Рустам Батыр: «Как бы ни были справедливы опасения по поводу засилья религии в обществе, все-таки нужно отделять мух от котлет. У Татарстана есть своя собственная повестка дня, отличная от общероссийской и уж тем более от общепланетарной» Рустам Батыр: «Какими бы ни были справедливыми опасения по поводу засилья религии в обществе, все-таки нужно отделять мух от котлет. У Татарстана есть своя собственная повестка дня, отличная от общероссийской и уж тем более от общепланетарной»

Духовные скрепы и холодильник — вот все, что нам может предложить сегодня власть

На этой неделе в Болгарской исламской академии прошло заседание совета ее учредителей. Мероприятие подано как совершенно будничное и рядовое, хотя на нем и обсуждались вопросы, способные составить сенсацию, как, к примеру, назначение аудита финансово-хозяйственной деятельности академии за 2020 год и согласование новой структуры управления учебным заведением. Однако подлинной сенсацией стало заявление муфтия Татарстана Камиля хазрата Самигуллина по итогам прошедшего мероприятия. «Сегодня мы впервые, — передает его слова сайт БИА, — на серьезном уровне начали рассматривать вопрос о создании совета улемов России». О формировании такого федерального органа при БИА говорили с самого первого дня ее появления. И теперь, кажется, от слов начали-таки переходить к делу.

На фоне такого рода новостей из религиозной сферы часто приходится встречать негодование светских людей по поводу того, что, мол, в нашем обществе стало много религии. Их беспокоит, что воскрешение дремучего призрака прошлого, который еще три десятилетия назад, казалось, был побежден, тормозит развитие России в XXI веке. Доля справедливости в таких упреках, несомненно, есть, однако здесь налицо путаница, ибо в данном тезисе следствие перепутано с причиной. Не религия замедляет приближение будущего в нашей стране, а отсутствие образа этого самого будущего создает почву для расцвета религии.

Российская власть утратила глобальные исторические перспективы. Горизонт ее планирования не простирается дальше двух президентских сроков, которые сами по себе превратились в смысл и цель существования государства. Поэтому вместо миссии, устремленной в будущее, у нас теперь повсюду иконы, доставшиеся нам из прошлого. Все наши Гагарины и Терешковы остались в Советском Союзе, вся наша слава и мощь — в ВОВ. Мы не рождаем больше Илонов Масков, каковым для своего времени был, например, Сергей Королев, но зато бурно обсуждаем установку памятника Александру Невскому в центре российской столицы и то, именами каких умерших героев назвать аэропорты страны. Даже присоединение Крыма, интерпретированное режимом как величайшее достижение за последние годы, не приобретение чего-то принципиального нового, а всего лишь возвращение старого. Нынче наша национальная идея — это не быть ледоколом, прорубающим для человечества путь в будущее, а довольствоваться ролью сонной наседки для так называемых традиционных ценностей. Духовные скрепы и холодильник — вот все, что нам может предложить сегодня власть. Поэтому нечего пенять на надстройку, коли базис кривой. Религия — как каплун, заплывший жирком: не первопричина зла, а всего лишь следствие из общего пазла.

Какими бы ни были справедливыми опасения по поводу засилья религии в обществе, все-таки нужно отделять мух от котлет. У Татарстана есть своя собственная повестка дня, отличная от общероссийской и уж тем более от общепланетарной. Нашу республику нельзя мерить общим мерилом и одним на всю страну аршином. Это важно понимать, ибо законы больших чисел не всегда срабатывают на малых. Вот почему яд в небольших дозах, как известно, может стать лекарством. Подобно тому, как тоталитаризм всегда проигрывает демократии на длинных дистанциях, но часто выигрывает на коротких (особенно в период войн, реформ и пандемий), так и «опиум для народа» иной раз становится целебным лауданумом в локальных дозах. Другими словами, религиозный вопрос в целом и ислам в частности если и отяжеляют, словно гири на ногах, ход мировой истории, то для Татарстана составляют конкурентное преимущество перед другими субъектами Российской Федерации, толкающимися между собой за место под солнцем. Поэтому наметившееся желание создать федеральный совет улемов, который планируют дислоцировать у нас в республике, повод не для светского нытья, а скорее для общей радости, ибо в нем проклевываются ростки для будущей победы. Впрочем, за эту победу еще надо побороться.

«Татарстан в принципе осознает роль религии в целом и ислама в частности в капитализации республики» «Татарстан в принципе осознает роль религии в целом и ислама в частности в капитализации республики»

Мотив межконфессионального согласия стал у нас чем-то вроде национальной идеи

Татарстан в принципе осознает роль религии в целом и ислама в частности в капитализации республики.

Во-первых, мотив межконфессионального согласия стал у нас чем-то вроде национальной идеи. Видеть вместе муфтия и митрополита для нас вполне буднично. РТ может похвастать и своего рода межконфессиональным ноу-хау, введенным в практику еще первым президентом республики Минтимером Шаймиевым, когда все значимые для православия и ислама решения принимаются в рамках одного указа руководителя региона, касающихся двух основных религий республики. Так, были возвращены к жизни мечеть Кул-Шариф и Благовещенский Собор в Кремле, построены Болгарская исламская академия и храм Казанской иконы Божией Матери. Далеко не во всех регионах наблюдается такое дружелюбие. И надо сказать, что такую привлекательность замечают далеко за пределами Татарстана, что в конечном итоге конвертируется в рост туристического потока и входящих инвестиций.

