Максим Шевченко Максим Шевченко

«БУДЬТЕ РЕАЛИСТАМИ — ТРЕБУЙТЕ НЕВОЗМОЖНОГО!»

― Скажите сразу, Максим, вы же любите активную молодежь, революционно настроенную?

― Конечно, очень.

― Она вам симпатична?

― Очень симпатична. Это та часть молодежи, которая мне очень симпатична.

― А в этой истории некоторого противостояния мирных граждан, гостей фестиваля реконструкции и не очень мирной молодежи вы на чьей стороне?

― Я считаю, это не стороны. Стороны — это те сотрудники ОМОНа, которые с похожими на марсиан такими фигурами — фотография знаменитая — четыре «марсианина» ведут девочку, у которой на груди плакат: «Россия, будь свободной!» — и трехцветный флаг России в руках. То есть это стравливание даже в информационном поле митингующих с теми, кто пришел на этот праздник реконструкций, который почему-то был на Тверской. Самое время ему, по-моему, было быть в Коломенском около реконструированного дворца Ивана Грозного, где много места, хорошее пространство, и где москвичи с удовольствием бы провели время. Заодно это повлекло бы к некому развитию инфраструктурному Коломенского района.

Нет, надо было тупо устраивать на Тверской, создавая, с одной стороны, крайнее раздражение тем, что перекрыта Тверская опять, а, с другой стороны, крайнее раздражение идиотической тональностью репортажей, которые давали об этом мероприятии.

Поэтому я здесь, конечно сочувствую тем гражданам, которые хотели посмотреть историческую реконструкцию. Сама по себе идея была неплоха — реализация, как всегда, подвела. А что касается политической манифестации, то, мне кажется, что люди имеют право на политической протест. Люди и особенно молодежь имеют право заявить о том, что у них есть иной образ будущего, что они хотят, чтобы к их мнению прислушивались.

Дело тут даже не в Навальном. Навальный — это просто повод для молодого поколения сказать, что ему душно, что его достало то, что происходит. Очень много я читал в эти дни воспоминаний и разных документов о мае 68-го года, о студенческих волнениях. Очень много похожего.

Де Голль выдающийся человек, каковым выдающимся, безусловно, является и Владимир Путин. Это два политика, которые вывели свои страны из тяжелейшей ситуации. И вот представьте себе, что в 68-м году де Голлю кричат: «Старик, надоел! Уходи!» — де Голлю, который спас Францию от фашистской оккупации, который сражался против нацизма, заслуги которого невозможно оспорить; который сделал свободным Алжир, который разгромил фашистскую оппозицию в виде ОАС. Ему говорят: «Недоело!» Почему? Потому что все телевидение в те годы было в руках государства. У университетов не было свободы. Стипендии были микроскопические. Студенты требовали приравнять стипендию к заработной плате.

То есть требования к де Голлю в 68-м году были следующие: «Ты хороший и ты великий, и ты в истории Франции почти как Наполеон, — ну, де Голль, правда, почти как Наполеон, — но мы устали от тебя немножко. Мы, молодые, мы тебя уже не понимаем. Ты обращаешься не к нам. Ты обращаешься к тем, кто помнит твою высадку в Нормандии, твои сражения в Ливане, твои прекрасные политические ходы, когда ты не допустил коммунистов в 40-е годы — вот компромиссы...».

― То есть де Голль был велик до конца, когда он сказал: «Французы, я вас понял».

― Я считаю, что Путин — это тоже великий политик. Это политик очень большого мирового...

― Он еще не закончился...

― Знаете, де Голль в 68-м году тоже не закончился. Но де Голль тогда, я напомню, услышал студентов и сделал досрочные парламентские выборы, на которых его голлистская фактически партия, в которой были какие-то внутренние разногласия, по-моему, с Помпиду у него были разные точки зрения... Они, по-моему, все боялись Миттерана, который тогда был еще молодым, примерно в возрасте Алексея Навального и поднимался вверх. Социалисты вдруг там — 30 с чем-то процентов... Миттеран, как говориться, пятки поджаривал, еще заключая союзы с коммунистами.

