Ильнар Миранов: «Возможно, прозвучит грубо, но я не вижу сейчас татарской эстрады»

Ильнар Миранов: «Не думаю, что меня совсем не воспринимают на татарской эстраде, но, естественно, когда ты выглядишь не как все, когда у тебя манера исполнения не как у всех, хочешь или не хочешь, будешь белой вороной» Фото: Андрей Титов

«НЕ ХОЧЕТСЯ БРОСАТЬ ТАТАРСКУЮ МУЗЫКУ, ТАТАРСКИЕ ПЕСНИ»

— Ильнар, 13 февраля у вас состоится первый казанский сольный концерт в «Корстоне». В одном из анонсов выступления можно прочесть о том, что затем вы отправляетесь делать карьеру в Германию. Это такая пиар-история для зрителей или вы действительно уезжаете из Казани?

— Нет, это не совсем пиар-история. Мне периодически поступают предложения от разных продюсеров, которые работают в сфере шоу-бизнеса. Появилось предложение и из Германии от человека, который занимается именно продвижением артистов. Оно, конечно, очень интересное, но на данный момент я еще не принял окончательного решения. Я такой человек, который болезненно относится к переездам, — это единственное, что меня останавливает. Кроме того, что не хочется, конечно, бросать татарскую музыку, татарские песни, потому что мне интересно что-то делать именно в данной области. Ко мне и после выступления в Карнеги-холле подходили музыканты и приглашали в свой коллектив.

— Значит, в карьерном плане вас в Казани ничего особо не держит?

— Ничего такого серьезного меня тут не держит. Но, повторю, я очень люблю татарские песни, вижу их по-своему, хочу работать в этом направлении. И вроде бы на данный момент публика реагирует — многим нравится, и подобное меня вдохновляет.

— В Татарстане так часто бывает: человек талантлив, но здесь его особо не замечают. Он уезжает куда-то, становится знаменитым за пределами республики и возвращается сюда уже звездой. Не было мыслей о том, что надо куда-то уехать, чего-то там добиться, чтобы тебя признали здесь?

— С этой целью я приехал в Казань из Уфы.  

Да, я знаю немало примеров, когда человек уезжает либо за границу, либо еще куда-то, потом становится популярным и тут. Не знаю, почему так происходит.

«Было очень круто лично для меня как артиста выступить там [в Карнеги-холле] и вообще увидеть Америку, Нью-Йорк»

«ГРИМЕРКИ ТАМ, КОНЕЧНО, ХОРОШИЕ, КРУТЫЕ: СТОИТ, НАПРИМЕР, STEINWAY»

— Недавно в качестве участника фестиваля «Үзгәреш җиле» («Ветер перемен») вы вышли на сцену Карнеги-холла в Нью-Йорке. Насколько сложно было выступать с учетом того, что это оказался третий или четвертый день после длинного перелета, а концерт начинался в 4 утра по нашему времени? Проводилась ли какая-то подготовка, связанная именно с акклиматизацией, сохранением голоса и прочего?

— Я специально несколько дней здесь в Казани ложился спать очень поздно, чтобы приехать туда и не ходить как овощ. Могу сказать, что адаптация у меня прошла очень хорошо. Перелет перенес отлично, и там я спал нормально, бывает даже, что в Казани не могу нормально выспаться, а там спал.

Доволен своим выступлением — такое бывает редко. Во-первых, я очень хорошо выспался, был бодрый, у меня имелось очень много энергии. Во-вторых, зал очень теплый. Я видел, как люди реагируют на песни. Думал, станут воспринимать композиции с осторожностью, но они сидели и плакали. Было очень круто лично для меня как артиста выступить там и вообще увидеть Америку, Нью-Йорк, причем не просто увидеть, а именно поехать по такому поводу, связанному с творчеством.

— Какие-то отличия американского быта от нашего успели подметить?

