Алексей Улюкаев Алексей Улюкаев за минувший год, проведенный под домашним арестом, серьезно похудел и осунулся, и это бросается в глаза. Хотя вряд ли отсутствие министерской зарплаты сделало его бедным человеком Фото: ©Рамиль Ситдиков, РИА «Новости»

«ВЫШИНСКИЙ ОТДЫХАЕТ. НЕТ ЧЕЛОВЕКА — НЕТ ПРОБЛЕМЫ!»

Последнее слово бывшего министра экономического развития Алексея Улюкаева, оглашенное сегодня в Замоскворецком суде столицы, больше походило на завещание потомкам. Помнится, Николай Бухарин в похожей ситуации каялся перед партией, Карл Радек шутил и сочинял анекдоты, Каменев призывал плачущего Зиновьева «умереть достойно», а вот бывший соратник Гайдара и Чубайса (с ними Улюкаев познакомился еще в советское время в клубе «Перестройка») показал себя абсолютно литературным человеком — с блестящей эрудицией и отсутствием страха перед так называемой репрессивной машиной. Алексей Валентинович вовсю сыпал цитатами из Жуковского, Тынянова, Джона Донна, Виктора Пелевина и даже Сократа, стоически вспоминал о своих многочисленных госнаградах как о бесполезной бижутерии, поправлял сползавшие на переносицу большие бухгалтерские очки, а под конец пообещал провести остаток жизни, защищая простых людей.

За минувший год, проведенный под домашним арестом, он серьезно похудел и осунулся, и это бросается в глаза. Хотя вряд ли отсутствие министерской зарплаты сделало его бедным человеком. При официальном доходе в 60 млн рублей, каковой был у Улюкаева еще в 2015 году, при 17 земельных участках, 3 жилых домах, 3 квартирах и 3 легковых автомобилях (данные из официальной декларации — прим. ред.) невозможно вот так сразу все потерять и остаться наедине с копеечной пенсией. Да и сам арест, как об этом неоднократно писали СМИ, обернулся заключением в «золотой клетке», каковой по праву и по созвучию считается жилкомплекс «Золотые Ключи – 2», где расположен улюкаевский дом (среди жильцов комплекса назывались рэпер Тимати, телеведущая Дана Борисова, композитор Владимир Пресняков-младший и другие). Поэтому потрясение, которое испытал бывший министр МЭР, было, по всей видимости, чисто эмоциональным, и такой же эмоциональной была его последняя речь на суде, куда так и не счел возможным приехать его главный оппонент, исполнительный директор «Роснефти» Игорь Сечин.

Игорь Сечин Игорь Сечин так и не счел возможным приехать в суд Фото: kremlin.ru

Со стороны все выглядело очень буднично. Зрители, пущенные в зал для судебных заседаний, отчаянно чатились в своих мобильниках, кто-то со вздохом поправлял прическу или прилежно изучал собственный ноутбук, и казалось, что почти никто не смотрел, как взъерошенный экс-министр нервно теребит в руках листочки с заготовкой «последнего слова». Но Улюкаев и не требовал от присутствующих пристального внимания. Через их голову он обращался то ли ко всей стране, то ли к грядущим потомкам, то есть к тем, от кого он надеялся получить хотя бы немного сочувствия и понимания.

«Я хочу доложить суду, что с 2006 года я ежегодно сдавал декларации о своих доходах, и в материалах следствия они имеются, и ни разу у сотрудников компетентных органов не было ко мне не только вопросов, но и замечаний», — запальчиво убеждал замоскворецких судей Алексей Валентинович. Взойдя на маленькую потертую судебную кафедру, он начал свое последнее слово с того, что категорически отверг все предъявленные ему обвинения. «Ни один из материалов следствия не содержит никаких доказательств моей причастности к совершению преступления», — подчеркнул Улюкаев. По мнению экс-министра, собранная база сведений и доказательств свидетельствует как раз об обратном — о том, что против него была «совершена чудовищная и жестокая провокация».

