Сергей Шахрай: «Призывы доверять судебной системе в лучшем случае
останутся сотрясанием воздуха»

В ЗАЛЕ — СУДЬИ И ДЕПУТАТЫ

«Человек, который стал легендой для юристов», — так представили вчера собравшимся в актовом зале Института экономики, управления и права Сергея Шахрая, который приехал в Казань, чтобы выступить с публичной лекцией на тему «Судебная реформа и особенности конституционного развития России». Проректор Московского государственного университета имени М. В. Ломоносова, доктор юридических наук, профессор Шахрай причастен, наверное, ко всем серьезнейшим государственным решениям за последние 25 лет. Он один из самых известных разработчиков проекта новой Конституции России, которую приняли в 1993 году. Ну а в нашей республике, где он бывает часто, его знают и как политика, имевшего непосредственное отношение к принятию в 1994 году договора между Москвой и Казанью о разграничении полномочий и предметов ведения, и как... заядлого любителя — а точнее профи — бадминтона.

О том, какой интерес в среде казанских юристов вызвала лекция Шахрая, свидетельствует тот факт, что в зале ИЭУП были не только преподаватели и студенты (в основном юристы), но и такие VIP-персоны, как председатель Верховного суда РТ Ильгиз Гилазов и председатель Конституционного суда РТ Фархат Хуснутдинов, а также депутаты и ученые...

Наверняка оратор остался очень доволен тем, как его слушали, — в зале стояла абсолютная тишина, ни перешептываний, ни пиликанья телефонов. Да уж, такое внимание — заветная мечта любого лектора.

«ОБРАЩАЕТ, ПРАВДА, НА СЕБЯ ВНИМАНИЕ ПОЗИЦИЯ КАЗАНСКОГО ГУБЕРНАТОРА»

Свое выступление Шахрай начал с лестного для татарстанцев признания: «Для меня всегда большая честь выступать в Казани». А еще заметил: «Эту лекцию я готовил 22 года». Добавим, что она лишь часть большого историко-правового исследования, результаты которого представлены в монографии «Суд скорый, правый, милостивый и равный для всех», написанной Шахраем в соавторстве с доктором юридических наук, профессором Константином Краковским.

Лектор подробно рассказал об истории судебной реформы 1864 года и о том, каким удивительным и неожиданным образом реформа коснулась Казанской губернии: «Здесь уместно привести некоторые данные о судебной реформе в Казанской губернии. Прежде всего хочу отметить, что казанские юристы проявили себя крайне активно в ходе подготовки судебной реформы. И мы в архивах нашли подтверждение того, что часть казанских предложений была учтена комиссией по составлению судебных уставов. Проведение реформы в Казанской губернии было поэтапным. Сначала, в 1869 году, были введены мировые суды, а через год, в 1870-м, — общие суды. Сейчас можно говорить, что разрыв во времени (с 1864 года) достаточно негативно сказывался на первоначальном этапе становления мировой юстиции в Казанской губернии, существенно осложнял этот процесс. Но это осложнение не было критичным. Обращает, правда, на себя внимание позиция казанского губернатора Николая Скарятина, который, боясь ограничения собственной власти, очень негативно оценивал предстоящее создание независимой судебной власти в губернии».

Шахрай явно порадовал аудиторию таким замечанием: «Отличительной особенностью мировой юстиции в Казанской губернии являлся высокий уровень подготовки судей. Наличие в губернии одного из старейших университетов страны — Казанского — позволило обеспечить, я подчеркиваю, самый высокий в стране уровень судей с высшим образованием. XIX век! Согласно официальным данным на 1889 год мировых судей с высшим образованием в Казанской губернии было 63,3 процента, в Московской губернии — 52, в Петербургской — 52, в Харьковской — 56 процентов. Тут, как говорится, комментарии излишни».

