плотины Каховской ГЭС. Киев готов на то, чтобы устроить техногенную и экологическую катастрофу. Например, снести плотины на Днепре, из-за чего могли погибнуть десятки тысяч людей. Но Киеву плевать — это не «его люди».

Мы понимаем, что ключевым направлением для нашего противника является южное. Но он там не справился с задачей. После этого основным стало дополнительное, харьковское направление удара. Военного смысла в нем нет. Но Киев получил очень высокие политические дивиденды от этого контрнаступления. Сейчас основное направление удара в Херсонской области. Хотя, если блокировать или взять Николаев и по прямой пойти на Приднестровье, Одесса останется блокированной. Это очевидно для всех, в том числе для противника.

Второе направление удара, которое тоже возможно, — это когда наши штурмовые отряды поднимаются вверх вдоль правого берега Днепра. Именно по правому, потому что если по левому берегу, то они там установят свою артиллерию и будут наносить нам серьезный ущерб. А если по правому берегу, то мы отсекаем им такую возможность и поднимаемся на север к Кривому Рогу и дальше на Запорожье и Днепропетровск. В этом случае у нас глубоко в тылу останется Запорожская АЭС. Сейчас она формально расположена на линии фронта, потому что водохранилище — на том берегу Днепра, где находится наш противник. При этом, двигаясь в сторону Днепропетровска, мы отрезаем всю донбасскую группировку и пути ее снабжения.

На самом деле искусство войны — это искусство неожиданного. Военная логика — логика парадоксов. Вполне возможно, что будет нанесен удар и по Харькову. Как мне сказал один генерал, которому я посетовал, что мы бросили людей, уходя из харьковских городов, — нам надо было сберечь армию, чтобы было кому вернуться и спасти тех, кого можно спасти, и отомстить за тех, кого спасти не удалось. С политической точки зрения, это тоже важно. Кроме того, Харьков уже бывал столицей Украины. Почему бы его не объявить ей еще раз? Единственное, что мы, скорее всего, делать не будем, — это в лобовую сносить укрепленную группировку на территории российской Донецкой Народной Республики от Славянска до Дзержинска, потому что указ Верховного о сбережении жизни солдат никто не отменял и не будет.

«Удары по критически важной инфраструктуре Украины сыграют не меньшую роль в решении нашей окончательной задачи, чем непосредственные боевые действия на линии фронта, на земле» Фото: © пресс-служба минобороны РФ, РИА «Новости»

— Суровикин также не исключил принятия самых непростых решений. Сейчас все гадают, что он имел в виду. Может ли это означать, что Россия меняет тактику и стратегию проведения СВО и будет использовать преимущественно ракетные удары?

— Если делается упор на различного типа удары (ракеты, беспилотники, бомбы и так далее), то тогда можно сказать, что мы используем стратегию американцев, например, в Ираке. Она нам не подходит по одной простой причине: в отличие от Ирака для американцев, на территории бывшей Украины живут наши люди. А при помощи только таких ударов мы просто разрушим государство. Обнулим. Такая задача не стоит. Наша цель — чтобы люди на этой территории жили по-другому и лучше. А территорией занимаются не ракеты, а пехота. При этом задача, поставленная Верховным главнокомандующим, — минимизировать потери среди наших военных. И это удается делать. Соотношение потерь за летний период кампании просто какое-то сумасшедшее. Даже внешние наблюдатели говорят, что среди раненых процент огнестрельных ранений не превышает 10. В основном это осколочные ранения от артиллерии, РСЗО и так далее. Подобное говорит о том, что контактных боев довольно мало. Эту тактику мы приняли еще весной. Наши штурмовые отряды заходят на территорию только после артиллерии.

Так мы решаем несколько задач сразу. С одной стороны, сохраняем жизни и здоровье наших бойцов, с другой — наносим критический ущерб противнику. Ведь бывали дни, когда потери с украинской стороны превышали 1 тысячу человек. Это же жуть какая-то! Тем не менее канал прямой связи в голове Зеленского не отключен. Поэтому мы станем действовать комбинированно: будут наноситься удары и по инфраструктуре, для того чтобы парализовать сопротивление противника, так как будет нарушена логистика. А это значит, что начнутся перебои не только с поставками боеприпасов на линию фронта, но и элементарных вещей: питания, воды и так далее. А после этого подключаются наши штурмовые отряды. Но освободить территорию бывшей Украины от бандеровского режима могут только солдаты на земле. Никакие ракеты этого не сделают.

