Сопрано из Набережных Челнов Влада Боровко, окончив Казанскую консерваторию, отправилась покорять Туманный Альбион, не успев спеть ни одной большой партии на родинеФото: ©Neil Gillespie

ПРЕМЬЕРА НА СЦЕНЕ, ГДЕ ВЫСТУПАЛ МОЛОДОЙ ДОМИНГО

— Влада, вот оно — торжество глобализации. Певица из Набережных Челнов, выпускница Казанской консерватории, но беседуете с нами из столицы Чили. Вы здесь поете Адальджизу в «Норме» Беллини. Как прошли премьерные показы в Муниципальном театре Сантьяго?

 — Премьера прошла очень хорошо, это был мой дебют на южно-американском континенте, а также первая серьезная партия в опере бельканто. Постановка знаменитого режиссера Франчески Замбелло. Принимали замечательно, я очень рада.

— А что собой представляет главный оперный театр Чили? Насколько это «статусная площадка» в оперном мире?

— Понятие «статусная площадка» не совсем корректное. Театры делятся на три основные группы: A, B и C. Опера Сантьяго — это театр категории А, в которую входят оперные компании с большим составом оркестра и часто с хорошим финансированием. В Сантьяго один из главных театров Южной Америки. Здесь пели Пласидо Доминго, Хосе Каррерас, Лучано Паваротти, Федора Барбьери.

— Вы закончили обучение в молодежной программе Ковент-Гарден. Кельн, Сантьяго, Штутгарт, та же Королевская опера Лондона — география ваших нынешних ангажементов…

— Я окончила стажировку в молодежной программе Королевской оперы еще летом 2017 года. Хочу подчеркнуть, что проходила обучение и работала там как штатная солистка, получала гонорары за спектакли. Контракт с программой молодых артистов продлился два года, за это время я спела не только все плановые спектакли, но и четыре раза вышла на замену в главных партиях на сцене Ковент-Гарден. Сделав выводы по результатам работы в молодежной программе, театр пригласил меня в новую постановку «Богемы» на роль Мюзетты летом 2018 года. После окончания молодежной программы я выступаю как приглашенная солистка.

— Вообще, в Европе есть такая практика, когда уже, что называется, взрослые певцы связаны контрактом с одним театром, а не приглашаются на конкретные постановки?

— Существует практика приглашенных и штатных солистов. Постоянные контракты иногда есть в Европе, но они обычно заключаются на два сезона. Некоторые театры могут продлить контракты с понравившимися певцами.

— И как вам сейчас на вольных хлебах? Понятно, что для успешной карьеры на оперной сцене одних вокальных талантов недостаточно, необходим отличный менеджер, хороший PR…

— Да, связи с общественностью играют большую роль в карьере публичных людей, оперные солисты, конечно, не исключение. На начальном этапе карьеры певцы, не обладающие серьезной спонсорской поддержкой, вынуждены самостоятельно распределять бюджет. Как правило, первая статья расходов — это не PR, а музыкальные уроки с профессионалами, поездки на прослушивания, оплата жилья. Есть певцы, у которых даже в расцвете карьеры нет PR-агента. Они, конечно, не так известны, как те, кого продвигают в медиапространстве, но их имена знают в оперном бизнесе. Что касается менеджера, то на данный момент у меня эксклюзивный контракт с одним из крупнейших европейских агенств, Intermusica. Для молодого вокалиста очень важно, чтобы агент был хорошим стратегом, разбирался в вокале, не предлагал петь слишком крепкий на данном этапе развития репертуар.

«Норма» в Сантьяго: «Это был мой дебют на южно-американском континенте» Фото: ©Marcela Gonzalez

«МЕНЯ СРОЧНО ПРИГЛАСИЛИ СПАСАТЬ «ТРАВИАТУ» В ОПЕРЕ КАРЛСРУЭ»

— Поведайте нашим читателям, как певица из Татарстана попала в Ковент-Гарден. Можно ли сказать, что после работы там вы стали совершенно другой артисткой?

— Я попала в Ковент-Гарден сразу после окончания учебы в Казани. Таким образом, сценического опыта у меня было очень мало. На прослушивании в комиссии отметили хорошую вокальную школу и творческую индивидуальность. В Казанской консерватории занималась сольным пением с Галиной Трофимовной Ластовкой. Ее выпускники показывают высокие результаты в театрах по всей стране и за рубежом.