— Когда я туда приехал, сначала даже не понял, например, у них культура ходить дома в обуви. Даже те, кто убирается в отеле, заходят в номер в обуви. Для меня такое было дико, но это их культура. Спустя два-три дня начал замечать и другие детали.

Там есть какая-то свобода: допустим, ты идешь по улице, записываешь видео, можешь петь, танцевать, никто ничего не скажет — для них это нормально. Там все время уступают дорогу… Или еще один пример: я зашел в Starbucks взять себе кофе, между мной и последним человеком было огромнейшее расстояние, каждый раз заходили 2–3–5–10 человек, но никто не не встал между нами. Все оставались именно за мной. Думал, может быть, это только мне показалось... Нет, все подобное заметили. Но в Нью-Йорке немного грязновато.

— Чем отличался концерт «Yзгәреш җиле» в Татарском театре оперы и балета и в Карнеги-холле с точки зрения организации?

— Для меня было то же самое, потому что я сидел в гримерке и ждал своего выступления.

— В гримерках Карнеги-холла есть какие-то записи, отметки, что «здесь сидел такой-то»?

— Я не видел. Гримерки там, конечно, хорошие, крутые: стоит, например, Steinway. Условия отличные! А в коридорах висят портреты тех, кто выступал: Эдит Пиаф, Мария Каллас — очень много кого.

— Что вам как артисту дала работа с командой Вадима Эйленкрига? Это действительно подняло профессиональную планку?

— Очень многое дала. Проект «Yзгәреш җиле» открыл меня для людей, дал мне возможность выступить в оперном театре, потому что до этого я не пел на таких крупных мероприятиях. Были какие-то конкурсы, конечно, но не такие масштабные, а работа с оркестром — опыт, которого у меня не имелось. Очень интересно для артиста: ты выходишь на сцену и поешь с профессиональными музыкантами. Это очень круто лично для меня!

«МОЙ ПЕРВЫЙ ПЕДАГОГ ПО ВОКАЛУ ВСЕ ВРЕМЯ ГОТОВИЛА МЕНЯ В КАЗАНЬ»

— Кажется, первый раз вас казанская публика увидела в 2011 году, когда вы завоевали гран-при конкурса «Татар моңы»?

— Да, мой первый педагог по вокалу из уфимского училища искусств все время готовила меня в Казань. На «Татар моңы» мы вместе с ней приезжали. Я тогда прибыл в Казань в первый раз — и мне очень понравился город. Подумал, что надо поступить сюда учиться, а если не понравится, то поеду дальше. И в итоге остался.

— Различные конкурсы, которые вы выигрывали, начиная с «Уфимской волны», Вагаповского фестиваля, «Татар моңы», что-то дают артисту? Ведь все равно вышло так, что нужно было ждать «Ветра перемен», чтобы он открыл широкой публике артиста Миранова.

— Конечно, дают, но конкурс «Уфимская волна» — не такой масштабный проект. Несмотря на то что его и на радио вещали, и по телевидению показывали, он очень быстро заканчивался, не было такой организации, как, допустим, у фестиваля «Yзгәреш җиле». Невозможно сравнивать! Там задача другая — просто найти людей, которые поучаствуют, открыть их для какого-то узкого круга. 

— А Вагаповский фестиваль? Все-таки там вы получили первую премию в своей номинации.

— Там у меня не сразу случилась первая премия, это было только в третий раз или в четвертый.

— Упорно шли к цели?

— Это было принципиально, потому что в первый раз мне дали третье место. Это 2011 год, тогда еще не имелось разделения на эстраду и академический вокал, все были в одной номинации. Мне дали третье место, потом — второе, а затем — первое.

— Возникло желание доказать себе или считаете, что жюри оценивало не слишком справедливо?

— Доказать для себя. У меня нет такого, чтобы кому-то что-то доказывать. Люди разные — всем не угодишь. В жюри тоже сидят люди: вдруг у человека нет настроения, ты ему не понравился, вот он и поставил тебе единицу.

