«ЖАЛЬ, ЧТО МЫ ДО СИХ ПОР НЕ СОЗДАЛИ ОТДЕЛЬНОГО ДЕПАРТАМЕНТА ПО РАБОТЕ С НАСЛЕДИЕМ ТАТАРСТАНА»

— Олеся, как ощущения? Пятый год вы работаете помощником президента. Если в первый год-два было впечатление огромной работы с историческим центром, то сейчас, кажется, темпы утихли.

— Наоборот. К Универсиаде все обновляли фасады, латали кровлю, укрепляли фундаменты и занимались сетями. А сейчас начались самые трудоемкие работы — по приспособлению. Оно определяется функцией, а собственники не спешат ее определять, хотят продать так. Многие ведь думали, что, приведя в порядок фасад, они здания сдадут в аренду или продадут. Многие так и сделали. Сейчас здания стоят, а время идет. Простой без коммуникаций для нежилого здания равен умиранию.

— Например?

— Дом Фукса стоял на продаже, не придумали функции, потом сдали частями в аренду... Лобачевского, 3 стоит просто в разрухе, так как группа компаний ASG остановила все работы на объектах, стоит без движения Александровский пассаж. Беспокоюсь за дом Киселева на Муштари — собственник ни реставратора не определил на объект, ни функцию. Стоит весь в постыдных трещинах на фасаде и пустой внутри дом Юшкова на Театральной, 1 — сети не провели, в аренду не сдали, функцию не придумали. Ну и целый квартал архитектурных памятников по Рахматуллина — Профсоюзной, переданных «Ак Барс Девелопменту», в аварийном состоянии...

— Есть ли наказание за разрушение?

— По закону за ненадлежащее содержание в судебном порядке объекты могут быть изъяты.

— А в ваши обязанности входит разработка функций подопечных памятников?

— Моя роль скорее медиатора по урегулированию конфликтных ситуаций. Мне ее определил президент при назначении на должность, однако медиаторской работа стала лишь в последние два года, наверное. А первое время мне в основном приходилось блюсти охрану памятников. Потому что в нашей стране травить охрану наследия — это национальная забава. В Татарстане с недавнего времени стало доброй традицией сохранять наследие. А в других регионах страны на градозащитников давят, им угрожают, их обкладывают заказной ложью в СМИ. Пора сменить эту забаву на что-то другое. Охранники памятников — это тоже армия страны, берегущая ее летопись и родословную.

Кстати, градозащитники со всей страны на этой неделе соберутся в Казани — к 50-летию всероссийского общества охраны памятников истории и культуры мы проводим конференцию и съезд градозащитных организаций России. Приедут московский «Архнадзор», защитники наследия из Питера, Вологды, Нижнего Новгорода, Уфы, других городов, будет очень интересно. И вы можете пообщаться с коллегами из других регионов, почувствовать их настроение.

Конечно, и нам в Казани расслабиться не дают. Более того, столько конфликтных ситуаций не снилось нам в 2011 - 2013 годах. Сейчас один хозяин думает, как скорее сдать в аренду по клетушке, другой — как продать, третий — как снести незаметно под видом реконструкции, и редкий четвертый сажает в здание работающую функцию, чтобы и людям на радость, и себе на пользу. А есть и такие дома, у кого до сих пор нет хозяина...

— Но, действительно, не любая функция может приносить прибыль, и собственники памятников в центре города прежде всего считают деньги. Может, стоило бы эти руины ремонтировать за государственный счет?

— Бремя собственности в России действительно тяжелее, чем в Европе, скажем. Три кита функций у наших памятников — гостиница, ресторан и офис. А надо думать и о других. Мелких кафе и «антикафе» не хватает, рядом сидящих творческих студий, мастерских, частных музеев — всего того, что интересно туристу и чего он не находит в Казани даже на улице Баумана — центральной улице с мертвыми вторыми-третьими этажами. Но такой длинный рубль, где надо очень хорошо работать, собирать команду, лично контролировать, нужен немногим патриотам.

