Рево Идиатуллин Рево Идиатуллин: «При мне город в Москву отчислял буквально все налоговые сборы, в документах это есть. И нам возвращали хорошо если 15 процентов. И то надо было ездить в Москву и их обратно «пробивать» Фото из личного архива Рево Идиатуллина

«НАДО БЫЛО КАК-ТО «ОСВЕЖИТЬ» ДОЛЖНОСТЬ КАЗАНСКОГО ГРАДОНАЧАЛЬНИКА»

— Я работал вторым секретарем Казанского горкома партии, когда меня вызвал Гумер Исмагилович (Гумер Исмагилович Усманов (1932–2015) — председатель Совета министров Татарской АССР в 1966–1982 годах, первый секретарь Татарского обкома КПСС в 1982–1989 годах — прим. ред.): «Вот пойдешь в Казанский горисполком председателем». Я засомневался: «А как же Александр Иванович (Александр Иванович Бондаренко (1922–1997) — председатель исполнительного комитета Казанского городского Совета народных депутатов с 1965 по 1985 год — прим. ред.)?»

Одна из улиц Казани, в Ново-Савиновском районе, возле парка Победы, носит его имя. Он был казанским градоначальником дольше, чем кто-либо до и после него, — почти 20 лет, и его вклад в развитие города тоже ни с кем не сравнить. Словом, корифей, легенда. Кроме «валовых» его показателей — при нем бурно развивалось жилищное строительство, ввели в эксплуатацию много объектов социального назначения, развивался городской транспорт — у меня на памяти и такой случай, весьма характерный для того времени, который можно считать и за курьез. В определенный момент возникло препятствие со строительством домов в 9 и выше этажей по проспекту Победы и на прилегающих к нему местах. Дело в том, что две организации отказались согласовать этот вопрос — казанский аэропорт и казанский гидрометцентр. Аэропорт ссылался на безопасность полетов, хотя со старого аэропорта самолеты уже практически не летали, а метеорологи уперлись из-за того, что высотные дома вроде бы «изменят розу ветров». По предложению Бондаренко аэропорту выделили земельный участок, чтобы они могли себе дом построить, а метеорологам построили новый офис, а то они сидели в старом страшненьком двухэтажном здании из деревянного сруба. Согласования были получены, строительство пошло, а в то, что в этих местах мы сейчас имеем, даже не верится…

— Так как же решился кадровый вопрос с вами и с Бондаренко?

— Усманов сказал так: «Найдем ему работу». Вот тогда я, набравшись наглости, Гумера Исмагиловича и спросил: «А можно его оставить в горисполкоме?» «Кем?» — «Ну хотя бы первым замом». А первым замом был Насыров тогда. Насырова немножко подвинули, он не обиделся, понял. Бондаренко дал согласие. И я за ним ходил по пятам. В Москву ехать — я Александра Ивановича обязательно с собой беру, потому что у меня там ни связей, ни знакомств. А он колосс. Года два, наверное, мы с ним работали душа в душу. Он ни в чем не отказывал, хотя вроде мог и обидеться. А с другой стороны — на меня-то что обижаться?

Александр Бондаренко «Александр Бондаренко был казанским градоначальником почти 20 лет, и его вклад в развитие города тоже ни с кем не сравнить. Словом, корифей, легенда» Фото из личного архива Рево Идиатуллина

— А Александр Иванович просто на пенсию собрался, по возрасту, или были какие-то другие причины его ухода?

— Были причины. Накопились, видимо, негативные материалы, надо было как-то уже «освежить» эту должность. Хотя такое «освежение», когда вопрос о казанском метро стоял очень серьезно, было, скажем так, несколько несвоевременным, ведь Александр Иванович начинал железнодорожником. Он разбирался в этих вопросах. Метро ведь раньше относилось к железнодорожному министерству, так что наше метро проектировал Горьковский институт («Горьковметропроект» — филиал государственного проектно-изыскательского института по строительству метрополитена и транспортных сооружений «Метрогипротранс» — прим. ред.), который подчинялся МПС. Он первый раз меня туда свозил, а потом я уже самостоятельно начал дальше продвигать это технико-экономическое обоснование через Госплан СССР. А что такое это технико-экономическое обоснование? Это деньги. На проектирование, на исследования. В Госплане были настроены очень отрицательно по отношению к казанскому метро. Тому было много причин, но вот одну как-то особо старались не афишировать.

«КАК АРМЯНЕ СТРОИЛИ СКОРОСТНОЙ ТРАМВАЙ, А У НИХ ПОЛУЧИЛОСЬ МЕТРО»

— Уже интересно: какую же?