«Потерпевший вначале превращается в свидетеля, а потом утрачивает даже этот статус, — пожал плечами Алексей Валентинович, говоря о проигнорировавшем суд Сечине. — В свидетеля, который, затерявшись на просторах где-то между Ханты-Мансийском и Римом, просто растворился. Также растворился, как и синэнергетический эффект для бюджета от приобретения его компанией „Роснефть“ акций компании „Башнефть“. Растворился, только запах серы в воздухе остался! Он мнимый свидетель, какой-то подпоручик Киже (герой одноименной повести Юрия Тынянова — прим. ред.). Он не потерпевший, он не свидетель... Кто же он такой? Может, специалист? Ну конечно, специалист — по проворачиванию определенных делишек. Дурно пахнущих делишек...»

Улюкаев сравнил завершающийся судебный процесс над ним с цирком, где «немолодой, пенсионного возраста гладиатор картонным мечом отмахивается от вполне реальных угроз, а публика в удобных креслах наблюдает». «Готовы поднять или опустить палец, — возмутился „немолодой гладиатор“, жестами показав, как решается его судьба. — Спрашивают: „Как процесс, какой приговор?“.  Давно было сказано: „Не спрашивай, по ком звонит колокол, он звонит по тебе“. Он может зазвонить по любому из зрителей».

«Представьте ситуацию: вот у вас есть знакомый чиновник, который почему-то перестал вам нравиться, — попытался смоделировать свои отношения с Сечиным бывший глава МЭР. — Вы приглашаете его на прогулку и говорите: „Подержи, пожалуйста, портфель, у меня шнурок развязался“. И не успеет шнурок завязаться, как из кустов добры молодцы выкатывают, берут под белы руки этого бывшего приятеля и направляют его в следственный изолятор. Нет человека — нет проблемы! Однако ящик Пандоры открыть легко, а вот закрыть его будет очень трудно».

Далее Улюкаев, говоря о доказательствах следствия, сослался на «бессмертный роман Ильфа и Петрова „Золотой теленок“». По его мнению, апелляция правосудия к «весовым категориям» сумки, которую ему дали подержать, очень напоминает аргументацию из этого романа. «„Пилите, Шура, гирю“. „А если там не золото?“ „А что же там еще, по-вашему?“ Что же еще, по-вашему, может быть в тяжелой сумке, как не деньги? Или обвинение полагает, что очки подсудимого оборудованы рентгеновской оптикой специальной?» Раз сумка тяжелая, значит там деньги. А если сумка коричневая, а подсудимый почему-то этого не помнит, то именно это и доказывает его преступный замысел. Вышинский отдыхает, а мог бы подарить гособвинителю свой портрет с надписью: „Победителю-ученику от побежденного учителя“. Действительно, побежденному — у того хоть царицей доказательств вина была, а тут только сплошное „не мог не знать“ да „не мог не понимать“. Это удивительный криминальный опыт чтения мыслей не только на расстоянии, но и во времени», — заключил Алексей Валентинович.


«ПРОСТИТЕ МЕНЯ, ЛЮДИ. Я ВИНОВАТ ПЕРЕД ВАМИ»

Экс-министра никто не прерывал, не одергивал, ему никто не прекословил, несмотря на наступательный и даже обвинительный характер его речи. Иногда казалось, что слово держит не подсудимый, которому угрожает 10 лет колонии строгого режима, а сам обвинитель, прокурор, а на скамье подсудимых перед ним — все его бывшие коллеги по кремлевским министерствам и ведомствам. И им, по большому счету, нечего сказать в ответ...

«Обвинение абсурдно! Доказательства абсурдны! — продолжал метать громы и молнии Улюкаев. — Но во всяком абсурде, как известно, должна быть своя система. Она есть и в этом абсурде. Его краеугольный камень — это жестокость и вседозволенность провокаторов. <...> Выгодоприобретатель этой чудовищной провокации очевиден. Все это надо расследовать, и все это, несомненно, рано или поздно будет расследовано. Уверен, что этим преступным действиям будет дана должная оценка. Провокаторы потратили немало сил и средств, чтобы оклеветать невинного человека, заманить его в ловушку, осуществить расправу. Следствие и обвинение, вместо того чтобы разобраться в существе дела, поспешило сшить дело белыми нитками. Черное дело шито белыми нитками».

Пафос «последнего слова» все нарастал, и фигура маленького, похудевшего чиновника тоже словно увеличивалась в размерах. Наконец, Улюкаев решил влепить режиму пощечину от имени Фиделя Кастро, который, выступая 65 лет назад на процессе по сфабрикованному против него делу, сказал: «История меня оправдает». «Могу лишь повторить эти пророческие слова, — вздохнул Алексей Валентинович. — Жернова истории мелют медленно, но неумолимо. И муку хорошую делают. Уверен, что так будет и на этот раз».

