Раиль Садриев Раиль Садриев: «У татар самым лучшим и важным является то, от чего они сначала отказываются» Фото: Ирина Ерохина

«ТАТАРЫ — САМОКРИТИЧНЫЙ НАРОД, У НАС СЛИШКОМ НИЗКАЯ САМООЦЕНКА»

— Раиль, мы с вами встречаемся накануне Дня смеха — 1 апреля. А вас не обижает, что, несмотря на все успехи Буинского театра последних лет, Раиля Садриева многие по-прежнему воспринимают как юмориста на татарской эстраде.

— Нет. Но всем говорю, что из обезьяны стал превращаться в человека. А юмор — это хорошее орудие, чтобы достучаться до любого. И я считаю, что по своей платформе стою ближе к суфиям. Мой главный герой — Ходжа Насреддин. Не знаю, существовал этот человек или нет, но я был у него на могиле в городе Акшехир в Турции… Но было такое явление, и это орудие суфиев.

Помните, Насреддин поехал в Стамбул, вернулся, а для Акшехира это событие — человек побывал в столице. У него и спрашивают, что он там видел. А Ходжа: «Со мной разговаривал сам султан!» Сказал это и пошел домой. Только лег спать, а к нему ворвались вельможи, говорят, Ходжа баламутит народ, говорит, что разговаривал с султаном. А он: ну да, разговаривал. И что сказал султан? Сказал: прочь с дороги!

— Есть какая-то специфика у татарского юмора?

— У юмора нет прописки, нет национальности, хотя, вообще, весь юмор в мире придумали евреи. Я знаю только один анекдот, который придумали не евреи, я его как раз им и рассказывал.

Анекдот такой. Летит самолет, попадает в зону турбулентности, там пять человек: летчик, русский, чукча, еврей и грузин. Летчик говорит: у нас форс-мажор, загорелся двигатель, а парашютов всего четыре, я летчик, таких как я, мало, один парашют нужен мне. Грузин взмолился: я вор в законе, вся экономика страны на мне, нужно, чтобы я был жив, отдайте один парашют. Дальше говорит еврей: все нормально, бог все видит, мы, евреи, избраны богом, можем выйти из любой ситуации, мы нужны миру, дайте парашют. Чукча со слезами отдает ему свой парашют. Русский — чукче: что ты сделал, поэтому все смеются над вами, он же тебя «развел», прошелся по ушам, зачем ты ему свой парашют дал? А чукча отвечает: а я не давал парашют, я рюкзак с едой отдал, он же сказал, что из любой ситуации найдет выход, выкрутится.


— Согласны, что на татарской эстраде слишком много шуток ниже пояса?

— Татары — самокритичный народ, у нас слишком низкая самооценка. Выходит, какая-нибудь Надежда Бабкина и кричит: «Эх, твою мать!» Выходит наша артистка: пол оборота головы и думает, а не лишнего ли я повернула голову? Вы тальянку считаете национальным инструментом? Татары считают, а это итальянская гармошка. Мы говорим, что у нас есть театр, хотя он и построен на базе русского психологического театра, его традиций. Но наши люди были сначала и против театра, и против тальянки. Так что у татар самым лучшим и важным является то, от чего они сначала отказываются.

Вот, критикуют «Барс-Медиа». Я не фанат «барсов», могу сказать, что они открыли ящик Пандоры и выпустили много посредственных исполнителей. Но, говорят, когда так сказали Шаймиеву, то у него была реакция следующая: пусть будет тысяча певцов, они же на татарском поют! Это же хорошо. А «барсы» уже 20 лет на рынке! Филармония не в состоянии такое сделать при своем классическом подходе. Но я считаю, что здесь должен работать один из законов диалектики — количество должно превращаться в качество. Если нет певцов и только один Салават, если нет театров, а есть только Камаловский, то у нас нет будущего.

— Есть какие-то татарские юмористы, которые вам интересны? Тот же Данир Сабиров.

— Данир очень талантливый, хотя я его и критиковал в свое время, но он работает над собой. Думаю, что с ним сейчас работают профессионалы. Те юмористы, которых мы видим на российской эстраде, являются частью команды — авторы, продюсеры, менеджеры, стилисты. А у нас юморист сам по себе, да и с певцами то же самое. Единственный пример московского подхода в Татарстане — это Радик Юльякшин, он же Элвин Грей, и сразу получился другой эффект. А так мы в своем соку варимся.


— В свое время вы раскрутили через ТНВ некоторых артистов своего театра, того же Рамиля  Шарапова. А в итоге он ушел из театра — вам не обидно?

