Ронис Шарипов, «Радиоэлектроника им. Шимко»: «Наша система «свой-чужой» не уступает американской, а в чем-то и лучше»

«Когда заработанные нами деньги пускают на дивиденды, не хочется их отдавать. Зато нам обеспечивают устойчивость, помогают с гособоронзаказом и с контрактами. Так что нынешняя подчиненность окупается» Фото: Сергей Елагин

«ГАРАНТИРУЕМ: АППАРАТУРА ЗАЩИЩЕНА ОТ ВСКРЫТИЯ»

— Ронис Накипович, «Радиоэлектронику имени Шимко» часто называют самым секретным оборонным предприятием Казани. Это справедливо?

— Во всяком случае, до развала Советского Союза так оно и было — мало кто знал, что делается у нас «за забором», ведь мы занимаемся одним из важнейших оборонных направлений — радиолокационным государственным опознаванием. Но в 90-х в открытой печати появились интервью с генеральным конструктором системы государственного опознавания (СГО) Ильдусом Исламовичем Мостюковым, в котором было открыто сказано, что институт занимается разработкой систем и средств опознавания «свой-чужой». Да, наше предприятие вот уже почти полвека  возглавляет работы по одному из важных направлений науки и техники, а именно — теории и практики систем и средств государственного радиолокационного опознавания.

— Почему тему стали развивать именно в Казани?

— С 50-х годов, когда в СССР была создана СГО, ее аппаратура каждые три-четыре года попадала в руки противника — из-за утери секретов при производстве и эксплуатации. После каждого такого случая приходилось аврально принимать меры по предотвращению использования системы против нас. А это значительные затраты, вывод на определенное время из повседневной работы самолетов, кораблей, радиолокационных станций.

В 1961 году, когда очередной раз аппаратура попала в руки потенциального врага, заведующий отделом обороны ЦК КПСС Иван Сербин, которого совсем не зря прозвали Иваном Грозным, поставил задачу по разработке системы, защищенной от дискредитации. Военные объявили закрытый конкурс, в котором участвовали НИИ-17 (разработчик действовавшей на тот момент системы «Кремний») и специалисты казанского ОКБ-294. Предпочтение отдали нашим предложениям по техническому облику СГО, основанным на криптографических методах кодирования. В 1962 году специальным постановлением ЦК КПСС и Совета Министров СССР наше ОКБ преобразовали в головной институт (до этого им был НИИ-17) страны, разрабатывающий системы «свой-чужой». ОКБ к тому времени уже занималось вопросами госопознавания, в том числе изучало опыт других стран.

— Правильно ли понимать, что в мире две главные системы госопознавания: российская и американская?

— Да. Российскую используют страны СНГ (ОДКБ). Американскую — страны НАТО.

— Как называется российская?

— С 2005 года — «Страж», до этого — «Пароль».

«КРЭТ — крупнейший и ведущий разработчик СГО, а «Радиоэлектроника имени Шимко» — головное предприятие по этому направлению» Фото: Сергей Елагин

— На каких принципах построены наша и американская системы?

— Принцип построения одинаков — запросно-ответный, то есть, обнаружив какой-либо незнакомый объект, нужно спросить его: «Кто ты?» — и по полученному ответу принять решение о его принадлежности по критерию «свой-чужой». Запрос и ответ формируются криптографическими методами. Если ответ соответствует запросу, то решение — «свой»; если ответа нет или он неправильный, то — «чужой».

— Можем ли мы вскрыть американскую систему, а они — нашу?

— Наше НПО такими вещами не занимается, а потому не можем выдать заключение о возможности или невозможности вскрытия американской системы. Что касается нашей СГО, то гарантируем, что аппаратура защищена от вскрытия.

— Правда ли, что, когда в 1976 году Виктор Беленко угнал в Японию МиГ-25, американцы «дешифровали» всю советскую систему «свой-чужой»?

— На том самолете стояла аппаратура без криптографической защиты «Кремний»: использовались меняемые по расписанию фиксированные коды — когда на довольно длительном интервале времени на один и тот же запрос выдавался один и тот же ответ. Естественно, такую систему можно дешифровать. И эта таблица смены кодов стала известна американцам. Поэтому чрезвычайно актуальным стало внедрение новой системы — «Пароль», которая исключила такие случаи.

— Если сравнивать с американской системой, то как наша смотрится на ее уровне?

— Она не уступает американской, а по ряду тактико-технических характеристик даже, наверное, превосходит.