Речь экс-министра длилась от силы 10 минут, но уже на второй минуте как-то стало понятно, что он решил окончательно порвать со своим бывшим окружением, навсегда отвернуться от элиты, которая ославила его коррупционером и взяточником, и поэтому ему, в принципе, нечего терять. Теперь он обращался уже не к Кремлю, не к следствию и даже не к суду, а к так называемым «простым людям», о существовании которых прежде благополучно забывал. И вот перед этими «простыми людьми» Улюкаев теперь решил покаяться. «Хочу здесь сделать заявление, что признаю себя виновным, — неожиданно заявил он. — Виновным, конечно, не в том абсурдном обвинении, которое мне с упорством, достойным лучшего применения, предъявляют государственные обвинители. Очевидно, что ничего общего с угрозами и вымогательством взятки я не имею. Я виновен в другом. На протяжении многих лет я как мог служил гражданам России. Старался делать свою работу, как мог, хорошо, приносить пользу. И дело не в полученных наградах и орденах, почетных званиях, которых было немало, а в том, что в самом деле кое-что удалось сделать на благо людей. Но, как известно, для Родины сделано недостаточно, если не сделано все. Того, что я делал, недостаточно. Прискорбно мало. Я виновен в том, что слишком часто шел на компромиссы, выбирал легкие пути, карьеру и благополучие зачастую предпочитал отстаиванию принципов. Крутился в каком-то бессмысленном хороводе бюрократическом, получал какие-то подарки, сам их делал. Пытался выстраивать отношения, лицемерил. Только когда сам попадаешь в беду, начинаешь понимать, как тяжело на самом деле живут люди, с какой несправедливостью они сталкиваются. А когда у тебя все в порядке, ты позорно отворачиваешься от людского горя. Простите меня за это, люди. Я виноват перед вами», — склонил голову Алексей Валентинович.

В завершение он подарил залу еще одну цитату — на этот раз из Сократа. «Как сказал в аналогичной ситуации Сократ: „Вот уже время идти отсюда“, — тихо молвил кавалер орденов „За заслуги перед Отечеством“ III и IV степеней. — Мне — чтобы умереть, вам — чтобы жить. А кто из нас идет на лучшее, это сейчас никому не ясно. Конечно, со времен Сократа много воды утекло, сейчас времена гораздо более вегетарианские. Но тем не менее 10 лет строгого режима для человека 62 лет от роду не сильно отличаются от смертного приговора».

Суду Улюкаев адресовал, по сути, только одну просьбу — о милосердии. «Надеюсь и верю, что суд поднимется над завесой инсинуаций и лжи и защитит попираемое право и справедливость, не позволит отнять у престарелых инвалидов-родителей их сына, единственную опору в старости, а у маленьких детей — отца, который должен поставить их на ноги и помочь идти по тернистому жизненному пути. Моей маме 85 лет, папе — 86, сыну 12 лет, дочери — семь. Трудно им будет без меня», — подчеркнул экс-министр и пообещал остаток жизни посвятить «отстаиванию интересов простых людей.

Известно, что приговор бывшему министру экономического развития будет оглашен 15 декабря в 10 утра. Обвинитель Павел Филипчук полагает, что вина Улюкаева «полностью доказана».  Гособвинение требует для подсудимого 10 лет колонии строгого режима и штрафа в 500 млн рублей. Также не исключено, что Алексея Валентиновича могут лишить статуса действительного госсоветника, орденов «За заслуги перед Отечеством» III и IV степени и ордена Почета, запретить ему занимать должности с выполнением функций власти и работать в госкорпорациях в течение 10 лет.

... Приговор бывшему министру экономического развития будет оглашен 15 декабря в 10 утра
 Фото: Елена Колебакина-Усманова

«РОССИЙСКИЕ СУДЫ НЕ РЕШАЮТ ВОПРОС ОБ ИСТИНЕ, А РЕШАЮТ ВОПРОС О ТОМ, КОГО НУЖНО ОСУДИТЬ»

Ответить на вопросы о том, на чьей стороне правда — Сечина или Улюкаева, и будет ли срок для экс-министра реальным, «БИЗНЕС Online» попросил своих экспертов.

