Зуля Камалова: «Корни мои этнические татарские, советское прошлое, русская культура повлияли на меня очень сильно, половину жизни я живу в Австралии. И все это вместе создает мою необычную идентичность»Фото: «БИЗНЕС Online»

«НА ДАННЫЙ МОМЕНТ СВОИ СИМПАТИИ К НАШЕМУ ПРОЕКТУ ВЫРАЗИЛИ ОЛЬГА АРЕФЬЕВА, СЕРГЕЙ СТАРОСТИН, ПСОЙ КОРОЛЕНКО, АРТЕМИЙ ТРОИЦКИЙ»

— Зуля, в мае вы рассказали о планах записать новый альбом на татарском языке и прибегли к модному нынче способу сбора средств на запись, что называется, всем миром. Почему вы решили использовать краудфандинг и что это будет за проект?

— Однажды я написала песню по просьбе художницы Лили Гиматдеевой. Она постучалась ко мне в социальных сетях и попросила написать песню на стихи ее дедушки для выставки. А у меня как раз было свободное время, ну и подумала, почему бы не попробовать. Получилась простая песенка «Кайда сон син», я выложила ее в сеть и предложила всем желающим сделать на нее ремикс, представить ее по-другому. И трое человек откликнулсь. Одним из них оказался франко-голландский музыкант Михиль Холландерз, с которым я познакомилась на гастролях в Нидерландах, потом он работал с моими друзьями, ну и в «Фейсбуке» постоянно пересекались. Год спустя у нас вышла эта песня в его обработке, и мы поняли, что нам нравится вместе работать.

И тут же мне пришла идея. Мне нравятся стихи Йолдыз Миннуллиной. Я ее спросила, есть ли у нее тексты, с которыми мы вместе могли бы что-то придумать. И она мне прислала много стихов, из которых я выбрала цикл «Алты көн ярату» и сделала черновые наработки. Ей понравилось — и мы решили продолжить сотрудничество.

Но тут встал вопрос, на какие деньги записывать новый альбом. Мы, артисты, очень много работаем из любви к творчеству, но для того, чтобы записать пластинку, нужны средства. Я никогда в жизни не пробовала краудфандинг, хотя многие друзья уже ходили по этой тропинке, я их поддерживала. К сожалению, в наше время, да и давно уже многие люди музыку не покупают, а бесплатно скачивают из интернета. Вот и решили дать людям возможность показать, что они ценят мое творчество, а заодно и посмотреть, не забыли ли меня за это время.


— Почему именно Йолдыз Миннуллина?

— Я давно искала у татарских поэтов чего-нибудь интересного для себя. И хотя мне постоянно дарят книжки, я их просматриваю, но почему-то меня ничто не вдохновляло. А стихи Йолдыз зацепили. Это трудно объяснить. В этот раз мы делаем песни на готовые стихи. Но я надеюсь, что сочиним какую-нибудь песню уже совместно.

— Стихи Миннуллиной совсем непросты и, может быть, даже сложны для того, чтобы переложить их на песни. Не боитесь за результат? 

— Мне так не показалось, хотя... У меня же татарский рудиментарный, я стала читать стихи, мне даже были незнакомы некоторые слова. Я знаю, что со стихами могут быть проблемы, когда их перекладываешь на музыку. Они изначально не предназначены для песен, в них свой ритм, бывает много слов. Но то, что я попыталась сделать в черновом варианте, кажется, получается. Возможно, мы что-то изменим: что-то уберем, что-то добавим, придумаем где-то припев — она к этому положительно относится. Я считаю, что работать со сложностями — интересно, даже здорово. Я же не делаю поп-музыку про условные березки, чтобы сразу было все понятно.

Дословно «Алты көн ярату» переводится как «Шесть дней любви», но Йолдыз сказала мне, что «ярату» также переводится как творение. Это история влюбленного человека, который стесняется признаться в своих чувствах. Это трогательная и слегка ироничная история. Наверное, поэтому она мне и понравилась.  

— Следите за тем, как собираются деньги?

— Да, конечно, с трепетом. Сейчас менее чем за месяц у нас уже 112 тысяч от требующихся 250. Но это первая часть, которая нам необходима для записи. Сейчас мы ведем переговоры с министерством культуры РТ на поддержку нашего проекта. Ну и если мы соберем первую часть, у нас появится больше уверенности и сил, что сможем довести это до конца. Сейчас очень важный момент на самом деле.