Назвал лектор и даты, которые, надо думать, знают в юридических кругах Казани: «27 октября 1870 года был принят закон о времени открытия Казанской судебной палаты и окружных судов, согласно которому были учреждены Казанская судебная палата и Казанский окружной суд. Фактически открытый в ноябре 1870 года Казанский окружной суд действовал в составе гражданского и уголовного отделений, этими отделениями руководили товарищи, то есть заместители председателя окружного суда. Очень интересно, что на открытии Казанской судебной палаты 8 ноября 1870 года присутствовали все деканы Императорского Казанского университета, а 20 лучших студентов получили пригласительные билеты на это мероприятие. Надо специально подчеркнуть, что работа юридического факультета Казанского Императорского университета, созданного в 1804 году, крайне благоприятно отразилась на кадровом обеспечении судебной реформы в Казанской губернии. Казанский окружной суд состоял из 38 судей. Понятно, что все они имели высшее образование, но дополнительно надо было пройти работу на практике и иметь свидетельство о благонадежности, выдаваемое либо университетом, либо губернатором, и никем иным. Все судьи принадлежали к чиновничьему, дворянскому или офицерскому сословию».

«СУД ПРИСЯЖНЫХ В РОССИИ В ТОТ ПЕРИОД ЧУТЬ НЕ ПОГУБИЛ ДРАМАТИЧЕСКИЙ ТЕАТР»

Очень интересным был рассказ Шахрая о первом судебном процессе в Казани: «В Казанском окружном суде начал функционировать институт присяжных заседателей, на общих основаниях, без каких-либо изъятий. И введение института присяжных заседателей было встречено местной общественностью поначалу с некоторым недоверием. Однако уже первое дело с участием присяжных заседателей показало невероятный успех данного института. Первый в истории судопроизводства в Казанской губернии процесс с участием присяжных заседателей состоялся в Казанском окружном суде 19 декабря 1870 года. Рассматривалось дело по обвинению крестьянки Беловой и ее сожителя Каляшина в убийстве отставного солдата, служившего в пожарной части».

Тут лектор подчеркнул, что суть не в этих деталях — суть в том, что обвинителем в этом процессе выступал Анатолий Федорович Кони (один из самых известных российских юристов — прим. ред.). На суде был, используя театральный термин, настоящий аншлаг! Шахрай не без юмора заметил: «Суд присяжных в России в тот период чуть не погубил драматический театр». Потому что люди просто рвались в зал суда. Шахрай рассказал: «В день процесса публика забила зал в 9 часов утра, несмотря на то, что заседание начиналось в 11. Приехал генерал-губернатор Казанской губернии. Кони выступал с обвинительной речью полтора часа. Приговор вынесли в 5:30 утра следующего дня. Никто не покинул зал судебного заседания!»

Профессор сообщил также: «В казанских воспоминаниях Кони писал, что в июне 1871 года, на следующий год, граф, министр юстиции приезжал с ревизией в Казанскую губернию. Кони работал там губернским прокурором — это еще дореформенная должность — и был назначен как раз для проведения судебной реформы, в возрасте 26 лет. Министр юстиции граф Панин остался крайне доволен работой Кони, участвовал в процессе, который вел Анатолий Федорович. В результате Кони был переведен в Санкт-Петербург и стал прокурором в столице».

«КАК ИЗ ХАОСА, ИЗ РУИН, ИЗ РАЗРУХИ СОБРАТЬ НОВОЕ ГОСУДАРСТВО И НОВОЕ ОБЩЕСТВО»

Шахрай в своей лекции говорил не только о событиях полуторавековой давности, но и о новейшей истории России, в которой сам участвовал и которую сам творил. Вот его рассказ о том, как принималась новая Конституция России: «В нашем глубоко неправовом государстве борьба за новую Конституцию и борьба за поправки в Конституцию стала формой политической борьбы за власть. Это сам по себе удивительный факт и парадокс... И Конституция не стала результатом общественного согласия так же, как не стала и результатом победившего в борьбе какого-то класса. Конституция появилась в период начинающейся гражданской войны и выполняла задачу не оформления того, что сложилось и стабилизировалось, а выполняла задачу того, как из хаоса, из руин, из разрухи собрать новое государство и новое общество».

Почему это удалось? Как один из разработчиков проекта новой Конституции России Шахрай напомнил: «Первое, что позволило сделать этот шаг, — это запись на одной страничке бумаги нескольких ценностей, заповедей, которые к концу 1993 года уже были достаточно бесспорными и для коммунистов, и для демократов, и для левых, и для правых. Это социальный характер государства, федеративный характер государства, демократический правовой строй, разделение властей и ряд других ценностей, которые закреплены сейчас в основах конституционного строя. Они составили, собственно, фундамент, по ним уже никто не спорил».