Глеб Павловский — создатель фонда эффективной политики (ФЭП), политтехнолог:

— Вопрос о правде в российских судах не решается. Российские суды не решают вопрос об истине, а решают вопрос о том, кого нужно осудить. Поэтому, я думаю, Улюкаев обречен. Потому что заказчик суда над ним слишком силен, хотя никакой доказательной базы и не было предъявлено. Даже Сечин не явился на суд, показав, что он выше этого института и рассматривает его как служебный, обслуживающий институт. Но теперь суду, чтобы признать доказательства ничтожными, надо спорить с опасными людьми в Кремле. А он этого делать, я думаю, не будет. Многие рассчитывают на личное влияние Путина, но я думаю, что его уже недостаточно для того, чтобы решать такие вопросы. Ему надо полностью сфокусироваться на какой-то проблеме, чтобы внести в нее какой-то свой личный вклад. Но ни в вопросе Европейского университета, ни в вопросе Исаакиевского собора, ни в вопросе режиссера Серебренникова Путин не показал, что он может остановить тех, кто толкает суд под руку. Есть небольшая, очень небольшая надежда на то, что организаторы избирательной кампании Путина как-то упросят — не за Улюкаева, конечно, — а за то, чтобы не отягощать добавочно отношения президента с бизнесом и управленцами страны такой явной поддержкой в общем-то личной расправы над министром. Но эта надежда очень мала. Путин — оппортунист, он плывет по течению, и мне кажется, что он не вмешается. Конечно, мне хотелось бы ошибиться.

Условный срок Улюкаеву означал бы, конечно, провал организаторов процесса, организаторов провокации против Улюкаева. Но это кто-то должен организовать, сам суд этого сделать не может. Какая-то другая группа в окружении Путина должна это организовать, поставить палки в колеса. Там есть такие люди и есть такие группы, но сочтут ли они необходимым это делать — я не знаю. Дело в том, что в окружении Путина, в этом кремлевском дворе, существует непонимание того, что они ввели в свою среду практику судебных расправ и дальше она может распространиться и на других, и на них тоже. Если человек смог успешно организовать судебную западню Улюкаеву, то тогда он может попытаться организовать судебную западню кому-то другому в этом высшем круге. Поскольку там речь идет о серьезной борьбе — борьбе за преемника Путина. И в ней все средства хороши. Поэтому было бы правильно, чтобы кто-то остановил эту расправу, но произойдет ли это — я не знаю.

Дмитрий Орешкин – политолог:

— Вопрос о том, где правда, неразрешим, потому что это философская коллизия. У Аристотеля написано: «Справедливо то, что законно», — то есть логика такая, что если есть закон, то он должен соблюдаться, даже если он неправильный. Я думаю, что правда скорее на стороне Улюкаева, потому что, с формальной точки зрения, его обвинение в вымогательстве по отношению к Сечину, который на полтора этажа выше в иерархии власти, выглядит просто смешно, просто не тот масштаб влияния, чтобы вымогать деньги у господина Сечина.

С другой стороны, Улюкаев вовсе не ангел, как и все деятели системы, по той простой причине, что система так устроена, что в ней невозможно добиваться успеха, если действовать по закону. Это не случайно, и сделано еще с советских времен. Я помню, когда я был еще молодой, один высокопоставленный человек из Чехословакии как раз во времена «Пражской весны» рассказывал, что когда советский режим формировал социалистическую экономику, их инструктировали в таком смысле, что ни один директор завода в рамках действующего социалистического законодательства не должен иметь возможности выполнить план, не нарушая законодательство. Логика такая: если ты выполняешь все нормы социалистического закона, ты не выполняешь план. Это делали для того, чтобы каждый директор понимал, что на него есть файл, компромат, что если он не выполнит план, то его уволят, а если выполнит, но поведет себя как-то неправильно с политической точки зрения (кого-то поддержит, даст помещение для проведения митинга), то достанут файл и скажут: «Ты же выполнял планы, потому что на самом деле уголовник», — и человека по уголовной статье уверенно и спокойно сажают. И он это знает, что в сейфе лежит папочка, и руководство знает, что он нарушает правила, — все это входит в систему, она на этом основана. С этой точки зрения что Улюкаев, который был вынужден подкармливать своих сотрудников, что Серебренников, который получал госденьги, и, я так полагаю, их как-то распределял в соответствии с реальным вкладом людей, которые занимались его постановками. Так вот, они тоже работали примерно в такой же системе. И Никита Белых, кстати, тоже. Если их надо наказать, то можно достать папочку и организовать дело. При этом все люди понимают, что так действуют все, потому что по-другому действовать в этой ситуации невозможно. И тут раскрывают перед трудящимися: «Какой он ужасный!» А это уже элемент политической борьбы, конкуренции, это профессиональный риск.