Меня очень порадовала положительная реакция со стороны поклонников и общественности. Когда вижу среди жертвователей тех, кого знаю, мне, конечно, приятно. Но когда я вижу еще и незнакомые имена, радуюсь еще больше. Это правильно на самом деле — поддерживать своих любимых артистов. На данный момент свои симпатии к данному проекту выразили Ольга Арефьева, Сергей Старостин, Псой Короленко, Артемий Троицкий, Олег Нестеров, Айдар Гайнуллин и многие другие.

Фото: metshin.ru «Я давно искала у татарских поэтов чего-нибудь интересного для себя. И хотя мне постоянно дарят книжки, я их просматриваю, но почему-то меня ничто не вдохновляло. А стихи Йолдыз зацепили» Фото: metshin.ru

«Я, ЧЕСТНО ГОВОРЯ, СЕБЯ ОЧЕНЬ НЕКОМФОРТНО ЧУВСТВУЮ НА СЦЕНЕ. ПОЧЕМУ ЛЮДИ НА МЕНЯ СМОТРЯТ?..»

— Насколько мы понимаем, это далеко не единственный из ваших нынешних проектов.

— Да, иногда я занимаюсь театром и как композитор, и как драматург, и сейчас хочется сделать необычную театральную постановку под рабочим названием A bee, A bird («Пчела, птица»).  В основе концепции — тема пения в обществе. В древние времена у традиционных социумов люди пели по разным поводам: кто-то родился, кто-то умер, кто-то заболел, были у людей хороводы, разные ритуалы. И в некоторых обществах это до сих пор имеет место. И мне стало интересно: почему мы перестали петь? Мы ввели певца в ранг селебрити, он стоит на сцене, мы потребляем это искусство, а сами петь стали намного меньше. Я помню, как раньше люди собирались вокруг праздничного стола и пели. Может быть, в Татарстане дела обстоят лучше, я не знаю, но в западном обществе все в этом отношении печально.

— Нет, вы правы, действительно люди стали петь меньше и у нас.

— Может быть, они стали стесняться показывать свои певческие способности, отдавая это на откуп профессионалам. Многие действительно работают над собой, становятся хорошими музыкантами, пытаются чего-то достичь в этой отрасли. Но само коллективное музицирование потеряло актуальность и смысл. Люди уже не находят в этом занятии что-то особое для себя (возможно, это связано с урбанизацией общества, разобщенностью и пр.). В этом спектакле будут участвовать 7–9 певцов. Но они не будут солистами, а работать как группа. Мне хочется проверить, как группа может использовать пение как музыкальное сопровождение жизни. Так как проект будет осуществляться в Австралии, в спектакле будет участвовать актриса, которая будет играть на английском языке, а певцы будут исполнять свои песни без слов. 

— Небезызвестный вам этнограф и певец Сергей Старостин как-то обмолвился, что народ живет, пока он поет. Вы согласны с этим утверждением?

— Может быть, это слишком сильно сказано, но, возможно, он прав. У нас создан настоящий культ известности вокруг певцов, и все стремятся на олимп. Если ты поешь, значит, это обязательно где-то на сцене, а из жизни это ушло. Это не совсем правильно. Я, честно говоря, себя иногда некомфортно чувствую на сцене, почему люди на меня смотрят?.. Но это мои комплексы...

Было бы здорово, если бы люди больше музицировали, чтобы это было естественно и спонтанно. Это очевидно тоже должно идти откуда-то из семьи, может быть, даже в школах должно прививаться. Во множествах вокальных студий детей больше готовят для сцены, с прикладной задачей, чтобы они выступали в шоу, мюзиклах... Городская жизнь к пению не располагает, конечно. Традиционная жизнь в деревне, наверное, для этого больше подходит. Я не знаю, что будет с человечеством, мы так быстро оцифровываемся. Может быть, конечно, я глубоко ошибаюсь, но надеюсь, что наши дети скажут нет этому оцифровыванию жизни. Мы уходим все дальше и дальше от восприятия через наши чувства, через ощущения, от общения с природой, общения друг с другом. Это на самом деле опасно, но я не знаю, в чьих силах это исправить.


«СЕЙЧАС ВСЕ ПРОИСХОДИТ ОЧЕНЬ БЫСТРО. МЫ ДАЖЕ НЕ УСПЕВАЕМ ПОНЯТЬ, КАК ЭТО СЛУЧАЕТСЯ И КУДА ЭТО ВСЕ ПРИВЕДЕТ»

— Помимо этих проектов, у вас есть свой музыкальный коллектив. Как часто вы гастролируете?

— Мы мало стали играть концерты, несколько раз в год. Все не так просто, потому что у людей другая работа, другие ансамбли. Уже нет той амбициозности, чтобы просто так кататься по стране. Но случается, что выезжаем за пределы Австралии. В прошлом году мы съездили в Самарканд на очень большой фестиваль «Шарк тароналари»: музыкальный диалог с миром». Это был настоящий праздник для нас. 60 стран-участниц, все было красиво и здорово.