«Проект «Yзгәреш җиле» открыл меня для людей, дал мне возможность выступить в оперном театре, потому что до этого я не пел на таких крупных мероприятиях» Фото: «БИЗНЕС Online»

«НЕ ЛЮБЛЮ РАБОТАТЬ С ПРОДЮСЕРАМИ»

— Неужели за все это время никто из татарских продюсеров не предлагал вам сотрудничество?

— Предлагали — уже первого курса института. Я даже начинал работать, но не нравится о подобном говорить. Мы не сошлись характерами. Не люблю работать с продюсерами. Может, на данный момент и взаимодействовал бы, но у меня был плохой опыт, причем даже дважды. До того как подписать контракт и прочее, я специально выводил людей на эмоции, смотрел, как они в конкретной ситуации могут себя повести и чего мне ожидать потом. И люди себя вели не очень порядочно.

— Речь о творческой стороне вопроса или вас не устраивали финансовые условия?

— На тот момент мне не приходилось выбирать, деньги были неважны. Это вопросы относительно творчества. Не люблю, когда диктуют, что мне петь. Не нравится давление. Это единственные вещи, из-за которых я не смог работать. Желаю петь то, что хочется, а не то, что надо.

— Еще была история с фестивалем Turkvision. Группа «Ямьле» так и не поехала на конкурс из-за ухудшения на тот момент отношений с Турцией, но оказалось, что был второй отборочный тур в Татарстане, в который вышли двое — группа «Ямьле» и вы.

— Я подготовил свою авторскую песню на отборочный тур, он проходил в «Пирамиде». Группа «Ямьле» и я оказались рядом по баллам — специально для нас провели второй отборочный тур, без зрителей. За пять дней я должен был подготовить новую песню и осуществил это, но в итоге не прошел.

— Было какое-то объяснение, общение с жюри, которое как-то обосновало свое решение?

— Просто сообщили результат. Было ли обидно? Естественно, потому что когда тебе дают пять дней на подготовку новой песни… В настоящее время я бы просто не пошел на этот конкурс, но на тот момент мне хотелось чего-то такого, а сейчас уже неинтересно.

«Венера Ахатовна Ганиева — это мой коуч, которая просто двигала меня, подсказывала, в правильном направлении я иду или нет» Фото: «БИЗНЕС Online»

«В КАЗАНСКУЮ КОНСЕРВАТОРИЮ МЕНЯ НЕ ВЗЯЛИ — посоветовали ЗАНОВО ИДТИ УЧИТЬСЯ ПЕТЬ»

— Вообще, едва ли не каждый, кто видел вас на сцене, подмечал как минимум две вещи. Во-первых, ваш очевидный талант вокалиста. А во-вторых, то, что природа вашего таланта и вы как артист очень сильно отличаетесь от большинства своих коллег по условной национальной эстраде. Сами это ощущаете?

— Я по жизни белая ворона — это пошло еще с детства, со школы, всегда отличался.

Что касается музыки… Не думаю, что меня совсем не воспринимают на татарской эстраде, но, естественно, когда ты выглядишь не как все, когда у тебя манера исполнения не как у всех, хочешь или не хочешь, будешь белой вороной. То есть когда ты не придерживаешься того формата, в котором обычно поют татарские песни… Но я исполняю татарские песни так, как чувствую.

— Расскажите немного о себе — в открытых источниках нигде нет вашей биографии.

— Я родом из Давлекановского района Республики Башкортостан. Родился и вырос в деревне, обычный деревенский парень. Когда мы вернулись из Давлеканово в деревню, где я пошел в первый класс, моя учительница Роза услышала, как я пою, и начала возить меня по всем конкурсам и фестивалям.   

У меня с детства были свои взгляды на все. Отличался от одноклассников, друзей именно тем, что у меня абсолютно другие мысли, не такие, как у них. Допустим, у всех какое-то единое мнение, а у меня другое. Не знаю, почему так, может, упрямство какое-то или принципиальность.