На этот фундамент, заметил Шахрай, надо было положить самый современный раздел о правах и свободах человека — и это удалось сделать.

Кроме того, новую Конституцию ее разработчики сделали документом процедурным: «Поверьте, при всем уважении к действующему, к будущим, к ушедшим президентам и премьерам, неважно, какая фамилия президента, премьера, депутатов... Все возможные комбинации конфликтов и споров между представительной властью и законодательной с одной стороны и исполнительной — с другой, между центром и регионом — эти типовые случаи выделены в Конституции и прописаны процедуры, где вмешивается Конституционный суд, где — Верховный суд, где надо отстранить от исполнения обязанностей, где ввести институт федерального вмешательства... Это набор процедур и правил. Он должен быть — и он в Конституции есть».

Лектор иронично заметил: «В 1993 году, в хаосе и начинающейся гражданской войне, ни в коем случае нельзя было писать инструкцию для газовой горелки, пытаться решить все проблемы детально. Поэтому в Конституции заложен целый набор возможностей ее развития. Конституционный закон — по сути, часть Конституции, их сейчас 88... Не надо сразу принимать поправки и ломать Конституцию, в нашей стране это всегда ведет к конфликтам и потере стабильности — есть конституционный закон, конституционный обычай... Сегодня Конституция — это не тоненькая брошюрка, это толстенный свод конституционных законов, решений Конституционного суда, правовых позиций Конституционного суда... Вся конституционная конструкция держится лишь на том, что у Конституции есть охранник, ангел-хранитель, если хотите, — Конституционный суд».

«КОНСТИТУЦИОННЫЙ СУД СТАЛ НЕ ПРОСТО ПОЖАРНОЙ КОМАНДОЙ»

Шахрай напомнил о роли Конституционного суда в новейшей истории страны: «Многие помнят, молодежь прочитает, что во второй половине 90-х годов Государственная Дума, избранная на самом пике либерализации законодательства о партиях, оказалась политически расколотой и потому почти неработоспособной. В результате в течение многих лет она не принимала самые необходимые законы в области государственного устройства, федерализма, избирательного права, защиты прав и свобод граждан, создания благоприятных условий для новой экономики, регулирования вопросов приватизации, банковской сферы и так далее. На протяжении ряда лет после вступления в силу новой российской Конституции оппозиционная по своему составу Государственная Дума тормозила принятие большого числа федеральных законов, абсолютно необходимых тогда для создания институтов рыночной экономики и преодоления кризиса. Политическая турбулентность эпохи перемен и целый комплекс взаимно усиливающих друг друга социально-экономических проблем затягивали процесс становления и реализации конституционной модели экономики на практике, делая этот процесс внутренне противоречивым и кризисным».

Лектор высказал свой взгляд на, можно сказать, негосударственное поведение Государственной Думы: «Такое промедление в создании правовых основ новой экономики было частично и преднамеренным, поскольку вело к растягиванию периода социально-экономических трудностей и для населения. Возможно, в действиях парламентской оппозиции была своя логика, надежда на то, что социальное недовольство ей поможет изменить соотношение политических сил в свою пользу и взять в руки командные высоты управления страной».

Что удалось противопоставить такому по сути саботажу парламента? Шахрай ответил на этот вопрос: «В таких условиях именно Конституционный суд, являясь частью судебной системы, взял на себя две важнейшие миссии. Во-первых, в ситуациях, когда парламентарии затягивали принятие законодательных решений по важнейшим вопросам, Конституционный суд фактически вынужден был брать на себя нормотворческие функции. Своими решениями он не просто заполнял правовые пробелы, но закреплял должные принципы, правовые механизмы, которые затем становились несущими конструкциями соответствующих отраслей законодательства. То есть Конституционный суд стал не просто пожарной командой, но прежде всего архитектором правовой системы новой России. В качестве, я считаю, яркой иллюстрации можно привести налоговое законодательство. Основные конституционные принципы налогообложения, обязательные элементы налогообложения и даже само определение, само понятие «налоги» было сформулировано не законодателем, а Конституционным судом. И только потом его решения были переписаны в Налоговый кодекс».

