Рустем Камалов, «КолорДизайн»: «Тут Исхаков говорит: а монастырь будет кирпичного цвета!»

«Я понял, что если буду все время работать на дядю, то он из меня только все соки будет выжимать. Надо создавать свой бизнес»

ПЯТЬ ТОНН КРАСКИ НА ОПЕРНЫЙ ТЕАТР, ЧЕТЫРЕ — НА МИНКУЛЬТ

— Рустем Маратович, вашими красками расцвечена практически вся историческая Казань. Вы начали заниматься реставрацией с подготовки к тысячелетию?

— Да. К тысячелетию мы перекрасили почти всю историческую Казань: мэрию, Казанскую ратушу, Казанский кремль, Петропавловский собор, Богородицкий монастырь, театр имени Качалова, дом Кекина, гостиницу «Шаляпин», галерею «Хазинэ», театр имени Карима Тинчурина, множество других объектов. Красили как сумасшедшие. Помню, были у нас большие проблемы с Ратушей, главным архитектором которой был Ильдар Галеевич Нургалеев. Здание было заражено грибком, его санировать надо было полностью, грибок аж лохмотьями висел. Как поверх грибка красить? Что мы там только не пробовали, разные составы, образцы в Германию отправляли, в итоге оптимальное решение нашли.

Второй раз Ратушу красили в 2011 году к приезду Дмитрия Медведева, который должен был в Казани помирить президентов Армении и Азербайджана. Тогда нам вся площадь Свободы досталась, мы готовили краску для оперного театра, Ратуши, ГБКЗ имени Сайдашева, министерства культуры, зданий «Миру мир» и КАИ. 24 тысячи квадратных метров! Фуры уже не на склад привозили, а под окна офиса, все было в ведрах краски. Вроде бы все наколеровали (смешение краски для создания нужного цвета при отделке поверхности — прим. авт.): одним тонну, вторым — две, третьим — еще две. Погрузили, и своим ребятам я говорю: «Идите отдыхайте, телефоны отключайте!» В субботу звонок — нужна краска, не хватило. Мы вместе с женой пришли, потому что своих сотрудников уже найти не можем, все по дачам. Надо было пару тонн краски на оперный театр. Заколеровали. Только сели — звонок. Еще 3 тонны краски не хватило на минкульт. Из последних сил, время 19:00. Тут прибегают с КАИ, тоже краска нужна, 2 тонны...

— Кто делает расчеты по объемам краски?

— Мы делаем. Проблема в том, что заказчики часто занижают показатели, стараются сэкономить, пытаются обойтись одним слоем. Хотя мы сразу предупреждаем — не экономьте. У краски есть две функции: декоративная и защитная. Вы декоративную выполнили, а защитную определенная толщина обеспечивает — будьте добры делать качественно. Короче говоря, в 2 часа ночи пришли домой, переколеровав безумное количество тонн краски.

«Наша компания «КолорДизайн» продает краску «Капарол», являясь крупнейшим в Татарстане дилером... Сейчас полосатого слоника «Капарол» знают на каждом углу»

— Сами объекты были сложные?

— Сложно, когда появляются какие-то изюминки, а тут был просто большой объем. Помучились мы со львами и атлантами на Касаткина, 15. Это дом «Антики», они первые свои скульптуры из полиэфира отливали. Никак краска не ложится, вся отлетает! Оказывается, полиэфир долго сохнет, из него идут эмиссии.

— Скульптуры на объекте красили или на базе, а потом устанавливали?

— И так, и так пробовали. Покрасишь — обдерут, пока монтируют. Потом дополнительно перекрашивали. В итоге специальную грунтовку применили.

Или в 2004 году патриарх Алексий II должен был привезти икону Казанской Божией Матери от Папы Римского, и к этому событию надо было покрасить Богородицкий монастырь. Цвет изначально должен был быть бледно-голубой, цвет Богородицы. Осталось дней 10. Тут мэр Камиль Исхаков говорит: должен быть кирпичного цвета! А мы уже загрунтовали силикатной краской. Нельзя, говорю, технологии не заточены под яркие цвета. Мы переколеровать даже не успеваем, к приезду же надо. У каждой краски есть пределы, сколько пигмента можно добавлять — 4 - 5 процентов. Если больше, то дождь пройдет, фасад начнет «полосить». А каждый цвет можно сделать по-разному, из разных пигментов, к кирпичному цвету, например, можно прийти разными путями. Я всю ночь колдую, подбираю кирпичный цвет. В итоге сделали краску, она, конечно, не совсем кирпичная, немного розоватая получилась. Покрасили, вроде ничего. Потом, через год, вторым слоем покрыли, специально из Германии фирменную краску привезли. Были большие проблемы с белым камнем, на него плохо ложится краска, очень долго с этим возились, не могли подобрать.

— Вы еще работали на Петропавловском соборе.

— Мы там работу делали в два этапа, сначала сам собор, а колокольню, кажется, через год. Главным архитектором объекта была Ирина Александровна Аксенова, а она очень щепетильна, ей важно было поймать исторические тона, это ведь русское барокко. 48 выкрасов сделали на фасаде, пока поймали нужный цвет. Там очень много факторов: влажность, гидроизоляция стен...

— В итоге историческую идентичность удалось соблюсти?