— Но массированные удары по объектам критически важной инфраструктуры Киева и других городов Украины будут продолжаться?

— Они будут продолжаться, потому что нанесение некритического ущерба объектам инфраструктуры заставляет противника тратить время на их восстановление. Мы не используем такие типы вооружений, которые обнуляют эти объекты. Например, если три авиационные бомбы попадут на электростанцию, то от нее останется пыль. Мы этого не делаем. Мы наносим ущерб, они вынуждены останавливать генерирующие и передающие мощности, заниматься ремонтом, восстанавливать объекты. После мы снова наносим удары. Исходя из этого, у нас нет задачи погрузить Украину во тьму, в XIX век. Одним из результатов поражения критически важной инфраструктуры станет то, что Украина может капитулировать, потому что если в любом городе (от небольшого Ивано-Франковска до многомиллионного Киева) электроэнергию отключат полностью, это будет означать коллапс. Перестанут работать не только транспорт, магазины, банки, но рано или поздно отключится связь, потому что нечем станет заряжать передающие устройства, прекратится подача воды, потому что она качается насосами на электротяге. Это значит, что перестанет работать канализация, так как для нее тоже нужно электричество. Люди не смогут жить в городе, где ничего этого нет.

Я не исключаю, что это одна из побочных задач, которую мы решаем с помощью ударов по инфраструктуре. Сколько раз мы просили мирных жителей уходить из городов, где идут боевые действия? А люди не уходят. Из Донбасса они не уходили 8 лет. Но если из города уходят люди, то и воевать там не получится, потому что ровно те же самые проблемы будут у вэсэушков и нацбатовцев, которые будут находиться в этом городе. На генераторах можно продержаться двумя-тремя батальонами, но для защиты большого города этого недостаточно. Да и дизеля не будет.

Поэтому удары по критически важной инфраструктуре Украины сыграют не меньшую роль в решении нашей окончательной задачи, чем непосредственные боевые действия на линии фронта, на земле. Эти удары продолжатся в том числе по тем объектам, которые уже были повреждены и будут восстановлены. Что мы при этом получаем? Например, удары при помощи беспилотников «Герань» не разрушают электростанции и не нарушают их работу, поэтому когда мы займем города, то сможем быстро восстановить электростанции. А если мы выключим из розетки всю Украины, то уже к декабрю Киев капитулирует, потому что никто не сможет заместить разрушенное. Ни американцы, ни англичане. Они сортиры им не запустят. И тогда мы входим в зиму, а эта зима обещает быть холодной, с огромной территорией, на которой невозможно жить, и многомиллионным населением, которое надо куда-то перемещать. И это будет уже наша забота. Мы-то как это все станем вытаскивать, если там нигде не останется электричества и его невозможно будет восстановить? Это будет настоящая гуманитарная катастрофа и исход населения. Нам это надо? Нет.

Поэтому мы не обнуляем электрогенерацию на Украине. Мы наносим ущерб, заставляем их тратить время, человеческие и финансовые ресурсы на восстановление. И, пока они занимаются сами собой в городах, восстанавливают электроэнергию, у них остается меньше времени для того, чтобы шуршать на линии фронта и идти в контрнаступление. Кроме того, что очень важно, это дает нам время для того, чтобы наши мобилизованные, обучившись и подготовившись, пришли на фронт. Но пока, на период примерно ближайшего месяца, мы достаточно уязвимы, исходя все еще из соотношения живой силы — 4–5 к одному.

«Пока они занимаются сами собой в городах, восстанавливают электроэнергию, у них остается меньше времени для того, чтобы шуршать на линии фронта и идти в контрнаступление. Кроме того, что очень важно, это дает нам время для того, чтобы наши мобилизованные, обучившись и подготовившись, пришли на фронт» Фото: «БИЗНЕС Online»

«У нас нет задачи Киев взять. У нас есть задача, чтобы он сдался»

— Как может развиваться зимняя кампания? Насколько жаркими будут оставшаяся осень и зима? Как могут двигаться российские войска? В каких направлениях?