Если же мы предложим схему, в которой государство вкладывает средства в ремонт, а далее сдает организациям через конкурс в аренду, то получится, в принципе, уже предложенный Рустамом Миннихановым подход по деревянным домам. Шесть памятников деревянного зодчества отреставрированы специалистами республиканских лесхозов при помощи института «Татинвестгражданпроект» за бюджетный счет, затем сданы минземом через конкурс в аренду или безвозмездно организациям. Здесь остро стоит вопрос об управления наследием. Нет системы управления, нет и содержания зданий...

В этом смысле жаль, что мы до сих пор не создали отдельного департамента по работе с наследием Татарстана в отличие от многих других регионов. Пока совещаемся с министерствами и ведомствами, время уходит.

— Вскоре после назначения на должность вы сказали, что у вас прибавилось пессимизма, поскольку больше знаешь, меньше спишь. А сейчас? С одной стороны, у вас уже есть результаты, спасенные дома, с другой...

— Чтобы больше знать, я поступила учиться в магистратуру КГАСУ на кафедру градостроительства. Пришлось экстренно овладеть основами развития территорий, чтобы владеть ситуацией по развитию наследия, туризма, музейной отрасли. От понимания сути правовых коллизий и причин расхождения жизни с законодательством, конечно, веселее не становится. Это же очень конфликтная работа, и привыкнуть к этому нельзя, зато можно наработать стрессоустойчивость.

«ЭТА РАБОТА ПРОХОДИТ В ПОСТОЯННОМ НАПРЯЖЕНИИ, И БЕЗ ПРИНЦИПОВ НА НЕЙ НЕВОЗМОЖНО»

— Все-таки какие события в прошедшем году для вас были со знаком плюс?

— Из мощных проектов это Дом печати, который приспособили под гостиницу и магазины. «Связьинвестнефтехим» им занимался с 2010 года. Была цель, функция, было предельно ясно, что где будет. Облик здания полностью сохранился, включая частично интерьеры — лестницы, плитка, зал Тукая, вернулся книжный магазин на первый этаж.

Но самое грандиозное событие этих четырех лет — это возвращение к жизни старых храмов. Уже открылись после реставрации Галеевская мечеть и Духосошественская церковь. Когда снова поднялся в небо утраченный минарет мечети, это так красиво архитектурно сформировало угол Парижской Коммуны — Тукая! Было принято решение о строительстве комнаты омовения не в здании мечети XVIII века, чтобы его не портить, а во дворе, а такое решение дорогого стоит. Для этого собирался не один научно-методический совет в минкультуры.

В прошлом году начались работы на Старообрядческой церкви. Когда строили метро в 2000-е годы, а затем дорогу по улице Тихомирнова, не провели нужных укреплений по фундаменту, к церкви подошли грунтовые воды и стояли в подвале, разрушая стены и фундамент. Чтобы определить, какое именно техническое решение по отводу и укреплению применить, в минкультуры на совет пригласили московского эксперта — инженера-геолога Виктора Кувшинникова. Специалисты, можно сказать, успели спасти здание на предпоследней стадии агонии. Работы проводятся дорогостоящие, сложные, с открытиями, привлечением церковных археологов, но они обоснованы, руководство республики поддержало эти работы.

— Вам часто в ушедшем году приходилось идти на принцип?

— Эта работа проходит в постоянном напряжении, и без принципов на ней невозможно. Ведь 73-й федеральный закон («Об объектах культурного наследия (памятниках истории и культуры) народов Российской Федерации» — прим. ред.) кое-кто не желает даже замечать. Например, сейчас с боем идет обсуждение проекта строительства нового корпуса Суворовского училища. Оно располагается в памятнике истории и архитектуры XIX века, где был институт благородных девиц, на улице Толстого, 14. Так как училище нуждается в общежитии для курсантов, минобороны выделило деньги, этот корпус был спроектирован без учета зон охраны. То есть «Татинвестгражданпроект» не придумал ничего лучшего, чем пристроить пятиэтажный корпус в стиле хрущевки к классическому зданию памятника, потребовав от минкультуры урезать границы объекта культурного наследия. Но закон прямо запрещает сокращать границу памятника в угоду новому строительству. Минстрой же настаивает, и его главный аргумент — ваш памятник ниоткуда не видно! Однако не видно стало в XX веке, а изначально эта площадь была главной у института, именно поэтому вошла в границу памятника. Нельзя ставить орган охраны памятников перед фактом. Курирующие министерства сперва должны были обратиться в минкультуры, чтобы узнать, возможно ли это в принципе, и уже два года назад могли бы найти иное место для строительства. Это поддержал научный совет при минкультуры в полном составе (а это и главный архитектор Казани Татьяна Прокофьева, и главный архитектор ТСНРУ Рания Раимова, и Сергей Саначин).