В посольстве Австралии в Москве у меня есть знакомый, который работает в культурной сфере. И он вспомнил про меня, когда узнал про этот фестиваль. Мы подали заявку, а потом стали искать средства, чтобы добраться до Узбекистана. Это было непросто. Нас посольство поддержало и еще одна австралийская организация, которая дает гранты. Пели в основном на татарском, только одна композиция была на английском. Пробыли в Узбекистане целую неделю.


— Вы, наверное, за время пребывания почувствовали, что в Узбекистане сильны национальные традиции, во многом, возможно, за счет того, что страна долгое время была закрыта для туристов и остального мира. Может быть, это единственный способ сохранить свою аутентичность?

— Там было очень трогательно, местные власти нас тщательно охраняли. Нас никуда не пускали, в гостеприимстве чувствовался немножко советский подход. Возили везде на автобусе и проверяли каждый шаг. По поводу аутентичности — мне кажется, это все относительно. Не знаю, насколько политкорректно это прозвучит, но когда один и тот же лидер руководит государством долгое время, у него своего видение, какой должна быть его страна. Президент Ислам Каримов сохранил Узбекистан, как мне показалось, таким же, какой страна была в его детстве — добротной, красивой, как на картинках из нашей юности. Но перемены, конечно, неизбежны, и никуда от этого не денешься. Сейчас все происходит очень быстро. Мы даже не успеваем понять, как это случается и куда это все приведет.

— Но, на ваш взгляд, есть способ, как сберечь свои национальные традиции, культуру или в скором времени в условиях глобализации все придет к какому-то общему знаменателю?

— Это очень сложный вопрос, я не могу стопроцентно знать, что может произойти. Могу ориентироваться только на собственный опыт, на то, что мне дают мои корни. Для меня это сила, смысл моего существования. Я понимаю, что не у всех это может быть. Кому-то повезло, ему привили любовь к народным песням с детства, у кого-то этот зов возникает в более взрослом возрасте, и он начинает тянуться к корням. Я считаю, что если ты почувствуешь, что это имеет значение для тебя, то почему бы и не заняться погружением к своим истокам? Без крайностей!

И очень важно в таком случае поддерживать свои традиции, свой язык. Особенно язык, потому что это  окно в другой мир. У меня, когда пою или говорю на татарском, открывается иная, более глубокая, часть моей души. Может быть, потому, что я научилась говорить на нем в детстве. Когда люди подходят после концерта и говорят, что я их вдохновила заниматься языком, мне это наиболее ценно. Это значит, они почувствовали эту глубину, которая на самом деле важна.


— Тоскуете по тому, что не удается нормально пообщаться на родном языке в Австралии?

— У меня уже взрослая своя жизнь, много разных интересов, и поэтому я стараюсь не тратить свою энергию на то, что мне чего-то не хватает. Но иногда все равно рвусь что-нибудь придумать на татарском, потому что мне нужно поддерживать эту связь. Мне важно осознавать, что могу еще что-то дать своим необычным видением. Мне очень приятно продолжать работать в этом направлении, потому что я чувствую какую-то пользу от себя.

— А как австралийская публика реагирует на ваши этнические музыкальные эксперименты на татарском?

— Она тоже довольно разношерстная. Есть те, кому интересно услышать то, чего они раньше никогда не слышали. Естественно, про Татарстан в Австралии знают немного — до чемпионата мира по футболу точно. Удивительно, сколько австралийцев приехало в Казань поболеть за свою сборную.

У меня сложная история. Корни мои этнические татарские, советское прошлое, русская культура повлияли на меня очень сильно, половину жизни я живу в Австралии. И все это вместе создает мою необычную идентичность. Тем не менее я выбрала нелегкий путь артиста, который хочет выражать все свои грани. Есть люди, которым больше нравятся песни на языках, которые они не понимают. Но в большинстве своем австралийцы не привыкли слушать музыку на других языках. Это в Европе публика способна воспринимать разноязычное творчество — австралийцы же обычно слушают только песни на английском. Поэтому, когда они не понимают, о чем я пою, должны проникнуться историей, которой я сопровождаю песни на концерте. Иногда эта разноплановость мне немного усложняет жизнь, потому что трудно себя позиционировать. Но, когда приезжаешь жить в другую страну, это неизбежно.