— В нашем едином всемирном информационном пространстве для нас, что меня всегда удивляло, большое значение имеют экспертные оценки американских военных. Почему-то мы на них ориентируемся, как будто они стопроцентно знают, что будет, а мы — как ученики. Но это не так. Между прочим наш противник пользуется нашим повышенным вниманием к его оценкам. Напомню, что 24 февраля никто из военно-политического руководства России не говорил, что мы собираемся брать Киев, а тем более — о сроках. Эту информацию нам вбросили западные СМИ и так называемые эксперты, которые утверждали, что мы то ли за три дня возьмем Киев, то ли за неделю. Это была дезинформация. Но большинство из наших людей прочитали это и потом спрашивали, почему мы за три дня не взяли Киев. А разве кто-то обещал?

Учитывая такое внимание к военным экспертам на Западе, в основном отставным, существует мнение, что зимой армии должны отдыхать, потому что в это время вести военные действия неудобно, все мерзнут и конфликты тоже замораживаются. Но это мнение экспертов, которые живут в теплых странах. Для них зимняя кампания — это что-то за пределами их понимания. Но не для нас. Зимняя кампания, тем более для наступательных операций, наоборот, облегчает нам решение задачи. Напомню, что последняя очень успешная военная операция, проведенная силами Донецкой и Луганской народных республик, так называемая Дебальцевско-Углегорская операция, которая завершилась «Минском-2», происходила в декабре 2014 года – январе – феврале 2015-го. То есть в середине зимы.

Наши противники на харьковском направлении смогли перебросить резервы. Каким образом? Во-первых, они используют методы, которые для нас неприемлемы. Они перемещают живую силу в каретах скорой помощи, детских автобусах, гражданских поездах и так далее. Мы такого себе не позволяем. Кроме того, они воспользовались «зеленкой», то есть перемещались лесными тропами малыми группами. Зимой этого ресурса у них нет.

Учитывая наше господство в воздухе, мы их будем видеть на глубине 10 километров в хорошую погоду. Для нас зимняя кампания — это нормально, а для противника — нет. А для западных противников — вообще за гранью понимания.

Поэтому никакой «заморозки» конфликта на зиму не будет. Наоборот, к началу декабря уверенно можно говорить, что все мобилизованные и добровольцы окажутся в своих новых подразделениях и будут готовы решать военные задачи, прежде всего наступательные, потому что мы должны освободить территории Российской Федерации, закрыть доступ бывшей Украины к Черному морю и через Николаев выйти на Приднестровье, где живут четверть миллиона граждан России. А противник может устроить нам там кровавый ад.

— И все-таки на Киев наши военачальники идти собираются?

— У нас нет задачи Киев взять. У нас есть задача, чтобы он сдался. В этой связи вопрос, который очень часто задают, — о роли и значении Беларуси.

— И может ли Беларусь полноценно вступить в СВО?

— На самом деле с территории Беларуси самый короткий путь до Киева. Мы уже один раз по нему ходили — в феврале – марте этого года. Объединенную группировку можно назвать ударной. Когда Лукашенко говорит, что в ней будут тысяча бойцов Российской Федерации, это он всего лишь говорит. На самом деле никто не знает, сколько там бойцов Российской Федерации. Это вопрос скрытого перемещения. Может, тысяча, а возможно, 10 тысяч. Разные аналитики оценивают совместную российско-белорусскую группировку в 30 тысяч штыков. Это серьезная сила, которая может решать важные боевые задачи. С ее помощью нельзя взять Киев, потому что, в отличие от февраля, город мобилизован. Даже несмотря на то что из Киева военные части переводят на линию фронта.

Можно ли российско-белорусской группировкой блокировать Киев? Тоже вопрос неочевидный. Но эта группировка способна нанести удар в южном направлении вдоль западных границ Украины — на Волынь, город Луцк с угрозой Львову. При этом, насколько известно, там сейчас вообще нет достаточно подготовленных боевых частей. На западной Украине формировались резервы, но они сейчас переброшены на херсонское направление, в Донбасс, под Артемовск.