Нужно или выносить училище из этого места, строить где-то новое со всеми потребностями, или убирать советские постройки около нынешнего Суворовского и строить на их месте.

— У Суворовского училища, наверное, есть свои аргументы?

— Конечно, и это необходимость. Но приоритет должен быть у объекта культурного наследия. Надо смотреть далеко вперед: Суворовское когда-то должно выехать на более удобные площади, ведь оно развивается, ему быть в центре города не нужно. И тогда наши внуки этот памятник должны будут приспосабливать для новых функций. Каких? Такие объекты хорошо подходят для частных школ и детсадов, тем более там есть свой парк, вернее, остатки Нееловой рощи. Ее бы надо соединить с парком имени Горького, кстати. Если не думать вперед, то будущим архитекторам придется работать с тем, что у классического здания бывшего института есть какой-то странный пристрой. Зачем создавать следующим поколениям проблемы?

— Мы писали, что с трудом идет работа по пивоваренному комплексу Петцольда. Сейчас есть подвижки?

— Мы достигли договоренностей по срокам и этапам работ. Реставрация старых корпусов уже ведется, а предложение по новому строительству должно быть вынесено на обсуждение градсовета при главном архитекторе Казани. Проект предусматривает масштабное строительство, размер участка это позволят, и важно, как новое будет сочетаться со старым и восприниматься с озера Кабан. Надеюсь, что архитекторы найдут баланс.

— А если не сумеют? Да и потом, это часто вопрос вкуса.

— Столь значимые проекты в центре города должны обсуждаться экспертной общественностью и жителями города. Но, к сожалению, Казань никогда этого не делает. Градсовет, по сути, закрыт, его проекты и протоколы не публикуются, прессу допускают редко. А обсуждение надо начинать на этапе, когда проект еще только вносится на рассмотрение, с участием и членов градсовета, и СМИ, и городских активистов. Решения градсовета надо публиковать. Существующие публичные слушания — это не механизм. Если невысокие здания не влияют на ландшафт, то такие башни, как ЖК «Барселона» в центре города, или застройка холма Бутлерова — Некрасова с памятником Муллануру Вахитову точно должны идти с обсуждением. Это же на века.

«ПРИХОДИТСЯ РАЗГОВАРИВАТЬ НА ДВУХ ЯЗЫКАХ. НА ОДНОМ ГОВОРЯТ ДЕВЕЛОПЕРЫ. НА ДРУГОМ — КОРЕННЫЕ КАЗАНЦЫ, ИССЛЕДОВАТЕЛИ, ГОРОЖАНЕ»

— Более 50 объектов нового строительства в историческом центре Казани комиссия согласовала с 2011 года. На ваш взгляд, все эти объекты вписываются в существующую застройку? Какие наиболее интересные, заслуживающие внимание и почему?

— Ответ на каком языке вы хотите услышать?.. Ведь приходится разговаривать на двух языках. На одном говорят девелоперы, жаждущие квадратных метров застройщики и, конечно, многие чиновники — это язык цифр, проектов с выгодной высотностью, технико-экономических показателей и так далее. Это язык аргументов за превращение Казани в сити с небоскребами и ультрасовременной архитектурой... Казалось бы, градостроительство не стоит на месте, города растут и развиваются, лишь этот язык может быть основным. Но нет! Есть еще один. Это язык любви к Родине, к старому городу, его сердцу. На нем говорят коренные казанцы, городские исследователи, горожане, которые любят ходить пешком, которым не все равно, как именно развивается город, во что превращается его вековой ландшафт, как меняются узкие улочки и ради чего они приносятся в жертву. На этом языке многие не вписываются и выбиваются. Но на совещаниях говорят и утверждают эскизные предложения на первом языке. Так появились и «Кловер Плаза», и «Барселона». Могут появиться и новые спорные объекты.