— Очень обидно. Шарапов — мой сосед, в нашей деревне Адав-Тулумбаево, кстати, живут очень талантливые люди. Одних только членов-корреспондентов Академии наук СССР было четыре человека, а еще 12 мастеров Советского Союза, но, правда, ни одного бизнесмена.

Так вот, я повел в свое время Шарапова в театральное училище, экзамены он прошел, но брать его все равно не хотели, говорили, что маленький. Велели привести родственников, я вызвал его брата, который работал начальником отдела безопасности «Оргсинтеза», в итоге все-таки приняли в училище. Потом Рамиль к нам приехал, пять лет поработал, мы его раскрутили, вложили в него, а он взял да и ушел. Причем еще и женился в театре и увел второго человека. У меня тогда был трудный год… Теперь Шарапов в свободном плавании. Я думаю, что это большая его ошибка. Не Гульзада Камартдинова первой должна была получить заслуженного артиста Татарстана в нашей труппе, а он.

— Зато он зарабатывает хорошие деньги.

— Я не думаю, что татарские артисты зарабатывают большие деньги. Если даже взять 10 топовых артистов из нашей республики, начиная с Салавата и кончая Тямаевым или Юльякшиным, то по сравнению с Максимом Галкиным их заработки ничтожны. А Галкин получает мало относительно того, что имел, например, Майкл Джексон.

Да и бабки имеют свойство исчезать. Один пожар, не дай бог, одна авария, одна перетряска, одно банкротство, один поход во власть или немилость власти — ты лишаешься всех своих накопленных средств. Поэтому в нашей стране лучше служить людям, чем деньгам. Деньги всегда будут нужны, потому что их придумали, без них невозможно, но для меня они социальное топливо. И это топливо нужно мне и нашему театру, чтобы из этой точки, в которой сейчас находимся, перейти туда, где мы хотим оказаться. Но, если деньги становятся целью жизни, — это катастрофа.

«У меня 72 человека сегодня работают в театре, за ними семьи, кредиты, дети — это придает стабильности. А фестиваль будет создавать дополнительную стабильность» Фото: Ильдар Давлетов, предоставлено организаторами фестиваля «Буа: пространство диалога»

«Я ЗНАЮ ИСТОРИЮ, ОКОНЧИЛ УНИВЕРСИТЕТ, КОТОРЫЙ НЕ СМОГ ОКОНЧИТЬ ЛЕНИН»

— Вы возглавляете Буинский драмтеатр в городе, где чуть больше 20 тысяч жителей, а всего в районе немногим больше 40 тысяч. И делаете вот уже несколько лет фестиваль «Буа: пространство диалога» и лабораторию «Буинская Талия», которые становятся известны в России. Знаете, говорят, что есть писатели, которые наносят свои родные территории на литературную карту мира, например, Маркес — Колумбию, Искандер — Абхазию. А вы, получается, наносите Буинск на театральную карту России. Отсюда вопрос: а вам это зачем?

— Когда были страшные 90-е в России, если представить те времена как мишень, то я был, может, не в «десяточке» этих событий, но точно где-то в «семерочке» или «восьмерочке». Я проходил через это, в меня стреляли. И я подумал, что второй выстрел, конечно, уже убьет. Я прятался…

— Это все было в Буинске?

— Да. Под дулом пистолета, его приставили к жене, у меня как-то из дома все вынесли. Сейчас можно говорить об этом, история на виду. И вопрос такой вдруг возник: зачем живу вообще? Зачем я пришел сюда? Какая цель в жизни? Накопить что-то, а потом это оставить? Почему происходит приход и уход людей?

На своем 50-летии, которое я проводил в «Пирамиде», вышел и перед гостями сказал: «Я дом построил, сына родил, дерево каждый год продолжаю сажать. И понял, что человек приходит голым, без ничего, и уходит без ничего». В этом промежутке — 50 или 90 лет — человек занимается такой ахинеей, занимается накоплением того, что не может унести. Он за это борется, страдает, ругается, судится, воюет, проливает кровь, убивает других, но унести с собой не может.

Дети? Возьмем историю, тех же Романовых, Сталина или Брежнева… Где-то, что они накопили? Где наследники Наполеона или Демидова? Они потратили или потеряли все.

— Но есть те же Рокфеллеры и Ротшильды…

— Это умные люди, которые поняли, но их мало. В общем, богатые люди, когда я прошу помочь с фестивалем, говорят: «Слушай, Раиль Ильдарович, какой ты молодец, герой! Ты в этом маленьком городе пытаешься что-то сделать. Здесь же ничего нет — никакой инфраструктуры как таковой. Даже нормальной гостиницы нет. Молодец!»  