«ЕСЛИ ЭТО ДЕЛО ПУСТИТЬ НА САМОТЕК, ТО ВРЯД ЛИ, ОСОБЕННО ДЕТИ, ЗАХОТЯТ ИЗУЧАТЬ ТАТАРСКИЙ ФАКУЛЬТАТИВНО»

— Если вернуться к языку, следите за историей с изучением татарского языка в школах?

— Я вижу, что-то происходит в социальных сетях. Трудно однозначно ответить на этот вопрос, потому что у всех разная заинтересованность. У меня же ребенок ходил в школу во второй класс, когда мы жили в Казани в 2013 году. Мне тогда показалось, что с методикой преподавания действительно были определенные проблемы. Но сейчас, наверное, вопрос не в методике, а в том, что люди вообще не смогут изучать татарский. Если это дело пустить на самотек, то вряд ли, особенно дети, захотят его изучать факультативно. Я бы все-таки оставила его преподавание обязательным.

— Но, по вашему, без изучения в школе язык может сохраниться?

— Для этого нужна среда, чтобы было постоянное общение. Просто так ему сохраниться будет сложно. Для этого очевидно нужно поддерживать культуру, больше в нее вкладываться, чтобы люди гордились, чтобы это было модно. Это должно быть что-то актуальные, чтобы интересовалась молодежь. Но если это навязывается, то ни к чему хорошему не приведет. Может, я говорю какие-то очевидные вещи, но из Австралии мне очень трудно точнее все сопоставить. 

Я рада тому, что у меня есть татарский язык. Я очень хорошо понимаю, что его могло бы не быть, потому что я выросла в Удмуртии и многие мои подружки там, где я жила, при татарских родителях не говорили по-татарски вообще. То же самое могло произойти со мной. Но благодаря бабушке и поездкам в деревню язык сохранился. Это очень красивый язык, и он делает меня той, кто я есть на самом деле. 

— Дочери удается передать то, что вам в свое время передала бабушка?

— С ребенком все гораздо сложнее, потому что нет среды. Но она неоднократно бывала в России, и что-то все равно есть в генах. Просто она сейчас уже почти подросток, и с ней невозможно об этом разговаривать. В школе учит латынь и немецкий, с татарским все гораздо сложнее. Я сама хочу его укрепить. У меня у самой с этим проблемы — у меня же базовый уровень. Но мне надо его усовершенствовать. Может быть, есть подобные уроки на YouTube.

. «Президент Татарстана отметил, что татарская эстрада находится в кризисе. Но тем не менее у нее есть свой слушатель, и люди продолжают поддерживать ее своим вниманием и покупкой билетов на концерты»
 Фото: prav.tatarstan.ru

«ЕСЛИ ТАТАРСКИЕ ПЕСНИ ПЕРЕВОДИТЬ НА АНГЛИЙСКИЙ ЯЗЫК, ДЛЯ ТАКОГО ТВОРЧЕСТВА ТРУДНО БУДЕТ НАЙТИ СВОЮ АУДИТОРИЮ»

— Следите ли вы за тем, что творится с татарской эстрадой? Даже президент Татарстана отметил, что она находится в кризисе.

— Но тем не менее у нее есть свой слушатель, и люди продолжают поддерживать ее своим вниманием и покупкой билетов на концерты. Какой же это кризис? Хотя я понимаю, о чем речь. Эстрада не развивается, ходит по уже проторенным дорожкам, и это работает. Конечно, это обидно, и хотелось бы, чтобы люди развивались как творческие личности. Я, правда, не очень слежу, у вас миллионы этих певцов. «Үзгәреш җиле» разве не пытается влиять на это, сделать что-то лучше?

— На этот счет есть полярные мнения...

— Может быть, для этого должно пройти какое-то время? Возьмите Yummy music, сколько у них сегодня интересных артистов. Я рада, что у них такая движуха, что они растут и продвигаются. Мне нравится группа Juna, интересный проект у Ильшата Саетова, Нурбек Батулла прекрасно себя показал. Хорошо, что какие-то альтернативные проекты стали рождаться, ведь 10 лет назад этого ничего еще не было. К слову, Yummy music в конце августа собирается делать свой фестиваль, и мы хотим приехать, если все условия будут выполнены. И почти уверены, что прилетим всей группой, мы не были в России с 2013 года. Если это случится, то наверняка воспользуемся случаем и дадим концерт в Москве.

— Генеральный продюсер «Үзгәреш җиле» Рауфаль Мухаметзянов недавно заявил, что в новом сезоне фестиваля будут петь и на английском языке. Как вы считаете, таким образом можно популяризировать татарскую культуру или этим уже никого не удивишь, а татарский мон при этом потеряется?

