Илья Жегулев: «Юмашев прямо говорит, что Путин изменился и в 1999 году они избирали другого человека»

Илья Жегулев: «Я не могу представить, чтобы при Путине была возможна ситуация, какая приключилась в 1996 году с Александром Коржаковым, который, уйдя с вершины власти, потерял буквально все» Фото предоставлено Ильей Жегулевым

«Разве можно сейчас представить, чтобы какой-нибудь Сечин из высшего эшелона Кремля вдруг вылетел в ничто и никуда?»

— Илья, ваша книга (как вы сами на это указываете) во многом посвящена «Семье», то есть ближайшему окружению первого президента РФ Бориса Ельцина. Такой «уютный» термин для определения первой постсоветской элиты придумал тогдашний журналист НТВ Евгений Киселев. Впрочем, мне кажется, «Семья» в политике — это не только обозначение доверительного тесного круга, но и прозрачный намек на «семьи» итальянской мафии. На то, что на месте Советского Союза постепенно начало выстраиваться государство «семейно-гангстерского» типа. А как на ваш взгляд, годился кто-нибудь из ельцинской «Семьи» на роль Аль Капоне? Борис Березовский, наверное?

— Вы сами его назвали. Но я бы хотел начать не с личности Березовского, а с главного отличия ельцинского окружения. Смотрите, «Семья» есть, но дона Корлеоне (главного персонажа фильма и романа «Крестный отец» — прим. ред.) там нет. То есть там нет мафиози как такового. Да, был человек, который, возможно, хотел претендовать на такую роль и был бы не прочь обзавестись мафиозным ореолом в глазах общественности, но он не являлся настоящим лидером «Семьи». Я говорю о Борисе Абрамовиче Березовском. Вообще, структура «Семьи» была достаточно сложной. Все окончательные решения принимал Борис Николаевич Ельцин. Советовал ему чаще всего его зять Валентин Юмашев, а вот уже на Юмашева пытался влиять (но далеко не всегда удачно) Березовский.

Таким образом, повторюсь, Борис Абрамович не годится в доны Корлеоне. Он был человеком, к которому в «Семье» прислушивались, но не более. Мафиозного ореола вокруг «Семьи» в 1990-е годы не имелось. Если бы взялись разбирать и сравнивать с классическими сицилийскими или итальянскими гангстерскими кланами, то стало бы понятно, что в России совсем не так.

Но вот то, что происходит сейчас, уже больше на это похоже. Есть лидер, который «своим» помогает, никогда «своих» не забывает и не бросает. Даже тем, кого он увольняет, обязательно что-то предлагает. К примеру, я не могу представить, чтобы при Путине была возможна ситуация, какая приключилась в 1996 году с Александром Коржаковым, который, уйдя с вершины власти, потерял буквально все. Чтобы, к примеру, какой-нибудь Игорь Сечин из ближайшего окружения Путина и высшего эшелона Кремля вдруг вылетел в ничто и никуда…

Ведь в чем, кстати, обида Коржакова? Он-то считал, что в 1996 году действовал в интересах Бориса Ельцина, а тот его не простил. А что может не простить Путин? Наверное, прежде всего предательства, как он сам об этом неоднократно говорил. Предательства его лично. Другие из его окружения могут сколько угодно вести подковерные войны, но, если это не задевает Владимира Владимировича, он будет снисходительно на все это взирать. Вспомним ту же историю, приключившуюся между Игорем Сечиным и Алексеем Улюкаевым (в настоящее время бывший министр экономического развития Алексей Улюкаев приговорен к 8 годам лишения свободы в колонии строгого режима за вымогательство взятки у главы «Роснефти» Игоря Сечина — прим. ред.). Здесь вроде бы победил Сечин, хотя, как мне рассказывали, это не пошло ему на пользу, и он даже растерял часть своего влияния. Тем не менее, сколько бы могущества ни убавилось у Игоря Ивановича, между его судьбой и судьбой Коржакова — колоссальная разница.

— Тем не менее в том же Питере, родном городе нынешнего президента РФ, с вами многие могут не согласиться. Далеко не все, кто был близок к Владимиру Владимировичу в его «петербургский период», могут похвастаться благополучием. Вот и Владимир Кумарин, как говорят, был в свое время знаком с национальным лидером. Где он сейчас? В колонии.

— Думаю, что Кумарин — был он знаком с Путиным или нет — никогда не считался особо близким к нему лицом. Тем более мы говорим о допрезидентском периоде Путина. А я рассматриваю принципы, сложившиеся в окружении Владимира Владимировича уже после того, как он стал главой государства. Что до Александра Коржакова, то в какой-то момент он объединял вокруг своей фигуры всех российских силовиков, а сейчас он годами сидит у себя на даче и продает свои книги приезжающим к нему журналистам, поскольку генеральской пенсии, как он жалуется, ему не хватает, чтобы заплатить по всем счетам, включая техосмотр.

— Кстати, будет ли справедливо назвать окружение Ельцина «свердловским кланом» — по аналогии с «питерскими»? Или из Свердловска/Екатеринбурга там только сам Борис Николаевич вместе с женой и двумя дочерьми?

— Конечно, трудно назвать это свердловским кланом. Людей, которые, находясь в окружении Ельцина, были бы выходцами из Свердловска… Хочется сказать, что их по пальцам можно пересчитать, но даже пальцев многовато для такого счета. Ельцин просто брал на работу различных менеджеров. Если они не справлялись с работой, он их увольнял. Тот же Анатолий Чубайс и другие ему подобные давние обитатели Кремля — это все совершенно не близкие Борису Николаевичу люди. Если брать только ельцинскую «Семью» как политическое целое, то, скажем, Татьяна Борисовна Дьяченко (Юмашева), родная дочь президента, оказалась там именно благодаря своему мужу Валентину Юмашеву, который буквально взял ее от домашнего очага и сделал политической единицей, способной принимать менеджерские решения. Она, к примеру, ездила уговаривать Бориса Немцова перейти на работу в Москву из Нижнего Новгорода (из воспоминаний Немцова: «Пришла Татьяна Борисовна ко мне в кабинет такая вся взволнованная и сказала, что Борис Николаевич просит меня идти на работу в правительство, на что я ей ответил: „Тань, честно скажу, работать в правительстве не хочу, должность там расстрельная, я Москву плохо знаю и все ваши штучки тоже плохо знаю“», — прим. ред.).

«Силовик Коржаков, как мы уже сказали, выбыл из Кремля еще до того, как «Семья» успела оформиться» Фото: Mark Nakoykher — собственная работа, CC BY-SA 4.0, commons.wikimedia.org

«Ельцин-центр» возник как ответ на поток обвинений»

— Хорошо, давайте проговорим, кого с полным правом можно было отнести к ельцинской «Семье»? Кроме, разумеется, самого Бориса Николаевича, который и глава, и патриарх, и своего рода матка кремлевского пчелиного улья. Плюс две самые ближайшие к нему «трудовые пчелы» — Валентина и Татьяны Юмашевы…

— Конечно, до 1996 года полноправным членом «Семьи» был Александр Коржаков, который, кроме всего прочего, приходился крестным отцом внуку Ельцина, Глебу (родившемуся с синдромом Дауна. Впоследствии мальчик увлекся плаванием, стал профессиональным спортсменом и серебряным чемпионом Европы в своей категории — прим. ред.). Однако надо сказать, что само понятие «Семья» стало формироваться где-то в 1997-м, уже вскоре после ухода Коржакова в отставку. Что до олигархов, то из них в «Семью» входили два партнера — Роман Абрамович и Борис Березовский. И во вторую очередь — просто как друг Юмашева и человек, с которым ему всегда было интересно разговаривать, — предприниматель Александр Мамут (миллиардер, один из составителей Конституции РФ 1993 года. По состоянию на 2020-й занимал 42-е место в списке 200 богатейших бизнесменов России по версии журнала Forbes и 908-е место в мире — прим. ред.). Известно, что Мамут (кстати, воспитывающий двух правнуков Леонида Брежнева — Леонида и Дмитрия — прим. ред.) и Юмашев культурно близки, но при этом я не заметил какого-то колоссального влияния первого на второго. Вряд ли Мамут когда-нибудь транслировал через Юмашева некие мысли чрезвычайной важности, которые потом скреплял бы своей подписью Ельцин. Впрочем, Игорь Иванович Шувалов, будущий руководитель аппарата правительства РФ, не появился бы в большой политике без Мамута (он даже работал у него короткое время, прежде чем перешел на государственную службу).