— Да. Очень долго возились, но Ирина Александровна — молодец, очень дотошно все контролировала. И внутри красили, подбирали, но там уже не так сложно. Фасад важен. Проблема в том, что все старые сооружения раньше строились на основе известковых растворов. Говорят, в старину в особых случаях для прочности творог, молочную сыворотку и даже яичный белок добавляли. Дом Кекина, Юнкерское училище (галерея «Хазинэ»), мечеть «Марджани», стены Кремля — везде одна проблема: старые известковые составы. А это основы слабые, поверх них никакие жесткие покрытия накладывать нельзя — отслоятся. Покрытия на фасаде должны идти по мере ослабления по своим вяжущим свойствам изнутри наружу — каждый последующий слой должен быть слабее предыдущего. У нас же народ думает: а давайте поверх цементную штукатурку набухаем! И все — ничего не держится. Плюс грибки, плесень, плохая гидроизоляция, масса проблем из-за этого. Все надо решать по уму, а по уму — это деньги. Это специальные составы и технологии.

— Как выкручиваетесь на объекте, если заказчик экономит?

— Спорим. В итоге, кстати, Богородицкий монастырь получился неплохо. Мы там применяли силикатную краску. В Санкт-Петербурге при реставрационных работах на трехсотлетие города было запрещено применять неизвестковые материалы. Но, во-первых, они только для южных стран хорошо приспособлены и боятся нашей среды, наших зим. Во-вторых, при нашей-то экологии с кислотными осадками. Поэтому есть очень хорошая альтернатива — силикатные материалы. Но это не аутентичный продукт, это новодел. Хотя разницу никто не заметит, только специалисты ЮНЕСКО, когда проведут специальную экспертизу. Для объекта это только лучше: современный материал, держит хорошо, защитная функция, паропроницаемость высокая. Супер! Но новодел. У нас в Казани, слава богу, таких жестких мер не было. Мы почти все покрасили либо силикатной, либо еще более высокого уровня силиконовой краской. Зачем мучить здание известковой краской, если в итоге она облетит или потрескается, потому что климат не такой и в итоге все будет в три раза дороже. В городе сейчас в основном неаутентичная краска, но, я считаю, это правильно.

— Казанский кремль входит в список наследия ЮНЕСКО. Там были особенные условия по краске?

— Такие жесткие требования были только в Санкт-Петербурге. Есть, конечно, хорошие известковые краски, которые выдержат наш климат, но они очень дорогие и более сложные по технологии нанесения.

— В последние три года в Казани активизировалась работа в историческом центре. Принимаете активное участие?

— Стараемся. Хотя с ASG как-то не очень получилось. Фарида Мухамедовна Забирова однажды попросила на один сложный объект проехать, предложить какой-то вариант его спасения. Расписали технологию, все как положено, но что-то не устроило, возможно, цена. Я не знаю, что они там применяли, но «Капарола» на их объектах, насколько я в курсе, практически нет.

ПРОШЛИ ЧЕРЕЗ ТРИ ВОЗРАСТА ВЗРОСЛЕНИЯ

— А какие направления дают вашей компании основную прибыль?

— Мы лакокрасочники. Наша компания «КолорДизайн» продает краску «Капарол», являясь крупнейшим в Татарстане дилером, а также декоративные покрытия. Наша задача заключается не только в поставке материала, но и в техническом сопровождении объектов, консультировании по вопросам технологии. Летом большой поток краски для фасадов зданий, а так — работа с дизайнерами и интерьеры. Сейчас в портфеле заказов декоративные покрытия и общестроительные краски занимают примерно 50 на 50.

«Интерьер — это то, что глаза человека видят большую часть времени, больше, чем его одежду, автомобиль или даже собственную внешность»

— Можно выделить этапы, скажем так, взросления, становления компании?

— У нас было три этапа развития. Сначала у нас был «объектный» бизнес: есть в городе объект, нужно в него войти. Здесь самый низкий входной билет, не нужно больших инвестиций, чтобы начать этот бизнес: достаточно открыть офис с минимальными требованиями, телефон и бегать по стройкам, договариваясь с прорабами, главными инженерами и директорами.

Второй этап развития компании, когда ты ориентируешься на архитекторов и дизайнеров. Их куда попало не приведешь, значит, нужен приличный офис, уже нужно инвестировать в него определенную сумму.

И третий этап, когда ты работаешь на частного клиента, когда про тебя знают в городе. Естественно, в данном случае площади очень важны, потому что клиент приходит не один, а с дизайнером, с прорабом, с женой или мужем, с детьми. И они все вместе начинают выбирать, обсуждать, что кому нравится, спорить, что лучше. А если две такие компании придут одновременно? Поэтому нам и нужно было несколько зон в салоне, чтобы развести по ним посетителей. В свое время я поставил задачу — мы должны ориентироваться на этого частника. Мы готовы инвестировать, нам нужно несколько залов, тогда люди будут приходить, им будем комфортно. Им нужен уровень. Иногда к нам захаживают казанские селебрити — этим же людям нужно предоставить условия!

— Планируете расширять направления деятельности?

— Такие планы всегда есть. Мы постоянно начинаем какие-то новые направления, например, начали сотрудничать с итальянской компанией «Мапей», у которой очень развита бассейновая тематика. Года два проработали, и потом выяснилось, что их продукты по очень низким ценам продаются в «Леруа Мерлен». Вот эта политика мне абсолютно непонятна. Почему у нас антимонопольный комитет не обращает на это внимания? Почему «Леруа Мерлен» дают так демпинговать своими ценами? Нас это не очень касается, мы работаем в премиальном сегменте, но он же убивает других местных продавцов. Своих-то надо как-то защищать! Не говоря уж про то, что размещение такого ангарообразного строительного торгового комплекса в центре города вообще какой-то нонсенс.

Сейчас мы развиваем направление продуктов для деревянного домостроения. Отдельное направление — реставрация.

«Самый удачный бизнес получается, когда ты сначала спрос формируешь, а потом сам его и удовлетворяешь»

ИЗ ЛАБОРАТОРИИ — В БИЗНЕС, ИЗ ШВЕЦИИ — В КАЗАНЬ

— То есть вы на рынке 13 лет. А как вы сами пришли в бизнес?