Я с любым математиком сегодня сяду, и он мне скажет, какой я дурак, что провожу театральные фестивали, что не ведусь на деньги, что где-то в Буинске, в дыре, собираю народ, а денег нет, клянчу у кого-то, весь в кредитах. Математик мне скажет: «Ты не умно живешь». Но я знаю историю, окончил университет, который не смог окончить Ленин. Правда, у нас факультеты были разные: у него юридический, у меня исторический. И как человек, окончивший исторический факультет, я очень хорошо знаю историю, поэтому знаю, что будет дальше со страной.

— И что будет с Россией?

— Давайте возьмем Москву: ее сколько раз сжигали, сколько раз брали, сколько раз там сидели ненужные для России люди? Сколько воровали в нашей стране… Почему у нас такой менталитет, да потому что завоевали, поимели… И человек таким формируется потихонечку. Немец стоял в 25 километрах от Москвы, смотрел на Волоколамское направление, Истринское водохранилище. Там сейчас дача Аллы Пугачевой. С этого места немец смотрел на Москву и видел ее окраины. Наполеон сжигал ее, Тохтамыш сжигал, захватил, воткнул свой кинжал и сказал князю: «Ты чего спрятался, приходи, убей себя, если не можешь воевать».

Но история потом разворачивается по-другому. И сегодня такая же тенденция. Есть слова из Библии: «Есть время разбрасывать камни, есть время собирать». Сейчас подходит время собирать. Когда весь мир против тебя, когда ты загнан в угол, завтра надо заплатить кредит (я по своей ситуации говорю), у тебя мозг начинает работать очень активно, ты думаешь максимально быстро, принимаешь какие-то решения. И со страхом то же самое происходит. Да, сейчас воруют очень сильно, да, обидно, всегда обидно за Россию, но были времена, когда за державу не было обидно. В России так: сегодня обидно, завтра нет. И я, как историк, утверждаю: ребята, у России шикарное будущее, но это не завтра и не послезавтра. Но послезавтра начнется.

Я не политик, но мне жалко того человека, который придет после Путина, потому что каждый сделал свою работу, а ему предстоит сделать еще больше работы за короткий срок, так как все равно страна перейдет на другие рельсы. Это страна с огромный потенциалом, хоть мы и разбросали, раскидали, но у нее хорошее будущее. Я это говорю вам как метафизик. Не как человек, который при руководстве скажет: «Конечно, завтра все будет хорошо», — а потом поворачивается и говорит: «Фиг будет хорошо завтра». Хотя иногда, когда с тобой здороваются и спрашивают, как дела, хочется сказать: «Ну что ты спрашиваешь? В одной стране живем». Но мы сегодня входим в новую фазу, когда начнется формирование другой России.

«Я как три в одном: директор, художественный руководитель, артист, который играет главные роли и на которого идет зритель нашего театра… Успеваю вроде бы и в то же время чувствую, что не успеваю» Фото: «БИЗНЕС Online»

«ТОЛЬКО ТЫ НЕ ЗАЗНАВАЙСЯ: ХОЧЕШЬ, Я ПЕРЕГОВОРЮ С ЖЕНЕЙ МИРОНОВЫМ?»

— И вы поняли, что свой театр нужно строить в этих условиях иначе?

— Мы ездим по деревням, есть план. Я как три в одном: директор, художественный руководитель, артист, который играет главные роли и на которого идет зритель нашего театра… Успеваю вроде бы и в то же время чувствую, что не успеваю. Не успеваю на каждый спектакль выезжать. Передо мной есть определенные задачи, поэтому я начал посылать других ребят, кто-то хотел, чтобы они тоже вышли на первый план: тот же Шарапов… И потом раз — мы начали терять зрителя. Зрителя нельзя обмануть. Можно обмануть раз, два, но третий раз уже не обманешь — он просто не придет. Со мной такое произошло. Думаю: если подобное случилось, значит, это не просто так. Я не обвиняю никого в том, что оказался в такой ситуации, просто думал о том, почему оказался в ней.

— Как метафизик подошли к этому…

— Да, я всегда подхожу метафизически, везде ищу знаки. Для галактики нет линейного времени, время там течет по-другому, его практически нет. Линейное время — это мы так рождаемся и умираем, это число координат. Нет там плохого и хорошего. Любое намерение твое сбывается, хорошее оно или плохое, потому что, если ты долго подпитываешь плохое, пространство думает, что ты этого хочешь, раз постоянно акцентируешь на этом внимание. И все это, конечно же, начинает сбываться. 