— И получилось, что музыка стала той отдушиной, когда не всегда находишь общий язык с окружающими?

— Нет могу сказать, что не нахожу… Я нахожу общий язык со всеми — относительно этого я гибкий человек. Просто не взаимодействую со всеми — не вижу в этом смысла, у меня есть свой узкий круг общения, люди, с которыми мне комфортно и с которыми я открыт и могу беседовать как сам с собой. Не вижу смысла подпускать к себе очень большое количество людей. Одно дело, когда это работа: хочешь не хочешь — общаешься, а вот близко подпускать всех не хочу и не буду.

А музыка с детства была со мной, потому что я любил петь. Папа говорил мне, что я уже с двух лет что-то мычал, но музыка долгое время являлась для меня чем-то несерьезным.

— Вы ходили в музыкальную школу?

— Я занимался танцами, думал, что вообще буду делать это профессионально. Меня даже готовили к поступлению в хореографическое училище. Помню, педагог по хореографии тогда на меня обиделся из-за того, что в итоге я поступил на баян. Не знаю почему, но просто поступил на баян в училище искусств Уфы. Вообще не ожидал от себя такого.

Два года отучился игре на баяне, педагог по вокалу случайно услышала, как я пою, и уговорила перейти на вокальное отделение, где я пробыл год, потому что четвертый курс уже наполнен гастролями, я практически не учился и готовился к поступлению в Казанскую консерваторию. Но туда меня не взяли — посоветовали заново идти учиться петь: «Ты абсолютно не соответствуешь нормам, по которым мы можем тебя взять». Причем я готов был поступить даже на платное отделение, но мне поставили настолько минимальный балл, что даже туда не смог пройти. Мне сказали: «У нас еще много учебных заведений, куда ты можешь пойти».

— Для вас осталось загадкой, почему на ваше выступление была такая реакция в консерватории?

— Да. На тот момент я грезил всем этим, мне так нравилось академическое пение, меня готовили именно в консерваторию, я хотел там учиться. Но меня спустили на землю — и я пошел учиться в институт культуры.

Причем на вступительных экзаменах в консерваторию были люди, которые пели обычные романсы на трех нотах, а у меня имелась очень мощная программа — пять или шесть произведений: ария Ленского, старинная ария Генделя… Но в консерваторию прошли студентами на простых романсах. Я абсолютно не жалею, даже рад тому, что не поступил туда, потому что нашел себя в другом — в эстраде. Все, что ни делается, — к лучшему.

«Когда поступил в институт культуры, там я еще думал о том, чтобы продолжить развиваться как академический исполнитель... Но сложились определенные жизненные обстоятельства, которые не дали мне этого сделать» Фото: «БИЗНЕС Online»

«ХОТЯ И ГОВОРЯТ, ЧТО АКАДЕМИСТ СПОЕТ ЛЮБУЮ ПЕСНЮ... НИЧЕГО ПОДОБНОГО!»

— Наступил какой-то переломный момент, когда стало понятно, что эстрадное пение и карьера эстрадного вокалиста — это то, чем вы будете заниматься?

— Когда поступил в институт культуры, там я еще думал о том, чтобы продолжить развиваться как академический исполнитель, может быть, даже куда-то перевестись — дальше поехать. Но сложились определенные жизненные обстоятельства, которые не дали мне этого сделать. И я, чтобы не терять время, начал искать себя в эстраде. Много занимался самостоятельно.

— Какую роль вы этом сыграла Венера Ганиева? Она же ваш педагог?

— Венера Ахатовна Ганиева — это мой коуч, которая просто двигала меня, подсказывала, в правильном направлении я иду или нет. Сам во многом познал джаз, соул — подобное было для меня ново, так как у меня имелось только академическое образование, а это абсолютно другое. Хотя и говорят, что академист споет любую песню... Ничего подобного!

— Значит, вы сейчас уже не мечтаете выйти на сцену оперного театра и спеть арию Ленского? 