— Смотря как сделать, конечно. Может быть, из этого что-то и получится, но я не думаю, что подобным можно вдруг заинтересовать татарской культурой, если это будет делаться на английском языке. Все будет зависеть от качества музыкального продукта, но при этом нужно, чтобы у артиста был хороший английский. Если окажется сильный акцент, то это точно не сработает.  В принципе, наверное стоит попробовать, почему бы и нет. Но я бы уделила больше внимания новым композициям. Культура должна развиваться, если она хочет остаться актуальной. И еще я бы поддерживала начинания молодежи, которые идут снизу, помогала бы им развиваться, ведь будущее за ними.

— Но если не будет гастролей по той же Европе артистов татарской эстрады, то это просто останется таким приколом, посмотрите, мол, как это по-другому звучит...

— Ну почему же, у кого-то действительно может получиться хит, который вполне можно распространять через тот же YouTube. Необязательно же для этого ездить на гастроли. Но, мне кажется, для такого творчества трудно будет найти свою аудиторию.

— А вы бы могли заняться подобным проектом?

— Мне было бы интересно поработать над этим, если бы мне предложили. Я открыто отношусь к таким вещам.


«МЫ МОЖЕМ ВЗЯТЬ АБОРИГЕНОВ. ОНИ ИСПОЛЬЗУЮТ СОВРЕМЕННЫЕ ИНСТРУМЕНТЫ, ГИТАРЫ... НО ЭТО ВСЕ РАВНО ОСТАЕТСЯ АБОРИГЕНСКАЯ МУЗЫКА»

— Если спросить, что яркого случилось в татарской музыке за последнее десятилетие, то ваше имя будет в числе первой тройки. Стали бы вы той Зулей Камаловой, какой являетесь сейчас, оставаясь на родине?

— Разумеется, нет.  В Австралии все ощутила острее, никогда не думала, что буду петь по-татарски. Я же поначалу пела песни народов мира. Мне было просто интересно изучать разные языки, традиции и культуру, а потом я осознала, что у меня есть своя. Это было странное осознание, еще совсем молодая была. И увидела смысл в том, чтобы глубже ее ощутить. Вот интересно, почему меня считают ярким явлением в татарской музыке? Что вело меня? Я думаю, это было уважение к языку и народной традиции и желание вплести их в новые формы, создавая при этом красоту. 

— Австралийская культура так не впечаталась в вас?

— Она вокруг меня, естественно, имеет влияние и на мою музыку — это неизбежно. И, в общем-то, это правильно. Потому что все мои музыканты — это австралийцы. Но у меня всегда было такое отношение, что культура и традиции не должны оставаться неподвижными. Конечно, есть сторонники того, что народное творчество должно сохраняться незыблемым, но такого не бывает,  тем более в наш стремительный век. Мы можем взять австралийских аборигенов. Они используют современные инструменты, гитары, с этим ничего уже не поделаешь. Но это все равно аборигенская музыка и во многом благодаря языку. И это то, что я делаю  со своими музыкантами — просто выражаю свою суть имеющимися в моем распоряжении средствами. Конечно, мои музыканты слушают татарскую музыку, но не проникаются так, как я. Они очень хорошие музыканты, и для них на первом месте стоит музыка. И почему им нравится работать со мной — потому что я пытаюсь находить какие-то неординарные решения, сделать красивую музыку с учетом различных влияний и бэкграундов.


— С татарами Австралии контактируете?

— Да, общаемся, они нас весной звали на Сабантуй, но что-то у нас не состыковалось. Следующий год нас опять зовут в Аделаиду, и, надеюсь, что это совпадет со временем праздника плуга. Было бы здорово. В Мельбурне тоже есть немного татар.

— Вы уже упомянули, что в России проходит чемпионат мира по футболу. Как воспринимается наша страна в этом свете? И если бы так случилось, что волей жребия встретились сборные России и Австралии, вы бы за кого болели?

— Хороший вопрос (смеется). Я буду болеть за тех, кто лучше играет. Я не большой энтузиаст футбола, но мне приятно смотреть на хорошую игру. Мы тут смотрели матч Австралии с Францией, и это было для меня приятно, что в нашей Казани играют такие сборные. Я очень рада, что на момент чемпионата мира все политические проблемы поутихли. К сожалению, вы сами знаете, что Россия сейчас в новостях на Западе показывается не с позитивной стороны по разным причинам, а Австралия на другом полушарии. И поскольку она находится так далеко от остального мира, иногда то, что происходит «наверху», кажется не очень актуальным. Но, несмотря на все, тысячи австралийских болельщиков не испугались «страшной» России и поехали на футбол и, по-моему, отлично себя ощущают в России. И это очень хороший результат.