— Я вообще-то по своей природе не предприниматель. Я научный работник, доктор химических наук. Закончил Казанский университет, потом аспирантуру. Научными руководителями кандидатской диссертации были член-корреспондент АН СССР Аркадий Николаевич Пудовик и Михаил Григорьевич Зимин. После ее окончания пошел в Академию наук, институт имени Арбузова, где проработал 13 лет. Занимался синтетической органической химией. Докторскую я защитил довольно рано, в 35 лет. Но еще до ее защиты я уехал в Мюнхен, где проработал в университете Людвига Максимилиана 14 месяцев. Это были 1991 - 1992 годы.

— Это же самое время перемен!

— Да, я из Мюнхена наблюдал, как в Москве проходил путч 19 августа 1991 года. К нам тогда прибежали, говорят: сдавайте паспорта, мы вам дадим политическое убежище. Какое убежище, зачем?! Но некоторые пошли и сдали в консульство свои документы.

Вернулся в Россию в 1992 году. На одной из научных конференций в Тулузе прямо перед возвращением ко мне подходят два незнакомца и говорят: «Мы послушали ваш доклад, знаем ваши работы. Не хотите ли на нас поработать? Мы представляем шведскую фармацевтическую компанию «Персторп Фарма». Знать их не знал. Ответил, что еду домой, буду защищать докторскую диссертацию, мне эти предложения сейчас неинтересны.

— Они, наверное, подумали, что цену себе набиваете. Страна в полуразрушенном состоянии, предлагают работу в Европе...

— Наверное. Приехал, через четыре месяца звонят: приезжайте просто посмотреть, мы все оплатим. Я приехал, посмотрел. Угрюмое место, мрачно все.

— В Швеции-то?

— Декабрь был, а сам Персторп — это деревня в 8 тысяч жителей, на химическом заводе, который там находится, 6 тысяч работают. Почта, бензоколонка, магазин, две минуты езды — и ты у окраины леса. Как говорят местные жители, в этот лес можно зайти у них там, а выйти уже за Уралом. В 1994 году позвонили — не хочешь в Персторп, давай в Страсбург, там мы открываем лабораторию с проектом по противоожоговым препаратам, им нужна была синтетическая проработка патентной чистоты. Ну туда я уже поехал. Год проработал по этой тематике в Университете Луи Пастера, и у меня началась жуткая аллергия: в лабораторию войти не могу. Пришлось с химией завязать.

В Казани тогда немецкий концерн BASF открыл представительство, а у меня же свободный немецкий, и они меня взяли. У нас было крупнейшее в России представительство после Москвы, даже в Питере было меньше. Спустя некоторое время я возглавил представительство.

ПРАВИТЕЛЬСТВО ТАТАРСТАНА НЕ РИСКНУЛО СКЛАДЫВАТЬ ЯЙЦА В ОДНУ КОРЗИНУ

— Какие проекты реализовывали на BASF?

— Был один очень большой проект. Мы должны были в 2000 - 2001 годах строить в Нижнекамске пять заводов полистирола: завод полистирола общего назначения, завод ударопрочного полистирола, завод экструдированного полистирола, завод экспандированного полистирола и АБС-пластиков. Каждый месяц Рустам Нургалиевич Минниханов, тогда премьер-министр, проводил совещания, раз в три месяца докладывали Шаймиеву. Моя задача была координировать деятельность.

— Мощный проект!

— Колоссальный! Немцы уже во всех своих бундесгазетах напечатали, что впервые BASF вкладывает такие деньги в Россию. Речь шла о сотнях миллионов евро. У них был свой самолет — 8-местный Fokker, на котором немецкие делегации прямиком летали в Казань и Нижнекамск и нас иногда прихватывали. Полтора года это длилось. Каждую неделю новые делегации — то юристы, то технологи, то опять в Германию лететь на совещания. Напряжение было очень сильным. И уже был готов проект, и уже должно было начаться строительство первого завода для выпуска, кажется, полистирола общего назначения. Сидим на совещании в «Татнефтехиминвест-холдинге», ведет Рафинат Саматович (Яруллин — гендиректор холдинга — прим. авт.). И вдруг Бусыгин (гендиректор «Нижнекамскнефтехима» — прим. авт.) встает и говорит, мол, мы у итальянской фирмы покупаем лицензию, один из заводов будет построен по этой технологии, вы этот завод в свою цепочку встраивайте. У немцев лица вытягиваются: ведь все рассчитано на то, что будет создан единый комплекс, с какой стати мы будем встраивать чужой завод в эту цепочку? Эпохальное было совещание. Немцы тогда встали и вышли. Проект рушится. Через пару месяцев мне говорят: увольняй людей, мы закрываем представительство.

— Власти республики, Нижнекамска попытались отыграть назад?

— Это решение, думаю, было принято на высшем уровне. Я так понял, что BASF делал настолько большие инвестиции, что получал слишком большое влияние в «Нижнекамскнефтехиме». Наши не захотели терять самостоятельность. «Нижнекамскнефтехим» тогда был не таким мощным, как сейчас, была опасность, что предприятие просто уплывет из рук, да и ситуация в экономике была шаткой. BASF мог просто его подмять. Думаю, только из этих соображений было решено разбить цепочку, не складывая яйца в одну корзину.

Словом, проект рухнул. То, что мы носились, готовили документы, возили делегации полтора года, оказалось зря.

— ...И вы?

— Как-то во время визита в Германию BASF предложил посетить «Капарол», мол, BASF — это производитель химического сырья, а тут недалеко компания «Капарол», которая из него делает краски. Мы съездили, посмотрели. Видимо, информация прошла в представительство в Москве, и когда проект с BASF закончился, мне предложили перейти в «Капарол» директором казанского филиала.