— Вы прогнозируете или знаете заранее, какие проекты грядут?

— Все вместе. Среди современных урбанистов и градостроителей мира принято так называемое соучаствующее проектирование. Это тезис крупнейшего специалиста по гуманистической архитектуре Генри Саноффа об архитектурной культуре, в которой проектирование зданий происходит с упором на вовлечение местных сообществ, активных горожан, широкого круга экспертов. Сейчас же в российских городах узкий круг чиновников решает, как застраивать центральные улицы, потом удивляется, за что только нас критикуют туристы и независимые эксперты... А правильно было бы привлекать в градсоветы разных общественных и научных экспертов, обеспечивать прозрачность принятия решений. В Казани начали делать первые шаги на этом пути. Но и нам до подлинного гражданского управления еще несколько ступеней — консультирование, партнерство, соучастие в проектировании... А мы только начинаем путь.

— Какие проекты строительства в центре Казани сейчас вызывают споры в профессиональном градостроительном сообществе?

— Например, дом у Старообрядческой церкви прошел несколько обсуждений, два раза поменялся собственник, три варианта здания видел градсовет при главном архитекторе Казани, и вот, казалось бы, найден вариант, устраивающий всех, согласованный на всех уровнях. Хороший дом должен получиться. Но какие будут рядом с ним? Улица Тихомирнова формируется очень неоднородно и болезненно, ведь до недавних лет она была низкоэтажной и деревянной, носила другое название и никогда не была столь нагруженной транспортом. К сожалению, анализа пространства очень не хватает. Именно здесь проектирование должно учитывать и местонахождение, и соседство, и запросы жителей Третьей горы по пешеходным переходам через улицу Тихомирнова. Есть и другие застройщики у Третьей горы, с более масштабными намерениями. Исторического ландшафта семи холмов Казань лишается у нас на глазах.


— В прошлом году вы говорили, что одна из главных задач — привести в порядок четыре основных музея Казани. Как с ними обстоят дела?

— Музей Ленина открылся весной прошлого года. В музее Толстого все строительные работы завершены, осенью должны были поставить работу творческого центра в усадьбе, чтобы он сопрягался с работой школы, но это не до конца отладили. В музей попасть можно, правда, скажем так, несистемно. Думаю, скоро они разгонятся.

Музей Боратынского открылся, каждый день события, жизнь там кипит. Это такая редкость — живой музейный дом-усадьба в центре города. Сейчас все культурные события, литературный салон, поэтический театр и краеведческие встречи они из маленького флигеля перенесли в новый белоколонный зал. Сам флигель закрыли на ремонт. И самое важное — появилась экспозиция о жизни Боратынских в казанском крае.

Музей Горького мы еще не открыли, но он полностью готов. Там экспозиция немного обновилась, обрело надлежащий вид огромное фондохранилище, посвященное Горькому и Шаляпину. Качественно отреставрирована мемориальная пекарня. В цокольном этаже должна появиться и настоящая булочная, для этого есть все условия. Кстати, именно в музее Горького уже 40 лет как располагается и музей Шаляпина. Он занимает весь второй этаж. Так что есть в Казани и музей Шаляпина.

— Мне кажется, экспозиция Шаляпина теряется за вывеской «музей Горького», про нее знают немногие. Почему бы не позиционировать ее отдельно как музей Шаляпина? К тому же есть еще экспозиция в музее НКЦ.