— Я уже выходил на сцену оперного театра на фестивале «Yзгәреш җиле». Пусть и не как классический артист. Моя мечта сбылась. А насчет возраста и занятий оперным искусством… Вообще, тенора учатся до 35 лет. Им дают роли и партии тогда, когда они уже сформировались, если мы говорим именно о мужских голосах.

— А Генделя сейчас споете?

— Могу, но интерес к этому у меня уже пропал, поскольку сейчас я увлекаюсь другой музыкой.

«Олы юлның тузаны» мы пели в дуэте с Алиной Шарипжановой: с татарским моң, где академическое пение очень даже хорошо подходит» Фото: «БИЗНЕС Online»

«ПОМНЮ, ПРО НАРОДНЫЕ ПЕСНИ ГОВОРИЛИ, ЧТО ИХ НЕЛЬЗЯ ТАК ИСПОЛНЯТЬ»

— Сколько лет вы занимаетесь карьерой эстрадного певца?

— Года два.

— Совсем небольшой срок. А что произошло два года назад?

— Я изменил манеру пения, до этого она была академическая. Пел и эстрадные вещи, и джазовые именно в академической манере, но потом понял, что это не стыкуется, нужно поменять манеру именно в голове — восприятие того, как ты поешь. Это важная вещь — психологически настроиться после академического пения на эстраду очень сложно. 

— Учитывая, что проекту «Ветер перемен» четыре года, получается, даже в рамках него было два разных Ильнара Миранова: тот, который пел «Зәңгәр томан» в первом сезоне, и нынешний — это два разных артиста?

— Да, можно так сказать. В первом сезоне у меня были «Зәңгәр томан» и «Олы юлның тузаны»… «Олы юлның тузаны» мы пели в дуэте с Алиной Шарипжановой: с татарским моң, где академическое пение очень даже хорошо подходит. А «Зәңгәр томан» — это был эксперимент как для зрителя, так и для меня, именно тогда я пошел по новому пути. До этого у меня не имелось большой площадки, чтобы подобное показать. Все началось с песни «Зәңгәр томан» Резеды Ахияровой. Именно в данной композиции подобная манера уместна. Резеда Ахиярова — такой композитор, который умеет показать европейское звучание, мой композитор. Я очень много пою ее песен. Это все мои песни — и по голосу, и по манере.

Мне нравится такая манера пения. Я не использую элементы академического вокала, хотя иногда, конечно, бывает. Стараюсь соединить европейскую манеру пения с нашим татарским звучанием. Это очень сложно, потому что на татарском языке мы разговариваем глубоко. В английских или итальянских словах это происходит естественно, там сам язык певучий. Получается, имелась такая задача — спеть, чтобы было необычное, европейское звучание, но при этом не испортить слова, мелодическую линию, мелизмы… В подобном состояла сложность. 

— Ренат Харис, автор текста к песне «Зәңгәр томан», после вашего исполнения сказал, что изначально эта композиция написана для мужчины, но ее все время пели женщины. Не было непонимания или неприятия со стороны зрителя после ее исполнения?

— Естественно, зрителям, которые слушали «Зәңгәр томан» в исполнении Ганиевой, оказалось непросто принять новую интерпретацию. Да и после Венеры Ахатовны эту песню много кто перепел — в основном девушки или женщины. Но в целом вроде бы неплохо восприняли. Помню, про народные песни говорили, что их нельзя так исполнять, а вот про «Зәңгәр томан» не помню, чтобы так утверждали.

«Ренат Харис, автор текста к песне «Зәңгәр томан», сказал, что изначально эта песня была написана для мужчины, но ее все время пели женщины» Фото: «БИЗНЕС Online»

 «Я ХОЧУ СТАТЬ ПОПУЛЯРНЫМ, НО НЕ желаю ПОДСТРАИВАТЬСЯ ПОД КАКИЕ-ТО ТРЕНДЫ»

— Несмотря на то что вас приглашают петь и в Германию, и в Штаты, вы по-прежнему ставите перед собой задачу стать популярным артистом в Татарстане?