— Мы всегда соперничали с башкирами, а в СССР было правило — строить метро только в миллионном городе. Казань стала миллионником в 1979 году, а у башкир в Уфе еще миллиона не было (население столицы Башкирии достигло 1 млн жителей в 1980 году — прим. ред.). Но они всегда хотели впереди идти, во всем, и их всегда поддерживали, начиная еще со Сталина. Но нас всех обогнал… Ереван (численность населения в столице Армении достигла 1 млн жителей в 1979 году, то есть одновременно с Казанью, но ереванский метрополитен был открыт в 1981 году, в Казани — в 2005-м, на ее 1000-летие, почти на четверть века позже — прим. ред.)! Как так получилось? Это одновременно и анекдот, и быль. Еревану строить метро, так же как и нам, запретили, но разрешили скоростной трамвай, дали на него денег. Они его построили, пригласили из Москвы начальство, и оно спрашивает: «А почему метро-то?» Отвечают: «Да не знаем, строили-строили мы скоростной трамвай, а потом глядим — ба! Метро получилось».

— Так это байка или было на самом деле?

— Мне сами армяне рассказывали это и как анекдот, и как быль. Похоже, они и в самом деле построили метро на деньги скоростного трамвая. Что касается башкир, то Уфа от метро, в конце концов, отказалась. А нам удалось пробить его технико-экономическое обоснование, Горьковский институт наше ТЭО принял, разработал план. Дальше я уже не участвовал, непосредственно строительством занимался Исхаков (Камиль Шамильевич Исхаков (родился в 1949 году) — преемник Рево Идиатуллина на посту председателя Казанского горисполкома, мэр Казани с 1989 по 2005 год — прим. ред.). И сегодня мы имеем-таки метро. Когда его открывали, меня забыли пригласить…

На открытии театра им. Камала Фото из личного архива Рево Идиатуллина

«В КАЖДОМ ОТДЕЛЕ ГОСПЛАНА НАДО БЫЛО ДАВАТЬ ПО ШАПКЕ»

— У горисполкома своих денег было тогда кот наплакал. Все финансовые вопросы были жестко централизованы. Исхаков-то потом в этом отношении как сыр в масле катался. А при мне город в Москву отчислял буквально все налоговые сборы, в документах это есть. И нам возвращали хорошо если 15 процентов. И то надо было ездить в Москву и их обратно «пробивать».

— И шапки из нерпы дарить кому надо?

— Это точно! И еще торт «Татарстан». Из-за этих шапок у меня почти вся зарплата исчезала. Генеральным директором Казанского мехового объединения имени Хусаина Ямашева тогда был Юрий Семенович Комиссаренко. Конечно, он первые несколько раз давал нам эти шапки бесплатно, а потом… Туда ведь их возили все просители из Казани, десятки руководителей, до по несколько раз. Я ездил туда по 5–6 раз в год, не меньше. Как приедешь, в Москве сразу начинается: «О! У вас в Казани меховое объединение…» Первым в «московском списке» шел Госплан, потому что сначала гостиницу надо было пробить. Бронь надо взять — иначе не попадешь. Потом в том же Госплане ходишь по отделам — по соответствующим вопросам. В каждом даешь по шапке…

— Но до сих пор считается, что в жесткой централизованной системе планирования были и свои плюсы.

— Вместо прямого ответа расскажу-ка я вам анекдот из моей жизни. Тогда в самом центре города, в Ленинском садике, его так называют до сих пор, был общественный туалет. Уютное такое, императорского стиля, небольшое, но заметное сооружение. Сейчас в этом туалете, кажется, какой-то бар или ресторан. А тогда здание использовалось по прямому назначению, его надо было капитально отремонтировать. Извиняюсь за подробности, но там не только кафель ободрался, но и все остальные причиндалы поизносились. Так вот с планом ремонта этого объекта я ездил в Госплан РСФСР. Без Госплана тогда было ни вздохнуть, ни всего остального. Пробил я деньги на ремонт этого туалета — есть такая строка в соответствующем документе, чем до сих пор и горжусь.

А еще горжусь, что получил орден от Ельцина за Большой концертный зал Республики Татарстан, что на площади Свободы. Исхаков, будучи мэром, хорошо над ним здесь, в Казани, потрудился, а я в это время над ним трудился в Турции. Когда зал открывали, Шаймиев мне вручил награду — между прочим, российский орден Дружбы народов. Его кавалерами стали я и один турок, который поставлял на стройку мрамор, гранит и все прочее. А я сидел там, в Турции, и контролировал ситуацию. Словом, я получил орден, турок получил орден, а вот что получил Камиль, до сих пор не знаю.