— Музей Горького тем и интересен, что его создавали горьковеды, это был один из первых и один из самых крупных музеев в стране, очень мощный горьковедческий центр, сюда приезжали эксперты из Москвы, Питера, в том числе потомки Шаляпина. Горький и Шаляпин были большими друзьями, потомки Шаляпина это знали, поэтому дочь Федора Ивановича и передала вещи отца горьковедам. А коллекция в НКЦ была передана московским коллекционером Котляровым создателям музея Тысячелетия. Так как экспозиция в музее Горького создавалась первой, она уже изучена и атрибутирована, то есть по музейным законам она 100 процентов подтверждена — это важно. Котляровская коллекция тоже интересна, там немного другие вещи, но она еще ждет научного исследования.

Нет ничего плохого в том, что в НКЦ появится еще одна экспозиция, посвященная Шаляпину. Так даже интереснее для музея Тысячелетия Казани, который скоро должен вырасти в полноценный музей города.

— Это классические музеи, а есть еще частные вроде музея чак-чака, который в прошлом году пережил и скандал, и переселение, и новое открытие.

— На самом деле это не музей, а культурно-просветительский проект об истории Татарской слободы, жизни и быте казанских татар. Но такого музея в Татарской слободе до сих пор никто не создал, так что музей чак-чака занял эту нишу. Там создан интерьер татарского дома, посетителей знакомят с традициями чаепития, пребывания в татарском доме. Экскурсоводы об этом вынуждены рассказывать в мечетях, а тут — рассказ внутри настоящего татарского дома. Да еще и разными видами чак-чака и пастилы угощают в ходе рассказа, чаем из самовара, это в комнате с подушками, сундуками и геранью в окошке, да ювелирные украшения сами делают. Там турист проводит время долго. И пусть он так называется — музей чак-чака. Это звучит, и, наверное, лучше не придумаешь.

«МЫ УПИРАЕМСЯ В ТО, ЧТО У ЦЕНТРА ГОРОДА НЕТ КОНЦЕПЦИИ»

— Есть ощущение, что в спасении исторического центра разочаровались компании средней руки, небольшие предприниматели. Они не могут на этом заработать.

— Вот пример — предприниматели купили дом Фукса, вложили огромные деньги. Говорили, что сделают ресторан, но рестораны сегодня переживают не лучшие времена, из 2011 года это было трудно спрогнозировать. Оказалось, что и ресторан они не посадят, и никто не купил. Много было обращений по аренде мелкими организациями, по 20 «квадратов», но они так не хотели делить, потому что перегородками испортили бы здание.

Мы упираемся в то, что у центра города нет концепции. Концепция — это миссия центра Казани, куда он растет, каким он хочет быть. Малазийцы, которые сейчас занимаются Ново-Татарской слободой, у нас первым делом спросили о концепции территории. Такой комплексный документ и должен отвечать на эти вопросы. Дом Фукса не понимает, где он и что, что нужно жителям этого квартала, что нужно офисным работникам вокруг, чего хотят туристы на маршруте. Дальше идем. Улица Каюма Насыри стала пешеходной. Почему ребята, которые делали реставрацию домов Насыри №3 и 5, посадили в здания офисы? Там туристическая, пешеходная зона, а они предъявляют претензии, что не могут у своих офисов ставить машины. Почему над другими функциями зданий не думали? И ГИБДД, и комитет по транспорту работали над схемой парковки, но это узкая улица, и во время дискуссии на обходе Рустам Нургалиевич сказал: пешеходная, значит, пешеходная.

Именно поэтому вопрос управления наследием очень актуален, как и разработка концепции развития центра.

— Сегодня в Казани есть политическая воля по сохранению исторического центра. Но насколько центр защищен документально?

— В Казани разработаны основные проекты планировки и ведется разработка генерального плана, к концу года должен быть разработан проект зон охраны Казани, который будет встроен в эти документы. Тогда и вопрос по отмене старого проекта зоны охраны отпадет. Кроме этого, должны утвердиться границы исторического поселения и предмет его охраны.

— Реконструкция памятника существенно дороже, чем строительство нового. И предприниматели неоднократно говорили: да, мы снесем, но воссоздадим такой же, один в один! И дешевле, и здание будет новым. Вы рассматривали такие варианты?