С точки зрения того, кто прав, Сечин, который отжал бизнес у Ходорковского, используя промежуточную контору, где уставный капитал был 10 тыс. рублей и которая была зарегистрирована рядом с рюмочной в Твери, и все это покрывал Владимир Путин, то эта ситуация гораздо более грязная, чем то, что происходило между Сечиным и Улюкаевым. Там были личные разборки, Улюкаев по каким-то другим показателям оказался виноват перед кем-то (необязательно, что перед Сечиным), с ним и начали сводить счеты, при этом по номенклатурным правилам игры. Если бы он не нарушил какое-то неписаное правило, то продолжал бы себе существовать, но нарушил и был наказан таким образом. Надо было его за что-то прищучить, вот и прищучили. Поэтому понятно, что приговор будет обвинительным.

Но в то же время Улюкаев нарушил правила игры в том смысле, что вместо того, чтобы покорно, как было положено членам всех этих сталинских заговоров, которые признавались и потом обращались в лагерную пыль, начал сопротивляться, дал массу неприятностей для всей этой системы, потому что всплыл образ господина Сечина, весьма малосимпатичный, всплыл образ всей этой системы. В этом смысле Улюкаев оказал большую услугу общественному мнению, потому что теперь, когда будут думать о проведении такого рода процессов, подумают, не будет ли слишком много издержек и вони, как было с Улюкаевым, может, лучше действовать по закону и не увлекаться произвольными выяснениями отношений.

Если я эту ситуацию улавливаю, она выглядит примерно так. По правилам этой системы, которые похожи на правила мафии, ты должен принимать приговор крестного отца и молча умирать и ни о чем не говорить. Улюкаев закон нарушил. Его хотели тихо затрамбовать, как делали в сталинские времени. Улюкаев начал сопротивляться, это хорошо для нас, потому что начинаем понимать, как у них устроены взаимоотношения. Тот, кто этим занимался, и так понимал. А вот широкие общественные массы все время думали, что кто-то там честный, а кто-то нечестный. Нет, вся система нечестная, вся система монопольного капитализма так же, как монопольного социализма, просто не может быть честной. Если бы это была система, где работают законы, тогда Сечин должен был бы сидеть гораздо раньше Улюкаева, потому что он отобрал то, что было частной собственностью у Ходорковского, элементарно отжал, используя неблаговидные технологии. Или тогда действуйте по понятиям, но тогда начинается другая игра, и нечего изображать из себя правосудие, играть с адвокатами. Тогда надо стрелять в подворотне, как было при переделке собственности.

Аббас Галлямов — политолог:

— Думаю, что приговор будет обвинительным, но реально сидеть Улюкаеву не придется. Срок будет условным. Никакого особого влияния на политический процесс этот суд не окажет. Все будет идти так, как идет.

«ВПЕРВЫЕ ПОПЫТАЛИСЬ ПРИВЛЕЧЬ ВЫСОКОПОСТАВЛЕННОГО ЛИБЕРАЛА ЗА ЕГО ПРЕСТУПЛЕНИЯ»

Михаил Ремизов — президент Института национальной стратегии:

— Дело довольно странное, потому что, во-первых, у нас нечасто судят министров, во-вторых, не часто в роли такой оперативной деятельности, в данном случае провокации взятки, выступают такие высокопоставленные фигуры, как Сечин. С одной стороны, это дело показало его уровень влияния, с другой стороны, в том, как оно освещалось в прессе, можно усмотреть признаки того, что оно приобрело нежелательный для Игоря Сечина оборот, потому что было много материалов, обнародованием которых он выражал неудовольствие, была ставящая его в неудобное положение ситуация с вызовом и неявкой на суд. Поэтому дело если и можно будет рассматривать в качестве успеха, победы Сечина, то эта победа в некоторых отношениях выглядит Пирровой: ущерб может быть выше, чем плюсы.