«Родилось предложение разработать специальные универсальные нормативы для предприятий, исходя из одного рабочего места. С учетом всех нюансов мы все обсчитали, проработали и получили конкретные цифры» Фото из личного архива Рево Идиатуллина

«КТО-ТО ХОРОШО ВКЛАДЫВАЕТ В ГОРОД, КТО-ТО ЖИВЕТ... КАК КЛОП»

— За счет чего город живет? За счет предприятий на его территории. В СССР было немало так называемых моногородов, которые жили за счет одного градообразующего предприятия. И там, где эти градообразующие предприятия после перестройки и развала СССР, после смены экономического строя в 1990-х были закрыты, под вопросом оказалась жизнь и существование самих городов. Это большая проблема, и ей сейчас занимаются, даже на уровне Путина.

В Казани, слава богу, десятки предприятий. Кто-то хорошо вкладывает в город, кто-то — не очень; как клоп — ничего не дает, живет за счет другого. Возникал если не хаос в развитии города и его инфраструктуры, то какая-то неопределенность, дисбаланс. Кто-то что-то внес, кто-то — нет, отсюда — нехватка жилья, детских садов, проблемы с водоснабжением, да мало ли… Школы работали, например, в две-три смены — не было денег на строительство новых.

А вот чтобы такого не было, мы посидели с Равгатом Хафизовым, председателем городской плановой комиссии, и его заместителем Николаем Гусевым, и родилось предложение разработать специальные универсальные нормативы для предприятий, исходя из одного рабочего места. Почему все должно вертеться вокруг этого показателя?

— Давайте посмотрим?

— Давайте посмотрим. Человек работает на заводе, на фабрике, в организации, но живет-то он в городе! А городу, чтобы этот человек в нем жил нормально, нужны водопровод, электричество, газ, транспорт, дороги, больницы, вузы, школы, детские сады, объекты культуры и прочее — все то, что называют городской инфраструктурой. И, наконец, жилье. Сколько денег нужно на сооружение и содержание всего этого? Это подсчету вполне поддается. А теперь все это нужно разделить на количество работающих. Это очень примитивная, принципиальная схема. Разумеется, есть множество нюансов — в городе живут не только те, кто работает на предприятиях, выдающих прибыль, но и учителя, врачи, сотрудники прочих организаций, милиционеры и пенсионеры, наконец. С другой стороны, есть предприятия, которые эту городскую инфраструктуру создают для себя сами — возводят и содержат жилье, детские сады, другие объекты жизнеобеспечения. К ним, например, относятся авиационное и моторостроительное объединения, другие промышленные монстры, имеющие свои строительные и прочие подразделения. За них и их людей у города, слава богу, голова не болит, но это в расчетах тоже надо иметь в виду.

С учетом всех нюансов мы все обсчитали, проработали и получили конкретные цифры. Чтобы один работающий на предприятии был обеспечен жильем, оно должно единовременно внести в городскую казну 12 855 рублей за одно рабочее место (из расчета, что у него в семье три человека и они будут жить в его квартире); чтобы его дети учились — на объекты народного образования нужно внести по 1020 рублей, 1239 рублей — на здравоохранение, на коммуналку — 1,5 тысячи и так далее. Всего 13 нормативов. Получилась система, дающая возможность планировать и систематизировать развитие и содержание городского хозяйства, начиная с самого главного — с жилья.


 Фото из личного архива Рево Идиатуллина

«ВСЕ ОБОСНОВАНО, НИЧЕГО ЛИШНЕГО»

— Директорам, имеющим на руках эти нормативы, то есть вооруженным конкретикой, самим будет легче общаться со своими профильными министерствами — что, зачем и сколько им просить или требовать. Захотело министерство расширить производство на таком-то своем заводе, расположенном в Казани, — будьте добры раскошелиться на столько-то и столько-то. Все обосновано, ничего лишнего.

Норматив ни к чему директоров не обязывает, если они для своих людей ничего не хотят. А вот если захотят, то теперь знают, сколько именно и за что. Директор может строить либо еще что-то делать сам, как Копылов с авиационного или Витер с моторостроительного (Петр Акимович Витер (1923–2003) — директор Казанского моторостроительного завода с 1968 по 1983 год; Виталий Егорович Копылов (1926–1995) — инженер-механик, организатор промышленного производства, руководитель ряда предприятий советского и российского авиапрома, генеральный директор Казанского авиационного завода № 22 им. Горбунова, с 1978-го — Казанского авиационного производственного объединения им. Горбунова (КАПО) — прим. ред.), или обратиться к городу, но при этом заплатить положенное. (Если быть совсем уж точным, то город тоже ничего не строил сам, а выступал заказчиком через свой УКС, управление капитального строительства, обращаясь к строительным организациям. Но это отдельная история.)