Конечно, в Лондоне я приобрела огромный опыт, углубила знания по певческим языкам, актерскому мастерству, музыкальным стилям. Два сезона в Ковент-Гарден я участвовала в концертах, пела на сцене с выдающимися певцами современности, такими как Пласидо Доминго, Брин Терфель, Анжела Георгиу, Людмила Монастырская, Роберто Аланья. Попробовала себя в разном репертуаре, включая барокко, которое достаточно редко ставят в российских театрах. Уже в первый год стажировки мне дали дублировать сложнейшие партии, такие как Виолетта в «Травиате», Леонора в «Трубадуре». В марте 2016 года я за час до начала спектакля получила уведомление о срочной замене в роли Виолетты. Это событие стало большим экзаменом на профессионализм…

— Так получилось, что это ваша первая большая партия в классической опере. И сразу в знаменитом на весь мир театре…

— Да, Виолетта — моя первая главная партия в карьере. И я ее спела на сцене такого прославленного театра, как Ковент-Гарден. К счастью, дебют прошел успешно, обо мне стали говорить в профессиональных кругах. Ближе к окончанию молодежной программы я также вышла на замену в партии Аспазии в опере Моцарта «Митридат, царь понтийский». Это тоже был экстрим. Поэтому в моем случае стажировка в молодежной программе оказалась крайне интересной и ответственной. Королевская опера открыла меня миру как певицу, поверив в мои возможности.

— В одной постановке вы ведь заменяли Альбину Шагимуратову?

— Да, Альбину я заменила в опере «Митридат, царь понтийский». Она спела на премьере, все было великолепно, а вот что произошло дальше, я не знаю. К сожалению, поговорить тогда не удалось, потому что дублеры репетируют отдельно от основного состава, пересечься не было возможности. Кроме того, не каждый исполнитель главной партии любит общаться с дублерами. Есть такой психологический момент.  

— И стали поступать предложения от других театров?

— Безусловно. Меня стали рассматривать как человека, который может работать в непредвиденной ситуации, ведь в оперном мире солисту важно быть мобильным, ответственным. Когда исполнитель молодой, неопытный, но при этом может собраться и спеть сложнейшие партии без репетиций, на такого, конечно, обращают внимание. Да, мной стали интересоваться, начали предлагать сотрудничество. Я приехала осенью 2017 года петь Виолетту в Кельне. Пока была там, меня срочно пригласили спасать «Травиату» в опере Карлсруэ. В прошлом сезоне, например, поступило также предложение на замену в «Травиате» в одном из крупнейших театров Германии, но у меня не получилось, не было рабочей визы, а ввод был срочным. Опера Уэльса предлагала Виолетту осенью, но я до этого уже подписала контракт с оперой Сантьяго.        

«ПЕВЕЦ, ЕСЛИ ОН РАБОТАЕТ В ЕВРОПЕЙСКИХ ТЕАТРАХ, ДОЛЖЕН БЫТЬ ГИБКИМ»

— Вернемся в Лондон. Есть у вас любимые оперные постановки в Ковент-Гарден?

— Мои любимые постановки Королевской оперы, в которых я работала, — это «Травиата» Ричарда Эйра, «Кармен» Франчески Замбелло, «Адриана Лекуврер» Дэвида МакВикара и, конечно, «Богема» Ричарда Джонса, где я летом спела Мюзетту.

— Кажется, что у Королевской оперы репутация театра, в котором больше достаточно традиционных постановок, репутация места, где скорее чтут традиции, чем идут на радикальные эксперименты. Так ли это?

— Не могу сказать, что это совсем традиционный театр. За последние годы появилось много спорных режиссерских постановок. Сейчас у Королевской оперы сменился директор, будут меняться и спектакли. Я бы сказала, что грядет ветер перемен. Учитывая, что Ковент-Гарден — театр премиум-класса, один из крупнейших в мире, его руководство, конечно, старается держать марку, приглашать именитых режиссеров, которые уже себя зарекомендовали в других компаниях.

— Расскажите подробнее о постановке «Бориса Годунова» в Лондоне. Часто оригинальные интерпретации иностранных режиссеров именно этой оперы смущают певцов из России. С вами не было такого? Насколько знаменитый Брин Терфель соответствует нашим представлениям о том, каким должен быть царь Борис в опере Мусоргского?

— Я исполняла роль Ксении и могу сказать, что «Борис Годунов» Ричарда Джонса не относится к классическим постановкам русской оперы. Королевская опера обратилась к первой редакции Модеста Мусоргского, без польского акта с любовной линией.