К тому же западная Украина никогда не воюет, она всегда сдается. Это на востоке Украины русские воюют, которым головы свернули набекрень. А там — нет. И если нанести удар вдоль западных границ, то радикально сократятся поставки вооружений, топлива, ГСМ, продуктов и много чего еще из Европы на Украину. Перерезаются все переходы. А если мы пойдем на Приднестровье через Николаев, а группировка из Беларуси — на юг через Волынь в сторону Львовской области и Прикарпатья, то Украина бывшая окажется в кольце. Киев сам сдастся.

— Некоторые эксперты продолжают считать, что Россия может свернуть СВО до наступления календарной зимы. Вы утверждаете, что Россия не собирается замораживать военные действия. Почему не удалось завершить СВО раньше и избежать зимней кампании?

— Главная причина, как я уже сказал, заключается в степени вовлеченности в этот конфликт США и других стран НАТО. Изначально Украина выставляла на передок свежемобилизованных, которые и воевать-то не умели, но они составляли массу. В это время кадровые части и потенциально хороших бойцов вывозили за границу и обучали там — в Великобритании, Польше. Фактически готовили резервный корпус. Мобилизованные гибли сотнями и тысячами. Но вместо них подбрасывали еще и еще. Киеву не жалко людей вообще. Поэтому, с одной стороны, у Украины были подготовленные НАТО резервные части, которые вступили в боевые действия в конце августа в Харьковской и Херсонской областях. С другой — они замещали системы вооружений, разрушенные или уничтоженные нами, потому что мы уничтожили украинскую ПВО еще к апрелю. ПВО, которая сейчас сопротивляется нашим ударам и работает непосредственно на фронте, — это замещенное ПВО. США и НАТО работают как пылесос, вытаскивая буквально со всего мира советскую технику. Они ее покупали даже в Африке. Была создана целая череда частных компаний, которые финансировались бюджетами Пентагона, скупали где можно советское оружие и гнали его на Украину. Такое впечатление, что к концу этого конфликта во всем мире не останется советского оружия. Только в музеях.

При этом, замещая советскую технику (артиллерию, РСЗО, танки, самолеты, отчасти ПВО), натовцы стали гнать нарастающими темпами западную технику, к которой мы были не очень готовы и не сразу оценили и нашли противодействие против этих HIMARS. В последние десятилетия у нас не случалось контактного боя с натовской техникой. Сейчас мы уже приноровились, знаем, как справляться. Это серьезное оружие. Если бы, например, в марте было известно, что США готовы поставить на Украину HIMARS, то это была бы стопроцентно красная линия.

По мере развития конфликта красные линии естественным образом сдвигаются. Эскалацию повышает не только наш противник, но и мы. Сейчас с помощью ударов по инфраструктуре Украины именно мы существенно повысили уровень эскалации. А так как по мере развития конфликта красные линии сдвигаются, то красная линия может перейти в бордовую, на уровень ядерного противостояния, чего не хочет никто. Но до этого еще далеко. И сейчас с помощью наших ударов мы показали, что можем решить задачу без применения тактического ядерного оружия.

«Мобилизованные гибли сотнями и тысячами. Но вместо них подбрасывали еще и еще. Киеву не жалко людей вообще» Фото: © министерство обороны РФ, РИА «Новости»

«Применение тактического ядерного оружия в настоящих обстоятельствах для нас бессмысленно»

— Почему нанесение ракетных ударов по украинским городам исключает использование тактического ядерного оружия?

— Не исключает. Дело в другом. Наши западные противники уже месяц разгоняют тему, что Россия нанесет ядерный удар. А у нас никто из тех, кто имеет право говорить от имени военно-политического руководства, ни Путин, ни Шойгу, ни Лавров, не произносил даже словосочетания «тактическое ядерное оружие». В речах Путина были намеки, но непонятно о чем. Бомбардировка Хиросимы и Нагасаки — это прецедент. Еще он сказал о розе ветров — сразу истерика. А может, он имел в виду атомную электростанцию? Там тоже вопрос о розе ветров принципиально важен.