—  А как же Александр Волошин?

— Да, еще одним безусловным членом «Семьи» был Александр Стальевич Волошин. Изначально он считался человеком Березовского, но потом, став главой президентской администрации, он от него постепенно отдалился. Кстати, Борис Абрамович неоднократно сетовал, что часто обманывался в людях — те, кому он доверял, потом от него отворачивались или уходили под воздействием каких-то совершенно невероятных случайностей. Даже Бадри Патаркацишвили, его наиближайший друг, которому он абсолютно доверял, просто тупо не успел составить завещание в его пользу накануне своей неожиданной смерти.

— Смерть Бадри Патаркацишвили в его частном доме в Великобритании в 2008 году до сих пор остается загадкой, одной из лондонских «туманностей»…

— Совершенно непонятно, как можно было в таком возрасте (52 года) и имея такое количество серьезных политических врагов и оппонентов, среди которых — тогдашний президент Грузии Михаил Саакашвили, не написать завещание на случай, если тебя вдруг убьют или что-то иное с тобой страшное случится. Чтобы твой ближайший друг, которому ты специальным самолетом отправляешь грузинские хинкали, хоть что-то еще от тебя получил. Тем более Патаркацишвили превосходно знал, что деньги у него с Борисом Абрамовичем — общие.

— Ну вот, пожалуйста, Патаркацишвили — еще один кандидат в «Семью» с фамильными чертами мафиози.

— Да, но Бадри Патаркацишвили был скорее исполнителем и помощником, человеком по важным поручениям, исходившим от Березовского. В постоянный круг «Семьи» он не входил. Впоследствии Патаркацишвили стал своего рода кошельком или, если говорить точнее, «сейфом» Бориса Абрамовича для каких-то его важных проектов. А на момент 1990-х Бадри Шалвовичу приходилось выполнять даже многие «деликатные» просьбы Березовского. В частности, все вопросы с преступными группировками, которых в стране тогда было огромное количество, решал именно он.

— А как вы могли бы определить социальный генезис «Семьи»? Кого в ней было больше — партноменклатуры или выходцев из интеллигенции?

— Как ни крути, но интеллигенции, конечно, там было больше. Силовик Коржаков, как мы уже сказали, выбыл из Кремля еще до того, как «Семья» успела оформиться. Остальные — глубоко интеллигентные люди. И Александр Стальевич Волошин — образованный, тихий, сдержанный человек, интеллектуал, интересующийся буквально всем. Александр Мамут — юрист, культуролог. Даже Роман Абрамович, несмотря на его довольно простое детство и юность (рос в городе Ухте Коми АССР, где дядя будущего олигарха работал начальником управления рабочего снабжения «Печорлеса», — прим. ред.), — достаточно глубокий человек с большим интеллектуальным багажом, очень начитанный в вопросах искусства. Не исключаю, что формирование Абрамовича во многом происходило под влиянием Юмашева и Мамута благодаря тому, что он вращался в этом кругу. Я уже не говорю о степени образованности Березовского, который стал ученым и доктором технических наук еще в советское время.

— Что касается самого Валентина Юмашева, то он по профессии журналист, а значит, тоже проходит по разряду интеллигенции.

—  Да, к моменту своего первого знакомства с Ельциным Валентин Борисович работал в журнале «Огонек». И, в отличие от того же Коржакова, у Юмашева не было никаких амбиций, он не хотел власти. Он появился в ельцинской квартире еще в период опалы Бориса Николаевича, случившейся после злополучного для него пленума ЦК КПСС, и Ельцин, у которого никогда не было сына, как-то совершенно по-отцовски отнесся к этому журналисту. Как известно, их сблизила работа над документальным фильмом, который Юмашев вознамерился посвятить предвыборной кампании Ельцина (в народные депутаты СССР — прим. ред.). Что до Александра Коржакова, то он, находясь рядом с Борисом Николаевичем, в какой-то момент почувствовал, что способен «вершить судьбы мира», и это ему понравилось. И отсюда его дальнейшие обида и подавленность — с высокого пьедестала он рухнул вниз. А у Юмашева хотя и имелся свой пьедестал, но не было такого трепетного отношения к своему положению. Весной 1997 года его буквально заставили побыть главой президентской администрации — он согласился, «побыл» и потом опять ушел в тень. И сильно от этого не переживал. Ему всегда нравилось быть просто другом и советником. Он оставался в такой роли для Ельцина, но ему, пожалуй, не удалось стать таковым для Владимира Путина, хотя он и старается (Юмашев пребывает в статусе советника президента РФ начиная с 1998 года и по сей день — прим. ред.). Он может время от времени встречаться с Владимиром Владимировичем и благодаря этому не утратил своего влияния в том же предпринимательском кругу. Скажем, сегодня ни один предприниматель, за исключением, наверное, Аркадия Ротенберга или Геннадия Тимченко, не может просто взять телефонную трубку и позвонить Путину. А Юмашев может. Другое дело, прислушается ли к нему Путин?

— Главным героем и «открытием» вашей книги так или иначе стал Валентин Юмашев. Вы подробно описываете его детство в писательском подмосковном поселке Переделкино (где домработницей и прислугой у писателя Аркадия Васильева работала мать Юмашева), его первые журналистские опыты и прочее. Трудно ли вам было уговорить Валентина Борисовича на такой подробный рассказ о себе? Или сыграло роль то обстоятельство, что Юмашев серьезно болен и ему хотелось выговориться?

— Я думаю, что сыграла роль целая совокупность факторов. Первый, возможно, — это болезнь, о которой вы упомянули (недавно Юмашев был вынужден пройти химиотерапию — прим. ред.). Второй фактор — это то, как на телеканалах и вообще в СМИ стали преподносить 1990-е годы. Если раньше негативный «паттерн» про «Семью» был распространен в довольно маргинальных кругах, то сейчас это почти государственная пропаганда. Отсюда, кстати, возник «Ельцин-центр» — как ответ на этот поток обвинений. Но, когда через разных людей я вышел на Юмашева с предложением написать книгу, мне кажется, я попал именно в тот момент, когда он для самого себя решил: «Если не сейчас, то когда?» Кстати, после того как я взял у него интервью, он стал беседовать и с другими журналистами, хотя прежде слыл довольно закрытым. А тут, словно, включилась какая-то кнопка, и Валентин Борисович заговорил. До этого только Волошин мог считаться кладезем информации про эпоху 1990-х: он всегда свободно общался с журналистами и рассказывал про «Семью». Но тут возник еще один источник — быть может, самый важный.

«Борис Абрамович про себя обдумал нашу будущую встречу и внутренне, интуитивно с ней согласился. Это, кстати, еще один штрих к тому, умел ли он разбираться в людях» Фото: © Viktor Chernov /  Russian Look / www.globallookpress.com

«Березовский сказал: «Закройте компьютер, уберите диктофон, и вообще мы сейчас пересядем за другой столик»

— Обросло легендами ваше интервью, взятое в марте 2013 года у Бориса Березовского. Насколько я понимаю, это практически его последний разговор с каким бы то ни было журналистом?

— Это не просто «практически последнее интервью» — через несколько часов после нашего разговора Бориса Абрамовича просто не стало. Это его последний разговор с кем бы то ни было, кроме охранника. Именно поэтому мне потом пришлось давать отдельное «интервью» Скотланд-Ярду.