Эти досрочные парламентские выборы вдруг дали на фоне массовых студенческих волнений очень стабильную победу голлистов, естественно, неподтасованную, потому что на фоне таких волнений невозможно было ничего подтасовывать. Просто население Франции выбрало тогда стабильность в противовес революции, студенческим волнениям, которые еще к тому же шли под маоистскими лозунгами, под левацкими лозунгами, даже тогда вошло в моду слово «гошизм»... Многие из лидеров тех молодежных протестов — и Кон-Бендит и Глюксман — они стали потом тоже политиками, не такого уровня как де Голль, но заметными...

― Добропорядочными гражданами, во всяком случае.

― Те студенты тоже были добропорядочными гражданами. Их лозунги были прекрасными. Это были лозунги молодости. И хотя я уже не молод, но их все равно приятно повторять: «Требуйте невозможного!» и так далее.

Вот я считаю, что сегодня в России похожая ситуация. То молодое поколение выросло — и это отмечали многие социологи, философы, причем великие — и Бодрийяр, и Маркузе, — выросло на фоне стабильности. Это было первое поколение французов, которое не знало войны, голода, оккупации...

― В этом смысле непоротое, как у нас говорят, да?

― Да. И сейчас на улицы вышло такое же поколение россиян. Поэтому, когда Соловьев хамски их оскорбляет, грубо говоря, что они быдло, дети коррупционеров с айфонами, — это омерзительно настолько, что это просто даже за рамками находится вне идеологических предпочтений — то, что он позволяет себе высказываться... Кстати, 2% он сказал. 2% россиян — это, между прочим, 2, 5 миллиона человек как минимум. То есть 2,5 миллиона человек, по его мнению — это мразь и быдло в России? Это интересная, конечно, позиция сотрудника ВГТРК. Но пусть ВГТРК с этим сама разбирается.

Мне кажется, что это поколение стабильности — это же поколение, родившееся фактически в 2000-м году — это просто «дети Путина»... 99-й, 2000-й год. Это были достаточно стабильные годы, когда уже война где-то завершалась на Кавказе. А теракты доходили до нас и в 50-е и 60-е годы. То поколение росло на фоне Алжира, например, и смертников, которые взрывались в Алжире или фашистского терроризма на территории Франции.

Это вот поколение современное российское, для него же парадигма путинского призыва так называемого, вот более старших, она кажется уже историей. Им непонятно, почему Елена Мизулина, при всем уважении к ней, — сегодня она была одним из главных комментаторов путинской «Прямой линии» — или другие достойные люди (я никого не хочу оскорблять, естественно) говорят, им как жить. Они сами... Они живут в своей музыкальной культуре, в своей сетевой культуре. У них на самом деле айфоны, потому что, благодаря путинской стабильности, их родители позволили себе подарить своим детям айфоны, например. Не потому, что они коррупционеры, как считает Соловьев, а потому, что их жизнь особенно в Москве стала достаточно стабильна: они могут себе позволить отложить, накопить, условно говоря, 60 тысяч и потратить на айфон для любимого ребенка. Ну, как и многие москвичи.

Средний класс — это основа сегодня московской жизни. То есть это дети из среднего класса. И это, конечно, говорит о том, что просто у нас в стране намечается серьезный конфликт поколений, две разные аудитории. Вот сегодняшняя «Прямая линия», она и по тону и по голосу адресовалась к аудитории 50, 60, 70, 80-летних... поэтому это было абсолютно адекватное мероприятие, именно ориентированное на целевую аудиторию. И Мизулина как главный комментатор была очень адекватна. И, в общем, те люди, которые являются узнаваемыми и опознаваемыми для этой аудитории. Молодежь, естественно, телевизор не смотрит, они даже не знают, что такое телевизор, я думаю, за исключением запрещенных родителями каких-нибудь фильмов...

― Телевизор — это YouTube для взрослых.

― Да, телевизор — это YouTube для взрослых. А у молодежи своя «Прямая линия» — с Алексеем Навальным.