В горисполкоме был специальный каталог, в котором велся учет — что, когда и сколько каждый хозяйствующий субъект вложил в городское хозяйство. Там учитывалось все до мелочей. После этого мы директорам представили и другую бумагу, можно сказать, противоположного характера, где по каждому предприятию было сказано, сколько у него долгов и по каким позициям. Или оно идет с опережением. Ну ему только благодарность за это.

Идиатуллин на пресс-конференции в редакции газеты «Вечерняя Казань» Фото из личного архива Рево Идиатуллина

«НОРМАТИВНАЯ ЛЕКСИКА»

— Когда же «нормативный процесс» пошел?

— Решение о введении в казанскую практику этих нормативов было принято на заседании исполкома Казгорсовета 23 апреля 1986 года. Депутаты одобрили. Большое дело, но это было только начало! Начало целой череды событий с участием множества разнообразных персонажей — как на самом «верху», так и в «директорских массах».

Мне нужно было довести данное решение до всех директоров предприятий, чтобы они его завизировали, отметили, что согласны с этим. Проводили собрания, с кем-то приходилось встречаться с глазу на глаз. Кто-то ворчал, кто-то сразу проникся, но в союзном Госплане сказали, что надо, чтобы еще каждый министр, в чье ведомство входит предприятие, подписал данный документ. Этих министров было 39 (говорю по памяти, могу ошибиться).

Теперь берем «повыше». Гумер Исмагилович меня в этом вопросе здорово поддержал. Я ему доложил, как идут дела, а дальше сказал, что нужен Байбаков и его решение (Николай Константинович Байбаков (1911–2008) — заместитель председателя Совета министров СССР, председатель Госплана СССР с 1965 по 1985 год — прим. ред.). А Байбаков — это ведь колосс, легенда! Гумер Исмагилович говорит:

— Хорошо, Байбакова я беру на себя. Ты когда будешь в Москве?

— Ну как скажете.

— Хорошо, будь в Москве со всеми бумагами тогда-то, я с Байбаковым договорюсь. Вместе к нему и пойдем.

Проходит немного времени, я в «России» живу (гостиница в центре Москвы, действовавшая до 2006 года, — прим. ред.). Номер с видом на Красную площадь — 6 рублей, во двор — 5 рублей. Тогда это большие деньги были. У меня, председателя Казанского горисполкома, зарплата была 340 рублей. А Усманов размещался в гостинице, которая сейчас называется «Президент-отель», в котором останавливались первые секретари. Один раз и мне удалось там пожить — успел, когда стал первым секретарем.

Звонит: «Все, я договорился с Байбаковым, он нас примет завтра. Давай приезжай ко мне». Ну я оделся быстренько, выбегаю — и, как назло, не могу такси поймать. Хотя это недалеко, но пешком-то я не добегу. Через Москву-реку надо. Так что пока ловил такси — долговато получилось. Прихожу, дверь открывает Бари Абдуллович — он тогда был заведующим общим отделом обкома у нас — и говорит: «Сердится Гумер Исмагилович». Захожу.

— Ты что так долго?

— Такси ловил.

— Ну сказал бы, я б машину вызвал.

Думаю: «Конечно! Буду я первому секретарю говорить, чтобы за мной машину прислал».

— Ну давай садись.

А на столе уже картошка дымится — оказывается, он в ресторан не ходил, это Бари Абдуллович мне потом рассказал. Последний ему готовил, в этой гостинице такие возможности есть. Кроме отварной картошки — бутылка водки стоит, колбаса нарезана. Поели, выпили. А он, оказывается, сидит, меня ждет, не ужинает, поэтому и сердился. Я ему все еще раз, подробнее, рассказал.

— Ладно, давай завтра во столько-то встречаемся в Госплане.

Это там, где теперь Дума наша (Москва, Охотный ряд, дом 1 — прим. ред.).

На сессии Верховного Совета РСФСР Фото из личного архива Рево Идиатуллина

«ЕГО ВЕЛИЧЕСТВО ГОСПЛАН»

— Назавтра я его там встретил; конечно, пораньше пришел. Он подъехал, поздоровались, поднимаемся. Я весь напряженный, думаю — вот начнут сейчас меня допрашивать: «А это зачем? А это к чему?» Мысленно снова перебрал все цифры, хотя все эти вещи я уже наизусть знал, выучил. В приемную пришли, Гумера Исмагиловича там уже хорошо встречают: «Вас ждут!» Он — мне: «Посиди здесь, я сейчас зайду к нему, договорюсь и тебя позову».