— Да.

— Есть понимание, что для этого нужно сделать? Как из белой вороны, о которой знают профессионалы и очень внимательная публика, стать известным всем, собрать, например, «Татнефть Арену», как Элвин Грей или Гузель Уразова?

— Мне кажется, вообще нет понимания того, когда ты станешь популярным. Такого не предугадать. До этого я занимался учебой. Окончил институт только в 2019 году, сольной карьерой усердно не занимался.

У меня нет задачи собрать «Татнефть Арену». Для меня даже отправиться на какой-то концерт — это уже испытание. Не смогу ездить, давать по несколько концертов каждый день. Я очень домашний человек. Естественно, хочу выступать, быть популярным, но не желаю подстраиваться под какие-то тренды, петь якобы хиты, к которым не лежит душа. Да, некоторые не воспринимают меня, мой образ в целом, мое пение… Но у каждого артиста есть свои поклонники, и у меня они тоже имеются.

— Наверное, деревенские туры не для вас? Или можете себе представить гастроли по деревням Татарстана и Башкортостана?

— Думаю, меня там не все поймут.

— Нетипичная для татарского артиста прическа или что-то еще?

— Нет, в целом. Выйдешь на сцену с моим репертуаром… Мне кажется, люди привыкли к другому. Хотя я не знаю, у меня было еще очень мало концертов, я даже в Казани не выступал. Мой первый сольный концерт только планируется 13 февраля.

«У МЕНЯ СЛУШАТЕЛИ НЕ ТОЛЬКО ТАТАРЫ, НО И МНОГИЕ ДРУГИЕ»

— Расскажите про этот концерт: что там будет? Все-таки, каким бы талантливым артист ни был, главное — это его репертуар.

— Изначально я хотел провести концерт в формате творческого вечера, не было желания собирать большой зал. Но, как только билеты оказались в продаже, их очень быстро раскупили. И для меня это было очень приятно, я не ожидал такой реакции. Программа концерта станет состоять из моих авторских песен, но не только татарских, там прозвучат и треки на русском языке. Будут известные татарские песни, но в моей трактовке, с другими аранжировками и моей подачей.

— Кто автор текстов ваших песен?

— Я сам.

— То есть вы пишете как поэт-песенник и по-татарски, и по-русски?

— Да.

— Эти песни можно как-то стилистически охарактеризовать?

— Они все абсолютно разные. Татарское — это татарское, русское — это немножко другие звучание, стиль, подача. Но я хочу подобное сделать, потому что у меня слушатели не только татары, но и многие другие, кто мне пишет в «Инстаграме»: «Когда же мы услышим русские песни?» Естественно, мне хочется и их порадовать тоже. Я даже не могу охарактеризовать данные песни. Это от души идет, и музыка, и слова, я очень долго над композициями работал.

— Танцевать будете? Хореографические таланты расширяют возможности артиста. Посмотрите на шоу Maruv, Monatik, Лободы.

— Абсолютно поддерживаю то, о чем вы говорите, потому что мне это очень нравится — не просто стоять на сцене, а придумывать определенные движения к песне, которые будут плюсом. Думаю, сделаю так со временем.

«Азы в эстраде, в соул, в джазе знаю, не хватает именно настоящего джазовика, который покажет мне, может быть, уберет какие-то мои зажимы» Фото: Андрей Титов

«МОЙ КУМИР — ЭТО, БЕССПОРНО, УИТНИ ХЬЮСТОН»

— Есть какие-то артисты на современной отечественной сцене или мировой, которые являются для вас образцами?

— Их очень много, смотря в какой музыке.

— Это могут быть одновременно, скажем, Metallica и Том Джонс?

— Может быть, да. Я иногда неожиданно открываю для себя певцов, которых, в принципе, не особо любил. Допустим, того же Фредди Меркьюри раньше не понимал, но наступил какой-то момент — просто начал слушать каждый день Queen. Это произошло недавно, года полтора назад. Может, из-за того что я занимался другим вокалом, для меня подобное было неинтересно, и только недавно до такого дорос.