«ВЛАСТЬ ЛЕПИТ ИЗ НАВАЛЬНОГО ВАЦЛАВА ГАВЕЛА»

— Кроме Алексея Навального там, кстати говоря, нет других лидеров. Всех остальных власть зачистила, оставив там только одного Навального по большому счету... Ну кто еще на либеральном фланге ему является конкурентом? Все зачищены. Если бы власть позволила хотя бы Явлинскому пройти в Государственную думу. Ну хотя бы кому-нибудь, ну хотя бы Титову. Я не знаю, ну кого мы еще возьмем более приближенного из либералов к власти? Я не знаю... Ну, хотя бы Мишу Барщевского позволило бы, если бы он захотел...

― Хотя бы Кудрина взяли на какую-то настоящую должность.

― Хотя бы Кудрина, да. Все же зачищены, ну просто все зачищены! Все сидят, потому что у всех какие-то личные отношения. У этого плохие отношения с Сурковым, у этого — с Володиным. У Сергея Владиленовича Кириенко, я думаю, еще не удалось плохих отношений сложить, потому что он технологичный человек, менее эмоциональный, чем Владислав Юрьевич и Вячеслав Викторович.

Но все равно, как говорится, вот как бы не это всё... И в итоге Навальный, который никогда не пытался выстраивать никаких отношений с администрацией президента — ни с Сурковым, ни с Володиным, ни с Кириенко — оказался кум королю: свободный, сильный и политик, который не боится репрессий. Делаете с ним что хотите: любой арест, любое тюремное наказание — все придет к нему. Так власть доиграется, что Навальному еще Нобелевскую премию дадут, как Вацлаву Гавелу. Она просто лепит из него... не Манделу, естественно, Мандела был боевой активист, повстанец, который с оружием в руках сражался против апартеида. Это парадигма Вацлава Гавела абсолютно. Вот они из него лепят и лепят Вацлава Гавела. И чем больше они его лупят...

― А это может быть глубинной идеей?

― Да нет, это не может быть глубинной идеей. Это просто неповоротливая тупость Левиафана. Вот вокруг Левиафана летает чижик, условно говоря. Ну, Навальный Алексей пусть не обижается: чижик — это позитивно в данном случае...

― Главное, чтобы чижика не съели.

― Не чижик — сокол, скажем. Летает сокол — и огромный Левиафан вертится. Он не понимает... Он думает раздавить сокола. Сокола трудновато раздавить, потому что он ловкий, он уворачивается. И тут еще за ним следят, условно говоря, окружившие Левиафана орнитологи разные мировые: как там, не обижают ли сокола случайно и не стоит ли из-за этого выразить протест в Госдепе или, допустим, в Вестминстерском дворце или на Святом Престоле в Ватикане?

― Вы не считаете, что Навальный — это проект Кремля в буквальном смысле?

― Нет, Навальный не проект Кремля ни в какой степени. Навальный — умный человек, который сам просто вычислил и понял слабое место власти — ее неповоротливость, ее медленное принятие решений, ее медленную реакцию заторможенную, ее привычку последние годы реагировать только силовыми способами: если чего-то не так, значит, надо уголовное дело завести или послать этих «марсиан» в шлемах с автоматами к Серебреникову...

Кстати, мне сегодня понравилось: Путин называл дураками фактически и силовые структуры. Он уточнил сегодня. Помните, мы с вами обсуждали, кого он называл дураками... Вот он уточнил сегодня: силовые структуры — дураки, потому что «зачем в театр идти с силовой поддержкой?» То есть власть привыкла вот так реагировать. Это еще здесь, это так называемая репрессия. А вот, допустим, на Кавказе, там же, вообще, беспредел полный. Вот, допустим, Расул Кудаев — вообще невиновный человек, и ЕСПЧ его признало политзаключенным. И ЕСПЧ приняло к сведению иск о пытках против него... не к сведению, а рассмотрению, причем в максимально быстрой форме. Нет — тупо сажают пожизненно и так далее абсолютно невиновного человека. Мы, конечно, будем бороться за Расула и за других, потому что этот беспредел должен закончится.

Но вернемся к Навальному. Короче, власть ему создает биографию... Эта биография у него успешно создается. Сейчас, даже сидя в КПЗ, он умудряется с помощью своих помощников... вот его реакция — видеоролик — на высказывание Соловьева. То есть это современная молодая команда, молодёжная реакция оперативная, очень быстрая...

― А власть искренне не может с ней ничего сделать или просто не умеет?