— Интересно было бы покопаться в американской СГО?

— Конечно.

«У инженеров зарплата колеблется от 25 до 100 тысяч рублей. Большую зарплату получают люди, которые проработали на предприятиях не один год и у которых есть и выслуга, и степени, и категории» Фото: Сергей Елагин

«ОПОЗНАВАНИЕ ОТДЕЛЬНОГО ВОЕННОСЛУЖАЩЕГО — ПОКА ВОПРОС БУДУЩЕГО»

— С Россией, США и их спутниками понятно. А остальные страны? Например, третьего мира, куда идет много российского вооружения? Какой системой оснащается оно?

— Для поставки в эти страны нами разработан вариант системы «Пароль», а также аппаратура в натовском диапазоне частот.

— Выдвигают ли инозаказчики разного рода интересные пожелания к возможностям своих систем?

— Пожеланий много, но до реальных договоров доходят единицы, по независящим от нас причинам.

— Время от времени появляются новости о том, что переносные зенитно-ракетные комплексы попали в руки неких бандформирований. На ПЗРК есть система «свой-чужой»? Можно ли ее отключить?

— ПЗРК может быть и с аппаратурой госопознавания, и без нее. Сведений о случаях попадания ПЗРК с аппаратурой госопознавания в руки бандформирований у нас нет. Зная специфику построения аппаратуры опознавания для ПЗРК, скажу так: даже если такой комплекс попадет в руки противника, функционирование системы в целом не будет нарушено.

— На гражданской технике СГО устанавливается?

— Нет.

— А на космических кораблях?

— Наши изделия СГО на них не устанавливаются, но НПО участвует в изготовлении определенной аппаратуры для космоса.

— У вас на сайте сказано: «Предприятию принадлежит приоритет в разработке устройств миллиметрового диапазона волн для обеспечения высокой разрешающей способности по углам, средств опознавания для авиационных комплексов радиолокационного дозора и наведения и для атомных подводных лодок, устройств автоматической ежесуточной смены соответствий радиосигналов». Можно это объяснить популярно?

— Наша компания работает над достаточно широким кругом задач. Кратко можно сказать так: мы анализируем все направления развития техники и технологий, которые позволяют качественно решить задачу опознавания в интересах разнообразных образцов военной техники — и авиационных, и морских, и наземных.

— По общедоступной информации можно предположить, что некоторую проблему представляет загоризонтное опознавание...

— Сложность — в обеспечении устойчивого канала связи за пределами радиогоризонта. Но проблема может быть решена.

— Как работает опознавание в водной среде? Сегодня подводные лодки оснащаются СГО или это дело будущего?

— Задача опознавания в водной среде может решаться с использованием разных принципов, в частности гидролокации. Отечественные подводные аппараты имеют возможность опознавания.

— Поговаривают, что скоро станет возможным опознавание отдельных военнослужащих в ближнем бою? Насколько это близкая перспектива?

— Современная концепция ведения боевых действий подразумевает широкое использование высокоточного оружия, совершенных средств разведки и целеуказания, поэтому задача опознавания объектов и живой силы на поле боя чрезвычайно актуальна. Этой темой мы занялись два года назад и успешно в этом направлении работаем: провели научно-исследовательскую работу, которую закончили с конкретными образцами. Итоги представили заказчику, он принял их и сегодня готовит техническое задание по дальнейшему сотрудничеству. Однако опознавание именно отдельного военнослужащего — это пока вопрос будущего.

— Вышеупомянутая разработка, да и другие проекты, которыми занимается НПО, выполняются чисто казанскими силами?

— Было бы неестественно, если бы мы «варились в собственном соку». У нас достаточно контрагентов, например, в Петербурге, Москве, Ростове, Воронеже. Для них мы — головной исполнитель.

«Мы модернизировали производственное оборудование, переоснастили научно-технические подразделения, в ближайшие год-полтора надеемся закончить модернизацию испытательного оборудования» Фото: Сергей Елагин

«КОНЕЧНО, ЗАРАБОТАННЫЕ ДЕНЬГИ НЕ ХОЧЕТСЯ ОТДАВАТЬ, НО...»

— Вы только проектируете или еще и что-то производите?

— Да, мы серийно выпускаем собственные СГО, хотя по советским меркам это, конечно, не серия, а единичное производство. Но основная задача — наука и разработка.

— Кто еще выпускает спроектированную вами продукцию?

— Это более десяти предприятий, основные — в Татарстане: казанский «Радиоприбор», Казанский электротехнический завод и альметьевский завод «Радиоприбор».