— Но как вам вообще удалось прорваться к Борису Абрамовичу в эти его предсмертные часы? Говорят, в свой последний год он стал настолько малообщителен, что вообще не хотел ни с кем встречаться.

— Дело в том, что у меня до этого всегда был телефон Березовского и мы время от времени с ним созванивались. Иногда общались подолгу, порой я просто брал у него какие-то комментарии. Для своей первой книги «Операция „Единая Россия“», вышедшей в 2011 году, я с ним разговаривал достаточно долго про историю создания правящей партии. Возможно, он тогда меня запомнил. А в 2013-м, когда мы готовили очередной список Forbes, вдруг заметили, что Березовский из него окончательно вылетел, причем безнадежно. Поэтому нам захотелось узнать, как такое могло случиться, что Борис Абрамович просто вдруг потерял все свои сбережения. Я позвонил Березовскому, сказал ему, что мы будем делать материал об этой драматической истории и хотелось бы узнать ее из первых уст, а не собирать по всяким посторонним источникам и слухам. «Потому что в первую очередь это статья о вас», — попытался убедить я его. Он ответил что-то вроде: «Позвоните через две-три недели».

Ну что ж, я за этот срок собрал довольно много информации и нашел людей, с которыми через те же три недели договорился встретиться в Лондоне. В основном это был ближайший круг самого Бориса Абрамовича, в том числе и те, кто непосредственно отвечал за его финансовые средства. Когда я позвонил Березовскому через оговоренное время, сообщил ему, что в любом случае еду в Лондон, и спросил: «Ну что вы решили?», — он ответил: «Приезжайте, посмотрим». По сути, он не сказал ни да, ни нет. Поэтому я отправился в Великобританию без особой надежды с ним свидеться. Я рассчитывал на те источники, с которыми договорился предварительно, но на всякий случай держал в голове возможность разговора и с самим Борисом Абрамовичем.

В итоге, когда я уже находился в Лондоне, он сам вдруг позвонил мне и сказал примерно следующее: «Я поговорил с Юлием Дубовым (предприниматель, бизнес-партнер Березовского, писатель, автор романа „Олигарх“ — прим. ред.), он вас очень хорошо знает и рекомендует как прекрасного журналиста и человека. Поэтому, возможно, мы с вами встретимся». Честно говоря, я был от этого в шоке — точнее, от того, как он это все обосновал, поскольку Юлий Дубов меня вообще не знал. С Юлием Анатольевичем мы точно так же, как с Борисом Абрамовичем, успели договориться об интервью, но не так чтобы уж очень сильно залезли при этом в душу друг другу. Впоследствии мы с ним действительно познакомились, и у нас сложились очень хорошие отношения — особенно на фоне разыгравшейся трагедии, но на тот момент, когда я выслушивал все это от Березовского, Дубову просто нечего было бы обо мне сказать. Потому я понял это лишь в том смысле, что Борис Абрамович про себя обдумал нашу будущую встречу и внутренне, интуитивно с ней согласился. Это, кстати, еще один штрих к тому, умел ли он разбираться в людях. А если бы я оказался каким-нибудь, не знаю, проходимцем? То есть Березовский действовал вслепую. Потом он еще раз позвонил и спросил, какую кухню я предпочитаю, после чего внезапно перестал отвечать на телефонные звонки, и я уже про себя решил, что он передумал.

Прошло еще какое-то время, я проводил встречи, брал интервью, и от моей поездки в Лондон оставалась всего неделя. Однажды — как всегда, внезапно — снова раздался звонок от Березовского, и он попросил: «Через два часа будьте там-то и там-то». Это был ресторан при гостинице, в котором он очень любил проводить время, и я туда срочно отправился, сел за столик, открыл ноутбук, приготовил диктофон и стал ждать. В зале появился Березовский и, взглянув на меня «во всеоружии», сказал: «Закройте компьютер, уберите диктофон, и вообще мы сейчас пересядем за другой столик». Этим он меня здорово выбил из колеи — мы ведь не обсуждали с ним заранее формат интервью, и я готовился к стандартному «открытому» разговору. Когда же по распоряжению Бориса Абрамовича я закрыл компьютер, у меня перед глазами не осталось даже списка вопросов.

Мы пересели, и разговор завязался очень тяжелый и весьма откровенный.

— Но вам удалось записать беседу?

— Он мне запретил записывать на диктофон, это было основное его требование. Потому я фиксировал все в обычный блокнот. И этот блокнот потом скрупулезно фотографировали и сканировали сотрудники Скотланд-Ярда — все мои записи. Но то, что он мне говорил тогда, он разрешил использовать без ссылки на то, что это он конкретно мне все рассказывал. Потом я понял почему — он-то считал, что в тот момент он еще вел переговоры с Кремлем на тему своего возвращения в Россию (о чем в те дни он много хлопотал и писал письма Путину). Как я могу догадываться, одним из условий «возвращения», которые ему поставили при этом, было: перестать давать интервью и вообще общаться с журналистами. Тем не менее ему хотелось поведать свою позицию и настроения. Поэтому Березовский хотел представить все так, словно он все рассказал друзьям, а те поведали мне. И это тоже было одним из условий. Но, когда на следующий день Бориса Абрамовича не стало, данное условие потеряло актуальность. Березовский уже не вел никаких переговоров, не подчинялся никаким обязательствам, а его интервью, данное тайком в ресторане, фактически превратилось в последнее слово довольно масштабного человека, сыгравшего значительную роль в истории своей страны.

(Отрывок из материала Forbes «Последнее интервью Бориса Березовского: „Я не вижу смысла жизни“» )

«— …Вернуться в Россию… Ничего я больше так не хочу, как вернуться в Россию. Когда даже завели уголовное дело, я хотел вернуться в Россию. Даже когда завели уголовное дело! Только по совету Елены Боннер остался. Главное, что я недооценил, — что мне настолько дорога Россия, что я не могу быть эмигрантом.

Я изменил многие свои оценки. В том числе самого себя. Это касается того, что есть такое Россия и что есть Запад. Я абсолютно идеалистически представлял возможность построения демократической России. И идеалистически представлял, что такое демократия в центре Европы. Недооценил инертность России и сильно переоценил Запад. И это происходило постепенно…»)

— Получается, он признался вам, что запутался и больше не видит будущего?

— Да, он не знал, что ему делать дальше. Он говорил о том, что надеется вернуться в Москву и снова стать ученым, но я понимал, что он сам не очень в это верит. Он, с одной стороны, это проговаривал, а когда я, желая ободрить его, говорил что-то вроде: «Значит, встретимся в Москве, и вы будете работать в Академии», — он в ответ лишь грустно усмехался. И мне становилось ясно, что не этого он хочет от жизни. Ключевая его фраза тогда: «Я не знаю, что мне делать. Мне 67 лет. И я не знаю, что мне дальше делать».

— Поэтому у вас практически нет сомнений, что он покончил с собой утром 23 марта?

— Я, по крайней мере, сделал для себя вывод, что долго он в таком эмоциональном состоянии не сможет существовать. Поэтому на следующий день после интервью я встретился с его ближайшим другом Юлием Дубовым и посоветовал очень серьезно следить за состоянием Бориса Абрамовича и смотреть, как бы чего ни вышло. Дубов отвечал мне, что Березовского он знает гораздо дольше, чем я, и все у него будет в порядке. Впрочем, на тот момент, когда произносились эти слова, никто из нас двоих еще не знал, что Березовского уже не было на этом свете.

«Когда в 2004 году Березовский дал, по разным оценкам, от 45 миллионов до 70 миллионов долларов на первую «оранжевую революцию» в Киеве, то люди, которых он таким образом облагодетельствовал, в определенный момент просто перестали отвечать на его телефонные звонки» Фото: Marion Duimel, CC BY-SA 3.0, commons.wikimedia.org

«Абрамович выглядел убедительнее и искреннее, и Высокий суд Лондона поверил именно ему»

— Гибель Березовского все же во многом напоминает смерть его друга Бадри Патаркацишвили — человека, который, помимо прочего, координировал когда-то работу ОРТ и даже, как говорят, назначил Константина Эрнста на должность гендиректора этого телеканала.