― А вот здесь есть другой нюанс. Я написал текст позавчера «Левиафан в янтаре». Вот как муха завязла в янтаре, так этот Левиафан, он завяз в янтаре консерватизма. Власть так долго убеждала себя с помощью политтехнологов, сотрудников разных призывов администраций, депутатов и вообще всех-всех-всех и собственного могущества... Естественно, посмотришь там, допустим, ты глава «Роснефти» или «Газпрома», или там «Ростеха» — вот ты смотришь на свою корпорацию и думаешь: да, мы великие, мы могучие. Если ты великий, могучий — ты же наследник Византии, никак не меньше.

Тут же отец Тихон Шевкунов еще фильм снимет, расскажет про Византию — ту, которую Чаадаев назвал «презренной Византией» — у нас тут называется великой Византией, где императоры святым — вот моему, допустим, покровителю Максиму Исповеднику язык отрезали... Вообще, все святые были убиты фактически византийской властью, потому что все они были не согласны с еретической, изменнической, продажной и жестокой византийской властью...

― Так как с преемственностью здесь?

― Но именно образ Византии берется за такую ключевую парадигму. Вот они этим консерватизмом... Они сами себя убедили в том, что они великие консерваторы. Если они такие великие консерваторы, то значит, они выступают за консервативные ценности и все подданные должны эти ценности разделять.

И тут появляется какая-то молодежь, которая говорит: «Да мы сами хотим определять, как нам любить, ненавидеть, гулять, когда приходить домой». Ладно еще мама, папа... В 16 лет и то с папой, мамой проблемы, «а уж вы кто такие нам указывать, что нам читать и как нам жить?» У молодежи, выясняется, собственное кино... Причем это кино можно посмотреть необязательно в кинотеатрах. Сегодня на любом айпаде вышел — и смотришь, что хочешь. Все каннские премьеры можно посмотреть в интернете, всё, что ты хочешь. Ты можешь быть в курсе всего, если ты хочешь быть в курсе всего.

А власть утратила полностью коммуникацию с этим поколением, полностью. И вот она оказалась сейчас в очень странной ситуации. Им нечего предложить этой молодежи: ни альтернативную повестку, ни даже повестку переговоров с ними, потому что они просто не понимают, с чем имеют дело.

Ну, так бывает. Учительница в школе не понимает, почему ребятам хочется курить в туалете, например. Ей кажется, что это шалуны. Она не понимает, почему девочки в 16 лет красят губы и подкрашивают ресницы. Я не говорю, что это плохие люди.

У нас была, например, замечательная директор школы Таисия Максимовна, царствие ей небесное, она, помню, кричала на моих одноклассниц в 10-м классе: «Вы что, на панель собрались?! Проститутками хотите быть? На шпильках пришли в школу и подкрасили губы!» Это, правда, был дремучий 83-й год. Но практически ведь власть себя ведет в такой же ситуации так же, с этой молодежью.

И еще вторая как бы ошибка — это дубинки. Недаром они стали все на Собянина валить. Ведь заметьте, крайним-то сделали Сергея Семеновича. Ведь он же в итоге отчитывался, должен был оправдывать действия полиции — что она делала профессионально. Это были не спикеры от администрации президента, это были спикеры от Московской мэрии, что вот митингующие вели себя очень плохо, что они мешали реконструкции, которую так хорошо нам задумала Московская мэрия — так же хорошо, как она задумал ремонт. Поэтому, мне кажется, что это отсутствие понимания, отсутствие диалога может привести, как всегда у нас, и идиотическим последствиям. Может привести к хорошим, а может, к идиотическим.

«НАЧНЕМ С ВАРИАНТА ИДИОТИЧЕСКОГО...»

― Давайте хороший вариант предложите.