Чем это закончится? Мне не кажется, что приговор будет не очень суровым. По ощущениям, вина будет признана доказанной, но приговор будет не слишком суров с учетом тех или иных оговорок. Пока сколько-нибудь обоснованные прогнозы делать трудно.

Максим Калашников — писатель-футуролог:

— Мне трудно быть беспристрастным, поскольку все-таки в моих глазах Улюкаев — это помощник Гайдара, один из либеральных палачей промышленной экономики России. К другой стороне я тоже, поверьте, не испытываю особых симпатий, другая сторона для меня — это сырьевая отсталость, коррупционная система. Поэтому для меня это как роман Жюль Верна «Путешествие к центру Земли», когда гигантский змей схватился с крокодилом.

Несмотря на громадную техническую оснащенность и помощь спецслужб, в суде нам так и не показали записи, где бы Улюкаев говорил: «Дай мне 2 миллиона долларов». Другая сторона конфликта тоже не задавала Улюкаеву уточняющих вопросов, когда это было: «Вам как собирать эти 2 миллиона долларов? Будете пересчитывать?» Меня поражает крайняя неумелость этих оперативных мероприятий, как-то очень нехорошо сработало. Хотя, мне кажется, Улюкаев все же знал, из контекста это ясно, но доказательной базы нет. Мало того, и Сечин не явился в суд, хотя он ключевой свидетель. Было показано, что для этой системы это низшая ступень силовой пирамиды, с судом можно не считаться. В данном случае это все показывает, что в РФ нет судебной власти, состязательности процесса, сопоставления доказательств той и другой стороны. Раньше со всем этим сталкивались мы, простые смертные, по статье 282, а теперь так называемое «басманное правосудие» коснулось представителей элиты. Еще мне обидно, что в эти же дни проходит апелляционный процесс по делу сторонников референдума, а о нем вообще ни слова.

Михаил Делягин — директор Института проблем глобализации:

— Правда на стороне обвинения, но сидеть Улюкаев не будет, или будет, как Васильева, демонстративно, потому что весь либеральный клан, все воры России и весь Запад консолидированно выступают в его поддержку.

Впервые попытались привлечь высокопоставленного либерала за его преступления. До этого было «дело писателей», когда Чубайса и его подельников освободили от уголовной ответственности по амнистии, после чего они стали прекрасно себя чувствовать. А дело Улюкаева — первая в XXI веке попытка призвать либеральных высокопоставленных преступников к ответственности. Но поскольку Улюкаев был еще советником Гайдара, был его правой рукой, то это для российских и западных либералов фигура сакральная, это больше, чем апостол в христианских церквях. Соответственно, он неприкосновенен. Поэтому попытка призвать его к ответственности за совершенные преступления вызывает дичайшую истерику, агрессию в отношении тех, кто его ухватил за руку. Скорее всего, он сидеть не будет, или сначала будет, но потом подведут под амнистию, или же будет где-то формально сидеть короткий срок, но при этом его будут встречать в ГУМе, на Красной площади, в церкви, парке, как это уже было. Я сильно сомневаюсь, что в стране, где вся социально-экономическая сфера жестко контролируется либералами, где либералы, судя по их политике, готовятся к госперевороту, кто-то действительно будет держать либерального преступника за решеткой.

Константин Калачев — политолог:

— Истина где-то рядом. Честно говоря, ни та, ни другая сторона процесса не были безоговорочной убедительными, безоговорочно, доказательно, окончательно. Версия Улюкаева была противоречивой, и Сечин демонстрировал неуважение к суду, отказываясь от дачи показаний, не пришел как свидетель. Я думаю, что на месте Улюкаева мог оказаться кто-то другой, он не самый большой злодей, очевидно. В принципе, из-за этого возникает недоверие к системе борьбы с коррупцией, потому что у нас избирательное правосудие, избирательно выбирают жертв по принципу, что кому-то не угодил, с кем-то не поделился, не так что-то сделал, лояльность не продемонстрировал, выпал из системы и так далее.

Я думал, что приговор Улюкаеву будет мягким, я не думаю, что 10 лет, как того требует прокурор, обернутся реальностью. Более того, совершенно очевидно, что по ходу процесса многое менялось, в том числе отношение российской власти к процессу. Я не считаю себя большим специалистом по делу Улюкаева, но думаю, что приговор все-таки будет обвинительным, но достаточно мягким. Симпатии мои ни на чьей стороне, потому что это стороны одной медали, и бог бы с ними.