— Взгляд и варварский, и неверный. Приезжаешь в Стокгольм, нам показывают жилые дома XVI - XVII веков. Укреплены фундаменты, заменено перекрытие, инженерные сети. Если возможно сохранить старый лестничный пролет, он будет сохранен! Они умеют приспосабливать здания к современной жизни, потому что соблюдают закон, система штрафов работает.

У нас же реалии другие. Когда начали работать с Маркса, 56, домом Дротоевского, инвестор с ходу предложил его снести и построить такой же дом, только больше и другой. Красиво же, говорит. Подумаешь, чуть-чуть изменили! Приходится таким активным ребятам на пальцах объяснять, что предмет охраны и ценность дома — это не его облик (внешность), а его внутренность (приметы времени): печи с изразцами, дубовый паркет, система вентиляции, стропильная система и так далее. Например, есть интересный дом, в котором родился Василий Аксенов, на улице Муштари, 22 - 24. Инвестор планирует реконструировать его под частный детский сад и в проекте сохраняет несущие стены и лестницу — собственно, это все, что дошло до наших дней. А есть другой пример — дом на Муштари, 20, доходный дом Киселева (архитектор — Олешкевич). В прекрасной сохранности! Редкий случай для Казани, чтобы исторический особняк и интерьерами сохранился вплоть до печных изразцов и дверец. Пока инвестор не объявил о своих намерениях. Однако есть опасения. Там нельзя менять деревянные перекрытия, их можно только укреплять. При слишком революционном подходе мы потеряем все интерьеры.


— Давайте о небольших проектах. Какие подвижки с домом Иоасафа Удалова?

— Осталось совсем немного — ремонт внутри, обои, паркет. Реставраторы доделывают резьбу по фасаду. Недавно друзьями дома было установлено воссозданное кованое крылечко по книге Нияза Халитова «Металлическое кружево» и по архивным фотографиям, вышло отлично, вплоть до лепестка и заклепки. Сейчас проект интерьера нужно увязать вообще с тем, что там будет. Рустам Нургалиевич поддержал спасение этого последнего домика Суконной слободы и передачу его церкви. Поэтому мы дальше работали с расчетом, что там будет дом прихода Духосошественской церкви. На втором этаже планировалось сделать экспозицию памяти архиепископа Иоасафа Удалова и репрессированных новомученников казанского священства. Настоящий музей с фондами в таком доме сделать не удастся, а экспозицию — можно. Мы доделаем проект интерьера и представить ее митрополиту Феофану. Очень бы хотелось, чтобы он поддержал проект.

— Став помощником президента, вы первым делом хотели заняться домом Михляева, но выяснилось, что сначала надо спасти деревянные строения, более аварийные. Сейчас дошли руки?

— Поручения были даны Рустамом Миннихановым в 2011 году. Когда дом никому не нужен, дело двигается сложно. Дом внутри фабрики «Адонис», входа с Петропавловского собора нет. Здание крайне аварийное. Инвестором определен «ТФБ Холдинг», выделяется 8 миллионов рублей. Провели обследование, сделали проект противоаварийных работ. В прошлом году на объект вышел подрядчик — ООО «Реставратор», которое начало вывозить мусор, откапывать подвалы и укреплять фундамент. Сейчас ставит жесткий каркас, а на него обопрется временная крыша. Наконец-то! Потому что еще чуть-чуть — и Казань потеряла бы свой самый старый жилой дом.

— Вы сейчас пишете в ЖЖ или в журнал «Казань»?

— Конечно, суть свою куда денешь, пишу. Я с давних лет вхожу в одну из старейших казанских литературных студий — студию «АРС-поэтика» при Казанском университете. Редко-редко, но прихожу, что-то читаю свое по правилам студии — три копии. А с журналом «Казань» постоянно работаю и как автор, и как редактор, и как спасатель. Увы, но он тоже наследие, тоже в опасности, его тоже приходится постоянно спасать.

— Почему редко и почему не выступаете на чтениях? Времени нет или ограничения накладывает работа чиновника?

— Работа не запрещает творческой деятельности, ограничения там только по коррупции и коммерции, одинаково мне не знакомым (смеется).