Ричард много работал с певцами, очень четко обозначал свои задачи. Его режиссерское видение обладает определенной смелостью, но он не впадает в крайности. Отечественный зритель привык к другому прочтению царя Бориса, но думаю, что Брин Терфель проделал большую работу в своей первой русской партии. Я считаю его одним из выдающихся певцов-актеров современности. Он очень тонко чувствует свои образы, на публику магнетически воздействует его харизма.

— У певца из России не возникает проблем на Западе, когда он участвует в постановке русской оперы, а его взгляды, видение, природа восприятия музыки, исторического контекста не совпадают с режиссерскими?

—  Певец, если он работает в европейских театрах, должен быть гибким, потому что трактовка режиссера может не совпадать с тем, что он привык делать на сцене. Так или иначе, необходимо следовать указаниям режиссера. Можно с чем-то соглашаться или нет, но если подписан контракт, то солист должен профессионально выполнять задачи. И по-другому не может быть, особенно у молодых певцов.  

Мне было достаточно комфортно работать с Ричардом Джонсом, потому что я человек достаточно гибкий, люблю сотрудничать с людьми, у которых могут быть неординарные идеи, особенно если они могут их аргументировать и при этом не идут против музыки, я только за такие эксперименты. В рамках приличия, конечно (смеется).

— Вы сказали, что в Ковент-Гарден поставили «Бориса Годунова» в первой редакции Мусоргского. Сейчас именно эта версия оперы стала почему-то особенно популярной в мире. Была известная постановка Грэма Вика в Мариинке, недавно в Парижской опере поставили ее же с Ильдаром Абдрзаковым в главной партии. Почему она становится актуальной для оперных театров? Из-за того, что именно в первой версии наиболее выпукло выглядит политический подтекст сочинения?

— Я считаю, что сейчас есть тренд ставить оперы в первозданном варианте, так, как написал композитор, без дополнений, без цензуры. И «Борис Годунов» не исключение, хотя мне, например, больше нравится другая редакция Мусоргского.

Кстати, «Норму», которую я недавно спела, в Сантьяго исполняют так, как задумал Беллини: Норма поет более драматическим сопрано, а мой персонаж, Адальджиза, которую традиционно часто исполняют меццо-сопрано, в нашем спектакле ее поет сопрано, сохраняя оригинальные тональности в дуэтах.

— А вам ближе какой подход?

— Я разносторонняя исполнительница. Если посмотреть мой репертуар, то здесь есть и классические постановки, и современные, есть и характерные персонажи, и романтические. Я человек, который любит эксперименты, но при этом бережно относится к музыке автора. Конечно, я за то, чтобы оперы ставились в том виде, в котором их написал композитор. Та же «Норма»: мне нравится, что сопрано поет Адальджизу, так как она более молодая, более неопытная, в этом есть смысл. А если говорить о «Борисе Годунове», то да, была первая редакция, но потом композитор ее изменил. Видимо, посчитал, что должны быть дополнения. От этого опера не проиграла. Театры решают, в какой редакции ее ставить. В каком бы варианте она ни была, люди придут, так как «Борис Годунов» — это великая русская опера. 

«В ВЕЛИКОБРИТАНИИ ВСЕ БЫТОВЫЕ ВОПРОСЫ Я РЕШАЛА САМОСТОЯТЕЛЬНО»

— Были ли проблемы с адаптацией в Англии на бытовом уровне? И много ли вместе с вами работало певцов из России?

— В Великобритании все бытовые вопросы я решала самостоятельно, оплачивала жилье со своей зарплаты, улаживала вопросы с документами. В языковом отношении не было сложностей, так как я свободно владею английским. Кроме того, руководство программы помогало советами. Молодые артисты программы Джетт Паркер (Jette Parker Young Artist Program — название молодежной программы Ковент-Гарден — прим. ред.) общаются между занятиями, иногда вместе выступают. Также руководство следит за тем, чем мы занимаемся после выпуска, где продолжаем карьеру, как развиваемся, и информирует об этом спонсоров. Спонсоры программы контролируют, насколько эффективно тратятся их деньги.

Ковент-Гарден часто приглашает на постановки русскоязычных исполнителей из стран бывшего СССР, в том числе из России. Я работала с Людмилой Монастырской, с Анитой Рачвелишвили, Ксенией Дудниковой, Александром Виноградовым. Летом спела в одном составе с замечательной Екатериной Сюриной в «Богеме». Это лишь небольшой список тех, с кем удалось поработать. Русскоязычные певцы из нашего многонационального государства востребованы во всем мире.

— Кстати, в постановке «Травиаты», в которой вы дебютировали в Ковент-Гарден, пела в 2016 году главную партию и Венера Гимадиева.