— Он уже работал или вы создавали с нуля?

— С нуля. До меня в Татарстане ни одного литра «Капарола» не продавалось. Создал филиал, пошли заказы.

«Сейчас уже люди понимают, во что надо вкладывать... Многие не хотят стандартные варианты, появляются различные идеи»

Я ОТВЕТИЛ, ЧТО ВЕРНУСЬ В НАУКУ, ПОРАБОТАЮ ТОЛЬКО ПАРУ ЛЕТ... ВОТ ТАК Я СТАЛ ЗАНИМАТЬСЯ БИЗНЕСОМ

— Вы возглавили представительство, а когда перешли в свободное плавание?

— После BASF я понял, что если буду все время работать на дядю, то он из меня только все соки будет выжимать. Надо создавать свой бизнес. В Казани в 2002 году практически ничего подобного по краскам не было. Когда я звонил кому-то, никто выговорить не мог: чего-чего вы там предлагаете? «Карапол»? Сейчас полосатого слоника «Капарол» знают на каждом углу. Венецианские штукатурки чуть-чуть продавала пара фирм в Казани. Мы первые начали продавать декоративную штукатурку в приличных объемах. Проводили каждые две недели семинары, рассказывали, объясняли. Самый удачный бизнес получается, когда ты сначала спрос формируешь, а потом сам его и удовлетворяешь. Я считаю, что мы сформировали рынок декоративной штукатурки в Казани. До нас о ней практически никто не знал.

...Удивительно, я для себя не могу понять, как я, научный работник, у которого 120 статей и более 25 авторских свидетельств на изобретения, у которого три своих защищенных кандидата, как я оказался в этом бизнесе? Считаю, случайно. Я ведь простой научный работник, статьи в кабинетной тиши писал. А тут бизнес, стройки, прорабы, архитекторы... Это абсолютно другой мир. Как будто вынули рыбку из аквариума и у нее начали вместо жабр легкие вырастать, и она приспособилась. Это только в нашем государстве возможно — человека, которого затачивали под науку, переформатировать под бизнес. Когда я уходил из науки, у меня были предложения в Лондон, в Базель, в Белфаст, я — такая «научная звезда», у которой все получается, думал, что всегда так будет, что меня будут везде звать, всюду приглашать. А потом проходит несколько лет, никто уже о тебе не помнит. Ты ушел из науки.

— Не жалеете?

— Нет, наверное. После защиты докторской диссертации, уже при переходе в BASF, мне предложили подождать, обещая дать большую лабораторию. Но, похоже, я сам был не готов.

— Почему не остались в Европе, ведь была же возможность?

— Была. У меня в Казани большая семья, много родственников, мама тогда еще была жива, я не мог их оставить. Да и потом я ведь фанат Казани, я просто ее обожаю. Во-первых, это мой родной город, который стал очень красив в последние годы. Во-вторых, потому что и я к этому свою руку приложил, езжу по городу — вот наш объект, вот это мы красили. Когда я вожу своих гостей по городу, они смеются, говорят: с тобой на экскурсию ездить — заодно все про краски узнаешь, потому что ты о них постоянно рассказываешь. Вот оперный театр — здесь силоксановая краска, вот Ратуша — тут силиконовая...

— Из вашего окружения много ученых уехали за рубеж? Это ведь золотой фонд.

— Много, кто-то в Европе, кто-то в Америке, в Канаде. Очень хорошие специалисты уехали. Было две волны. Одни уехали за границу, другие ушли в бизнес. Я не хочу сказать, что плохие остались, но для существования и воспроизводства научной школы важна критическая масса, и при таком массовом оттоке она исчезает, среды нет, научный «суп» перестает вариться.

— В Европе понимают ценность кадров. Пример, как вас несколько лет пасли, показателен.

— Более того, в Швейцарии есть такой Людвиг Майер — автор энциклопедии фосфороорганической химии, которой пользовался каждый фосфороорганик. Он реально меня патронировал. Он приезжал сюда в Казань, мы были у нас на даче на Кордоне. Там, помню, был случай, когда он подошел к дачному рукомойнику: «Рустем, а как его включать?» Я был у него дома в Базеле. Как приезжали на конференцию, он меня выделял, вытаскивал из толпы. И когда я сказал, что мне предложили работать в BASF, он расстроился, сказал, что в науку я больше не вернусь. Я ответил, что вернусь, вот поработаю только пару лет. Ну... Вот так я и стал заниматься бизнесом.

ХОРОШАЯ КРАСКА — ЭТО ТАКОЙ ЖЕ ВЫСОКОТЕХНОЛОГИЧНЫЙ ПРОДУКТ, КАК И АВТОМОБИЛЬ

— В России есть производители, которые выпускают хорошую краску?

— Что касается декоративных покрытий, мы сотрудничаем с двумя отечественными производителями материалов вполне приемлемого качества. По общестроительным краскам судить не буду, это все равно не европейский уровень. Краску высокого уровня у нас не делают — ни силиконовую, ни силикатную. Например, химия на BASF высокого качества — специальные диспергаторы, пигменты, коалесценты, эмульгаторы — это все тонкая химия, которой у нас просто нет. Не делают. Хорошая краска возникает на базе хорошей химии, потому что краска — это такой же высокотехнологичный продукт, как и, например, автомобиль. Это те самые нанотехнологии, про которые все говорят, это высокая химия, которой у нас, к сожалению, нет, и я не знаю, когда будет.

— Почему?

— Проблема качества персонала. Может быть, у меня начинает старческое брюзжание, но молодежь учиться не хочет, хотят быстро срубить деньги. Я вспоминаю пример японцев, которые по 20 лет полируют свои мечи катаны, и получается супервещь! А у нас как-то такая тщательность в работе совсем из обихода выветрилась. Должен быть кропотливый ежедневный труд по усовершенствованию, по подборке рецептуры.