И вот я думаю, почему оказался в такой ситуации. Есть стадия театра, когда мы вылупились, научились ходить, поэтому у нас в некоторых спектаклях был даже юмор ниже пояса. Ругаются же дети до пяти лет, иногда даже матом. Это для взрослых даже смешно. А потом, когда уже нужно идти в школу, ты понимаешь, что там нельзя матом ругаться. И какие-то театральные азы нужно получать, надо превратиться в правильный театр, если ты называешься театром. И я начал ездить, смотреть, как все-таки правильно. Хотя опять-таки вопрос: какой театр сегодня правильный?


— Ответили на этот вопрос себе?

— После просмотра нашей постановки московскими критиками один хороший человек сказал: «Слушай, спектакль, который я сейчас смотрел, — говно. Это я сейчас скажу режиссеру». А мнение его очень авторитетно. «А тебе я скажу одну вещь, только ты не зазнавайся: хочешь, я переговорю с Женей Мироновым? — продолжает он. — Пусть он тебя возьмет в свой Театр наций, ты будешь приезжать и играть, например, вместе с Розой Хайруллиной. Я могу переговорить, потому что у тебя мощнейшая органика актерская, таких людей мало в России». Хотя у меня нет образования… «Понимаешь, почему у тебя так? У тебя было очень много воплощений. И мы несем в себе что-то из этих воплощений», — сказал этот очень авторитетный в театральном мире человек. То есть талантливо играет актер, потому что опыт уже наработан: в какой-то жизни он страдал, в какой-то радовался, где-то он был царем, поэтому он может играть в любом амплуа. Все это у нас есть, просто не изучено.

Я не атеист и не тупо верящий в Бога, в того Бога, которого придумали люди. Я говорю: это люди создали Бога, того, кому они все поклоняются, по своему подобию и образу. Во-первых, он мужчина, это все-таки мужской бог. И он их наказывает, корит… Он же им посылает грехи за то, что сам их создал, за то, что есть несовершенный мир, за тот же половой орган, за мысли, за какие-то желания… Это все создано. Для меня вот этого Бога не существует. Пусть в это верят 7 миллиардов, но я в это верить не буду, не хочу. Почему? Потому что, когда говорят, что Бог знает, о чем думает каждая душа, и даже ни один лист не опадает без воли Божьей, я говорю: конечно. Все мы божественные, все предметы, потому что они созданы кем-то, мы их не создавали. Мы говорим, что мебель сделали где-то, но молекулярную структуру этой мебели мы не создавали, она создана деревом. Если говорить о химии, то там какие-то элементы существовали, процессы уже известны. Для меня каждая человеческая душа — это капля в океане, а Бог — это океан. Так как океан состоит из капель, океан всегда знает, о чем думает капля, но капля никогда не в состоянии видеть масштабы океана. И каждый видит на своем уровне: тот, кто наверху сидит, больше видит возможности океана. Поэтому мы все связаны. Когда мы чего-то хотим и просим у Бога, мы в первую очередь просим у себя. Я живу по такому принципу.

Когда мне говорят: «Почему тебе удается? Ты такой аферист», — я отвечаю: «Я не аферист». Аферист — это человек, который изначально знает, что он кинет любого. А я авантюрист в хорошем смысле: не знаю, как это кончится, но хочу, чтобы хорошо, надеюсь, я это свое намерение подпитываю и ввязываюсь в авантюру.

«Я Нияза спросил: «Когда в полную силу сможет заработать фестиваль, который себя будет окупать?» Он ответил: «8 лет». Когда в этом году мы сели — у нас уже 9 стран участвуют...» Фото: Ильдар Давлетов, предоставлено организаторами фестиваля «Буа: пространство диалога»

«СЕЙЧАС Я ХОЧУ ПЕРЕГОВОРИТЬ СО СВОИМИ ДРУЗЬЯМИ-БИЗНЕСМЕНАМИ, У НАС МОЩНОЕ ЗЕМЛЯЧЕСТВО»

— И вот авантюра превращается уже в третий фестиваль «Буа: пространство диалога», который пройдет в мае и соберет 29 театров из разных стран мира.

— Когда мы с Ниязом Игламовым задумывали этот фестиваль, он мне говорил: «Сейчас у тебя театр на подъеме, давай». А я был в Авиньоне, там Папская резиденция, поля лаванды. Но меня другое интересовало: там проходит знаменитый театральный фестиваль, на который я не попал, был там уже по его окончании. Но там все о нем говорили: такой маленький городок, который целый год живет ожиданием фестиваля. И этот фест оставляет очень большой бюджет городу.