— Да, у нее был тогда контракт. Нам удалось немножко поговорить. Она во время репетиций была нездорова, и я пожелала Венере скорейшего выздоровления. К счастью, она спела все свои спектакли, а во втором составе, где выступала другая сопрано, мне пришлось один раз выйти на замену и полностью спеть оперу. Это было в начале марта 2016 года. У меня были уроки в театре, и ближе к вечеру я получила сообщение о том, что солистка неважно себя чувствует, но планирует петь спектакль. Я сразу побежала повторять партию Виолетты и вспоминать сцены с ассистентом режиссера. За час до открытия занавеса меня уведомили о срочной замене. До этого никогда не пела партию с оркестром и не репетировала ее на главной сцене.

— А с кем больше общались в молодежной труппе? Например, сейчас немало говорят об Айгуль Ахметшиной из Уфы, которая также работает в молодежной труппе Ковент-Гарден.

— Во время стажировки со мной не учились ребята из России. Среди выпускников программы есть русскоязычные артисты из России, Украины, Эстонии, Латвии, Литвы, Армении. Когда Айгуль Ахметшина приехала на неделю знакомства с молодежной программой, я ей переводила информацию на совместных занятиях. Все молодые певцы поддерживают друг друга. Выпускники программы Джетт Паркер часто возвращаются в Лондон учить партии, поэтому многие остаются на связи.

«Я человек, который любит эксперименты, но при этом бережно относится к музыке автора»Фото: ©Neil Gillespie

«В КАКОЙ-ТО СТЕПЕНИ Я ТОЖЕ ПРОПАГАНДИРУЮ ТАТАРСКУЮ КУЛЬТУРУ»

— Работать в Лондон вы поехали одна?

— Контракт заключается на работу, оформляется рабочая виза, поэтому и едешь в одиночестве. В Лондоне все очень дорого, нереально привезти кого-то, если ты, как я уже говорила, не обладаешь большими финансами. Спонсоров у меня не было, в первый сезон приходилось экономить на всем. На второй год, когда заработок стал чуть больше, привезла мужа. Было тяжело, и мне нужна была поддержка. График был очень напряженный, я готовила много партий, помимо этого, каждый день уроки, выступления, прослушивания…

Если вы спросите, что такое молодежная программа, то вам ответят, что программа в Ковент-Гарден — это невероятно большая нагрузка. Молодые певцы поют не только небольшие партии на сцене Королевской оперы и участвуют в концертах, им также дают дублировать роли в постановках — иногда маленькие, иногда первого плана. Мне сразу дали Виолетту в «Травиате», Леонору в «Трубадуре». Понимаете масштаб? Сразу после окончания консерватории, не спев ни одной ведущей партии, дублировать сложнейшие роли на сцене Ковент-Гарден! Это огромная ответственность, и готовиться надо по максимуму.  

— Вообще входят ли русские, не связанные с оперным искусством, в ваш круг общения в Лондоне? Не секрет, что там живут много наших соотечественников, дети и близкие родственники наших сильных мира сего.

— Знаете, в Великобритании у меня есть русскоязычные поклонники, они следят за развитием карьеры, ходят на мои выступления. Мне доводилось петь в российском посольстве в Лондоне, я выступала с сольным концертом в 2015 году, исполняла русские романсы. В зале присутствовал посол Александр Владимирович Яковенко. Еще однажды, после выступления в опере «Набукко» с Пласидо Доминго, меня представили Владимиру Познеру. На самом деле никогда не знаешь, кто может прийти на спектакль в Ковент-Гарден.

По поводу дружбы с кем-то хочу сказать, что она требует много времени, а из-за очень плотного графика у меня его не было. Учитывая, что впервые за всю свою жизнь я училась музыке бесплатно, конечно, хотела каждый день в молодежной программе использовать максимально. На мероприятия ходить было некогда.

— Знает ли кто-то в Лондоне про Казань, приходилось ли объяснять, кто такие татары? Знают ли про КАМАЗ и про ваши родные Набережные Челны?

— Меня, конечно, часто спрашивали, где я училась. Объясняла, что училась в Татарстане, в Казани, там Волга-река, родина Шаляпина. Набережные Челны иностранцам сложно выговаривать, а вот Казань запоминают быстро. Про татар некоторые знают. Многие имеют представление, что у нас многонациональная страна.