— Тем не менее на момент смерти у обоих было абсолютно разное душевное состояние. Бадри совершенно не собирался умирать, он любил жизнь, и все у него было хорошо. Он любил деньги, риск, имел мощнейшее влияние, был в оппозиции, боролся и знал, на что идет. И у него имелись враги, которым на тот момент он мешал. А Березовский к 2013 году превратился в потерянного человека без денег, без влияния и без возможности нанести хоть какой-то ущерб своим оппонентам.

— А как же зловещий ореол, который плотным кольцом окружал Березовского до конца его жизни? Многочисленные рассказы о его контактах с мафией, чеченскими боевиками, о финансировании Басаева, его возможной причастности к ряду заказных убийств и прочее? Разве Борис Абрамович не выглядел этаким Воландом, пусть и сетующим на одиночество и вселенскую тоску?

— Я думаю, Воланд — это то, как он хотел выглядеть в глазах людей. Но даже если он и был Воландом какое-то время, то тут же перестал, как только переехал из России в Лондон. Он потерял связь со страной, где был когда-то так влиятелен, перестал чувствовать время, которое менялось не в его пользу, и постепенно начал напоминать этакого городского сумасшедшего, который все время твердил, что завтра произойдет какая-то революция. Он даже деньги занимал у своих друзей со словами: «Отдам после революции». В этом, поверьте, не было ничего зловещего. Все только пожимали плечами: «Какая революция? О чем он?» Когда в 2004 году он дал, по разным оценкам, от 45 миллионов до 70 миллионов долларов на первую «оранжевую революцию» в Киеве, то люди, которых он таким образом облагодетельствовал, в определенный момент просто перестали отвечать на его телефонные звонки. О каком зловещем ореоле здесь может идти речь? Если бы он был настолько влиятелен, разве кто-нибудь посмел бы его кинуть?

— Выходит, зря Березовский взял себе псевдоним Платон Еленин — с явным намеком на цюрихского революционного мечтателя Владимира Ленина?

— Березовский, в отличие от Ленина, все-таки был олигархом, а они никогда не становятся революционерами. Вот возьмем для примера два кейса — один Бориса Березовского, а другой, более спокойный, — Михаила Ходорковского. Последний, когда сидел в тюрьме, продолжал пользоваться мощнейшим влиянием, и в общественном сознании у него сформировалась принципиально иная аура. Тем не менее в Лондоне он тоже немного потерялся. После того как бывший владелец ЮКОСа переехал жить за границу, о нем все больше забывают в нашей стране.

— Значит, не только Коржаков — пасынок «Семьи» с растоптанной биографией, но и Березовский, и Бадри Патаркацишвили (его можно причислить, пожалуй, к троюродным членам «Семьи» по степени родства. От Ельцина его отделяло два рукопожатия — Юмашева и Березовского). Кто же остался живым и благополучным, помимо Валентина и Татьяны Юмашевых?

— А как же Роман Абрамович? Здесь как раз уместно о нем вспомнить.

— Но он не миновал судебных распрей с Березовским и во многом способствовал его разорению.

— Нельзя говорить, что Абрамович пошел против Березовского. Точнее будет сказать, что он не пошел против Путина, а Березовский воспринял это как вызов лично себе. Вот Березовский пошел против Путина, а Абрамович решил такого не делать. При этом он мог бы гораздо хуже обойтись с Борисом Абрамовичем и при разделе Первого канала, и в отношении «Сибнефти». Кстати, в кругу Абрамовича, наоборот, принято считать, что Роман Аркадьевич сильно помог своему бывшему партнеру Березовскому тем, что все-таки дал ему деньги за те сделки, которые в начале нулевых производились под давлением Кремля. Ведь речь заходила уже о конфискации акций Березовского и Патаркацишвили (в компаниях «Сибнефть» и «Русал», а также доли в ОРТ — прим. ред.), но Абрамович, рискуя навлечь на себя гнев свыше, настоял, чтобы это все-таки были сделки, и передал своему бывшему партнеру те деньги, которые впоследствии Платон Еленин использовал в своей борьбе с российским руководством. Когда же выяснилось, что Патаркацишвили практически ничего не оставил Березовскому, последний не нашел ничего лучшего, чем в 2007 году подать судебный иск к Абрамовичу (с требованием примерно 5 млрд фунтов стерлингов — прим. ред.).

Романа Абрамовича это очень удивило. Насколько я понимаю, когда они рассчитывались в начале нулевых, таких вопросов не возникало и Борис Абрамович, напротив, был очень доволен. При этом, получив иск, Роман Аркадьевич вовсе не полагался на победу в суде — он исходил из того, что если Великобритания враждебно настроена к России, то и Лондонский суд априори встанет на сторону того, кто ведет неприкрытую борьбу с Кремлем. А на самом деле все, что требовалось, — это подготовиться к судебным заседаниям, проработать аргументы и пообщаться с адвокатами. Потому что в Лондоне действительно независимый суд, и это стало для Березовского шоком. Так как ни у истца, ни у ответчика не имелось никаких письменных подтверждений сделок, надо было заставить судью поверить, что все именно так и было, как излагает одна из сторон. И в этом плане Абрамович выглядел убедительнее и искреннее. Высокий суд Лондона поверил именно ему.

Вообще-то, Роман Абрамович считается довольно закрытым человеком, и судебные заседания в Лондоне — фактически первый случай, когда он действительно заговорил. Почитайте материалы суда — там очень много любопытного («Когда я начал заниматься бизнесом и стал зарабатывать более или менее приличные по тем временам деньги, то, конечно, захотелось продемонстрировать, что мы зарабатываем, хотим платить налоги и спокойно жить, — рассказывал Абрамович в суде. — Но помню историю, когда один товарищ, Тарасов, кажется, задекларировал свои доходы, заплатил налоги, а потом такой шум поднялся в народе на тему „как не стыдно столько зарабатывать“. И закончилось все тем, что он уехал жить в Англию. Следующим желающим задекларировать доходы был Ходорковский. Я этот урок усвоил и решил не высовываться» — прим. ред.). На этот суд, кстати, приезжал Александр Волошин и тоже давал показания.

Еще с этим судебным процессом связан один известный и, можно сказать, судьбоносный факт. Известно, что Березовский считался одним из подозреваемых в деле об убийстве журналиста и писателя Пола Хлебникова (основатель и первый главный редактор русской редакции журнала Forbes, был убит в июле 2004 года в Москве — прим. ред.). В свое время Борис Абрамович даже судился с Хлебниковым по поводу его известной статьи «Крестный отец Кремля» (опубликована в Forbes 30 декабря 1996 года — прим. ред.). Иск был подан в лондонский Высший королевский суд в 1997-м, и, обосновывая свою позицию, Березовский — лично и через адвокатов — уверял, что «Сибнефть» никогда ему не принадлежала. Это было запротоколировано, и Абрамович продемонстрировал старые показания своего оппонента суду со словами: «Господин судья! Понятно, что Березовский врет — либо тогда, либо сейчас. Но врет!» И этого было достаточно — доказать судье, что в деле, которое он разбирает, один человек склонен к вранью, а другой нет. Я почему об этом говорю? Дело Березовского против Forbes сыграло свою роковою роль в его тяжбе с Абрамовичем, но ирония судьбы заключается в том, что последним человеком, с которым в 2013 году поговорил опальный олигарх, оказался корреспондент Forbes, то есть я.