Я в приемной сижу, нервничаю. Время проходит — три-пять минут, выходит Гумер Исмагилович — весь в улыбке, я встал, приготовился идти, а он говорит: «Не надо, я все уже подписал». С меня сразу все это напряжение спало, я облегченно вздохнул…

Вот после этого мы с директорами, образно выражаясь, разговаривали уже не на «вы», а на «ты». Приходит он, допустим, и просит землю — построить дом. «Нет, погоди. Ты рассчитался с горисполкомом по воде, по газу, по канализации? Нет? Тогда давай в план подряда на этот дом включи свои долги».

Копылов мне после этого сказал: «Ну, Рев Рамазанович, ты молодой, но меня обогнал, обштопал!»

«При мне город строил 39 детских садов ежегодно, а сейчас во многие из этих зданий въехали какие-то учреждения. Выходит, они не нужны оказались?» Фото из личного архива Рево Идиатуллина

«ТЕАТР, ДА И ТОЛЬКО!»

— Вот когда у Байбакова все это утвердили, подписали, решили здесь, в Казани, провести партийно-хозяйственный актив. Это было в театре оперы и балета. Там часто партийные форумы собирали. Из Госплана специально товарищ приехал. Не сам Байбаков, правда, но его заместитель, не помню фамилии. Присутствовали директора заводов, партийный актив, в президиуме — Усманов. Мой доклад. Я выступаю, а этот, из Госплана, отвлекает Гумера Исмагиловича, что-то рассказывает ему, вопросы какие-то свои решает. Сначала шепотом, потом вполголоса, потом чуть ли не в полный голос они стали переговариваться. А я стою за трибуной, и мне это не нравится: я выступаю, весь в напряжении, а меня не слушают. Мало того, еще и мешают. Я сначала паузой решил отвлечь Гумера Исмагиловича. Дойду до какого-то места — и замолкаю. Все, в том числе и Гумер Исмагилович, поднимают головы: что случилось? Перестали говорить. Двигаюсь дальше — то же самое повторяется. Когда это несколько раз повторилось, я взял свои бумаги, свой доклад, и говорю: «Гумер Исмагилович, я закончил». А он повернулся на меня: «А ты еще об этом и об этом не сказал!» Помнит, блин. Оказывается, он и слушал, и говорил. Я ему прямо с трибуны, на весь театр: «Вы же не слушаете меня!» — и иду в президиум. Он меня по-отечески: «Ладно, ладно, не обижайся, иди». Ну я вернулся на трибуну, договорил все, документ приняли, и я немножко вздохнул. Но мне директора — некоторые такие же есть! — вечером звонят: «Рев Рамазанович, ты завтра выйдешь, что ли, на работу?» Я говорю: «А почему же не выйти-то?» — «Ну, наверное, тебя снимут уже». Мол, позволил себе, допустил такое! Но я еще раз повторю: Гумер Исмагилович относился ко мне очень хорошо, с пониманием. И очень в работе помогал.

Когда мы применение этих нормативов ввели как норму, когда данная система заработала — не сразу, конечно, но мы, в конце концов, вышли на уровень сдачи 476 тысяч квадратных метров бесплатного жилья. Выше нас в регионе был только город Куйбышев, сегодня — Самара. Они сдавали ежегодно 500 тысяч. Они были нашим маяком, мы за ними тянулись. При мне город строил 39 детских садов ежегодно, а сейчас во многие из этих зданий въехали какие-то учреждения. Выходит, они не нужны оказались?

Когда эта практика у нас прижилась, стала давать конкретные результаты, не знаю как — через министерства ли, через Госплан или еще что-то, но о ней узнали в Верховном Совете РСФСР. А я уже был его депутатом. И мне звонят: просят выступить на очередной его сессии — рассказать о нашей системе. Я выступил, и к нам, в Казань, повалили председатели горисполкомов из многих городов Союза. Тогда так принято было. Я их встречал, рассказывал, показывал, они все это брали на заметку, пытались внедрить и у себя. Этим здорово заинтересовался (потом мы дружили с ним) председатель горисполкома города Риги Альфред Петрович Рубикс, затем он был назначен первым секретарем ЦК Компартии Латвии, а я — первым секретарем Татарского республиканского комитета КПСС. Так стал называться обком партии.

Окончание следует.