А недавно на фестивале «Прорыв» в Питере я разговаривал с директором Эдинбургского театра из Шотландии, она рассказывала про знаменитый Эдинбургский фестиваль, который проходит три недели. Приезжают 5 миллионов человек (в последний раз так было, представляете?). Кстати, там была группа людей, которая жаловалась, говорила, что надо прекратить данный фестиваль. Они аргументировали это тем, что во время мероприятия ночью невозможно спать, порядок нарушается, очень много гостей, не хватает гостиниц, много мусора… Но, когда все это подсчитали, выяснилось, что после него в бюджете остается колоссальная сумма.

Смотрите, тенденция (по всей России так): деревня исчезает. Нет такой политики по отношению к деревне, к сожалению. Надо определить свой статус, кто хочет, пусть едет в город, а я живу в деревне, мне там комфортно. Да, будущее за мегаполисами, но в то же время и без других населенных пунктов просто нельзя. Мы знаем, откуда у нас The Beatles — это Ливерпуль, шикарный портовый город. В Средние века это был один из самых мощных портов Великобритании. Но, когда пришла Маргарет Тэтчер, она убила этот порт, якобы только из-за того, что парень, который на ней не женился, был из Ливерпуля. Поэтому у нее всего было предвзятое отношение к данному городу, отчего он в таком упадке. Но из-за The Beatles Ливерпуль знает весь мир.

Буинск. Посмотрим на логистику. Когда в 20-х годах предложили продолжить железную дорогу через Тетюши в Ульяновск или через Буинск, тендер, как мы сейчас говорим, выиграл Буинск. Тетюши как город портовый, как купеческий город перестал существовать, потому что все перешло на железную дорогу. Буинск стал узловым городишком: там базы, все узловые… Тетюшская пристань, Волга, 40 километров. Любой теплоход с туристами можно принимать. Федеральная автотранспортная автомагистраль. Ближайший аэропорт — ульяновский — в 75 километрах от Буинска. Международный аэропорт — 160 километров. Мы всех гостей из Москвы встречаем не в Казани, а в Канаше. Так удобно. Своя сталинградская ветка железной дороги. Мы можем попасть в Новороссийск. Такова логистика нашей местности.

Сахарный завод — ежегодный банкрот, раньше был градообразующим предприятием. Каждый день что-то приходит в упадок, остаются одни бюджетники. Но если дать новый импульс этому городу… Я очень люблю место, где живу. Хочу, чтобы оно превратилось в то место, куда будут приезжать 5 миллионов человек… Думаю, так и будет.

— Когда?

— Я Нияза спросил: «Когда в полную силу сможет заработать фестиваль, который себя будет окупать?» Он ответил: «8 лет». Когда в этом году мы сели — у нас уже 9 стран участвуют: Иран, Турция — два театра, Сербия — приезжает оттуда венгерский театр, главный национальный театр из Узбекистана, приезжает Украина, Эстония, Молдова… Казахстан представлен тремя театрами. 11 мая открытие фестиваля «Буа: пространство диалога» будет посвящено дню Казахстана.

Волковский театр из Ярославля привозит «масочный» спектакль «Пилорама плюс», приезжает якутский ТЮЗ, калмыки (спектакль «Я — Будда»). Сегодня у нас 29 коллективов, хотя бюджет заложен на 16 коллективов.

В этом году у нас 6 площадок: это Тетюши (там играется 6 спектаклей), Апастово (4 спектакля), Кайбицы (3), Камское Устье (впервые в этом году, 4 спектакля), Дрожжаное (4 спектакля). 

— Как решите вопрос с недостающим бюджетом?

— Вот сейчас я хочу переговорить со своими друзьями-бизнесменами, у нас мощное землячество, конечно…  Есть у нас свои бизнесмены из Буинска, к кому в первую очередь обращаются… Но и министерство культуры РТ нам помогает, есть и поддержка президента Татарстана.

«Пусть не обижаются на меня татарские актеры, артисты эстрад  в первую очередь, но мы на вид такие сложные. А мы и с Безруковым сидели, такой он доступный…» Фото: Ильдар Давлетов, предоставлено организаторами фестиваля «Буа: пространство диалога»

«КАКОЙ БУИНСК, Е-МОЕ», — СМЕЯЛСЯ КОЛЯДА»

— Приезд Сергея Безрукова в прошлом году в Буинск сильно изменил судьбу фестиваля?