«Мы видим, как посетители ходят по нашему сайту, как они переходят в конкретный продукт, выбирают цвет или фактуру. И когда они приходят в offline к нам — мы уже готовы!»

— Надежда есть, что появятся свои производители?

— В свое время я часто ходил на «Хитон», это был великолепный завод. У него было два направления, которые были очень перспективны. Первое — это аэрозоли. Они были лидеры, у них чуть ли не 50 процентов общероссийского рынка было по лаку для волос. И второе — лакокрасочное производство. На тот момент у них было шикарное оборудование — и диссольверы, и бисерные мельницы. Нужно было только производить качественный продукт и обеспечить хороший маркетинг.

— Почему развалилось?

— Никто душу не вкладывал. Хорошее надо уметь строить. В деревне Шелангере построили же завод, который вошел в десятку лучших в России (ОАО «Шелангерский химзавод «Сайвер» — прим. авт.)! Я тогда возглавлял представительство BASF в Казани, еще до открытия своей компании, мы им некоторые рецептуры интерьерных и фасадных красок на основе BASF доводили. Тогда в Шелангере директором был Федор Михайлович Хамзин, помню, приехали в первый раз — деревня, глухой марийский лес вокруг, полусгнившие деревянные полы в конторе. Поставили рецептуру. Через год приезжаем — построено шикарное заводоуправление, цеха с современным оборудованием! Федор Михайлович, говорю, как в сказке! Он, к сожалению, уже умер, пожилой был мужчина, видимо, много сил потратил на становление дела. Все зависит от личности, кто двигает проект. Ты должен день и ночь об этом думать. «Хитон» был отличным заводом. Можно было переоборудовать на выпуск хороших красок типа финских или немецких. Упустили. Руководство республики — молодцы, им удалось сохранить очень многое: и вертолетный завод, и в Зеленодольске завод судостроителей, и КАМАЗ, и ПОЗиС, и другие производства. Ну просто руки, видимо, не дошли до «Хитона», и мне как лакокрасочнику очень жалко. Можно было сделать люксовый завод, производство было. Только продавай.

ЧЕРЕЗ САЙТ МЫ ВИДИМ СВОЕГО ПОКУПАТЕЛЯ

— ...Мы, например, сейчас очень много занимаемся веб-маркетингом. Все свое продвижение компании мы пытаемся делать через интернет. К нам приходят и говорят: давайте дадим рекламу в глянцевом журнале. Но нам это кажется не очень эффективным.

— Глянца нет хорошего?

— Есть много журналов, но это нам не очень интересно. У нас есть специальный сотрудник, который только сайтом и социальными сетями занимается. Мы видим, как посетители ходят по нашему сайту, как они переходят в конкретный продукт, потом в конкретную цветовую гамму, выбирают цвет или фактуру. И когда они приходят в offline к нам — мы уже готовы! Вы выбрали такой цвет? Да. Вот ваш расчет, вот ваш материал. Мы уже готовы и идет предметный разговор с первой минуты. Через сайт у нас 42 заполненные заявки за последние три месяца. И каждая — это приличный заказ. Работают ли так другие компании в нашем сегменте — полагаю, что немногие, даже в Москве. Мы полностью видим портрет нашего клиента. Мы поставили себе задачу — развивать маркетинг в этом направлении. И мы получаем тех клиентов, которых мы хотим.

— Кто это?

— Это покупатель со средним достатком и выше среднего. Это дизайнеры, частники.

«Площади очень важны, потому что клиент приходит не один, а с дизайнером, с прорабом, с женой или мужем, с детьми. И они все вместе начинают выбирать, обсуждать, что кому нравится, спорить, что лучше»

— Какой процент в портфеле занимают частные заказы, какой — компании?

— Мы стремимся к росту частных заказов. Я поставил задачу — лучше 100 клиентов по 1 рублю, чем 1 за 100 рублей. Эту стратегию мы много лет культивируем. Так бизнес устойчивее. Для этого мы и идем в интернет, чтобы обыватели знали, что есть такой салон «КолорДизайн».

Есть крупные партнеры, с которыми мы давно работаем. Например, IКЕА, они постоянно обновляют свои интерьеры, все время идет перекраска. У них своя цветовая гамма, они нам просто скидывают заказ, несмотря на то что там у них материалы «Капарол» есть в ОBI. Но у нас оперативность, четкость, это позволяет получать заказы уже много лет.

Крупный партнер — «Вальдек», где тоже постоянная работа идет. Крупные партнеры — югославская компания «Нэймар», которая работает с «Кулонстроем», и «АСТ-групп». Сотрудничаем много лет и уже досконально знаем их требования, стараемся под них подладиться. Очень много работали с «МД Инжинирингом», поставляли материал на «Мираж», интерьеры нескольких «Бахетле», «Планеты Фитнес» на Мусина и фасады и интерьеры «Южного». Правда, на фасаде там не очень получилось.

— Драган Ристич сэкономил?

— Нет. Красили фасад в конце октябре — начале ноября. И вдруг как дало под минус 30! Никто не ожидал. Как у нас ребята перемерзли... Обывателю не видно, но как специалист я переживаю — вот тут бы подправить, тут доделать. Но, возможно, это просто профессиональный зуд.

— На какую сумму заказы от частников?

— Лакокрасочные материалы — это не самое затратная статья в отделке. Возьмем квартиру в элитном районе, например, на Тельмана или Малой Красной. Многие могут с этой цифрой не согласиться, но из обсуждений с дизайнерами сложилась цифра, что крутой бюджет ремонта стандартной квартиры в 100 - 120 квадратных метров под ключ составляет около 7 миллионов рублей. Мебель, свет и бытовая техника занимают львиную долю. Краска и «декоративка», если там немного обоев, — максимум 100 - 120 тысяч рублей.