Но мой кумир — это, бесспорно, Уитни Хьюстон. Номер один. Я по ней очень много учился петь. Не только по ней, по многим… Когда ты учишься по кому-то, потом находишь свое. Допустим, поешь в манере Хьюстон, Селин Дион, Мэрайя Кэри (у каждой свое исполнение) — копируя, что-то «подснимая» от них, потом находишь что-то для себя. У нас нет вокальной школы именно соул, эстрады, к сожалению…

— Совсем нет? В Татарстане или в России?

— Не в России, а у нас, в Казани. К кому только я не ходил заниматься, все говорили делать какие-то упражнения… Да и в Москве единственный, мне кажется, педагог — это Лариса Долина. Она может что-то дать. Я общаюсь со многими ее учениками, они показывают себя до и после Долиной. Это вообще!.. Люди сразу поют песни Мэрайя Кэри, а раньше не могли связать и двух нот.

— Если есть Лариса Долина, значит, надо к ней стремиться, хотя бы на небольшой курс…

— Я об этом размышляю. Думал о подобном еще в прошлом году, но тогда учился, мне нужно было окончить магистратуру. Но не отказался от этой идеи, азы в эстраде, в соул, в джазе знаю, не хватает именно настоящего джазовика, который покажет мне, может быть, уберет какие-то мои зажимы. Раньше я сам учился, понимал это, но не знал, правильно подобрал или нет, потом чудесным образом встречал какого-то человека, который говорил мне: «Да, это правильно». И я радовался: сам такое нашел, ощутил, оказывается, это еще и правильно. Вот так у меня шел этап формирования.

— Джазовому вокалу тоже некому учить в Казани?

— Не знаю, у многих побывал и не нашел для себя никого, кто бы реально что-то мне дал. На их уровне я, в принципе, знаю.

«Очень рад, что у меня в конкурсе Альфии Авзаловой Гран-при, потому что для меня она эстрадница. Во-первых, училась, у нее был свой стиль. Фольклором я это никак не могу назвать» Фото: Владимир Зотов

«ТАТАРСКОЙ ЭСТРАДЫ СЕЙЧАС НЕТ, ЕСТЬ ТОЛЬКО ПЕСНИ В НАРОДНОМ СТИЛЕ»

— Что вы думаете про татарскую эстраду как таковую в современном виде?

— (Улыбается.)

— Ее состояние вызывает улыбку?

— Возможно, прозвучит грубо, но я не наблюдаю сейчас татарской эстрады, вижу только песни в народном стиле, фольклор. Эстрада — это эстрада, потому фольклор назвать эстрадой я не могу. Допустим, если брать русскую музыку, там есть народные песни, фольклор и так далее, но они же не называют подобное эстрадой. А почему у нас это так именуют, не знаю. Давно задаюсь данным вопросом.

— Значит, по сути, татарскую эстраду нужно придумывать заново?

— Я не знаю, честно. Вы меня спросили, есть ли сейчас татарская эстрада, я отвечаю, что на данный момент вижу только народное пение и фольклор.

— А она была когда-то?

— Была. Вот именно, что была. Как раз таки эстрада. Ильгам Шакиров, Альфия Авзалова. Если, допустим, заглянуть в старые записи, они даже поют песни в джазовой обработке… Я не понимаю, что потом случилось. Они же это все строили. Там такие записи крутые! Они же не зря покоряли мир. Не знаю, что потом произошло.

Вообще очень рад, что у меня в конкурсе Альфии Авзаловой Гран-при, потому что для меня она эстрадница. Во-первых, училась, у нее был свой стиль. Фольклором я это никак не могу назвать.

— Если бы вам предложили спеть дуэтом с Салаватом, как думаете, нашли бы общий язык?

— Думаю, да. Почему бы и нет?