Несомненный интерес для Татарстана и татарстанцев представляет и такой факт, который подчеркнул Шахрай: «Конституционный суд взял на себя миссию непосредственной реализации конституционной модели федеративных отношений. Именно Конституционный суд взял на себя функции детальной рекомендации спорных вопросов разделения полномочий между субъектами России».

«СЛЕДОВАТЕЛЬ ПОТЕРЯЕТ ПРАВО ЕДИНОЛИЧНО ВОЗБУЖДАТЬ ДЕЛО И ДЕРЖАТЬ ЕГО ОТКРЫТЫМ, ПОКА РАЗВАЛИТСЯ ВАШ БИЗНЕС»

Вслед за гимном Конституционному суду Шахрай, вернувшись к судебной реформе XIX века, произнес и гимн независимым судебным следователям, назвав их «пока еще не достигнутым идеалом». Он разъяснил: «Это специальные судьи, непосредственно реализующие судебный контроль. Подчеркиваю: судебный контроль над предварительным следствием. Такой институт возник в России в 1860 году, за год до отмены крепостного права и за четыре года до собственно начала самой судебной реформы. Первоначально, до подписания судебных уставов, использовался термин «следственный судья», затем он стал называться судебным следователем. Для примера и сравнения — коротенькая справка, какими были судебные следователи в царские времена. В 1864 году была введена сразу тысяча таких судебных следователей — несменяемость, жалованье 1000 рублей в год плюс 500 рублей на расходы, связанные с выполнением функций. А мы помним из учебников, что тогда три рубля корова стоила. По тем временам это огромные деньги. Причем до 1864 года судебный следователь назначался министром юстиции по представлению губернатора, а после 1864 года назначался императором по представлению министра юстиции. И он был, как и судья, несменяем. Эти следователи были при окружном суде, при судебной палате — по сути, это орган нынешнего субъекта Российской Федерации. Подумайте, какой высокий статус».

Вернувшись в современность из экскурса в историю, профессор не без горечи сказал: «Сегодня в России нет следственных судей, которые находились бы непосредственно в составе суда и были бы независимы от прокуратуры и следственного комитета. Однако этот сюжет оказался хотя бы на повестке дня. И есть поручение президента Российской Федерации в адрес Верховного суда, юридического сообщества — вопрос восстановления института следственного судьи проработать. Возможно, это станет прологом в воссоздании такого института».

Почему так важно появление в судопроизводстве новой фигуры — следственного судьи? Шахрай весьма доказательно пояснил: «Следственный судья не занимается расследованиями, его миссия — контроль за следствием, защита суда от вовлечения в рассмотрение незаконных и необоснованных дел, а также профилактика злоупотреблений и ошибок при избрании меры пресечения. Как, например, считает судья Конституционного суда в отставке, известный ученый-юрист Тамара Авдотьевна Морщакова, наличие следственных судей может эффективно ограничить эксцессы следствия. Когда, например, следователь своим решением отклоняет материалы, которые могут свидетельствовать в пользу обвиняемого, по той причине, что они получены не при помощи следственных действий. А у следственного судьи нет заинтересованности в том, чтобы отвергать материалы защиты, и есть процедуры, чтобы признать их доказательствами».

К этому лектор добавил: «Сейчас словам не поверит ни гражданин, ни корпорация, ни банк — никто. Призывы доверять судебной системе в лучшем случае останутся сотрясанием воздуха. Поэтому необходимы какие-то реальные действия, чтобы это доверие начать восстанавливать. Я вот как тот трудящийся, который говорил, что Карфаген должен быть разрушен, говорю, что сейчас этой точкой начинающегося возврата доверия к судебной системе является институт следственного судьи. Следователь потеряет право единолично возбуждать дело, держать открытым дело, пока развалится ваш бизнес, и потом единолично закрыть это дело. Даже президент вынужден был в последнем Послании говорить о нетерпимости этой ситуации. И уже сам факт появления института, когда вот такое единоличное, коррупционное, исчисляемое многими миллиардами рублей поведение судьи станет невозможным, — это и будет первым шагом возвращения доверия к судебной системе в целом».