Во-вторых, наша республика стала полигоном для развертывания уникальных проектов именно в исламской сфере.Здесь можно вспомнить и Болгарскую академию, и форум татарских религиозных деятелей, и фестиваль мусульманского кино, и группу стратегического видения «Россия — исламский мир», и грядущее празднование на государственном уровне 1100-летия принятия ислама Волжской Булгарией.

Федеральный совет улемов при БИА льет воду на ту же мельницу — закрепляет за Татарстаном негласный статус главного региона России по вопросам ислама, что, в свою очередь, распахивает более широкие возможности для сотрудничества с исламским миром, пользу от которого в конечном итоге почувствуют все татарстанцы без исключения, в том числе и законченные атеисты. К слову, соответствующий статус хотели бы приобрести многие регионы: и Чечня, и Дагестан, и, возможно, Башкортостан. Хотят, да дано не всем. Кстати, у Башкортостана были неплохие шансы для этого, учитывая, что именно в Уфе расположен созданный еще при Екатерине II всероссийский муфтият, но они упустили подаренный им исторический бонус. Коротко говоря, ислам в нашем случае — это не тормоз, а все же драйвер развития экономики. И халяльный кластер в данном отношении — лишь вершина айсберга.

Однако все эти достижения Татарстана на исламском поле не более чем полумеры. В них нет качественного, концептуального прорыва. В самом деле, когда Болгарская академия создается высаженным десантом арабов, мы превращаемся в реципиентов чужого влияния, в клиентов (мавали) арабских стран, коим позволено «сидеть лишь возле двери». Конечно, и холуи могут найти выгоды в своем положении, но такие выгоды вряд ли когда-либо превысят крохи с барского стола.

Татары, создавшие в свое время уникальный в мировом масштабе феномен джадидизма, все-таки имеют право рассчитывать на большее, чем просто быть на подхвате у партнеров из арабо-мусульманского мира. И речь идет не только о национальной гордости народа, а о прагматическом расчете: сливки снимает тот, кто ведет, но не ведомый. И потому, если мы хотим выжать из исламской составляющей максимум пользы для Татарстана, должны думать не о том, как самим мимикрировать под арабов, а о том, как повести их за собой. Импорт ислама должен превратиться в экспорт.

Системный кризис ислама обусловлен фундаментальной бинарностью его природы

Для такого качественного прорыва нужна концептуальная смелость. Мы никогда не сможем обыграть своих арабских друзей в рамках классической концепции ислама уже по той одной причине, что они там всегда будут как рыба в воде, в своей стихии. Там нам ничего не остается, как заглядывать им в рот и ловить каждое их слово под карандаш.

Выходом же может стать неоджадидизм, предполагающий решение системной проблемы выходом за рамки установившейся системы.

Системный кризис ислама обусловлен фундаментальной бинарностью его природы. Исламский мир уже давно осознал, что условный ДАИШ (арабское название запрещенной в РФ террористической организации «ИГИЛ» — прим. ред.) — ничто иное, как теневой архетип «классической» модели ислама, его вечный спутник, вторая половинка их совместного соэволюционного пути. Никакая ретушь тут не поможет. Брат-близнец рано или поздно все равно выходит из тени. Вот почему первыми врагами ислама становятся правители самих исламских стран. В Средней Азии, особенно в Таджикистане, Узбекистане и Туркменистане, исламу объявили самую настоящую войну. Не церемонились с ним ни в Сирии, ни в Ираке, ни еще раньше — в Турции. Войну с исламом начали в последние годы и в Саудовской Аравии, где пачками сажают имамов. Это происходит оттого, что государство знает теневую сторону общества, оно сталкивается с братом-близнецом непосредственно. Имамы со светлой стороны улицы сколько угодно могут заливать соловьем о прелестях ислама, но государство не проведешь. Уяснив для себя неизбежно двойственную природу ислама, оно начинает с ним бескомпромиссную войну.

Однако все мы прекрасно понимаем тупиковость такого пути. Стерилизовать общество от ислама не получится, а удушение его кандалами непрестанного госконтроля может рассматриваться лишь как временная и далеко не самая эффективная мера.

Вот из этого кризиса и должен помочь выйти татарский мир. Мы стоим на плечах джадидизма (о его феномене, пришедшимся на дореволюционную эпоху в России, конец XIX – начало XX века, написано немало, в том числе и вашим покорным слугой), мы прошли через очищающее от религиозного средневекового налета горнило советского режима. И сейчас у нас есть шанс сформулировать ислам в рамках такого дискурса, который не порождает теневого архетипа.

В идеале этим и должен заниматься федеральный совет улемов при Болгарской исламской академии. Но, скорее всего, подобного пока не произойдет. Желая усадить за общий стол Дагестан, Чечню и прочие регионы, Татарстан начнет играть в дипломатические поддавки. Другими словами, стратегия будет принесена в жертву тактике. Да, угодничество уважаемым соседям (с другим идейным бэкграундом, назовем его мягко, консервативным)  отчасти поможет нам закрепиться в статусе царя-горы российского ислама, но закроет путь к концептуальному лидерству, который будет востребован далеко за пределами России. Ислам в Татарстане робкий, оттого обречен быть пока серым и унылым… Видимо, пока казанские татары и республика не созрели для осознания духовных сокровищниц, которые нам оставили Муса Бигиев, Риза Фахретдин и вся плеяда нашим блестящих мыслителей.