Но наши противники исходят из того, что мы не справляемся, что у нас кончились ракеты. Об этом они говорили ровно до 10 октября. Мы нанесли удары, они начали говорить, что у нас опять кончились ракеты, что у нас нет людей, украинцы наступают, а мы отступаем. А поскольку Россия сдаваться не собирается, они делают вывод, что мы нанесем удар тактическим ядерным оружием, для того чтобы переломить ход военной операции.

Но на самом деле 10 октября мы подали комплексный сигнал и о состоянии нашей экономики, и о нашем стратегическом замысле, и о конечных целях и задачах специальной военной операции. Мы можем решить их без использования тактического ядерного оружия. Правда, наши противники еще до сих пор не угомонились. Но, я думаю, неделя-две, и эта история сойдет на нет.

И потом. Если применить тактическое ядерное оружие, радиация же не дойдет только до линии фронта и остановится. Так же, как если мы обнуляем электрогенерацию Украину, то пострадают и Донецк, и Луганск, и Херсон, и Запорожье. Там нигде не будет света. От этого защищен только Крым, потому что мы там 8 лет строили автономную систему снабжения, замкнутую на Российскую Федерацию.

Если мы применим ядерное оружие, то в какую сторону пойдет роза ветров? Или предположим, что на Запорожской атомной электростанции произойдет авария, подобная Чернобылю или Фукусиме, — будет выброс. Мы это обсуждали в Донецке еще с Александром Захарченко. Специалисты нам объяснили, показали старые карты, что устойчивая роза ветров из Энергодара идет на северо-восток. То есть из Чернобыля радиоактивное облако и осадки пошли на северо-запад, в сторону Скандинавии. Я сам попал под это облако, находясь тогда в Риге. А из Энергодара облако пойдет через Донбасс, накрывая его весь, в сторону Воронежа. В Киеве об этом тоже знают.

Поэтому применение тактического ядерного оружия в настоящих обстоятельствах для нас бессмысленно. Зачем использовать оружие массового поражения с дополнительными элементами поражения в виде радиации и прочим, если у нас есть ракеты, беспилотники, бомбы, у которых воронка с трехэтажный дом? И мы еще не подключили нашу авиацию, бомбардировщики с авиационными бомбами, которые довольно точны.

Кроме того, после Карибского кризиса ученые в разных странах разработали постядерную модель мира. Земля не расколется, конечно. Но наступит ядерная зима. Эта модель в голове не только у поколения Байдена, но и у молодых политиков — и у нас, и в США, и во Франции, и в Великобритании, и в Индии, и в Китае, и в Пакистане, и в Северной Корее. Это даже не красная линия, а стоп-сигнал и для Москвы, и для Вашингтона, и для Лондона, и для Парижа, и для Пекина. И этим страхом на генетическом уровне все пользуются, в том числе для нанесения психологического урона противнику.

— Если ракетные удары будут продолжаться, хватит ли нам для этого ракет?

—  Еще весной была дана команда с самого верха о том, что производство крылатых ракет «Калибр» должно быть увеличено в 10 раз. От производства 10 ракет в день до 100 в день к концу года. И я достоверно знаю, что так и происходит. Есть предприятие оборонного комплекса другого профиля, на котором запущены два цеха, где производят «Калибры». Ракеты воздушного базирования, знаменитые Х-22, — это еще советские ракеты. Они по всем правилам техники безопасности сохранялись. Запас этих ракет у нас больше чем на год. Без воспроизводства. Что касается крылатых ракет, баллистических ракет «Искандер» и прочих, то у нас тоже есть запас. Кроме того, идет ежедневный процесс его воспроизводства.

Хотя, судя по разглагольствованиям киевлян, у нас уже в марте закончились ракеты. Кстати, у нас радикально изменилась ситуация и с беспилотниками. Кроме «Гераней», которые достаточно просты в изготовлении, мы наращиваем производство «Ланцетов» и «Орланов» настолько, что они скоро накроют всю линию фронта. Мы сейчас концентрируем ресурсы — людские, технические, по боекомплекту, в том числе по беспилотникам.