«У Бориса Николаевича не было такой антипатии к КГБ, какая имелась, скажем, у Анатолия Собчака» Фото: Russian Look / www.globallookpress.com

«Все были мастодонтами и тяжеловесами: Ельцин, Шаймиев, Примаков. На их фоне Путин в его 40 с небольшим лет смотрелся юношей»

— Ваша книга начинается восхождением к власти Юмашева, а заканчивается приходом к власти Путина. По сути, это была первая операция «Транзит» для постсоветского Кремля, которая завершилась, по мысли ее организаторов, успешно. Потом появилось много охотников утверждать, что это «именно я привел Путина в Кремль и сделал его президентом». В частности, об этом в два голоса твердили Березовский и Патаркацишвили, да и среди «питерских» имелось немало путинских сталкеров во власть. Кто же из них был прав?

— Были просто разные этапы этой операции, и благодаря каждому из них Путин поднимался все выше. Относительно того, кто позвал Владимира Владимировича в Москву и почему он оказался в Кремле, а не «бомбилой» где-нибудь в Питере (хотя это во многом легенда о том, что после падения Собчака и увольнения из Смольного нынешний президент собирался стать таксистом. Думаю, и помимо этого, ему нашлось бы чем заняться), большинство свидетельств указывает на Алексея Кудрина. Он его вытащил в Москву, привез в Кремль на переговоры с Анатолием Чубайсом, а потом уже звонил другим чиновникам и пытался придумать для своего протеже должность, чтобы он хоть как-то закрепился в Москве (Анатолий Чубайс, как рассказывают, первоначально предложил «питерскому гостю» кресло начальника управления по связям с общественностью в контрольном управлении президента, но тот предпочел продолжить поиски — прим. ред.). Удачно вышло с Павлом Павловичем Бородиным, который вовремя вспомнил, что Путин чем-то помог его жене. А уже на следующем этапе подключился Юмашев, которому Путина порекомендовал Чубайс. После ухода Анатолия Борисовича «наверх» его должность главы контрольного управления занял Владимир Путин. Одновременно он стал одним из заместителей Юмашева в президентской администрации. Валентину Борисовичу понравилась четкость Путина и его деловая хватка («Каждое совещание по понедельникам обсуждаем текущие вопросы, и всегда, когда до него (Путина) очередь доходила, абсолютно все по делу, все точно, отлично анализировал ситуацию. И все здраво», — вспоминал он потом). Далее Путин при посредничестве Сергея Кириенко становится главой ФСБ. Юмашев этому был не очень рад, ему нравилось работать со своим замом, потому он не стал терять с ним связи. И, когда в Кремле возникла ситуация, при которой Сергея Степашина нужно было срочно на кого-то менять, сразу же всплыла кандидатура Путина как «четкого» товарища, «сильной и твердой руки» и «молодого политика». Последнее для Ельцина было особенно важным — тот же первый зампред правительства Николай Аксененко не очень подходил на роль преемника, поскольку не мог считаться молодым (впоследствии Николай Аксененко умер в возрасте 56 лет в Мюнхене от лейкемии. Перед этим он подвергся уголовному преследованию — прим. ред.). Ельцину также понравилось в «молодом политике», что он «не чужд демократии», поскольку работал с Анатолием Собчаком, да и сам известный эпизод с вывозом бывшего питерского мэра во Францию и то, что Путин «не бросает своих», тоже сыграли в его пользу. И это все затмило для Бориса Николаевича тот факт, что бывший зам Собчака когда-то работал в КГБ…

— Александр Коржаков, ближайший к Ельцину человек до 1996 года, тоже когда-то служил в Девятом управлении КГБ…

— Но он ведь его не звал в президенты. Впрочем, у Бориса Николаевича не было такой антипатии к КГБ, какая имелась, скажем, у Анатолия Собчака. Однако именно Анатолий Александрович при всей своей нелюбви к советским спецслужбам дал старт путинской карьере в Петербурге. В этом плане у Путина вообще уникальный путь и способность убеждать, что он «не такой, как все остальные».

— В своей книге вы пишете о том, что многие знаковые российские политики 1990-х годов были буквально ошарашены, узнав о том, что на роль преемника выбран Владимир Путин. В частности, вы приводите эпизод с президентом Татарстана Минтимером Шаймиевым, который узнал об этом одним из первых, когда был вызван к Ельцину в Горки и имел секретный разговор как с ним, так и с Волошиным. Кстати, эпизод пересказан со слов Александра Волошина? С Шаймиевым вы по этому поводу не общались?

— Нет, с Шаймиевым на данный счет я не общался, но доверяю Волошину, рассказавшему этот эпизод от своего лица. Что до Минтимера Шариповича, то он опытный и хитрый политик и сейчас точно не стал бы такое пересказывать. Вряд ли бы он начал это и отрицать, поскольку есть свидетели, но я не думаю, что он дополнил бы воспоминание Волошина новыми и яркими эпизодами. Рассказать сейчас, как он был шокирован назначением Путина? Зачем? Они все были такими мастодонтами и тяжеловесами: Ельцин, Шаймиев, Примаков и прочие. На их фоне Путин в его 40 с небольшим лет смотрелся юношей.

Книга Ильи Жегулева «Ход царем» Фото предоставлено Ильей Жегулевым

(Цитата из книги «Ход царем»:

«…Ельцин встал, пожал Шаймиеву руку и вышел из кабинета. Присутствовавший на встрече Волошин пошел провожать Шаймиева. «Вы не сильно торопитесь? — спросил Шаймиев Волошина, когда они вышли на крыльцо — перед ними был большой автомобильный круг и лужайка. — Может, мы погуляем чуть-чуть?»

Волошин не отказался, и они пошли гулять по автомобильному кругу.

— Я очень хорошо отношусь к Владимиру Владимировичу. Но это же невозможно! Какой премьер? Где премьер и где Владимир Владимирович? Это же совсем другого уровня работа. А президентом — это вообще. Ну как?

— Слушайте, президент с вами поделился, надеюсь, это останется между вами. Обманывать он не будет, глупости говорить вам не будет. Очевидно, он поделился с вами своими планами политических действий.

— Ну этого просто не может быть! Я очень хорошо отношусь к Владимиру Владимировичу. Но президентом! Ох.

Шаймиев качал головой и так и уехал абсолютно ошарашенный».)

— Известно, что в заслугу себе Путин и его команда ставят прежде всего сохранение России как единого государства. Владимир Владимирович принял Россию в состоянии второй чеченской войны, которая была во многом ожесточеннее первой. Удалось ли, на ваш взгляд, Путину справиться с сепаратизмом и превратить РФ из своего рода failed state (несостоявшегося государства) в реальную державу?

— Я думаю, что прежде всего у Путина на это были деньги. Когда начинает расползаться страна? Когда в ней нет денег. Ельцин сказал в свое время в Казани: «Берите столько суверенитета, сколько сможете проглотить». И это прозвучало скорее как: «Давайте, зарабатывайте как-то сами! Видите, сейчас не получается централизованно зарабатывать». Что до Путина, то при нем доходы (прежде всего нефтяные) увеличились, он все централизовал и поставил регионы на дотации — даже те регионы, которые являются донорами. И он настолько изменил систему бюджетного финансирования, что даже сильные субъекты РФ стали зависимы от Москвы. Теперь ни о каком сепаратизме не может быть и речи. С другой стороны, когда я общался с Бисланом Гантамировым (бывший мэр Грозного, вице-премьер правительства Чеченской Республики, глава ее Госсовета и пр. — прим. ред.) — а его можно назвать первым лояльным по отношению к Москве чеченским политиком, — то он говорил мне, что Рамзану Кадырову удалось сделать то, о чем Джохар Дудаев не мог даже мечтать. По большому счету современная Чечня автономна от России, у них внутри действуют абсолютно свои законы, но при этом она еще и получает деньги от РФ.