— Конечно, во-первых, он изменил людей, отношение ко мне многих руководителей, которые раньше говорили, дескать, лучше, чтобы сахарный завод работал или агрофирмы зарплату выдавали. Дескать, сначала хлеб, а потом зрелище. Но у меня 72 человека сегодня работают в театре, за ними семьи, кредиты, дети — это придает стабильности. А фестиваль будет создавать дополнительную стабильность. Нас еще в прошлом году очень сильно поддержало министерство культуры России, без них Безруков не приехал бы, они оплатили безруковский райдер, проезд…

— И все-таки как вы его заполучили?

— В первую очередь мы заполучили известного московского театрального критика Александра Вислова. Игламов, наш программный директор, говорит, давай пригласим Вислова. Он ему позвонил, мол, Саша, есть у нас город такой Буинск — это на границе между Ульяновском и Казанью, на федеральной трассе, не приедешь ли на фестиваль. Он: я очень зашит, у меня лаборатория в Новосибирске, Новокузнецке, пятое-десятое. Потом он спрашивает: а Тетюши далеко? 30 километров. Ну если Тетюши рядом, то он может вырваться на два дня. И обещал приехать, с условием, что его повезут именно в Тетюши. Потом приезжает Вислов на 2 дня и остается на 12 дней.

— А почему именно Тетюши?

— Вислов сказал, что у Филатова, Островского упомянуты Тетюши — это был купеческий город. Потом Саша пошел к Безрукову и говорит: «Сергей Витальевич, один из ваших героев, которого вы играете в „Бешеных деньгах“ у Островского, говорит: в Лондоне был, в Стамбуле был, в Саратове был, в Астрахани был. А где не был? В Тетюшах, что ли». Ставя ударение на «а». Хотите, мол, съездить в Тетюши? Вот так мы получили Безрукова…

Когда он уже приехал, помню, один такой состоятельный человек спрашивает: скажи честно, как договорились с Безруковым? Он рассказал, что предлагал артисту 2 миллиона, чтобы он приехал на профессиональный праздник этой организации, на корпоратив. Но ему объяснили,  что у Безрукова нет времени, однако на нас он нашел два дня. Это опять-таки метафизика, когда ты сильно желаешь и подпитываешь это намерение, оно всегда сбывается, материализуется. Я, кстати, перешел сейчас на стихи, увидев и услышав у Безрукова, Райкина. Сначала боялся, будет ли зал слушать два часа, а сейчас начинаешь говорить, все замирают…


— Вы еще хотели привезти в этом году Виктора Сухорукова, но его в афише «Буа» нет.

— Мы с ним договорились, встречались два раза, надеюсь, он приедет и выйдет на сцену. Его нет пока в афише, потому что умер Сергей Юрский, а они оба служили в театре Моссовета, и сейчас там перетасовали все роли. Он занят, но должен вырваться. Сухоруков такой светлый человек, очень интересный, у него нет, кстати, сотового телефона, ему звонишь на городской номер, который он не всем дает, там включается автоответчик, а потом уже сам берет трубку, если дома.

— И пока главным хедлайнером фестиваля заявлен художественный руководитель театра эстрады имени Райкина Юрий Гальцев.

— Я хочу сказать одну важную деталь, пусть не обижаются на меня татарские актеры, артисты эстрад  в первую очередь, но мы на вид такие сложные. Вот звезда Гальцев такой доступный, такой простой. А я наблюдаю за нашей эстрадой: он собрал полный зал, и с ним  уже невозможно разговаривать: манеры и все меняются. А мы и с Безруковым сидели, такой он доступный…

Мы попали в «Коляда-Театр» в прошлом году на фестиваль, летали в Екатеринбург. Мне сказали, что сам Николай Коляда хочет со мной познакомиться. Он спросил: где ты деньги берешь, что за Буинск? Дескать, этого города и на карте не найдешь. Он рассказал, что ездил на фестиваль в Подмосковье, который организовывал Безруков, хотел встретиться с Сергеем Витальевичем, но ему сказали, что тот уезжает в Буинск. «Какой Буинск, е-мое», — смеялся Коляда. Так он узнал о нашем городе.


«УЗНАЛИ В МЕСТНОЙ ТАТАРСКОЙ АВТОНОМИИ: ГДЕ-ТО 30 ЛЕТ НЕ ПРИЕЗЖАЛ ТАТАРСКИЙ ТЕАТР В КАЗАХСТАН»

— Вы ведь еще чуть ли не самый гастролирующий театр в Татарстане?