― Давайте начнем с идиотического. Я всегда с плохого начинаю. Вот идиотический — то есть сейчас будут выделены огромные бюджеты на, давайте назовем, молодежную политику. И потекут опять Селигеры... кстати, это была неплохая инициатива, потому что, по крайней мере, создавали хоть какие-то кадры из молодежи там лояльной — как угодно — прикормленнной, зомбированной. Но это нормально — создавать кадры, свою кадровую политику вести. Это, естественно, всё было прекращено после Суркова. И сейчас, наверное, будут какие-нибудь либеральные лагеря, где можно будет... И, тем более, там будет какой-нибудь Баста выступать или кто там современный... Я даже не знаю, кого там слушают 16-летние... И их еще будут учить патриотизму. И все это будет очень неэффективно, потому что ребята, естественно, приедут, потусуются с удовольствием и разъедутся потом. Потому что это уже не то поколение, которое было на Селигере, и которое захватило своим детством нищету 90-х годов. Это другое поколение. Им уже это все не так интересно по большому счету. Но потусоваться всегда любопытно.

Но хороший вариант — это, собственно говоря, если власть, на самом деле, разрешит и допустит альтернативу на парламентских выборах.

― Парламентских или президентских?

― На президентских, я думаю, что даже если Навальный будет зарегистрирован, Путин все равно победит, хотя регистрация Навального — это такая... Ну, власть еще не приняла решения и не понимает, что с этим делать. С одной стороны, это было бы правильно имиджево, с другой стороны, это могло бы привести к беспорядкам, потому что, допустим, по ходу выборов сторонники Навального говорят: «Мы не согласны. Все подтасовали!» — и начинаются волнения, аналогичные киевским. Ну, я вам говорю те варианты, которые они рассматривают... Хороший вариант — это если бы Путин, который, на самом деле, смелый человек и ничего не боится (боится-то его окружение, свита побаивается, я думаю, даже правду ему рассказывать), взял бы, да и встретился с этой молодежью, сказал бы...

― А с какой конкретно? Которую из СИЗО выпустят?

― Ну, конечно. Хотя бы с ними. Там же ребята все проявились... Это же несложно — прошерстить Фейсбук, подобрать наиболее активных ребят и с ними встретиться.

― Не Фейсбук — ВКонтакте. Их нет в Фейсбуке.

― Ну, хорошо, ВКонтакте. Я не знаю точно. Он ведь встречался с болельщиками, помните, когда убили Егора Свиридова, спартаковского болельщика? Приехал? Приехал к болельщикам. И это было при многих негативных оценках в целом имело позитивное для его образа значение... Мне кажется, он должен преодолеть тот барьер, который создали между ним и следующим поколением информационные чиновники вокруг него, кто отвечает за его образ. Это правильно для политика — работать на свой стабильный электорат, вот это старшее поколение — это условные 55%, которые стабильно голосуют за него. Это правильно, он в любой стране мира — Трамп там, Макрон, кто угодно — должен сохранять свою электоральную базу.

Но при этом, я уверен, что прямой разговор его — сильного, умного, харизматичного политика с теми же молодыми людьми, которые его критикуют, будет иметь для него позитивный результат, позитивное значение. Но просто кто решится ему это предложить там, понимаете? Это мы с вами можем говорить...

― А вы думаете, он сейчас после 17-го года может, вообще, пойти на такой контакт?

― Он-то может, просто тот, кто это предложит, должен взять на себя ответственность за последствия этого. А он ведь точно не знает. Может быть, там ему скажут... встанет девочка и скажет на всю страну в лицо: «Уходи! Надоел» — и всё. Путину-то ничего — он скажет: «Ну, когда вот народ решит... Это же не только вы решаете, — наверняка скажет Путин этой девочке, — но и другие избиратели. Если они захотят, я уйду. Это не только по вашему мнению...». Но тот чиновник, который это предложит...

― С ним инфаркт случится.

― Да, у него инфаркт и его после этого съедят, естественно: «Что это ты там допустил такое-сякое?!» Вот эта проблема византизма, мне кажется, такова.

Что касается парламентаризма, парламентского представительства или президентского представительства, ну, помимо Навального есть и другие политики сильные на либеральном фланге, которые просто утоплены властью в песок. Это Рыжков Володя, допустим, который на «Эхо Москвы» ведет... Это человек с огромным политическим опытом, причем это принципиально либеральных взглядов человек. Гозман Леонид, который на телевидении... вот мы достаточно жестко с ним полемизируем — я отношусь к нему с уважением. Дима Гудков, например, тоже сильный достаточно. Ну, они просто действуют в системе и система их душит. А Навальный из системы вышел — и система Левиафан до него дотянуться не может.