В связи с этим расскажу один эпизод. Когда-то мне довелось писать статью о Дмитрии Козаке для SmartMoney (а Козак в то время тоже считался одним из возможных преемников, но уже по отношению к Путину), и мне удалось вместе с ним поехать на общую встречу всех глав кавказских регионов. Насколько я помню, встреча происходила в Карачаево-Черкесии. У трапа самолета Козака — как полпреда Южного федерального округа и ближайшего человека Путина — встречает глава региона (им был тогда Мустафа Азрет-Алиевич Батдыев — прим. ред.). И вот только Батдыев собирается идти вместе с Козаком, как появляется Кадыров, берет полпреда под локоток и просто не отпускает всю дорогу, сам ведет его куда-то. И вся толпа кавказских глав послушно следуют за Рамзаном Ахматовичем и Дмитрием Николаевичем. Так что да, Кадыров умеет налаживать связи с теми, кто ему нужен. Он стал вожаком стаи, но, когда видит перед собой более сильных, он умеет им подчиняться.

«Да, Владимир Владимирович, в отличие от первого лидера РФ, не больной человек и не «подмахивает» предлагаемые ему решения и документы, но тем не менее даже у ельцинской «Семьи» не было столько активов, сколько у ближайшего окружения Путина» Фото: © Mikhail Metzel/Kremlin Pool / Keystone Press Agency / www.globallookpress.com

«В свои преемники Путин может выбрать абсолютно любого человека»

— В нынешнем окружении Путина, как когда-то в окружении Ельцина, есть «семейные» черты? Скажем, ближний круг Ельцина можно пересчитать по пальцам, и мы это уже сделали, а вот круги вокруг Владимира Владимировича расходятся настолько далеко…

— Тем не менее есть самые близкие к Путину люди — так сказать, окружение в окружении. С ними президент общается больше всех. Да, Владимир Владимирович, в отличие от первого лидера РФ, не больной человек и не «подмахивает» предлагаемые ему решения и документы, но тем не менее даже у ельцинской «Семьи» не было столько активов, сколько у ближайшего окружения Путина. Березовский считался олигархом и медийным магнатом, но даже у него не имелось столько медийных активов, сколько сейчас насчитывается у председателя совета директоров банка «Россия» Юрия Ковальчука. Практически все федеральное телевидение в той или иной мере принадлежит семье Ковальчуков. И это совершенно уникальная история, поскольку до того медиа были поделены между различными олигархами. Думаю, Борис Абрамович даже не мог себе представить, что такое когда-нибудь станет возможным.

— При этом телевидение продолжает терять свою аудиторию и актуальность.

— Но, скажем, соцсеть «ВКонтакте» тоже стала принадлежать Ковальчукам. Сын ближайшего друга Ковальчуков Сергея Кириенко — Владимир Кириенко — стал там директором (он возглавляет «ВКонтакте» и Mail.ru — прим. ред.). Конечно, в «Фейсбук» и на Youtube они не смогут залезть, а станут ограничивать законодательно. Но все, что имеет российские активы, будет поглощено. Впрочем, «Яндекс» пока еще держится.

— Ельцинская «Семья» когда-нибудь пыталась вернуться в политику при Путине? Или им достаточно «Ельцин-центра» в Екатеринбурге? По одной из конспирологических версий, Юмашевы пытались воспользоваться протестами на Болотной площади в 2011 году, чтобы оставить Дмитрия Медведева у власти.

— Это, конечно, конспирологическая версия, Юмашевы ее отрицают. Но те люди, которые хотели от Путина отвести Медведева, много потратили усилий на то, чтобы у Владимира Владимировича сложилась такая точка зрения.

— Тем не менее новая кризисная точка, 2024 год, уже не за горами. Преемника в любом случае придется выбирать, даже если Путин опять выберет самого себя. В самом деле такое впечатление, что больше ему выбирать особо не из кого и даже у Ельцина в 1999-м выбор был шире.

— Мне кажется, ситуация сейчас обратная и выбор, наоборот, может быть безграничным. В 1999 году у Ельцина в очередной раз был очень низкий рейтинг, к которому добавлялись болезни и огромная физическая усталость. Плюс еще свободная демократическая пресса, которая постоянно об этом писала. С электоральной точки зрения Борис Николаевич был очень слабым президентом, которому противостоял сильнейший с электоральной точки зрения оппонент — Евгений Примаков. И требовалось противопоставить Примакову мощнейшего и неожиданного конкурента.

Что до настоящей ситуации, то Путина ни в коем случае нельзя назвать слабым. В свое время мы смеялись, что Путин может назначить в свои преемники хоть лабрадора Кони, но в этом есть доля правды. С учетом медийных ресурсов, сосредоточенных сейчас в руках ближнего круга, он может выбрать абсолютно любого человека. В этом плане стоит присматриваться к тем, кто ближе всех к Путину, — возможно, к кругу Ковальчуков и к тем, кто к ним имеет отношение.

— «Семья» считает, что она обманулась в Путине?

— Юмашев прямо говорит, что Путин изменился и в 1999 году они избирали другого человека.

— Кто же может поручиться, что после 2024-го надежды новой «Семьи» не рухнут по тому же сценарию?

— История циклична. Я думаю, что в этом и есть надежда на спасение: в том, что новый человек на президентском посту будет настоящим человеком. Нужен действительно сильный управленец, который станет думать своей головой, а не оглядываться в сторону уходящих людей. Было бы хорошо, если бы Путин понял, что нужны такие политики и им надо довериться, как это когда-то сделал Ельцин по отношению к нынешнему президенту России.

***

«БИЗНЕС Online» с разрешения автора и издательства публикует отрывок из книги «Ход царем»:

КГБ против КГБ

…После того как Ельцин принял решение (о преемнике — прим. ред.), именно Березовский поехал к Путину об этом сообщить. Он приехал в Биарриц на юге Франции, где глава ФСБ отдыхал тогда с женой и детьми. «Они отдыхали очень скромно, не в пятизвездочной гостинице, а в обычных апартаментах — в квартире с кухней и спальней», — вспоминал Березовский обстановку, в которой сообщил будущему президенту об историческом решении.

Путину срочно пришлось лететь в Москву. Утром 5 августа он уже был в кабинете у президента. Он уже не сопротивлялся. «Буду работать там, куда назначите», — сказал Путин. Ельцин отпустил Путина. Теперь оставалось самое сложное — сказать об этом Степашину. Человеку, который был практически уверен, что он готовый преемник.

Ельцин вызвал Степашина и Волошина. Степашин уже заранее покраснел от волнения. «Сергей Вадимович, сегодня я принял решение отправить вас в отставку, — без лишних предисловий начал президент. — Буду предлагать Владимира Владимировича Думе в качестве премьер-министра. А пока прошу вас завизировать указ о назначении Путина первым вице-премьером».

 — Я считаю… что решение преждевременное. Считаю его ошибкой.

— Но президент уже принял решение, — вдруг почему-то вмешался Волошин.

Степашин с досадой оглянулся в сторону Волошина и попросил Ельцина о разговоре наедине. «Я кивнул, и мы остались один на один. И он начал говорить… Говорил долго, — рассказывал потом Ельцин. — Лейтмотивом было одно: „Я всегда был с вами и никогда вас не предавал“. Обещал исправить все свои ошибки, немедленно заняться созданием новой партии».

«Хорошо, идите работайте, я подумаю», — наконец произнес раздосадованный ситуацией президент. В дверях Степашин прошипел Волошину: «Что вы тут на меня наговорили? Вы что, с ума сошли, в такой момент?»

Вошел Волошин с папкой документов. Ельцин сидел угрюмый, недовольный сам собой.

— Что без меня произошло, Борис Николаевич?

— Я не готов убивать человека, мне кажется, он в тяжелом состоянии, — сказал Ельцин. — По-человечески я к нему хорошо отношусь, мне кажется, он в стрессе… А вы что по этому поводу думаете?

— Я, конечно, по-человечески все понимаю, но, мне кажется, с премьер-министром, которому объявили об увольнении, но не смогли уволить, вам тоже будет не очень комфортно работать. Я в эту конструкцию не очень верю.