— Все-таки почему по-настоящему решительные действия России начались только в последнее время?

— Я уже говорил, что любая военная кампания, исходя из положения дел на земле, всегда подвергается коррекции. Я подразумеваю, что наши военные стратеги не ожидали такой степени вовлеченности Запада и НАТО. Украинские эксперты, могу поименно назвать, сами признавались, что, если бы не было западной помощи, их армия сдалась бы еще в мае. То есть с мая они находятся на западной подпитке. Поэтому наши планы были скорректированы. А то, что боевые действия перешли на другой уровень эскалации с нашей стороны, — это потому, что начинается следующая стадия спецоперации. Хотя вторая еще не закончилась. Они идут внахлест.

Сейчас идет радикальное увеличение нашей группировки, что происходит и при помощи мобилизации добровольцев, и нанесения ударов по критической инфраструктуре. Все это нужно для того, чтобы брать большие города, потому что если большие города брать малыми силами, то мы все города превратим в Мариуполь.

«Путин до последнего надеялся на то, что конфликтные вопросы можно решить мирным путем. Но в конце концов, как теперь становится ясно, ему на стол легла информация, что собираются напасть на нас» Фото: kremlin.ru

«Мы можем закончить СВО к лету следующего года и приступить к демилитаризации и денацификации Украины»

— В своих эфирах вы объясняете просчеты России тем, что у нас не готовились к СВО, потому что не собирались воевать. А почему не готовились, если противостояние с Западом нарастало, конфликт в Донбассе был не решен, тогда как людей готовили идеологически, рассказывая об Украине по ТВ чуть ли нет каждый день?

—  Во-первых, Владимир Владимирович Путин очень миролюбивый человек. Это правда. У меня об этом целая книжка написана, называется «Лис Севера. Большая стратегия Владимира Путина». Он был готов на все что угодно, кроме сдачи страны, лишь бы не воевать. Это вынужденный шаг. Путин до последнего надеялся решить вопрос политическим путем, в том числе по Украине. Если бы «Минск-2» был реализован, а Путин бился за него много лет, то СВО не было бы.

Последняя попытка политического решения — декабрь 2021 года. Предложение для НАТО и США по гарантиям безопасности друг другу. Путин до последнего надеялся на то, что конфликтные вопросы можно решить мирным путем. Но в конце концов, как теперь становится ясно, ему на стол легла информация, что собираются напасть на нас. Выбора не осталось. Нас вынудили. Но мы не собирались воевать. Запад тоже не планировал, и США также. Никто не хотел воевать. Последние несколько десятилетий были исключительно локальные конфликты. У нас общество не хотело воевать, армия не собиралась воевать. Поэтому была демонтирована мобилизационная система. И сейчас все делается с колес, в том числе мобилизация общества. Это самое слабое пока у нас направление. Общество, которое заражено потребительской идеологией, не хочет меняться. Логика какая? Вы нам сохраните уровень потребления, и тогда мы готовы быть патриотами. А как насчет самоограничения на время военной кампании? Не-не-не. Чтобы все продукты были и цены не росли. Частичная мобилизация, конечно, оказала воздействие на все наше общество. Без исключения. На все 150 миллионов. Но общество еще не перестроилось.

К военному противостоянию были готовы жители ДНР и ЛНР. Я знаю по себе. Там даже закон об оружии принимался таким образом, что он позволял иметь на руках пять единиц зарегистрированного оружия, включая пулемет. И у людей на руках имелось это оружие, они готовы были по первому зову идти в бой. А большая Россия была не готова, потому что нас заставили.

Путин не хотел воевать. Но ему создали безвыходное положение. А дальше — впервые за много столетий в соответствии с философией Владимира Владимировича (если драка неизбежна — бей первым) — мы в кои-то веки нанесли упреждающий удар. Начали сражаться не на своей территории, а на территории противника, потому что, если бы мы так не сделали и вооруженные формирования Украины вошли в Донецк, это был бы кромешный ад. А население Донецка, даже после того как из него многие уехали, составляет больше полумиллиона человек. А до этого был миллион. И там бы устроили ад. Представляете, что такое выбивать «азовцев»* из Донецка? Вспомним Мариуполь. А тут Донецк.