― А когда он вышел из системы?

― Да он в ней никогда не был.

― Нет, ну вот когда вроде бы митинг согласовали. Там давят туда-сюда... Потом вдруг поздно вечером приходится: «Ну его нафиг это Сахарова — пошли на Тверскую!» Здесь он вышел на другой политической уровень?

― Это нормальный политический ход абсолютно. Он повышает энергетику, повышает радикализм протеста. Мартин Лютер Книг так поступал бы. Так поступали бы выдающиеся организаторы, которые понимают, что вся их политическая сила держится на энергии масс, которую они умеют аккумулировать.

Если ты начинаешь действовать как согласованный актер по согласованному сценарию на согласованной площади, то рано или поздно ты превращается в картонного Буратино.

А если ты, как говорится, уводишь, как, допустим, Лимонов хотел увести в свое время в 12-м году, — за что Лимонов обвинял Немцова, например, что Немцов не позволил это сделать, — то ты становишься политиком, который уже питается не результатом согласований со спецслужбами или власть имущими, а зависит от 10 тысяч или 15 тысяч или 100 тысяч или миллиона людей, которые за тобой идут. Это другой тип политики, это реальная политика по большому счету.

Да, можно говорить, что он фюрер, что он совершил ошибки, что это неправильно... Нет, с его точки зрения политической и любого учебника политического действия, это было правильное, безупречное действие.

А вот то, что его обвиняют, что он не согласовал, он подставил многих — а кому-то он чего-то обещал, что ли, что он должен был согласовывать, что ли? Кому-то он что-то гарантировал? Нет, он действует как харизматик.

«С ЭТОЙ НОВОЙ РОССИЕЙ ПРЕЗИДЕНТУ НУЖНО ДОГОВАРИВАТЬСЯ»

― Скажите, пожалуйста, а вот изменилась ли за последний год, может быть, сама технология, сам протест? Действительно, он вдруг резко помолодел и, кстати, распространился по стране, заметьте.

― Очень сильно изменился. В него реально пошел средний класс. Если Болотная — это были то, что называли «лучшие люди страны», то есть люди, лозунгом которых было «Если вы нам не дадите, мы отсюда уедем» — по большому счету. Все время сыпались угрозы: «Лучшие люди уезжают, мозги уезжают... Сергей Брин уехал, этот уехал... Чичваркин уехал — вот лучшие люди страны». Вот они в 12-м году составляли основу. Это предыдущее поколение, будем откровенны. Это те, кто помнил 90-е или дети тех, кто являлся бонусополучателями 90-х. Недаром тогда митинги возглавляли ведущие журналисты тогдашнего НТВ Гусинского — Шендерович, Пархоменко... Он «Итоги» возглавлял Пархоменко. В общем, из того же времени...

И это все как бы такой монолит политический.

А сейчас это совсем другая эпоха. То есть Навальный, я думаю, или бессознательно и интуитивно или, продумав, дистанцировался от этих людей, таким образом, дистанцировавшись от 90-х. Сегодня Навальный никак не ассоциируется с 90-ми.

Для меня, допустим, невозможно было поддержать тех людей, которые хоть как-то для меня ассоциировались с ельцинским режимом. Невозможно просто. Шендерович, Пархоменко, Латынина, многие другие — это всё «ельциноиды» для меня. Навальный никак не связан с Ельциным. Это совсем новая генерация. Это первая постъельцинская генерация оппозиционного либерального политика.

Я думаю, что эта его молодежь... ну, она не его, он для них просто является катализатором, поводом заявить о том, что их голос не слышен, что они претендуют на то будущее, в котором они живут. Что предыдущие поколения, которые, в принципе, жили для себя — предыдущие два поколения, — которые сначала выживали, а потом строили благополучие на развалинах Советского Союза... Ну, как бы «молодцы, спасибо, наши отцы и деды, мамы, папы — всё хорошо, но дальше в этой стабильной жизни будем действовать мы — мы хотим жить». — «А как? Как, дети, вы хотите жить?» — «Да как захотим, так и будем. Вот мы же читаем книги, которые вы не читаете...».