«СПУСТЯ ВСЕГО МЕСЯЦ ПОСЛЕ УБИЙСТВА АЛЕКСАНДРА II В РОССИИ ПРЕДЛОЖИЛИ ОТМЕНИТЬ СМЕРТНУЮ КАЗНЬ»

Завершил лекцию Шахрай демонстрацией на большом дисплее своих архивных находок. Было, на что посмотреть! Например, на пригласительный билет Федору Достоевскому на суд Веры Засулич — он обил немало порогов, чтобы его получить. На эпиграмму, написанную рукой Кони о нападках на суд присяжных, который консерваторы назвали стадом баранов: «Вы стадо баранов» — печально. Но — вам что гораздо больней: На «стадо баранов» нахально набросилось стадо свиней». Причем в эпиграмме — это было видно на экране — Кони сначала взял в кавычки слова «стадо свиней», а потом эти кавычки вычеркнул...

Еще один документ — приговор к смертной казни, вынесенный в 1866 году Верховным уголовным судом в отношении Дмитрия Каракозова, покушавшегося на царя (стрелял, но промахнулся). «И следующий слайд, — прокомментировал Шахрай, — вообще уникальный. Написанное собственноручно Каракозовым прошение о помиловании на царя, в которого он стрелял: «Ваше императорское величество, всемилостивый государь...»

Продемонстрировал профессор и письмо от 26 января 1895 года графа Льва Николаевича Толстого, студента юридического факультета Императорского Казанского университета, к своему другу Кони. В этом письме речь идет о сюжете, который Кони подарил графу Толстому, и это превратилось в роман «Воскресение». «Тоже впервые опубликован этот документ, — скромно заметил Шахрай. — Запятые Лев Николаевич не ставит, но почерк очень красивый».

Новый документ — и комментарий лектора: «Это письмо Сергея Ивановича Зарудного, одного из основателей, отцов судебной реформы, апостолу реакции Победоносцеву Константину Петровичу с предложением отменить в России смертную казнь. Прошу обратить внимание, это спустя всего месяц после убийства Александра второго. Даже убийство императора не меняло взгляды этих людей, что в принципе смертная казнь не должна быть в нашей законодательной и судебной системе».

Продемонстрировал Шахрай и репродукции картин, «добытых нами в государственной Третьяковской галерее, после чего директор был снят с работы... Но это случайность, конечно». Это полотна, имеющие исключительно правовой сюжет. «Здесь я вновь обращаюсь к теме колоссального общественного резонанса судебной реформы, всколыхнувшей все общество, — заметил не без легкой зависти лектор. — Ни один современный художник того периода не прошел мимо юридической темы. Назовите мне действующего художника, который пишет портреты Института экономики, управления и права» (по залу прокатились смешки).

Илья Репин «Арест пропагандиста», причем та из двух версий, где революционера задерживают крестьяне, а не полиция. Василий Перов, «Приезд станового на следствие». Константин Савицкий, «В ожидании приговора суда». Михаил Зощенко (отец классика российской литературы), «Волостной суд». Владимир Маковский, две картины для равновесия — «Оправданный» и «Осужденный»...

В общем, есть над чем задуматься современным художникам...

«ВЫЧЕРКИВАТЬ И ВЫБРАСЫВАТЬ ДОГОВОР МЕЖДУ МОСКВОЙ И КАЗАНЬЮ БЫЛО БЫ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ОШИБКОЙ»

У коллег-юристов вопросов к Сергею Михайловичу было множество. Вот несколько из них.

— Как известно, в нашей стране доля оправдательных приговоров довольно низка. Как вы думаете, это система наша так хорошо работает или так плохо работает?

— Ничего себе вопросик! — отреагировал Шахрай под смех зала. — Могут, конечно, сказать буквоеды-формалисты, что высокая доля оправдательных приговоров — это доказательство низкого качества следствия прежде всего, подготовки материалов и так далее. Но почти полное отсутствие оправдательных приговоров — это свидетельство другого, обвинительного уклона нашего следствия, если не говорить о коррупционной составляющей...