Кстати, был случай, когда мои корейские коллеги смотрели чемпионат мира по футболу, матч Корея — Германия. Увидев заставку Казани, начали усиленно припоминать, где же они могли слышать название этого города. Оказалось, это Влада Боровко рассказывала про Казань. В Лондоне однажды на сольном концерте я спела произведения Рустама Яхина и Сары Садыковой. Зрителям очень понравилось, особенно «Вальс о вальсе» Садыковой. Возможно, еще что-то выучу на татарском языке, чтобы продолжать знакомить иностранную публику. В какой-то степени я тоже пропагандирую татарскую культуру.

Фото: ©Наталья Ершова

«МЕСТНЫМ ВОКАЛИСТАМ ДАЮТ ШАНС КАК-ТО СЕБЯ ПРОЯВИТЬ В КАЗАНСКОМ ОПЕРНОМ ТЕАТРЕ»

— В начале этого года вы участвовали в гала-концерте Шаляпинского фестиваля. Не удивило это предложение и не было ли других идей о сотрудничестве с театром имени Джалиля?

— Почему меня должно было удивить это предложение? Я еще в студенческие годы исполнила несколько небольших партий на сцене казанского оперного театра. Мой профессиональный дебют состоялся там в 2013 году — я пела партию Мерседес в «Кармен», когда училась на четвертом курсе консерватории. После этого два года подряд выступала на Шаляпинском фестивале. А так как на пятом курсе у меня уже был подписан контракт с молодежной программой Ковент-Гарден, то сотрудничество с казанской оперой временно прекратилось.

В прошлом сезоне театр имени Джалиля предложил спеть Леонору в «Трубадуре» во время чемпионата мира по футболу, но у меня на тот момент уже была Мюзетта в Лондоне.

— Для города это больной вопрос — востребованность выпускников Казанской консерватории нашим же оперным театром. На ваш взгляд, эта проблема существует?

— Считаю, что местным вокалистам дают шанс как-то себя проявить в казанском оперном театре, я же не единичный случай. Михаил Казаков начинал здесь петь еще студентом, меццо-сопрано Катя Воронцова, которая сейчас поет в Большом театре, Артур Исламов, Ирек Фаттахов тоже начинали в студенческие годы сотрудничать с казанской оперой, сейчас в штате. За всех говорить не могу, но знаю, что люди есть. Театр дает возможность заявить о себе, но не всем. В настоящее время местные вокалисты во всем мире не пользуются приоритетом. Думаю, глобализация проникла во все сферы искусства, а театры берут тех, кто, по их мнению, впишется в какой-то определенный ансамбль на конкретный репертуар. Национальность обычно играет незначительную роль. Я полагаю, это проблема не только нашего рынка, она общая, везде сейчас так происходит.

— Какой бы вы совет дали нынешним студентам Казанской консерватории — уезжать или пытаться пробиваться в казанский оперный театр?

— Я бы посоветовала использовать разные возможности, не зацикливаясь на каком-то одном театре. Например, я в студенчестве изучала информацию о зарубежных конкурсах, молодежных программах по интернету. Готовиться надо ко всему, пробовать везде. Сейчас такое время, что все доступно: прослушивания, мастер-классы, конкурсы, молодежные программы. Выбирай, готовься, езжай. И важно понимать, что нет певца, который бы нравился каждому театру, иногда случается так, что одному понравился, а другому — нет. Искусство субъективно.

— Как вы думаете, реально было бы создать молодежную труппу в театре имени Джалиля? И что думаете о создании татарского музыкального театра в Казани — решило бы это проблему трудоустройства выпускников консерватории?

— Молодежную программу, думаю, было бы реально создать, если бы были определенные условия. В большей степени нужна заинтересованность меценатов в развитии оперы в нашем регионе. Например, программа в Ковент-Гарден существует на деньги фонда Oak Foundation. Налогоплательщики Великобритании средства на ее содержание не выделяют. Если в Казани найти меценатов, организаторов, преподавателей — тех, кто будет заниматься молодежной программой, то эта идея вполне осуществима.

Что касается нового музыкального театра, то часто возникают споры, нужен ли отдельно татарский театр. Думаю, он нужен для популяризации и сохранения музыки татарских композиторов. По поводу трудоустройства казанских выпускников я думаю, что татарский музыкальный театр полностью этот вопрос не решит, потому что в опере огромная конкуренция, а театров в стране мало. Так или иначе, многим придется работать не по специальности. Но если в России будут строиться новые театры, министерство культуры приложит усилия для развития академической музыки в регионах, привлечения новой аудитории, проведения воспитательной работы в школах, то, будьте уверены, талантливые ребята найдут возможность работать на российском рынке, в том числе в Татарстане, в Казани.