Российское законодательство тоже не было готово к военным действиям. Поэтому сейчас срочно сразу в трех чтениях принимаются законы и по мобилизации, и по снаряжению, и по выплатам, даже по таким простым вопросам, как система закупок в минобороны. Ее можно было поменять еще год назад, но боялись допустить коррупцию. Это теперь понимаешь: какая коррупция — счет на часы. А год назад была главная проблема — коррупцию не допустить. Поэтому усложнили закупки. Теперь у министерства обороны спрашивают, почему у них нет трусов и носков. А там что, производят трусы и носки? Они заказы размещают в рамках бюджета, который выделила Государственная Дума. А когда выделялся бюджет на этот год? Осенью прошлого мирного года. Сейчас происходит мобилизация еще и финансовой системы. Военная кампания требует дополнительных расходов. А где брать деньги? У нас есть статья в УК о внебюджетном расходовании средств. И, если генералы вместо носков будут закупать бронежилеты, они под статью попадут. Законодательство тоже не было готово к переходу на такие рельсы.

— Просчетов было много?

— Это не просчеты. В 1931 году Иосиф Виссарионович Сталин, когда сказал, что у нас есть 10 лет для того, чтобы подготовиться к войне, знал, что она будет. Именно война, на земле. Он знал из данных разведки и их анализа. В конце концов империалистические государства сами заявляли, что ликвидируют СССР. Поэтому страна начала готовиться — и армия, и промышленность, и население. Были организованы курсы «Ворошиловский стрелок», создан ДОСААФ и прочее. Но сейчас мы не знали, что будет такое возможно. Какая война? XXI век на дворе! Был расчет на то, что мы справимся политическими методами. И наши настоящие противники на Западе до последнего времени не говорили, что готовы финансировать прокси-армию против нас. Они тоже говорили о политическом решении.

Это не просчет. Просто в какой-то момент времени изменилась конфигурация. Я думаю, это произошло в ноябре прошлого года, когда Путин на встрече с дипломатами дал поручение Лаврову приготовить наши предложения США и НАТО. На Западе уже шла массовая кампания, что Россия собирается напасть на Украину. Тогда стало понятно, что военное столкновение неизбежно. Но за два месяца подготовить страну к нему нельзя. Конечно, оперативный отдел Генштаба просчитал десятки возможных сценариев боевых действий. Возможно, был и тот, который мы сейчас наблюдаем. Даже скорее всего. Мы же не с памятниками воюем. В Вашингтоне тоже сидят не дураки. Тысячу раз говорил, что осталось только две страны, где есть умные, образованные офицеры, — это Россия и США.

— Как бы вы прокомментировали решение Путина о создании координационного совета под руководством Михаила Мишустина, куда входят представители всех силовых ведомств? Кто-то уже сравнивает этот орган с ГКО времен Великой Отечественной войны.

— На мой взгляд, это историческое решение. Создается параллельная вертикаль исполнительной власти, подкрепленная силовиками, институт, при помощи которого можно перевести экономику на мобилизационные рельсы и сломать саботаж либералов во власти.

— Как долго, по вашим оценкам, еще может продлиться СВО?

— Война — это математика, как говорят генералы. В настоящий момент мы оказываем на нашего противника комплексное давление, в том числе на противника на Западе. Когда у нас начнутся наступательные операции, мы перевернем весы. Уже сейчас ударами высокоточным оружием дальнего радиуса мы наносим большой психологический и экономический ущерб противнику. Для Украины Европа является тылом. Находящийся в тылу Запад не может воспроизвести разрушенное. Можно вместо 10 пушек или «Градов» привезти из Африки 10 новых, но нельзя привезти на Украину электростанцию и устроить переток электричества из Европы.