— В 2017 году закончится действие договора о разграничении предметов ведения и полномочий между Москвой и Казанью. Будут ли его продлевать или заключат новый договор?

— Не знаю! (Смех в зале) Я считаю, что лучше продлевать. У меня здесь своя позиция, хотя она осталась в меньшинстве. Татарстан — это та республика, которая конвертировала огромные полномочия, а вместе с ними и ответственность, в экономику и качество жизни. И если этого не понимать, не помнить и выдергивать из-под этого здания договор 1994 года, пострадают по цепочке и экономика, и политика, и так далее. Три года шли переговоры, это отдельная длинная история, но татарстанский договор — это сейчас методика и методология решения региональных проблем не только для России и Татарстана. Это Испания с басками, это Великобритания с шотландцами, это в свое время Киев и Симферополь... То есть была найдена методология решения регионального конфликта. Здесь она заработала, есть конкретные цифры, но это методология. Поэтому вычеркивать и выбрасывать договор было бы политической ошибкой.

— К какой ветви власти можно отнести прокуратуру и следственный комитет Российской Федерации? И не устарела ли на сегодняшний день система разделения властей на три ветви?

— Хороший, умный вопрос. Уже 23 года назад в Российской Федерации эта система устарела. Разработчики проекта Конституции РФ вывели из ветвей власти президента — он не относится ни к законодательной, ни к исполнительной, ни к судебной власти. Это глава государства, это арбитр. Мы называли пост президента российской моделью британской королевы. Потому что полномочия президента нужны для разрешения споров, конфликтов, для вмешательства, для координации. Понятно, что мы такая страна, что все время в этих конфликтах барахтаемся... У президента таких полномочий нет, что он должен с утра вставать, надевать рубашку с галстуком и идти управлять страной.

Второе направление, по которому мы нарушили принцип разделения властей, — это целых пять конституционных государственных органов, тоже не входящих в систему исполнительной, законодательной и судебной ветвей власти. Это генеральный прокурор — прокуратура, Центральная избирательная комиссия, Счетная палата, уполномоченный по правам человека, Центральный банк. Они не относятся ни к одной ветви власти. При их формировании используется принцип двух ключей, только воли президента недостаточно и только воли парламента недостаточно: президент вносит, парламент утверждает. Соответственно, гарантируется независимость этих, как они у нас называются, органов с особой компетенцией.

А дальше — дальше пусть занимаются теоретики, те, кто пишут диссертации. Но одно надо понимать — 23 года в России нет классической схемы разделения ветвей власти на три штуки. У нас особая система разделения властей. И это система, кстати, учитывает российскую традицию — почитайте Михаила Михайловича Сперанского, его 1809 года основной труд. Уже тогда наши выдающиеся юристы понимали не просто механику, но и философию государственной власти в нашей стране. Кто сказал, что должно быть три ветви власти? Никто!

«ОТДЕЛЬНО ПОБЛАГОДАРИТЬ ЗА ТО, ЧТО НАЗВАЛ КОНСТИТУЦИОННЫЙ СУД АНГЕЛОМ-ХРАНИТЕЛЕМ»

Своими впечатлениями от лекции Шахрая с корреспондентом «БИЗНЕС Online» поделились участники встречи.

Ильгиз Гилазов — председатель Верховного суда РТ:

— Очень познавательная лекция. Конечно, мы как судьи многое знаем. Но Сергей Михайлович раскрыл такие детали, о которых и мы не знали. Это было очень познавательно и очень полезно. И как представитель судебной власти я считаю, что такие лекции только на пользу, чтобы оценивать те судебные реформы, которые у нас происходили, и видеть, куда нам двигаться.

Фархат Хуснутдинов — председатель Конституционного суда РТ:

— Я уже не на первой лекции Сергея Михайловича, и с каждым его выступлением поражаюсь этому человеку. А как председатель Конституционного суда хочу его отдельно поблагодарить за ту высокую оценку, которую он дал именно Конституционному суду, назвал его ангелом-хранителем Конституции. Очень бы хотелось, чтобы такие лекции были не только в Татарстане, но распространились на все регионы страны. Потому что значимость, необходимость Конституционного суда неоднозначно толкуют в субъектах Российской Федерации. Я очень благодарен Сергею Михайловичу!