Вот блогеры. Мы с вами обсуждали — вот эта Саша Спилберг. Мы понятия не имеем, кто это такая, а у нее 13 миллионов просмотров или 10 миллионов... Это вообще другой мир, другая Россия. С этой Россией надо договариваться. Я бы на месте Путина стал бы с этой Россией договариваться.

― О чем? Что он останется навсегда?

― Нет, не надо о себе договариваться, потому что это слабость — о гарантиях себе. Ну, просто сказать: «Ребята, я ваш президент. Вы меня не любите, вы меня критикуете — а что бы вы решили, что можно исправить? А как бы вы хотели исправить?» Другое дело, что никогда, конечно, бюрократический аппарат это не позволит.

Все реформы 13-го года, мы помним, которые были связаны с новыми партиями, с новыми электоральными процедурами, со всякими обещаниями демократии завершились у нас в сентябре 16-го года, потому что выборы в сентябре 16-го года были гораздо более круты во многих регионах, чем выборы декабря 12-го года, скажу вам откровенно. Крутые — в смысле, что там уже вообще даже не было вбросов. Вот я наблюдал в Дагестане. А просто готовые протоколы уже писали, даже не считали... Есть масса видеороликов на эту тему.

И вот, мне кажется, если он протянет такую руку диалога этому поколению, то, во-первых, Навальный чуть отойдет в сторону, потому что многим людям будет интересно, конечно, заговорить с Путиным. И, во-вторых, конечно, вслед за диалогом надо говорить на политические серьезные реформы.

― А нельзя, например, начать, действительно, с нормальных выборов?

― Я бы распустил вообще парламент современный и провел бы подобно де Голлю внеочередные парламентские выборы на месте Путина. Мне кажется, что это усилило бы его позицию очень серьезно, если бы это была его инициатива. Потому что до этого это все двигалось как бы по инерции. Вот как машина запущена — она двигается со скрежетом, с треском. А он как бы ее создал — и отошел. Вот как Ползунов смотрит со стороны на свой паровоз — паровоз Ползунова: вот паровоз пыхтит, но едет хорошо. Но вопрос дальше: Ползунов, ну, ты будет рабом паровоза или ты сам по себе?.. Паровоз — это галеры те самые...

― Мне кажется, паровоз сейчас прекрасно функционирует.

― Ты раб на галерах или ты не раб на галерах? Нам не нужен никакой раб на галерах. Нам нужен сильный президент всех россиян, сильный лидер.

И поэтому, мне кажется, что такая политическая инициатива, исходящая от него, она была бы просто поддержана очень многими. Конечно, она вызовет элемент нестабильности и период нестабильности, но это будет период контролируемой, инициируемой сверху нестабильности.

― А что может привести к неконтролируемой нестабильности, каким-то, действительно, революционным проблемам?

― Только война. Для России всегда причиной всех революций является проигранная внешняя война. Без внешней войны любые внутренние нестабильности так или иначе приводят власть к реформам. Вот революция 5-го года, которая возникла на фоне проигранной японской войны, закончилась, в принципе, парламентской реформой, созданием парламента и октябрьским манифестом. Хотя квинтэссенция — декабрьские бои — были после октябрьского манифеста. Но власть с сильным запозданием, сильным вопреки рекомендациям Витте и другим, все-таки отреагировала. И Россия получила 10 лет стабильности.

И если бы не ввязалась она в Первую мировую войну, то не было никаких перспектив у революционных партий, потому что революционные партии возникли в ходе революции, в ходе поражения русской армии, разгрома и нестабильности и конфликта элит.

Поэтому я не думаю, что будут какие-то серьезные потрясения, но я уверен, что в России назрели политические реформы глобальные. Это очевидно просто. Новое поколение должно иметь какие-то инструменты влияния на свое будущее. И ныне существующее поколение, которое держит в своих руках власть — поколенческая такая власть — должны просто потесниться.

И это не проблема Навального. Навальный — это просто маленький лейбл на вот этой новой одежде, в которую хочет одеться страна — в одежду этого поколения 16, 17-летних. Это замечательные ребята, которые неравнодушны, которые любят свою Родину, и называть их марью или дерьмом, как это сделал Соловьев, это гнусность, которой нет ни оправдания, ни прощения!

Беседовала Ольга Журавлева

«Эхо Москвы», 15.06.2017