— Небольшая сумма в рамках бюджета.

— Мизер! Причем «декоративка» — это одна из последних стадий, и на этом этапе деньги, как правило, уже на исходе, все начинают экономить. В итоге получается странная ситуация: когда вы прокладываете трубы, делаете стяжку, вставляете окна, монтируете сантехнику, вы закупаете по полной программе самое лучшее. Но при этом интерьер — это то, что глаза человека видят большую часть времени, больше, чем его одежду, автомобиль или даже собственную внешность. И вот вы переходите к тому, на что вы ежедневно смотрите в течение вечера, утра, субботы и воскресенья, и тут начинаете экономить. Где логика? На то, на что взгляд ложится чаще всего, и надо тратить больше всего. Сейчас уже люди понимают, во что надо вкладывать. Потому что это то, что создает твою окружающую среду. Сейчас этот бюджет растет. И многие не хотят стандартные варианты, появляются различные идеи.

— То есть хотят яркую краску?

— Хотят дизайнерские решения, чтобы это было, во-первых, гармонично, во-вторых, индивидуально. Но главное — чувство меры. Для меня лично самый интересный дизайн — это минимализм. Этот стиль тоже может выглядеть очень дорого и красиво, несмотря, а может быть, благодаря лаконичным решениям.

На самом деле современными красками сегодня можно сымитировать любую поверхность: природный или обработанный камень, дерево, ткани, шкуры зверей, в общем, что душа пожелает. Появляются специальные требования, например, нужно выполнить отделку камина под натуральный камень со вставками из дерева или сделать гипсокартоновую стену устойчивой к воде, чтобы на ней организовать домашний водопад. Случалось, просили подобрать цвет для батарей под уже приобретенные обои с золотыми арабесками. Наши художники подбирали цвета и раскрашивали батареи арабесками. Или приносят картинку из журнала — хотим вот так. Иногда бывают совсем забавные случаи: с интервалом в один день к нам пришли два клиента. Один сказал, что у него бетонная стена, которую надо оформить как полностью металлическую. Другой попросил свои металлические колонны и другие металлоконструкции замаскировать под бетон. Тогда подумалось: может, вам, ребята, проще поменяться?

— Как разруливаете ситуации, когда попадается сложный, капризный клиент?

— Бывает, что принято непрофессиональное дизайнерское решение, мы начинаем красить. Платить за то, что они не угадали, дизайнеру или заказчику не хочется, начинаются придирки. Приходится доказывать, что это не технологическая проблема, а дизайнерское решение, а мы же не дизайнеры, наша задача — обеспечить, чтобы это все соответствовало проекту, цвету, фактуре и чтобы это держалось, не трескалось и не отслаивалось. Хотя такая ситуация бывает редко, мы, даже зная свою правоту, идем на то, чтобы оплатить и переделать. Благодаря этому мы тоже выигрываем.

КИЧ, БЕЗ КОТОРОГО СКУЧНО

— Какую долю ваша компания занимает на рынке?

— Я бы не стал говорить. У меня есть оценка, но думаю, что ее не стоит высказывать. Скажу просто, мы успешная компания.

— У вас много конкурентов?

— Есть, но все не очень крупные. По «декоративке» их довольно много, но они чаще всего монобрендовые. Мы изначально мультибрендовая компания. «Капарол» нам предлагал сделать «Капарол-центр», чтобы мы только ими занимались, но мы сознательно отказались от этого. Мы сильны тем, что предлагаем очень широкий выбор. У нас шесть итальянских поставщиков и два отечественных. За счет большого ассортимента мы больше привлекаем людей.

«Лучше 100 клиентов по 1 рублю, чем 1 за 100 рублей. Эту стратегию мы много лет культивируем»

Мы полагаем, что наш локальный рынок полностью до настоящей конкуренции пока не развился. Он до сих пор на стадии становления, потому что в традициях наших людей — все равно обои. «Декоративка» проникает, для нас объемов хватает, но ведь в принципе в Европе почти не клеят обои, это характерная черта России и постсоветских республик. Да и «декоративка»... Мы спрашивали у представителей итальянских фабрик, кто их основные клиенты? На первом месте — Россия, на втором — арабские страны.

— Почему?

— Для нас парадокс. Мы ездили в Канаду, Германию, Австрию, Словакию. В Австрии вообще на дух не переносят итальянские краски. В Канаде все белым красят: и стены, и потолок, и даже ковролин у них на полу преимущественно светлый. Декоративная покраска используется, как правило, в дорогих домах. Ну и в ресторанах, клубах. А так, чтобы массово, как у нас... В Европе тоже монохром в домах и обоев почти нет. Может быть, только отели и дорогие частные дома. Говорят, сейчас североевропейские страны почувствовали вкус к декоративным краскам, южноевропейские стали их применять. А Центральная Европа — нет. Используют простые решения.

— В России откажутся от обоев, пусть постепенно?

— Думаю, нет. Традиции очень сильны, и люди не мыслят себе ремонт без поклейки обоев, это же целый ритуал.

— Насколько «декоративка» — дорогое удовольствие и насколько технологически сложнее их использовать?

— Есть варианты, когда и обычный покупатель может достаточно легко нанести покрытие сам. Но, как правило, хорошее, качественное покрытие должен делать профессионал. Но и хорошие обои должен клеить профессионал. На самом деле цена дорогих премиальных обоев и дорогих премиальных декоративных покрытий примерно одинаковая. Здесь уже вопрос вкуса, выбор зависит от регионов. У нас традиционно были обои всегда, мода на «декоративку» возникла на наших глазах.