Ельцин угрюмо смотрел в стол. Возникла неловкая пауза. Наконец президент спросил:

— Что, считаете, надо делать?

 — Считаю, надо встречаться со Степашиным, дальше обсуждать. Ситуация патовая. Хотелось бы из нее выхода.

— А где указ?

— Вот указ.

Ельцин взял ручку.

— Борис Николаевич, так невозможно. Вы ему сказали: «Идите работайте». А потом выходит указ. Как раз тогда и пойдут разговоры — камарилья, семья, все в этом духе.

Как настоящей серый кардинал, Волошин очень не хотел публично обсуждаемых дополнительных тому подтверждений.

— Больше я обсуждать это не намерен, — рассердился Ельцин и, хлопнув дверью, вышел из кабинета.

По сути, подписание указа об отставке Степашина и назначение Путина и. о. премьера должно было произойти 5 августа, в четверг. Но Ельцин не смог. Он подвесил ситуацию. Благодаря Степашину новость о Путине разнеслась гораздо дальше Кремля. И все, кто не хотел такого развития ситуации, попытались его не допустить.

Первым был Чубайс. По его словам, Путин был ему более близким товарищем, чем Степашин. Однако, как и Шаймиев, Чубайс был абсолютно уверен, что такого человека, как Путин, никто не выберет. «Степашин, избиравшийся народным депутатом России, был публичным человеком, прекрасно чувствовал себя перед публикой, камерами и журналистами. Он складно говорил и много раз выступал в Верховном совете, очень мужественно себя показал в октябре 1993 года, когда было по-настоящему горячо. Сергей себя там вел просто героически», — перечислял достоинства Степашина Чубайс.

Путин же вообще ни перед кем никогда на тот момент не выступал. Выборы — настоящие публичные выборы, на которых надо блистать и побеждать, — это была совсем не его тема, рассуждал Чубайс. Избирательная кампания Собчака под руководством Путина с треском провалилась, что было показательным результатом. В общем, Чубайс был абсолютно уверен, что Путин неизбираем.

Примерно такими аргументами он пытался убедить Волошина, а затем — самого Путина. «Я стал с ним говорить и понял, что нам говорить не о чем. Человек уже принял решение», — сделал вывод Чубайс.

В тот же день Чубайс позвонил Волошину и попросил о встрече с Ельциным. Хитрый аппаратчик Волошин был уверен, что за выходные ситуация решится, и назначил Чубайсу встречу на понедельник, 9 августа, чтобы он не мог повлиять на принятие решения. С Ельциным же Волошин договорился о встрече в субботу, чтобы уже закрыть вопрос с увольнением, но президент перенес ее на день. Однако в воскресенье чеченские боевики вторглись в Дагестан и ввели в двух районах республики шариатское правление. Из-за катастрофической ситуации Степашин вылетел в республику. Волошин позвонил Ельцину.

— Степашин к пяти не вернется, только к полуночи.

— Вечно вы организовать ничего не можете, — ворчал Ельцин, как будто находящийся в неведении от того, что происходит в стране. — Хорошо, давайте тогда в понедельник, пораньше. В 7:45. Вы, Путин, Степашин и Аксененко.

Пока никакого решения не было принято, дача Волошина превратилась в приемную для тех, кто был против Путина. «То ли Авен, то ли Фридман приезжали, то ли они оба, Чубайс заходил. Все были в ужасе, все кипело», — вспоминает один из участников встречи. Волошин держал удар и тихим голосом уверял, что все будет хорошо. Чубайс, в свою очередь, пугал Волошина, Юмашева и Татьяну «рельсовой войной» и массовыми выступлениями трудящихся. В ответ Волошин сказал: «Если ты хочешь, чтобы оставался Степашин, — иди тогда на мое место и веди его на выборы».

«Чубайс на секунду задумался — все же он тогда возглавлял огромную корпорацию РАО ЕЭС. Но потом „дал понять, что готов“», — пишет Юмашев от имени Ельцина в «Президентском марафоне» о событиях, при которых сам президент не присутствовал.

С Чубайсом Ельцин так и не поговорил. Ведь Волошин назначил ему встречу именно после того, как должно было пройти увольнение.

В понедельник, 9 августа, в 7:45, все собрались у Ельцина. Не было только Путина. Будущий премьер опоздал к президенту минут на 10. «К президенту! Хотя ему ехать было ближе нас всех», — удивляется один из участников встречи.

Степашин Путину руки не подал; впрочем, он и остальных проигнорировал, пожав руку только президенту.

— Что у нас по документам? — начал Ельцин.

— Нужно, чтобы Сергей Владимирович завизировал указ о назначении Путина вице-премьером.

— Я не буду визировать, — сквозь зубы сказал снова покрасневший Степашин. А потом взорвался.

«Он ругался, был в некоей истерике. Возникла словесная перепалка», — рассказывает один из участников этой встречи. Взял слово Аксененко. Он начал уговаривать Степашина выполнить поручение президента.

Степашин молчал. Потом наконец произнес:

— Хорошо, Борис Николаевич, я завизирую этот указ. Но не ради этих …… (он произнес несколько бранных слов, показывая на Волошина, Путина и Аксененко), а ради вас.

Все промолчали и подождали, пока Степашин подпишет. Ельцин встал, пожелал всем хорошего дня, сказал положенные теплые слова Степашину и закончил встречу. Дело было сделано.

— А что у нас в графике на ближайшее время? — спросил он Волошина, оставшись с ним наедине.

— Анатолий Борисович Чубайс.

— Что он хотел?

— Он хотел, если честно, отговаривать вас увольнять Степашина.

— Ну, поскольку увольнение уже произошло, просто скажите ему, что я с ним обязательно повстречаюсь. Но не сегодня.

В тот же день, 9 августа, Ельцин выступил с обращением, где впервые официально назвал Путина своим преемником. В свою очередь, новоназначенный премьер почти сразу подтвердил, что идет на выборы. С тех пор нового премьера стали называть ставленником «Семьи».

В начале июня Юмашев с Татьяной Дьяченко заехали к Малашенко, чтобы сказать ему, что нет смысла ругаться из-за правительства Степашина, а стоит поддержать выдвижение Путина премьером и преемником. Малашенко не понимал, как Ельцин может поставить преемником человека из КГБ-ФСБ: таким людям просто нельзя доверять. В ответ ему стали рассказывать о Собчаке и том, как Путин поступил с бывшим патроном. Малашенко понимал, что Юмашев с Татьяной не шутят по поводу Путина, и решил составить свое мнение о нем при встрече. Устроить ее он попросил общего друга Петра Авена. Сам Юмашев отрицает, что Малашенко просил о встрече с Путиным: в этот момент Юмашев уже был в ссоре с Малашенко из-за потока негатива про «Семью» и Татьяну на НТВ.

6 июня семьи Путина и Малашенко встретились на даче у Авена. Об этом Малашенко рассказал сразу нескольким журналистам в ярких подробностях. Авен в разговоре с автором книги тоже подтвердил факт встречи, уточнив, что она происходила, скорее всего, до выдвижения Путина премьером; причем, как отмечает предприниматель, он сам не знал о  том, что Путин — возможный преемник Ельцина. Разговаривали о вечной московской проблеме — отключении горячей воды в летние месяцы. Дочкам Путина было неинтересно, и они вышли в сад поиграть. Жена Малашенко опоздала, она возвращалась из Шереметьево после проводов дочки в  британскую школу.

«Мы собирались уже прощаться, когда у моей жены зазвонил телефон, — рассказывал Малашенко в интервью американскому режиссеру Алексу Гибни. — Звонила дочь, она уже прилетела в Лондон, но ее не встретила школьная машина, а по правилам школы она могла ехать только на ней». У дочки был выбор: позвонить в школу и еще три часа ждать школьной машины или просто взять такси. «Не жди, какая разница, бери такси, нечего тратить время в Хитроу», — ответила ей мама. И тут Путин впервые за весь ужин заговорил сам — до этого он только сухо и коротко отвечал на вопросы, которые время от времени задавал ему Малашенко.