— По открытым данным, концерн «Радиоэлектронные технологии», в который вы входите, занимает 80 процентов российского рынка средств СГО. А остальные 20 процентов у кого?

— КРЭТ — крупнейший и ведущий разработчик СГО, а «Радиоэлектроника имени Шимко» — головное предприятие по этому направлению. Остальные 20 процентов распределены между компаниями, не входящими в КРЭТ. Например, это группа предприятий, входящих в концерн воздушно-космической обороны «Алмаз-Антей».

— Это ваши конкуренты?

— Есть и партнеры, есть и конкуренты.

— Было такое, что они у вас отбирали заказы?

— Не всегда удается выиграть тендер. Например, в 2008 году мы планировали получить большой — на миллиард рублей — заказ, но выиграла московская фирма.

— Планировалось, что НПО станет головным при создании конгломерата по проблемам госопознавания. Такой кластер создан или создается?

— Кластер по разработке, производству и ремонту средств государственного опознавания в Татарстане существует еще с 50-х годов. Однако у этих предприятий не было единого координационного центра в республике. Поэтому КРЭТ в августе-сентябре 2015 года передал «Радиоэлектронике имени Шимко» функции единоличного исполнительного органа для казанского и альметьевского «Радиоприборов». Таким образом, мы стали для них управляющей организацией, координатором работы кластера.

— Как распределены акции НПО?

— Основной пакет – больше половины — у КРЭТа, сколько-то принадлежит Ростеху и сколько-то — федеральному агентству по управлению государственным имуществом. Грубо говоря, мы полностью государственное предприятие.

— То есть у Татарстана ничего нет?

— Да, это так, зато у республики достаточно внушительные пакеты акций в обоих «Радиоприборах» и Казанском электротехническом заводе.

Суперсовременный антенный зал — гордость «Радиоэлектроники им. Шимко» Фото: Сергей Елагин

— Какое время в истории компании считаете самым сложным?

— Конечно, 90-е. Тогда предприятие подолгу не выплачивало зарплату и потеряло часть специалистов. А сегодня есть не только определенная экономическая стабильность, но и рост: с 2013 года объем продукции вырос в 2,5 раза, чистая прибыль — в четыре.

— А какое время можно назвать золотой эпохой?

— Годы становления организации, когда вчерашние студенты (почти весь коллектив — одного возраста) взялись за совершенно новое направление, всё делали впервые и создали «Пароль». Тогда институт обеспечил многие заводы страны надежным финансированием, ведь аппаратурой СГО было необходимо оснастить всю армию. И некоторые из тех людей все еще в строю. Хотя часть из них уже не на должностях в НПО, но работает на нашей кафедре радиоэлектроники при КНИТУ-КАИ. К слову, заведует кафедрой мой первый заместитель — Андрей Сергеевич Белов.

— С какими экономическими показателями завершили 2017 год?

— Объем выполненных работ – 4,125 миллиарда рублей, чистая прибыль — 695 миллионов.

— Как изменилась работа НПО с тех пор, как оно вошло в КРЭТ?

— Общеизвестно, что у самостоятельного предприятия при вхождении в вертикально-интегрированную структуру появляются дополнительные проблемы. Многие вопросы, которые ранее решались самостоятельно, приходится согласовывать с КРЭТ, а это снижение оперативности принятия решений, увеличение документооборота. Но это с лихвой компенсируется той помощью, которую нам оказывают Ростех, КРЭТ и непосредственно генеральный директор концерна Николай Александрович Колесов. Достаточно посмотреть на показатели нашей работы со дня вхождения в систему Ростех–КРЭТ, то есть с 2008 по 2017 год. В 2008-м наш объем был 634 миллиона рублей, сегодня — 4 миллиарда 125 миллионов. Зарплата увеличилась с 12 до 59 тысяч рублей. Выработка на одного работника — в 7,8 раза, с 452 до 3157 рублей.

— Недавно заместитель председателя коллегии военно-промышленной комиссии Олег Бочкарев, будучи в Казани, говорил, что предприятия жалуются — дескать, управляющие компании выкачивают из них все соки...

— Вопросами распределения прибыли занимаются акционеры, и, да, когда заработанные нами деньги пускают на дивиденды, как и любому другому предприятию, не хочется их отдавать. Зато нам обеспечивают устойчивость, помогают с гособоронзаказом и с экспортными контрактами. Так что нынешняя подчиненность окупается, на мой взгляд.