— В маленьком Буинске сыграешь четыре раза один спектакль… У нас даже система бродвейская, если ее так можно назвать. Мы выпускаем спектакль, прокатываем его. Он остается в репертуаре. Когда нужно, конечно, берем, играем. Но мы с этим спектаклем так проходим год: что детские, что остальные…

Представляете, какая география? Если у кого-то родня живет в Челнах или в Альметьевске, он к своей сестре и брату собирается раз в год… И то собирается, но может не поехать, а тут мы в Альметьевске бываем два раза в год, в Казахстане — каждый год, в Москве — каждый год, в Питере — каждый год.

С Казахстаном мы крепко подружились с тех пор, как они стали приезжать на наш фестиваль. У меня есть такой заместитель, который в свое время руководил двумя сахарными заводами в Нижегородской области и здесь, нефтяник… И мы с ним на 9 мая как-то полетели, увидели театр в Караганде, на который в свое время потратили больше миллиарда тенге: действительно, огромный! Договорились о том, что приедем к ним в Казахстан. Там татар столько! И узнали в местной татарской автономии: где-то 30 лет не приезжал татарский театр в Казахстан. Я на свой страх и риск выехал в месячное турне по Казахстану. Там бездорожные места, строятся хорошие дороги, но пока в процессе. И вот это расстояние между селами, аулами составляет 100–150 километров… Мне всегда нравилось: когда ты останавливаешься на светофоре, написано не «Стоп» (это тоже написано внизу), а сначала написано «Тукта». Это по-татарски, так приятно! Когда они здесь у нас играли, мы сняли наушники, потому что понятно. И сейчас сдружились — третий раз хотим поехать.

Конечно, я ни одному театру не желаю столкнуться с теми трудностями, которые мы там видим, потому что каждый раз после приезда загоняем автобус на ремонт… Есть свои сложности, это огромная территория. Но мы сегодня действительно гастролирующий театр.

— При этом в документах, подготовленных к недавней годовой коллегии минкульта РТ, ваш Буинский театр был среди трех театров-аутсайдеров по заработанным средствам.

— Я министру Ираде Хафизяновне потом это высказывал: ну что это такое, нас сравнили с Камаловским театром или Качаловским. У нас же выполнен план, даже перевыполнен! Мы, Нижнекамский и Атнинский театры, которых записали в аутсайдеры, все выполнили план и все возмущались. Какой-то там чиновник это написал… Да, если бы мы на улице Баумана здание имели, то я тут такое бы придумал! А мы гастролируем, у нас год расписан, я не знаю, у всех ли театров так, но у нас все расписано — в какой день, в каком городе мы будем, у нас для постановок дней не хватает.

Вот на фестивале у нас пройдет круглый стол, надеемся, что приедет руководство «Золотой маски».

— А зрители в Буинске и окрестностях есть для ваших проектов?

— По прошлому фестивалю у нас было много зрителей. Но вы же знаете, что в театры ходят только 5 процентов населения.

Между прочим, есть такая проблема. Сейчас тенденция в России, что ни кукольный театр «Экият», ни нас со своими детскими спектаклями не пускают в школы. Они говорят: это антикоррупционная составляющая, когда навязывают билеты, как будто мы наркоту продаем. Родители детей пашут день и ночь, когда они должны вести ребят в театр? Редкий родитель поведет детей, меня, например, водили, не стал же я сволочью. Чтобы человек оставался человеком, не потерял лицо, не превратился  в сволочь, мы с детских лет должны проходить через театр. Чем больше детей пройдет, тем меньше у нас будет проблем в будущем, если мы хотим построить нормальное государство.

Я читал у кого-то: когда вы съедите последнюю птицу, когда вы поймаете последнюю рыбу, когда спилите последнее дерево, то поймете, что деньги нельзя съесть. Может быть, я дураком выгляжу… Вот «БИЗНЕС Online» читают, в том числе люди, сидящие на бабле, считают меня сумасшедшим, я же, наоборот, их считаю сумасшедшими — вроде взрослые, умные люди, а занимаются такой хренью, как будто с собой могут унести туда все деньги. Якобы оставят детям, ну оставят, на этих деньгах воспитают внуков, а деньги имеют свойство антивоспитания. Поэтому получаем мажориков, так что у денег нет будущего.

«Ни один институт, пусть они не обижаются, тем более заочное обучение, не даст столько и не может дать»
 Фото: Ирина Ерохина

«ЕСЛИ У МЕНЯ ЗАБОЛИТ ЗУБ, ЗВАНИЕ НАРОДНОГО АРТИСТА НЕ СОГРЕЕТ, НО ОНО ВДОХНОВЛЯЕТ И СДЕРЖИВАЕТ»

— Лаборатория «Буинская Талия» будет продолжаться?