Все же принято считать, и небезосновательно, что декоративное покрытие — классом выше, чем обои. Иногда приходят клиенты со средним достатком и говорят: у нас небольшая квартира, все обклеили обоями, но хотим сделать акцент на центральной комнате, и тут мы готовы вложиться, отделать ее дорогой «декоративкой». Также много таких, которые делают небольшие фрагменты: ниши, камины, отдельные стены. Люди начинают понимать, что «декоративка» — это следующий уровень. Обои — это все-таки машинное производство, а декоративное покрытие — это рука человека, это другая аура и энергетика, и каждый раз индивидуально. Не получаются два одинаковых покрытия. И мы предупреждаем людей — очень сильно получаемый эффект зависит от того, кто делает, в каких условиях, какая затем будет освещенность помещения, какая мебель здесь появится, каким будет пол. Восприятие может измениться. И это уже вопрос к качеству дизайна.

Кроме того, мы буквально навязываем людям, мы должны сделать пробные образцы. Вы сначала поймите: вам это действительно надо? Иногда даже отговариваем, если видим, что это не пойдет, покупателю не понравится. У нас нет задачи продать краску — мы продаем настроение. Не продукт, а идею! Чтобы человек балдел от этого, как мы балдеем. Вот секрет успеха — мы сами это очень любим. Нам нравится возиться с этим, угадывать. Приходит человек — он ведь зачастую сам не знает, чего хочет. Тут уже нужны знания психологии и накопленный опыт. Нужно понять, как наш клиент в своем воображении это представляет и какие технологии могут это воплотить. Исходя из этого, мы уже предлагаем варианты. Как правило, угадываем.

«За все время существования компании ни одного дня задержки зарплаты не было. У нас есть сотрудники, которые по 7 - 8 и даже 12 лет работают»

У людей сегодня появляются вкус и чувство гармонии. Многие ездят по городам и странам и видят, что красиво, что стильно. Тогда уже получается профессиональный разговор и появляются высокопрофессиональные дизайнеры. Например, ресторан «Бурбон» на Кремлевской мне нравится. Понятно — дорого, но при этом видно, что сделано со вкусом. Или, например, в чувстве стиля в зданиях московских архитекторов Голованова и Величкина: бизнес-центр ТАИФа на Щапова, «Европейский», «Кристалл», на мой взгляд, не откажешь.

С другой стороны, говорят, что Дворец земледельцев — это ужасная эклектика. Но это же интересное здание! Да, возможно, это кич. Но без него было бы скучно городу. Ну не делать же все как ЖК «Современник» на другой стороне Казанки, где рядом друг с другом стоят серые спичечные коробки! На фоне всей панорамы правого берега смотрится, на мой взгляд, как-то не очень. Это же Казанка, предполагается, что по ней прогулочные катера должны туристов катать. Что мы там людям будем показывать? Конечно, новый центр семьи «Казан» многие в социальных сетях тоже считают кичем, но он же оригинальный. Это новая «фишка» Казани. Поначалу и Эйфелева башня считалась французами безвкусной и даже уродливой, а сейчас это мгновенно узнаваемый символ Парижа. Пусть здания в Казани будут разными и даже спорными по архитектуре и стилевому решению. Не хотелось бы только, чтобы они были безликими, никакими.

МЫ РАБОТАЕМ В ПРЕМИАЛЬНОМ СЕГМЕНТЕ, ОН МАЛОЭЛАСТИЧНЫЙ

— Вы почувствовали кризис?

— Подорожание у наших поставщиков произошло на 30 - 40 процентов. Но мы работаем в премиальном сегменте, он малоэластичный. Все говорят про кризис 2008 года, но мы его тогда даже не заметили, тот год был для нас рекордный. У меня большая надежда, что нас не коснется и этот кризис. Проблема в том, насколько долго он продлится. Ведь нынешний кризис не классический, не капиталистический, это не кризис перепроизводства. У нас же проблема управления и качественного менеджмента. Этот кризис, как говорят на спортивном жаргоне, мы «привезли» себе сами. Вот это меня пугает. Сколько было времени подготовиться, разработать и экономические меры, и политические. Не знаю, насколько качественно удастся обуздать его и сколько придется терпеть. Год выдержим, два, возможно, выдержим. А больше? А если 10 лет, как в Латинской Америке? Аргентина в 30-е годы прошлого века была очень передовым государством, ВВП которого был больше, чем ВВП ведущих европейских стран. Из-за некачественного управления откатилась назад. При этом рядом бурно развиваются Бразилия, Чили. Все зависит от менеджмента. Татарстан показал, что, находясь в тех же самых экономических, в частности, налоговых условиях, что и другие регионы страны, можно построить за короткий срок передовую экономику. Если бы вся Россия так развивалась, что бы было!

— Поставщики на 30 - 40 процентов подняли цены. А в остальном?

— У нас был мощный конец года — мы в три раза превзошли стандартный декабрь. У нас сотрудники не успевали обрабатывать заказы. Конечно, после такого всплеска должен быть спад. Но я смотрю по цифрам — январь закончился, и он стандартный.

— Насколько будет падение?

— Надеюсь, нас коснется в последнюю очередь, мы премиум-сегмент.

— Может быть, стоит разработать несколько вариантов бюджета?

— Делаем, копим подкожный жир. Средства должны быть. Моя гордость в том, что у нас за все время существования компании ни одного дня задержки зарплаты не было. Мы стремимся это соблюдать. У нас есть сотрудники, которые по 7 - 8 и даже 12 лет работают. Они на наших глаза подняли свое домашнее хозяйство, мы вместе идем выбирать машину, покупать дачу. Как одна семья. Не могу представить ситуацию, если придется им сказать, что денег нет.