К июню НПО достроит новое здание — новое городское «лицо» «Радиоэлектроники им. Шимко»

«НЕ ХОТИМ ОПУСКАТЬСЯ ДО ПРОИЗВОДСТВА КАСТРЮЛЬ И СКОВОРОДОК»

— Насколько понимаю, бóльшая часть работы — по гособоронзаказу?

— Да, ГОЗ это примерно 70 процентов, кооперация по военно-техническому сотрудничеству (ВТС) — 27,5 процента. Доля гражданской продукции — 2,5 процента. Поскольку ГОЗ будет снижаться, основные усилия направляем на работу с внешними партнерами, и пока удается неплохо.

— Некоторые жалуются, что контракты по ГОЗу бывают едва ли не убыточными...

— Иногда предприятия осознанно идут на такие контракты — чтобы у конкурента заказ увести, загрузку обеспечить, людей не растерять. Естественно, потом иногда жалуются, что это убыточно.

— Президент России заявил, что ГОЗ неуклонно будет снижаться и дал указание, в конце концов, довести долю гражданской продукции в оборонке до 50 процентов. Для «Радиоэлектроники имени Шимко» это реально? Есть ли какие-то планы по выпуску гражданки?

— Думаю, несмотря ни на что, работа по ГОЗу у нас будет всегда. Тем не менее мы пытаемся заниматься продукцией двойного назначения, но при этом не хотим опускаться до производства кастрюль и сковородок.

— А чистая «гражданка» у вас вообще возможна? Пытались в этом направлении идти?

— Возможна, если под «гражданкой» не понимать пресловутые сковородки. Всегда так было: сначала высокотехнологичные изделия создавались в военной сфере, после этого появлялись изделия двойного назначения с применением этих технологий, далее эти изделия могли стать чисто гражданскими. Изобрести что-то интересное наши сотрудники смогут — научный потенциал для этого есть, но создавать что-либо только для формального достижения этой цели было бы расточительно и непродуктивно. Надо заниматься высокотехнологичной продукцией, но это уже будет не та «гражданка», что мы зачастую ошибочно понимаем под этим термином (например какие-нибудь автосигнализации), а нечто намного более серьезное для предприятий и организаций и более полезное для экономики страны.

— Санкции повлияли на работу предприятия? Некоторые полагают, что они принесли России только пользу. А ваше мнение? Есть ли отрицательные моменты? Вы их чувствуете?

— Любые санкции — это ограничительные, дискриминационные меры и сами по себе они не могут принести «дискриминируемому» пользу, поскольку сужают для него рынок продавцов. Естественно, они усложнили нашу работу — частично поменялись схема логистики и некоторая компонентная база в ряде изделий (результат — дополнительное время и дополнительные расходы), поставляемых за границу. Это почти не касается продукции, поставляемой по гособоронзаказу, — там из соображений безопасности используется только отечественная компонентная база или незначительное количество компонентов, закупаемых в некоторых странах СНГ. Вместе с тем санкции увеличили темпы работ в стране по созданию современной, необходимой нам компонентной базы. Это само по себе положительно. Пока не вижу ничего критичного. 

— Многие татарстанские предприятия, связанные с ОПК, за последние годы серьезно модернизировались. А вы?

— Действительно, благодаря усилиям Ростеха, КРЭТа и руководства Татарстана, НПО в вопросах технического перевооружения не осталось на обочине. С 2012 по 2019 год предусмотрено финансирование трех реализуемых в нашей организации ФЦП на 1,75 миллиарда рублей. Тем не менее назвать эту сумму очень большими деньгами можно только с натяжкой. Впрочем, и таких денег на перевооружение в дальнейшем может не быть.

Многие воспринимают участие в ФЦП так, будто организация получает дармовые деньги. Но почти треть этой суммы — собственные средства предприятия, сформированные за счет чистой прибыли, еще 14 процентов предоставляет Ростех и 43 процента — из федерального бюджета, причем три четвертых последней суммы не сразу поступают из федерального бюджета: сначала они формируются за счет привлекаемых нами кредитов, которые только потом компенсируются. Если просуммировать дивиденды, за время реализации ФЦП перечисленные и перечисляемые нашим акционерам (КРЭТ, Ростех, Росимущество), и собственные деньги, направляемые на реализацию ФЦП, то общая сумма сопоставима со средствами финансирования ФЦП, даже без учета налога на прибыль, перечисляемого нами и распределяемого по федеральному, республиканскому и муниципальному бюджетам.