— Вы знаете, вы дали своей дочери очень плохой совет.

— Почему? — с раздражением спросила супруга Малашенко (она не знала, кто такой Путин и в честь чего организована эта встреча).

— Вы не должны говорить дочери, чтобы она брала случайное такси. Вы не можете быть уверены, что это такси, — ответил глава ФСБ.

— Послушайте, мы говорим про Лондон. Там есть большие черные машины с табличками «Такси». Невозможно ошибиться.

— Это неважно. Вы никогда не можете знать наверняка, что это настоящее такси.

Так вспоминал этот разговор Малашенко. Меньше чем через год после этого тихий человек напротив стал главой страны на долгие десятилетия. Но прежде «Семье» предстояло выиграть две войны: политическую и информационную.

Как семья превратилась в «Семью»

Лето 2020 года, дорогой ресторан в Киеве, в комплексе зданий известного бизнес-центра «Парус». Спустя 20 лет после захвата НТВ Евгений Киселев все так же ценит вкус к жизни и предпочитает стильные пиджаки; неизменные усы, по которым его узнавала вся страна, дополнила щетина. Разве что галстука больше не носит. Когда он слышит слово «Семья», то почти с гордостью признает: превращение этого понятия в сакральное — его заслуга.

«Сам термин возник весной 1998-го у меня в „Итогах“ с подачи Геннадия Андреевича Зюганова, во время политического кризиса 1998 года, когда Ельцин уволил Черномырдина и с третьей попытки пробил Кириенко на пост премьер-министра». Зюганов тогда вспомнил советские времена, когда было коллективное руководство — политбюро. «И были такие случаи, когда генсек не мог пойти против. А теперь у нас есть „Семья“», — передает слова Зюганова Киселев. Телеведущий тогда запомнил это и «положил на ментальную полочку». А достал, когда начался прямой конфликт НТВ с Кремлем.

«Это было очень удачно найдено, — хвалит политтехнолог Павловский политтехнолога Малашенко. — Тогда еще не было понятия „вирусняк“, но это был несомненный „вирусняк“. Потому что он легко подхватывался даже теми, кто не участвовал в кампании и не был враждебно настроен к Ельцину. В конце концов семья-то у Ельцина есть? Есть. И эта игра на этой двойственности была очень удачна. А тогда пресса была кусачая, не то что сегодня».

30 мая 1999 года в программе «Итоги» Евгений Киселев подробно рассказал, что представляет собой «Семья», и впервые представил одну из ее ключевых фигур — Романа Абрамовича. Позже Абрамович станет владельцем футбольного клуба Chelsea, губернатором Чукотки и одним из самых узнаваемых и  обаятельных российских олигархов. А в 1999 году его называли «кошельком „Семьи“», но при этом никто даже не знал, как он выглядит. С ним не было ни одного видео. Единственное его фото корреспонденты отдали арбатским художникам, которые нарисовали по нему портрет. Демонический образ неизвестного финансиста Кремля был усилен разъяснением, что Абрамович — это человек, который на самом деле формирует правительство.

«На следующий день после эфира про „Семью“ я приехал к Малашенко совершенно озверевший и впервые наорал на него, — рассказывает Юмашев. — Игорь оторопел и сказал: „Валя, перестань орать!“»

— Зачем? — спрашивал я. — Ты же знаешь, что все это вранье! Какая «Семья»? Ты общаешься с Татьяной и со мной с 1996 года, все про нас знаешь. Как так можно?!

Малашенко дал понять, что Гусинский решил объявить Кремлю войну. Он считал, что «Семья» работает против его интересов. А Малашенко считал себя командным игроком.

В тот момент многие предприниматели стремились участвовать в формировании правительства, почти у всех были какие-то пожелания. Одни из этих пожеланий учитывались, другие — нет. Абрамович, к примеру, делал ставку на Николая Аксененко в качестве премьера, но Ельцин выбрал Степашина. Владимир Гусинский рассчитывал, что в новом правительстве останется «его человек» — вице-премьер Владимир Булгак, работавший в правительстве Примакова. Однако и этого не произошло.

«Степашину, с которым у Гусинского были нормальные отношения, не дали сделать какие-то важные назначения в своем кабинете министров; с первых дней после его назначения стало ясно, что Юмашев, Волошин и К^о работают на то, чтобы премьерство Степашина оказалось провальным», — пересказывает Евгений Киселев выводы «Моста», которые предшествовали объявлению войны.

Юмашев считает, что выводы Гусинского были ошибочны. Зачем вообще тогда надо было ставить Степашина премьером, если желать ему провала? Если посмотреть состав правительства, там не было ни одной кандидатуры, которая бы не устраивала премьера. Кроме, пожалуй, Аксененко, который был, по тогдашним меркам, политическим старожилом. Степашин рассматривал его как конкурента и в правительстве, и в борьбе за статус преемника Ельцина.

Была и еще одна причина, по которой команда «Моста» решила воевать с «Семьей»: Гусинский не верил, что власть сможет выдвинуть своего кандидата в президенты. «Кремля больше не существует», — пересказывал выводы команды Малашенко.

Тогда действительно казалось именно так. Даже «Газпром» с энтузиазмом вписался в поддержку НТВ и раздавал ему кредиты не по заданию Кремля: глава «Газпрома» Рэм Вяхирев считал, что следующим президентом будет Лужков или Примаков и с ними уже сейчас нужно начинать договариваться. Государственные институты постепенно начали заранее присягать тем, кто мог стать новой властью.

После этого разговора Юмашев решил больше никогда не встречаться с Малашенко. И все же через две-три недели Юмашев, остыв, сделал еще одну попытку объясниться с ним. Снова на даче у Малашенко, но на этот раз в присутствии Гусинского. «Уберите Волошина, вместе будем согласовывать наши планы, тогда войны не будет», — сказали Гусинский с Малашенко. «Семья» их условия не приняла. Эхом внутриэлитной войны между «Семьяей» и «Мостом» стала информационная война, а ее свидетелями — зрители информационных эфиров НТВ, а позже и госканалов.

Юмашев и Татьяна настаивают, что «Семьи» как единой группы влияния никогда не существовало. Была обычная семья Ельцина — жена, дети — и администрация, которую в определенный момент возглавлял Валентин. Вокруг власти был бизнес, но он не проводил какой-то общей политики. Единственный пример консолидации, по их словам, был в 1996 году. Дальше — каждый сам за себя.

«Семья» воспринималась не столько как политическая группировка, сколько как стиль президентства Бориса Ельцина, писал журнал «Коммерсантъ-Власть»: «Первый президент России в своей работе опирается на узкий круг доверенных людей, вход в который чужакам, как тогда казалось, заказан… Никому и в голову не приходило называть их единой силой. Это были даже не сводные, а скорее приемные „братья“ и „сестры“, разными путями оказавшиеся на том историческом этапе в ближайшем окружении „главы семейства“, которого члены этого окружения уже тогда в разговорах друг с другом по-простецки называли „дедом“».

Главной ошибкой этого подхода, по мнению Павловского, было то, что под огонь критики попали только Ельцин и его «Семья», но не Путин. Последнего всерьез не воспринимали, преподнося его как марионетку. Предполагалось, что Путин будет «держать трон» для «Семьи» и Ельцина, как держал его потом Медведев для Путина. «Центральным в этой теме было то, что Ельцин постарается остаться президентом. Это и было слабостью всей кампании, — рассказывает Павловский, который работал тогда в противоположном лагере и помогал Кремлю. — Они целились не в того персонажа: направили весь удар на Ельцина, а в тени возник коридор для продвижения Путина».

И все же «Семья» проявляла себя как политическая сила не только в 1996 году. Именно ее представители были рядом с физически слабым Ельциным на протяжении всего второго срока, и в 1999-м именно она выбрала Путина и помогла ему прийти к власти…