РЕПРЕССИИ ТАТАРСКУЮ ИНТЕЛЛИГЕНЦИЮ ЗАДЕЛИ ОЧЕНЬ СИЛЬНО

— Чему посвящаете свободное время?

— Очень люблю спорт. До сих пор хожу качаться в тренажерный зал в «Планету Фитнес» и дома должен за определенное время на кулаках 300 раз отжаться. Любитель качалки с юности. Запах тренажерного зала, железа, пота... Я прихожу и должен это понюхать, почувствовать. Увлечение началось еще в Казанском университете, тогда спортивный зал был в Богоявленском соборе на Баумана. Наверху был баскетбольный зал, а внизу — штангистский. Это потом здание передали Казанской патриархии, еще не было «УНИКСа», куда потом переехали кафедра физвоспитания и спортзалы. Мы говорили тогда: «Сегодня вечером в церковь идем». Это означало, что мы идем в спортзал.

Практически каждые выходные мы с женой ходим на беговых лыжах — на Кордоне, на Дубравной, иногда тут на Казанке. Бежим, как заряженные, километров 10.

Еще люблю возиться с комнатными растениями. Это у меня с детства. Сейчас все окна в нашем салоне «задрапированы» моими зелеными питомцами — их уже около 60.

Ну и в последнее время интересуюсь историей, в частности, нашего народа.

«Я видел, как постепенно очищают фрески XVI века, как они проявляются. Так же и мы отскребаем свою историю от ветоши»

— В комментариях не спорите с Рафаэлем Хакимовым?

— Не считаю себя здесь достаточно компетентным. У меня ведь как началось. Мой дед был одним из татарских просветителей — Салах Камал. В 15 лет он уехал в Константинополь, окончил там Константинопольский университет и затем вернулся и преподавал в медресе в Оренбурге. У нас были два широко известных медресе: «Мухаммадия» в Казани и «Хусаиния» в Оренбурге. Фактически многие татарские просветители, деятели культуры преподавали или учились либо в одном, либо во втором медресе, но все равно они были в одной тусовке. Фатых Амирхан, Габдулла Тукай, Хади Такташ, Галиаскар Камал, Шариф Камал, Салих Сайдашев — это все была в разные годы одна среда общения. Папа рассказывал, что сидел на коленях у Мусы Джалиля. Я спросил: как же так? Джалиль старше тебя, но младше моего деда. Оказывается, он был студентом деда в «Хусаинии». По рассказам отца, Сайдашев был приятелем моего деда и частенько ночевал в его доме на улице Волкова. Интересно, что выходец из этой среды Юсуф Акчурин был основоположником теории пантюркизма, первым советником Ататюрка, когда тот задумывал и осуществлял свою революцию, превращая Турцию в светское государство. Связи татарской интеллигенции с Константинопольским (Стамбульским) университетом, а через него с турецкими реформаторами были очень тесными, постоянно шел обмен преподавателями, студентами. Мы с братом начали интересоваться джадидистами, направлением просвещенного европейского ислама, который они культивировали. Стали вникать, попались на глаза исторические книги и статьи Льва Гумилева, Рафаэля Мустафина, Рафаэля Хакимова, и единая картина стала вырисовываться.

Дед мой знал 11 языков, мы нашли его личное дело. Он был заведующим отделом редких книг и рукописей в библиотеке имени Лобачевского Казанского университета. Мог читать на древнеарабском и древнеперсидском языках, и по тем временам это была большая редкость.

— Репрессии советской власти задели вашего деда?

— У него отобрали все документы о высшем образовании еще в 1905 году. Царское правительство джадидистов тоже не приветствовало, были обыски. У него все забрали и больше никуда не пускали. У него было около 40 серьезных научных трудов, в том числе и по истории ислама, а после революции он уже писал методички о технике вырезания из картона и тому подобное. Его жена, моя бабушка Зайнаб Камалова в 30-е годы создавала вместе с ним средние школы, медресе, в начале 50-х за свою педагогическую деятельность была награждена орденом Ленина, другими наградами. Я полагаю, что вся семейная идеология шла все-таки от деда. По сути, он говорил, что надо делать, но сам не высовывался, потому что это было опасно — всех его соратников уничтожили, например, его дядю и близкого человека татарского просветителя Джамала Валиди. Репрессии татарскую интеллигенцию задели очень сильно.

Сейчас Хакимов описывает происходившее с большей высоты. История, которую нам преподавали, вся была какой-то фрагментарной и искаженной. Только сейчас начали, например, говорить про Великую Тартарию, потому что появился доступ к другим источникам — китайским, например, откуда можно узнать про переселение народов, про восточных и западных хунну (гуннов). Я сам, когда жил в Европе, видел в музеях древние карты, на которых на территории нашей страны и в том числе нашей республики было написано Grande Tartarie. И город Сazan на реке Wolgae я там находил. Очень это меня тогда удивляло. Мне все это напоминает реставрацию Благовещенского собора, куда меня приглашали для консультаций. Я видел, как постепенно очищают фрески XVI века, как они проявляются. Так же и мы отскребаем свою историю от ветоши.

— Наш традиционный вопрос — три совета для успешного бизнеса.

— В любом деле нужно его любить. Если просто хочешь деньги заработать, получится или нет — неизвестно, а если любишь, если искренне увлечен своим делом, тогда успех будет. Это первое. Второе — кропотливая работа. Шаг за шагом изо дня в день. Моя мама часто говорила: каждый день хоть воробьиный, но шаг вперед. И третье, то, что от нас не очень зависит, — должна быть удача. Просто должно повезти, ты должен оказаться в нужное время в нужном месте. Тут уж только остается свою карму укреплять, это иррациональная составляющая.