Таким образом, для того чтобы обновиться, нам необходимо было заработать на это деньги. Но оно того стоило: мы модернизировали производственное оборудование, переоснастили научно-технические подразделения, в ближайшие год-полтора надеемся закончить модернизацию испытательного оборудования.

— Покупаете ли что-то иностранного производства?

— Сегодня нет полной линейки российского оборудования, которая была бы способна закрыть все наши потребности. Конечно, мы вынуждены выбирать из импортного. Многое успели купить до санкций, да и сейчас критических и неразрешимых проблем с приобретением не вижу.

«САМОЕ ГЛАВНОЕ — ЗАРАСТИТЬ РАЗРЫВ ПОКОЛЕНИЙ»

— Что сегодня представляет собой завод с точки зрения недвижимости — земли и зданий?

— У нас 12,6 гектара земли: 4,7 — под производственными и административными зданиями, 7,9 — база отдыха «Волжанка». А к июню на месте одного из старых корпусов, который уже начинал уходить в землю, закончим строительство нового здания, что позволит создать в основном научном корпусе полноценные научные лаборатории. Площадь нового здания — 5 тысяч квадратных метров, стоимость — 261 миллион рублей. Строим за счет собственных средств.

— Были планы сосредоточить казанские предприятия КРЭТ на одной площадке. От них отказались?

— Действительно, прорабатывался такой план. Однако с учетом нынешней экономической ситуации и поставленных перед этими предприятиями целей решили пустить ресурсы на решение более актуальных задач, а к плану по «переселению» вернуться позднее.

— Сколько получают в НПО? Например, молодой инженер?

— У инженеров зарплата колеблется от 25 до 100 тысяч рублей.

— Наверное, чтобы получать 100 тысяч, человек должен проработать на предприятии не один год?

— Да, большую зарплату получают люди, которые проработали на предприятиях не один год и у которых есть и выслуга, и степени, и категории. Мы оставили всю эту иерархию, но добавили понятие рейтинговых групп: в зависимости от задачи относим выполняемую работу к определенной категории рейтинга, с 1-й (высшей) по 4-ю (это начинающие, у которых надбавок особых нет). Попадание во 2-ю группу позволит начинающему специалисту сходу зарабатывать не менее 50 тысяч. Впрочем, это бывает редко, а в 1-ю группу новичок и вовсе попасть не сможет.

— А стремятся ли работать в НПО?

— Судите сами. Наш коллектив — 1160 человек. Средний возраст — 46 лет. Молодежи (до 35 лет) — 413 человек (33,6 процента), 73 из них пришли в 2017 году.

Самое главное для нас — зарастить разрыв поколений. Сегодня у нас, как и на многих других предприятиях, своего рода две категории работников — ветераны, которые все знают и помнят, но не вечно будут работать, и молодежь. А вот среднего звена — от 40 до 55 лет — мало. Из-за «бурных» 90-х приток таких людей на предприятие в свое время был минимальным. Самая большая задача — обеспечить передачу молодежи опыта и знаний ветеранов. Кафедру в КНИТУ-КАИ создали в том числе и для этого.

— Вы сами как пришли в радиоэлектронную сферу КФУ, ведь вы по образованию юрист?

— Да, я окончил юридический факультет Казанского университета по специальности «правоведение».

— Пять лет проработали в прокуратуре — следователем и надзирающим прокурором. Почему не остались? Поняли, что не ваше?

— Я бы так не сказал: скорее взяло верх желание более досконально разобраться в механизмах функционирования реального сектора экономики, в основах макроэкономики — тогда мне предложили работу в Госкомимущества Татарстана. И кандидатскую диссертацию я по экономике писал, по вопросам логистики, а защищался в Военной академии наук.

— В конце концов, вас назначили первым заместителем генерального директора КРЭТ. Как произошло это «перемещение»?

— Отвечу в духе персонажа из «Белого солнца пустыни»: позвали.

— Получается, переезд в Казань был для вас понижением?

— Меня меньше всего волновал вопрос статуса — было важнее вернуться в Казань, к семье.

— Есть ли увлечения помимо работы?

— Охота (пернатая дичь, крупнокопытные), рыбалка, вождение транспортных средств на земле и на воде. До воздушных пока не добрался!

— За рулем чего хотели бы посидеть?

— Танка или бронетранспортера.

— И традиционный вопрос: три секрета для успеха в бизнесе?

— Тщательно продумать, правильно спланировать, точно реализовать.