«СЕЙЧАС Я ПОТИХОНЬКУ ДЕЛАЮ СВОЙ YOUTUBE-КАНАЛ»

— В последнее время часто вас можно было видеть на «Безнең җыр», с Эльмиром Низамовым у вас какие-то совместные песни. Можно сказать, что вы тоже вливаетесь в движение Yummy Music, которое у нас занимается татарской альтернативной музыкой?

— Это случайно. Эльмир — мой очень большой друг. Он мне предложил, специально для меня написал песню про Татарстан, отметил: «Это можешь сделать только ты, давай, пожалуйста, споем». Я сначала даже не знал, что это такое вообще, что за проект. Просто он мне сказал прийти в такое-то время, я узнал об этом только потом.

— Нет желания поработать с ними? Тот же TatCultFest проводит музыкальные лаборатории, ежегодный большой фестиваль, выпускает альбомы.  

— Да, мне это интересно. Интересно делать что-то новое.

— 30 августа на территории Казанского кремля проходит TatCultFest, где представлено разнообразие музыкальных стилей. Вы готовы выступить со своим сетом на главной сцене между Нурминским и Зулей Камаловой?

— Конечно!

— Но вы все равно как будто немножко отдельно. Не хотите быть частью какого-то музыкального лейбла? Для вас это важно?

— Для меня это очень значимо. Я не хочу быть частью кого-то или какого-нибудь лейбла.

— Но без продюсерской руки артисту все равно очень тяжело.

— Не знаю. Много же и обратных примеров. Тот же интернет сейчас очень помогает. Конечно, я его пока особо не использую, но это инструмент продвижения. Сейчас я потихоньку делаю свой YouTube-канал. Хочу дистрибьютировать свои песни и на YouTube-каналы, и на другие цифровые площадки.

«Не хочется бросать то, что здесь. Я очень люблю Казань, мне нравится здесь жить» Фото: Андрей Титов

«Я НЕ ВИЖУ СМЫСЛА ОТДАВАТЬ СЕБЯ ПОЛНОСТЬЮ ЛЮДЯМ, КОТОРЫМ ЭТО НЕИНТЕРЕСНО»

— Удается зарабатывать нормально на жизнь только музыкой?

— В целом да. Я не жалуюсь.

— Вам ведь приходилось в ресторане работать?

— Да, но прошел уже год, как я не делаю этого.

— Стало немножко неловко?

— Где только я не трудился: в ночных клубах, в лаундж, затем ресторан. И это очень даже прибыльно, но с эмоциональной стороны не совсем приятно, когда уже пьяные люди… Допустим, ты пришел, хочешь открыться и петь именно от души, а человек сидит и ест. Сначала мне было это неприятно. Каждый раз, когда ехал домой, мне было эмоционально плохо, потому что я отдаю, а взамен ничего не получаю, кроме аплодисментов, а иногда и такого нет, но потом выработал некий барьер.

— Построили стену между собой и посетителями ресторана?

— Да. Я уже не отдавал, а просто пел для себя, тренировался лишний раз.

— Это называется «включить профессионализм»?

— Да, потому что я не вижу смысла отдавать себя полностью людям, которым это неинтересно. Немногим подобное интересно. Даже если я сам сейчас пойду в какой-то ресторан и там будет живая музыка, то уйду в другой зал, потому что мне хочется пообщаться со своими друзьями, а не слушать музыку.

— Бывало такое, что подходит сильно выпивший человек и говорит: «Давай „Рюмку водки на столе“!»?

— Нет. Имелась охрана. Я все-таки работал в нормальных заведениях.

— Есть у вас понимание своих будущих творческих планов?

— Планов очень много. Я пока еще даже не могу определиться. Видите, у меня и это предложение, и другое. Не хочется бросать то, что здесь. Я очень люблю Казань, мне нравится здесь жить. Первое — это, естественно, делать новые треки, песни. У меня каждый раз спрашивают, когда же будут новые песни. Ну и альбом на татарском языке.