— В конце августа будет «Талия». Известны уже режиссеры, я назову одно имя — Митя Егоров, а во время круглого стола будет еще презентация книги Артура Соломонова, сейчас скандал идет, поставили спектакль у Фокина в Александринском театре «Рождение Сталина», а он не дал согласия на использование своей пьесы, прошла только премьера, и все.

— А вам самому нравятся спектакли Буинской драмы?

— Есть три вида спектаклей — это мое мнение, оно может не совпадать с чужим. Первый тип спектаклей выпускается для фестивалей. Это какой-то определенный уровень, который показывает развитие, тенденции, актуальность театра. Второй тип спектаклей делается для кассы: театр должен жить, у него есть план. Третий — обучающие спектакли. То есть артисты, работая с режиссером, который, может быть, спектакль даже положит на полку после того, как постановка будет пару раз сыграна, учатся профессии. Допустим, работал у нас Дамир Салимзянов — главный режиссер Глазовского драмтеатра. Многие не знают, но это племянник Марселя Салимжанова, хотя они ни разу в жизни не встречались, но сегодня любой татарский театр хочет заполучить его. Он не носитель языка, но в нем сидит хороший татарин, который знает свою историю, корни. Сегодня он топовый востребованный и драматург, и хороший режиссер. А какой он педагог еще! Это классно!

К сожалению, Буинский театр (я не стесняюсь) — это все-таки провинция в хорошем смысле слова. Так суждено. Где родился, там и пригодился. Не все стремятся поехать туда. Конечно, мегаполис больше интересует. У меня, допустим, сын не хочет возвращаться в Буинск. Я его понимаю — там нечего ловить. И это не только в Буинске, это многие районы у нас… А в целом в России, наверное, вообще кошмар. В общем, у нас трудности с кадрами, с жильем. И потом… лучше в Альметьевск поехать, в Челны, в Нижнекамск. И вот существует проблема с артистами.

Мы с улицы берем людей — только для того, чтобы посмотреть, в какой школе есть талантливые ребята. Мы троих так взяли. Они сейчас успешно работают у нас в театре. Они приходят после 11-го класса, а кто-то — после 9-го. Мы договариваемся, устраиваем их в техникум, они ходят у нас на занятия. Если окончил 11 классов, мы устраиваем их на работу. Поступают заочно в институт культуры, по истечении пяти лет получают диплом, но в течение пяти лет у них будет стаж, они уже входят в профессию, получают зарплату, и с ними работает шикарный режиссер. В январе мы выпустили спектакль «Благодать» по пьесе Артура Соломонова. Он прилетел из Израиля сюда на премьеру. Также приехали Ильшат Мухутдинов (молодой режиссер из Уфы), Антон Безъязыков (главный режиссер Кемеровского областного театра драмы имени Луначарского). Сейчас работает Антон Федоров из Москвы. И каждый месяц — какой-то режиссер. Я думаю, ни один институт, пусть они не обижаются, тем более заочное обучение, не даст столько и не может дать.


— Есть такие спектакли, которые вас, что называется, перепахали?

— Мне очень понравился спектакль «Пьяные» Могучего в БДТ…

— Что дал, кроме морального удовлетворения, тот факт, что в 2018 году вы стали народным артистом Татарстана?

— Надо себя любить, а у нас даже герои, если старик, то обязательно согнутый… Вот звания дают у нас, получила заслуженного артиста РТ Гульзада Камартдинова. Сейчас у нас получил «Тантану» Ильфир Султанов, он 7 лет работает, стажа не хватает. У нас, чтобы заслуженного получить, нужно, чтобы прошло 10 лет. Это много, потом после должно пройти еще 10 лет, чтобы получить народного артиста, потом еще 10 лет, чтобы российское звание получить. Но только к 60 годам старик выходит его получать… Это убийственная схема, поэтому надо оставить стаж до 5 лет. У нас много талантливых людей, а такие регалии окрыляют. Да, если у меня заболит зуб или мороз на улице, то звание народного артиста не согреет, но оно вдохновляет и сдерживает от многих вещей.

Вы знаете, я построил скромный дом, хоть он и небольшой, но мне там уютно, чтобы вместились книги, которых у меня много, чтобы я мог нормально встретить Салавата Фатхетдинова или Сергея Безрукова. Я живу в деревне и как депутат занимался самообложением, потому что есть такая программа, когда за 1 рубль дают 4 рубля. Мы столько работы проделали в деревне, но до людей достучаться невозможно просто. Он за 500 рублей купит водку, создаст проблемы для себя и других, но 500 рублей не отдаст… Но все равно я думаю, что у России есть будущее. Потому что таких как я много, миллионы.