При этом сама Европа сейчас входит в зиму, которая для нее будет очень тяжелой. То есть мы оказываем комплексное воздействие на нашего противника. Если точно рассчитать воздействие этих ударов, то я не исключаю, что зимняя кампания будет последней перед нашей победой. Вероятность такого есть. Если мы не будем задирать уровень эскалации, а станем постепенно, в спокойном режиме наращивать свои ресурсы в живой силе, технике, боекомплекте, экономике, то после зимней кампании ситуация стопроцентно изменится. Лавров не зря намекнул депутатам, что принятие новых субъектов не последнее. В таком режиме, как сегодня, думаю, есть шанс закончить специальную военную кампанию летом следующего года. Что это значит? Капитуляция киевского режима и отскакивание от него западных кураторов, которые поймут, что бесполезно вкладываться в Украину, в противном случае ограниченный конфликт приобретет неограниченные параметры. Он может выйти за границы Украины. Такая вероятность тоже есть. И Вашингтон этого боится. Лондон, напротив, пытается это спровоцировать и вовлечь в конфликт Польшу, Прибалтику, Словакию и другие страны. Но ключевые западные игроки такого боятся. И мы можем закончить СВО к лету следующего года и приступить к демилитаризации и денацификации Украины.

«Сейчас мы доводим до ума все, что сделали, интегрируем новые территории. А потом будет второй этап» Фото: © Илья Наймушин, РИА «Новости»

«Не исключаю, что мы готовимся к испытаниям «Посейдона». А американцы точно знают, что это оружие апокалипсиса»

— Путин на недавней пресс-конференции отметил, что мы не ставили перед собой задачу уничтожения Украины, но об украинском государстве, как вы справедливо заметили, ничего не сказал.

— Да. И, общаясь со школьникам в Калининграде, Путин сказал, что Украину превратили в антироссийский анклав, который мы должны ликвидировать. Путин всегда говорит то, что собирается делать. Только ему не верят. А он всегда предупреждает заранее. На протяжении 20 с лишним лет. Насколько я понимаю, в нашем основном замысле нет планов оставить киевскому режиму хотя бы 1 квадратный километр условно суверенной территории Украины.

— В разных эфирах вы говорили, что главная ошибка западных стратегов состоит в том, что при планировании операций они не рассматривают вариант проигрыша. А у нас допускается исход, который будет не в пользу России? При каких условиях это может произойти? И что тогда? Для Путина, Шойгу, Лаврова и других причастных к СВО — Гаага, а в России — развал и смута, о чем говорили некоторые генералы еще накануне 24 февраля?

— Наши полковники и генералы, которые занимаются стратегическим планированием, рассматривают сценарии, где мы не выигрываем. Любая военная кампания может закончиться трояким образом: либо победой, либо поражением, либо ничьей. Ничья просчитывается стопроцентно. Если мы не сможем победоносно завершить специальную военную операцию, то должны найти линию, на которую могли бы отступить. Даже сегодня эта линия очевидна. Мы остаемся и цементируем линию, которая есть. При этом Верховный главнокомандующий говорит, что первый этап специальной военной операции завершен. Мы фиксируем новую границу Российской Федерации, начинаем подготовку ко второму этапу, объявляя всему миру, что это не конец, а передышка с нашей стороны. И тогда начнутся большие переговоры с Западом. Я думаю, что это одна из линий, на которую мы можем отступить без политического ущерба. Сейчас мы доводим до ума все, что сделали, интегрируем новые территории. А потом будет второй этап.

И давайте не забывать, что уровень поддержки Верховного главнокомандующего в России очень высок. Материальное положение наших граждан если упало, то на столь незначительные величины по сравнению с обещанным нам Западом, что все разговоры о бунтах и революциях в России бессмысленны. Это может произойти только в том случае, если украинская армия дойдет до Калуги. Но это смешно. Сделать такое с ядерным государством невозможно. Все помнят, что мы попадем в рай, а они просто сдохнут. Кроме того, на полях наша замечательная подводная лодка «Белгород», которую весь западный мир потерял, как только она вышла в акваторию, и до сих пор не может найти. Она где-то там себе ходит и очень вероятно, что с 6 «Посейдонами» на борту. Я не исключаю, что мы готовимся к испытаниям «Посейдона». А американцы точно знают, что это оружие апокалипсиса. С точки зрения психологии, испытание «Посейдона», как и испытание «Сармата», — это совсем другое дело. И у нас в запасе еще много сильных ходов, необязательно связанных с движением армии на земле.